Бабка Белкина работала реаниматологом в морге, так она гордо говорила абсолютно каждому, даже, нет, особенно тем, кто ее слушать категорически не желал.
- Реаниматолог в морге? Там же все мертвые! Поздно уж с ними что-то делать! - усмехались наиболее стойкие слушатели, наивно полагающие, что смогут своими логическими, правильными утверждениями спустить бабку на землю или же вправить ей древние мозги. Кроме того всем очень хотелось добавить, что с виду бабка Белкина и сама скоро станет клиентом мрачного заведения, в котором, якобы, она работала.
- Естественно! - радостно вступала в дискуссию Белкина. - Но вот ты мне, голуба, скажи: что первее мрет? Тело или душа?
- Процесс происходит практически одновременно! - важно, со знанием дела, словно помирал не раз и не два, отвечал собеседник и собирался уходить. Но бабка Белкина не привыкла выпускать добычу из чутких рук, поэтому назойливо зудела:
- Эээээ, милок! Ошибаешься! Тело без души может хоть сто лет прожить! И вот когда оно мрет, тогда уж в самый обычный морг. Но вот ежели душа вроде бы умирает, а тело еще живет, то тут тоже морг, но условный. В нем-то я и работаю! Сейчас-то понятно?
- Понятно, понятно, - обычно отвечал собеседник, естественно, соврав, и торопливо уходил, дав себе зарок с сумасшедшими больше в дискуссии не вступать. Ни за какие коврижки! Пусть себя хоть русалками называют!
Бабка Белкина довольно улыбалась и когда отпускала собеседника с миром, а когда и строго говорила:
- А ты, как я посмотрю, грязный весь! Душеньку ведь тоже чистить надо, а то так и до морга не далеко! До того, в котором я работаю.
- Тьфу на тебя, карга старая! - обычно ругался уже разозленный собеседник и все-таки убегал, а бабка Белкина вздыхала и философски пожимала плечами.
- Мое дело предупредить, а там сам решай! - кричала бабка в пустоту улицы.
Бабка Белкина была вовсе не стара. Сколько ей было? Семьдесят лет? Разве это старость, особенно сейчас? Нет, конечно. Но Белкина, подойдя к этому "счастливому" десятилетию в своей жизни, решила добровольно состариться: начала носить темные платки и разношенные туфли, теплые жилетки и длинные, мрачные платья.
- Люди снисходительны к старости, они ее боятся, жалеют и слегка презирают, всё пытаются обмануть время, молодятся, думают, если морщины разгладили или платье дорогое напялили, время ошибется и скажет: "Ах, простите! Это наверняка неверный адрес, и не вам я еще пяток лет и геморрой принесло!" Ха! Наивные какие! Как ни крутись, ни хитри и ни юли, а старость придет. Так чего же ее ждать, трусливо закрашивая седину, молодясь, вызывая у окружающих лишь брезгливое отвращение и насмешку? Нет! Лучше уж ринуться вперед! Сказать ей: вот она я! Зови меня бабка Белкина, даже не Мария Сергеевна Белкина, а именно бабка! Я буду гордо нести это имя! Смогу говорить все, что в голову придет! Смогу чудить, смогу нести чушь и правду вперемешку! Какой спрос с бабки? Да еще той, которая работает реаниматологом в морге! Завидуй моей работе, старость! Ты лишь снашиваешь наши тела, а я возрождаю души! Ну, скажи, старость, ты хоть что-то можешь создать? А я могу! Ты не страшна мне, старость, это я тебя выбрала, а не ты меня!
Этот страстный монолог бабка Белкина произнесла на даче, в розарии любимого мужа Олежки, который в это время ремонтировал балкон в городской квартире и даже не подозревал, что его жена теперь не просто милая, уютная, хоть часто вздорная Машка, а бабка Белкина, смело бросившая вызов старости.
- А самое смешное знаете в чем? - бабка Белкина наклонялась к розам, шумно их нюхала и, оглянувшись, словно та самая старость стоит за ее спиной и чутко вслушивается в слова Белкиной, шептала:
- Я же ее обманула! Притворилась старой, но сил-то у меня побольше, чем у некоторых молоденьких! Видите как интересно получается: с виду-то я бабка, вот старость и не тратит на меня свой тлен, а на самом деле я о-го-го! - Белкина ехидно хихикала, а розы, убаюкивая неугомонных бронзовок в душистых лепестках, и сами дремали и тихонько думали: "Все-таки эта Белкина спятила!"
