Калека

Анатолий Жилкин
       И ни то чтобы я не прожил без тайги, - нет! – я дышать без нее не могу! – задыхаюсь в суете людской. И собачки мои тоже. Тайгой живу, врозь тоскую, мечтаю о встрече с ней. Жизнь планирую с мыслью о тайге. На сегодня планирую, на завтра и дальше, – за горизонты, а в уме она – любимая тайга.
Кто я по жизни? – спросите. Я тот, кого осмелилась родить земля, имея на меня свои виды. Так я думаю. Я не добытчик, не промысловик, я, хочется верить, часть того разумного, чем должен, по-моему разумению, стать человек, если он не случайный прохожий по дороге жизни. Я не «случайный», - я человек тайги, реки, неба и всего того, без чего терялся бы смысл моего пребывания здесь, на нашей планете.
       Накануне вечером заехал я в свою таежную избушку. Планировал на недельку, другую. Хочу добыть зверя, хорошо бы сохатого, семье на пропитание. Гром и Лайма, мои собачки, они со мной. Гром в силе пес и в летах крепких. И на пушного зверя идет, и на медведя, и на лося, и с пернатыми - тоже научился ладить.
Лайму надо в паре пускать с Громом, посмотрю на нее в деле. Пусть опыта набирается, ей на пользу. По приметам, добрая собачка растет, умная и помощница в охотничьих делах.
       До базовой избушки добирались на лодке по знакомой с детства реке. Прошлым летом закончил все работы по благоустройству этого зимовья. В конце лета и печь завез новую. Сам сконструировал, сам сварил и установил тоже сам. Печка получилась на загляденье. И греет, и режим «длительного горения» работает без перебоя. Если с вечера подкинул дровишек, то в «эконом» режиме, до утра спи спокойно, волноваться нет причин. Утром разворошил угли, пару полешек в печь и через пять минут чаек готов.
       Перед отъездом прикинули число мишек на нашем участке. Батя уже не охотится, - завязал говорит, - он больше на рыбалке пропадает. Участок мне передал. Считали без фанатизма, на факты опирались. Вышло, что на моем уделе, а он километров 80 в длину, и если соседний плюсом, это ещё километров 40, то «косолапого» под сотню наберется. А конкретно на моем: штук с полста точно жируют, это как пить дать. Берлоги, - пара штук, - тут же, метрах в 100 от зимовья обустроены, по-хозяйски сработано. Дикий медведь, который в силе и здоров, он для человека не опасен. Бывали случаи, нос к носу сходились. На ягоднике, к примеру, во время сбора: брусники, черники, голубики, малины ли. Медведь рыкнет и наутек, без оглядки метет. Ему человек без надобности. Он уверен, что среди людей ему ловить нечего, одни неприятности кругом. Страшно, конечно, но на любителя, только испуг! - и проявляется он у всех по-разному. Случается, и глаза от него режет …
       А вот «домушник»! - тот не боится ни человека, ни собаки, ни выстрела, ни крика, ни грохота. Кто бы что ни говорил по этому поводу, но мы-то, местные, знаем, - на своем горьком опыте научены, - с этим медведем наука о «животном мире» не годится. Он либо постарел для охоты, либо болен, либо калека какой, – подранок, к примеру. Да мало ли всяких увечий, можно получить в дикой природе. Те же поединки во время гона. Хорошо, если живым вышел, а о потерях в пылу драки думать не приходится. Природа требует: умри, но род свой продли. И умирают мишки, без лап остаются, кого и пополам порвут. Такая силища против силищи прет. За то и хозяином тайги нарекли, что равных по силе ему нет. Ни по силе, ни по смекалке, ни по расторопности, ни по живучести. Он один такой, других в нашей тайге не водится.
      Осенью мишка и в мою избушку заглянул. Особого беспорядка не оставил. Так, по мелочам: шкафчик со стены сорвал, масло растительное из бутылки выпил, благо она пластмассовая, проткнул клыком и выдавил в себя любимого. Банку со сгущенкой нашел, как он их распознает и вскрывает как? - порожняя банка, опустошил «засранец». И ушел. За зиму ни разу не вернулся. У соседей проказничал: в домах шороху наводил, собак с цепи снимал, буренку задрал. Напросился косолапый на жакан промеж ушей, сам и напросился. Свалить ни на кого не свалишь, тут уж без вариантов, - его работа! Лицензию на отстрел медведя я уже получил. Это 12-я будет, если считать от начала. Но дикий от «домушника» тем и отличается, что дикого и отпустить не грех, а вот «домушника», кровь из носа, а добыть надобно. Начнется грибной сезон, потом ягодный. А задерет кого, не оберешься потом, вся жизнь пойдет под откос: и себе, и детям моим покоя не дадут. Скажут люди, упрекать станут: какой ты «медвежатник», коль селян защитить не сумел?
      Охота без понуканий! – это удовольствие для мужика во всех отношениях. Тут все на равных: и ты, и зверь. У каждого свой шанс в запасе. Хочу и отпущу, если посчитаю нужным. Или обхитрит меня зверь, – тоже дело, - мне наука. Но людей защитить, эта обязанность без лишних слов, она на первом месте! Тут уж никакого выбора и пощады ждать не приходится. Либо ты его, либо он тебя – без вариантов, как говорится.
      Гром взял след и уже около часа преследовал медведя. Работал с расстояния, метров с 10,15, на рожон не лез, не задирался и не рисковал лишний раз. Молодец! Кому-то по душе «кусучие» собаки, а мне, наоборот, по душе - мои. Он и по сахатому стал работать с расстояния. «Корова» с теленком стоят, на него смотрят, с места не сходят. А для меня это, как раз то, что надо. И тявкает иногда по щенячьи, будто не на зверя вовсе, хитрить научился. И меня к своим повадкам приучил. Умный пес, грамотно работает, соображает, что к чему. Иногда, правда, срывается на визг. Но это в том случае, если я не поспеваю за ним, а зверь вот-вот уйдет. Сохатый, если рванул на «хода», то километра 2,3 не остановится. А это уже расстояние. По тайге, это не по ровной дороге, через «чертополох» продираться – не прогулка по пляжу.
      Медведь тоже хитрил, делал вид, что собака его не интересует, будто он ягодой занят. Перемещался от «курешка» к «курешку», не обращая на Грома внимание. Я крался по мху, увязая по колено. В руках была старенькая одностволка двадцатого калибра. Рискованное это дело на медведя с одним стволом идти. Можно и на неприятность нарваться, если перезарядить потребуется, а у тебя «мондраж» и патрон с перекосом пошел. Но деваться некуда, «домушник» на мушке. Стволы у одностволки длиннее современных ружей, и патрон снаряжен не модной пулькой, а обычным жаканом и снарядил его я сам, не заводской закрутки. Ружье, хоть и старенькое, но ни разу не подвело: ни меня, ни батю. Бьет точно и убойное, что твоя трехлинейка.
      Я присел, оперся на колено, прицелился и выстрелил. Медведь подпрыгнул на месте, видать с перепугу, и рухнул. Гром кинулся к мишке и давай хватать за шкуру. Я подошел ближе, добил для надежности. Все-таки медведь, а он способен на многое. Но оказалось, что первым жаканом пробил шею, а пуля застряла в черепе. Первый выстрел оказался смертельным.
      Тушу я наскоро разделал и прикрыл распорками от ворон. Взял только внутренний жир и желчь. За остатками решил приехать утром на вездеходе.
      И так, лицензию на медведя я «закрыл», но «осадочек» остался. Медведь оказался не тем «домушником», которого приговорили. «Домушник» жив и невредим, а это проблема для всех. Мой, по всему видать, «проходной» мишка, совсем даже не местный.
      С «домушником» мы встретились зимой. Случилось это в моем старом зимовье. Избушка эта примечательна тем, что возводил я ее первой. Четыре венца на оклад, потом двускатная крыша и по ней потолок. И все это лично - в моем собственном исполнении. Дверь из «сороковки» на клин, без запора снаружи, и окошко со стеклом. Намотавшись по тайге до «метляков» в глазах, прилег я отдохнуть и незаметно для себя погрузился в глубокий сон. Умаялся видать. Гром пристроился под лавкой и тоже «закемарил». Ружьё я пристроил в углу, но, в час «смертельной опасности», и не вспомнил в каком именно.
      И вот, глубокой ночью проснулся я от звона стекла. «Продрал» глаза, но в потемках ничего не разобрать. Гром повизгивал и бросался в сторону окна, будто предупреждал об опасности с этой стороны. Наконец, я проснулся окончательно и сразу заметил, что кто-то шарит по столу, сгребая все припасы. Меня аж подбросило на лежанке и моментально дошло: - заявился мишка, и он уже наполовину в избушке. Впервые за свою охотничью жизнь я испугался по-настоящему. «Где ружье? Заряжено ли оно? Где фонарь? И вообще, почему медведь не боится человеческого духа? Он что, - больной что ли»? - мысли роились в голове, обгоняя друг дружку. Я заорал, что было сил …
И тут медведь замер. Он наполовину, - одной лапой и мордой, - был уже в избушке. Это позже, когда исследовал следы, я понял, что мишка - калека. Если бы был здоров, то непременно залез в избушку. А этот не смог, что-то с ним не того? – не совсем здоров, что ли?