Мария Сергеевна Белкина с детства была особой счастливой и какой-то слишком уж чистой, даже можно сказать глуповатой и наивной. В то, что на белом свете существуют предательство, горе, болезни и смерть, Машка не верила. И, что самое интересное, все эти черные всадники тоже не обращали на девчонку никакого внимания. Словно она своим неверием сделала себя невидимой для всяких пакостей. До поры до времени, конечно.
- Ох, Машка, слишком уж ты открытая, искренняя! Зачем всем рассказываешь, как с мужем хорошо живете, как любите друг друга? Сглазят! Вот попомни мое слово, сглазят! - остерегала счастливую, вечно румяную Машку родная мать - женщина, измученная страхами и дурными мыслями, пугающаяся любой преграды, любого испытания и неизменно восхищающаяся дочерью, которая все мелкие жизненные невзгоды умудрялась просто не замечать.
- Вот глупости! Какой такой сглаз! Ничего не будет! - Машка дерзко шмыгала носом и смеялась над материнскими страхами. - Вечно ты мама каркаешь! Ну что, что может произойти?
- Ой, много всего! И разлюбить тебя Олег может, и бросить, и...
- Не может, не может, никогда на свете! - смеялась Машка и, к изумленной радости матери, неизменно оказывалась права. Все завистливые взгляды, все сплетни и наветы отлетали от Машки, как резиновые мячики от бетонной стены.
- Вот упрямая! - вздыхала мать, восхищаясь и немножко завидуя этой легкости, а сама, не умея жить по-другому, продолжала бояться за всех. На эти страхи у нее уходило много сил, больше, чем она могла себе позволить. Поэтому она часто болела, бывало, лежала пластом, не в силах приготовить простенький обед. Тогда Машкин отец злился и шел обедать к дочери, у которой и стол всегда ломился, и сама Машка была здорова, весела и беззаботна, и даже не подозревала, как тщательно обсуждается ее жизнь на городских лавочках:
- Еще бы ей не веселиться! Сидит себе дома, бигуди на башку крутит, да борщи варит! С таким мужем жить - как у Христа за пазухой!
- И как ее за тунеядство не привлекут?
- Так муж ее к себе на завод устроил. Фиктивно, конечно! То ли уборщицей, то ли секретаршей.
- Ах змеюка! С виду вся такая невинная, а на самом деле... какого мужика себе отхватила! Не иначе, как из семьи увела, гадюка!
- Вдовец он, лишнего-то не наговаривай!
- А детей своих куда дел? В приют отдал, что ли?
- А они у него были? Что-то ты, Максимовна, злющая сегодня! Опять внучок пенсию пропил?
- На себя посмотри! Сидишь тут целым днями, в собственную квартиру боишься вернуться!
- Обе вы хороши!
- Да ты бы молчала! У тебя дочка уж пятый раз замуж выходит!
Городские сплетницы сцеплялись языками, плевались обвинениями и проклятиями и про Машку временно забывали.
Машке было все равно, пусть, что хотят, то и выдумывают. А у нее муж любимый есть, квартира есть, достаток, здоровье есть, сынок скоро родится, вот и настанет абсолютное счастье. Мать снова боялась и снова надоедала предостережениями и страхами, но Машка шла по жизни уверенно, легко, словно до самых тонкостей знала свою судьбу.
Так ей казалось до того самого страшного в ее жизни дня, когда утонул ее любимый и единственный сын.
- И ведь всегда боюсь, волнуюсь, а в тот день как будто бы одурманил меня кто! Отпустила Олеженьку на то клятое озеро, и мысли дурной не было! Ах, я дура, дура, - Машкина мать каталась по полу, билась головой об стены и рвала на себе волосы, словно пыталась совершить фантастический и невозможный обмен: оживить внука, а самой сгинуть. Машка же окаменела, не в силах осознать эту простую, но такую непонятную ей мысль: сына больше нет. Было у нее два Олежки - муж и сын, а теперь остался один. Куда второй делся? Утонул? Нет, не может быть! Олеженька превосходно плавает, она его даже лягушонком ласково называет. Нет, Олег не мог утонуть! А что же с ним тогда произошло? Где он?
- Где Олеженька? - спрашивала Машка у мужа и родителей и, не слыша их объяснений, сама себе объясняла. - Уехал? В спортивный лагерь? А когда вернется? Их там хорошо кормить будут?
Машка быстро, не давая себе времени осознать произошедшее, придумывала себе другой мир, где ее сын - тринадцатилетний Олежка - жив и здоров, просто уехал в спортивный лагерь, там живет и учится и все у него просто прекрасно.
- Не трогайте ее, не разубеждайте, дайте время прийти в себя, - посоветовал Машкиному мужу знакомый врач, а на вопрос, не сойдет ли Машка с ума, лишь пожал плечами и выдал неожиданное:
- На все Божья воля.
Но потом добавил:
- Таблетки я ей выпишу. Должны помочь.
То ли таблетки помогли, то ли действительно у Господа Бога были на Машку свои планы, но Машка в себя немного пришла, хотя и не перестала верить в то, что ее единственный сын живет где-то очень далеко, где нет телефона, куда не доходят письма и телеграммы. И жизнь ее снова потекла размеренно и счастливо. Дом, любимый муж (и сын, просто живет не дома), бигуди и борщи, дача, затем болезни и уход родителей - больно, но мир так устроен, дети родителей всегда хоронят... Можно сказать, жизнь у Машки удалась, и к семидесяти годам она подошла бодрой, уверенной в себе дамой, неожиданно и дерзко решившей сделать шаг (или это был вызов?) навстречу старости. Олежек - муж - состарился еще раньше. Как на пенсию вышел, так и решил, что теперь надо не жить, а доживать. Купил у соседей участок - заросший и неухоженный, развел там прекрасный розарий, а потом и вовсе решил, что в квартире ему тесно и неуютно, а розы требуют ухода и поэтому лучше им с Машкой переехать на дачу. Благо там и домик у них имелся приличный, и коммуникации все провели, да и поселок этот стал уже не дачным, а вполне себе пригородным. Появились магазины и даже библиотеку неравнодушные дачники организовали. Чем не жизнь?
- Не жизнь! - решительно отказалась Машка от этой затеи. Марии Сергеевне нравился город, его шум, гам и заполошность. Нравилось смотреть в окно и наблюдать за соседями и абсолютно незнакомыми людьми.
- Именно поэтому я и хочу переехать на дачу, - объяснял Олежка, но его любимая Машка впервые наотрез отказалась его понимать. И решено было разъехаться: он к розам, на дачу, а она в городской квартире. "Разъехаться" - было сказано слишком громко. Дача, как уже было сказано, была в пригороде. Ехать до нее минут сорок на автобусе, разве это расстояние? Вот и получалось, что виделись супруги почти каждый день, да еще посмеивались: как молоденькие влюбленные себя ведут! То он к ней с цветами и свежими овощами-фруктами, то она к нему с чистыми рубашками и пирогами. Даже забавно, словно на свидания бегают! Как это ни странно, но эта мнимая разлука пошла на пользу седому Олежке. Как тут не помолодеть, когда к любимой жене спешишь с букетом обворожительных роз? Забегаешь в магазин за конфетами или пирожными, а потом, словно тебя выгнали из квартиры строгие родители возлюбленной, поздно вечером едешь обратно на дачу, к тем самым розам, покою и двум приблудным псинам.
А Машка мыла посуду после "свидания" и мечтательно улыбалась, думая, как интересно, когда в старости продолжаешь играть в нелепые, непочтительно относящиеся к возрасту, игры.
Наверняка так бы Мария Сергеевна и Олежек дожили до глубокой дряхлости и умерли в один день и час среди любимых роз, если бы не случай. Или не Божья воля, что, по сути, одно и то же.
Однажды, когда бабка Белкина приехала на дачу, Олежек коротко сообщил ей, что дача на окраине поселка, та, что принадлежала этим сволочам Росявкиным, продана. И что новый жилец уже вкусил всю прелесть общения и заключения сделок с этой "прекрасной" семейкой, которую в младенчестве нашли уж точно не в капусте, а, скорее всего, на помойке.