      Когда все закончилось, и мишка убрался восвояси, я взялся внимательно исследовать следы под окном. Одна лапа у медведя оказалась вполовину меньше трех остальных. И он, по всему видать, прихрамывал на нее достаточно заметно. «Подранок»! – сомнения рассеялись. Этот ни перед чем не остановится, ему терять нечего. Либо поесть, - и продолжить жить, - либо окочуриться с голодухи. Других вариантов на жизнь у него не осталось.
      Но больно хитер оказался медведь, в действиях его никакой логики, - деревни стороной обходит. Если и заглянет к кому, то либо дом на окраине, либо зимовье на удалении. На охоту выходит не по расписанию, как у всех принято, а по своему разумению. Я ему и приваду оставил, и в избушке хитрый «сюрприз» смастерил. Он ни на какие мои уловки не повелся. Вместо того, чтобы в дверь войти и получить бревном по хребту, он, в другой раз, как-то умудрился: влез в окно и через окно назад выбрался.
Приваду обнюхал, потряс и только ухмыльнулся. Раз притронулся и все, - бросил и ни разу не вернулся к ней.
      Приваду в бочку металлическую помещают. Обычно тушу животного, которое по недосмотру покалечилось и погибло, по своей же вине. Так тоже бывает и не редко. Хозяева обычно звонят и сообщают, где и с кем это случилось, предлагают забрать тушу для охотничьих нужд. Мой мишка видать «слышал» об этом, поэтому не повелся.
      К медведям у нас особое отношение – если он здоров и бодр, то его за своего привечают. Если пакостит направо и налево, то такого соседа сторониться надобно. С таким не ужиться. Потому что он, в конце концов, и на крайние меры готов пойти. Задерет кого, потом не оправдаешься.
Скажут люди: «Ты медвежатник по мужской линии, тебе и карты в руки. Понапрасну не стреляй, но и порядок поддержи, будь так любезен». У нас халатного отношения к здоровью людей и лесных обитателей не прощают. Коль допустил оплошность, по жизни клеймо носить придется. Себе же и не простишь, если беда какая по твоей вине приключится. Тайга! – у нас всё по-настоящему, мелочей тут нет.
      С моим «домушником» повстречались случайно. И встреча эта, для меня лично, оказалась «поворотной» во всех отношениях. Собаки в тот раз взяли след, а позже подняли и зверя. Он их в болото заманил, перехитрить пытался. Кругом топь, вода, грязь. У собак возможность для маневра скукожилась. А медведю того и надо. Говорю же: – хитрец мишка! Я тем временем успел почти вплотную подобраться. Считай, на выстрел сблизился. Медведь меня не заметил сразу, близко подпустил. Собачки отвлекали умело, на расстоянии держались, закружили косолапого. Я в бинокль глянул и «осекся» с выстрелом. Мишка, и правда, чистой воды подранком оказался. У него не задняя, а передняя лапа повреждена – расти перестала, подсыхала видать. Чья-то пуля покалечила хозяина тайги. Так нельзя охотиться, - грех на душу брать, - и зверя калечить.
      Вдруг наши глаза встретились. Медведь присел на задние лапы, потом развернулся в мою сторону могучим торсом. «Стреляй, мол, охотник! - вот он я – не промахнись только. Измучился я! - это не жизнь, мне все опостылело, – стреляй»! - или мне послышалось?
      Я вскинул ружье, прицелился, был уверен, что срежу косолапого с первого выстрела. А палец как окоченел. Не смог я убить калеку. Повернулся в противоположную сторону и зашагал прочь.
      С собаками, правда, пришлось потом повозиться. Забастовали, обиделись на меня, отказывались помогать, но недолго сопротивлялись, - простили. А я не смог! И глаза его запомнил, думаю, надолго, - навсегда запомню! В них столько всего читалось: и боль, и обида, и усталость, и готовность умереть в тот раз, не сходя с места.
Взгляд говорил: «надоело мне все, - давай смелей, - заканчивай со мной, чего ты тянешь? Освободи душу, устала душа». Так я его понял, услышал так. Никому не рассказал о нашей встрече, ни с кем не делился своими догадками.
А медведь мой ушел! Третий год минул, а он будто сквозь землю провалился. Вот ведь как бывает. Я его пощадил, и он меня не подвел.
      С тех пор лицензию на отстрел мишек не беру. При встрече они, как один, хмыкнут ли, рявкнут ли - и в кусты, будто сговорились. Сарафанное радио в чистом виде. Даже мои собачки сообразили, что медведи с хозяином, будто договор заключили. Ни он их не трогает, ни они ему не досаждают.
      Так и живу с того дня – «не медвежатником»! И ничего – привыкаю помаленьку.