- Иду по улице, смотрю, калитка Росявкинская раззявлена. Ну, думаю, то ли ветер ее распахнул, то ли новый жилец объявился. Росявкины-то за неделю до этого съехали. Долгов понаделали и смылись, паразиты! У Михалыча пять тыщ заняли, я ему так и сказала, что он дурак и пень, нашел кому деньги давать! - так Белкиной рассказывала волнующую историю знакомства с новым обитателем поселка бабка Матвеевна - существо древнее, но юркое, бойкое и крайне любопытное. - Я во двор, конечно. Батюшки, и в дом дверь нараспашку! Ох, даже заволновалась немного, - врала Матвеевна, забывшая это чувство давным-давно, - ну, зашла. Смотрю, дом пустой, грязный, конечно. С Росявкиных сбудется, они бы и нарочно мусора натаскали, лишь бы пакость сделать. Крадусь по дому, как мышь, аж вздрагиваю от важности момента. И вот в спальне и вижу его. Лежит, сиротинушка, на лавке, куртешкой накрылся и посапывает тихонько. Ну, думаю, то ли вор-дурак, то ли новый хозяин. Ткнула его так легонечко и спрашиваю: ты кто будешь, а? А он глаза открыл и так на меня злобно зыркнул! - снова брехала Матвеевна, подслеповатые глазки которой уже плохо различали лица.
Бабка Белкина, с трудом сдерживая раздражение от велеречивости Матвеевны, попросила рассказ сократить до сути, а вот ее изложить коротко и быстро.
- Ну тебя, Машка! В кои-то веке у нас что-то интересное случилось, а ты рассказать спокойно не даешь! - обиделась Матвеевна и ушла, не закрыв за собой ни дверь, ни калитку. В отместку за такое непочтительное поведение. Белкина лишь усмехнулась, поставила на плиту чайник и пошла в розарий, чтобы подробно узнать у Олежки о новом жильце.
- А чего там рассказывать? Надурили его Росявкины. Договаривались, что продадут дачу с мебелью, посудой и картошкой в огороде. Деньги взяли хорошие, конечно. А сами все вывезли.
- Как? - ахнула Белкина.
- А вот так! А этот чудик, Алексей его звать, приехал сюда с пустым карманом. Думал, на все готовое. А тут на тебе! Дом пустой, в огороде мыши бегают. Спи где хочешь, ешь что хочешь. Лавку он нашел в сарае, а с едой хуже. Голодал три дня, так он Матвеевне сказал.
- Как голодал?
- Я же тебе объясняю! Все, что было в карманах, отдал за дом. Ему ж Росявкины и обстановку, и урожай пообещали оставить! Вот и думал, приедет, а тут посуда, и мебель, и картошечка, и лучок всякий. Не рассчитывал на такое нарушение договоренностей. Теперь ясно?
Белкина лишь головой покачала от изумления.
- Матвеевна об этом инциденте всем рассказала, конечно. Сама этому простофиле картошки и сала отнесла. Я кровать старую отволок, одеяло и подушку. И соседи в стороне не остались. В общем, обеспечили мы Леху всем необходимым. Да я ж не сказал тебе! Художник он! А они все странные! - со знанием дела сказал Олежек и посоветовал Машеньке самой сходить в гости к новому соседу. - В любом случае он лучше подлецов Росявкиных, - расстроено добавил Олежек.
- Много им одолжил? - спросила мудрая Белкина и, не дожидаясь ответа, обняла мужа. - Не переживай, значит, так надо было. Я сейчас в магазин сбегаю и пойду знакомиться. Не с пустыми же руками идти!
- Чая ему купи, он его литрами пьет. И конфет побольше. Сладкоежка такой, как маленький! - ласково улыбнулся Олежка, в который раз осознав, какой бриллиант его Машенька.
Художник в их поселке. Теперь понятно, почему Матвеевна отказалась сокращать свой эпический рассказ! Будь на ее месте Белкина, тоже соловьем бы разливалась. Художники - это тебе не инженеры какие-нибудь, редко встречаются. Интересно, что он пишет? Наверняка пейзажи, не зря же сюда, можно сказать, в деревню приехал на жительство. Так думала, гадала бабка Белкина и, почему-то немного робея, словно предчувствуя перемены в жизни, пошла знакомиться.
Алексей этот оказался обыкновенным человеком лет пятидесяти, одетым в джинсы и заношенный свитер (а Белкина, словно была не бабкой, а восторженной девчонкой, уже успела придумать себе загадочную, чахоточного вида личность в берете и плаще), простодушным, веселым и каким-то очень непростым. Как эти противоречивые качества - простодушный и непростой - сочетались в одном человеке, Белкина не поняла, но остро почувствовала, что показная, наивная улыбка - лишь маска за которой скрывается... кто? Злодей? Нет. Двуличный негодяй? Тоже нет. Но кто же?
Бабка Белкина, словно ей и впрямь было семнадцать, а не семьдесят, слегка смутилась и охрипшим голосом представилась:
- Мария Сергеевна Белкина, очень приятно познакомиться.
- А вы чистый бриллиант, Мария Сергеевна. Вы знаете об этом? - вместо привычного "мне тоже приятно с вами познакомиться" ответил наглец и так заинтересованно посмотрел на Белкину, что у нее слегка задрожали ноги. В его взгляде читался некий непонятный, чуть ли не научный интерес. Так натуралист смотрит на бабочку, которую собирается засунуть в морилку, а потом пришпилить булавкой к кусочку пенопласта.
- Догадывалась, - отважно ответила Белкина и засуетилась, - я вот тут вам чайку принесла и конфеток. Муж сказал, вы сладкое любите?
- Угу, - невежливо и коротко ответил художник, так же внимательно смотря на Белкину. Потом, словно приняв какое-то важное решение, вздохнул и улыбнулся, - мы с вами подружимся, Мария Сергеевна, вот увидите, будет интересно!
В тот самый момент Мария Сергеевна еще не подозревала, что буквально через несколько месяцев она начнет учиться крайне редкому и важному ремеслу - реанимации душ. В тот же самый момент непонятные слова нового соседа ее настолько напугали, что она, пробормотав что-то про срочные дела, поспешила покинуть бывший дом Росявкиных, решив, что с этим странным Алексеем она не будет общаться или, если уж надо будет перекинуться парой слов, это будет именно пара слов, не больше. И даже Олежку попросила лишний раз об этом странном художнике не упоминать и новости о нем ей не оглашать. Не интересен ей Алексей. Вот так!
Возможно, все бы так и случилось, если бы не картина. Нет, кого мы обманываем, когда начинаем говорить эти свои любимые слова: "если бы"! Как будто бы от нас что-то зависит и что-то могло пойти по-другому. Так бывает, конечно, но далеко не всегда.
- Машенька, ты только не ругайся! - когда Олежек так говорил, бабка Белкина знала: речь идет о приличных деньгах, потраченных на теплицу, саженцы, какие-то особенные грабли или на еще какую-нибудь садоводческую прихоть. Она никогда не ругалась, но Олежке почему-то всегда было приятно разыгрывать такую нехитрую сценку: проштрафившийся супруг просит прощения у строгой жены. - Машенька, я картину приобрел!
"Раз Олежка сказал "приобрел", значит, потратил не меньше трети своей приличной пенсии," - перевела слова мужа в цифры бабка Белкина и вздохнула.
- Какую? Где?
- Ты не ругаешься? Нет? Картину Алексея, помнишь его? В доме подлецов Росявкиных он...
- Помню, как не помнить! Что за картина? Показывай!
- Ох, красивая! Тебе непременно понравится!
Бабка Белкина успела подумать, что талантливо или даже бездарно написанный пейзаж прекрасно украсит большую комнату их дачного домика, но увидела картину и остолбенела. Как оказалось, Алексей пейзажами не баловался. Картина, на первый взгляд, была незамысловата: изображена на ней была каменная стена, в ней деревянная дверь, около двери человек. Он стоит спиной к зрителю, рука его лежит на дверной ручке, и непонятно, то ли он собирается открыть дверь, то ли он ее только что закрыл и сейчас проверяет, надежно ли она заперта.
Не сказать, чтобы изображение выглядело очень реалистично, но были в этой картине непонятные четкость и резкость, словно это не картина, а очки, через которые лучше виден мир. Так почувствовала Белкина, и не смогла себе объяснить эти странные ощущения.
- Ты знаешь, наверное это просто совпадение, но меня перестала мучить бессонница, уже неделю сплю, как младенец, как раз с того самого вечера, когда принес картину в дом, - признался Олежек, - я же ее почему купил! Матвеевна мне подсказала. Говорят, - тут Олежек понизил голос и смутился, - у Алексея все картины целебные. Глупость, наверное. Просто самовнушение. Но сплю я прекрасно! И сил, вроде бы, прибавилось. Ты не будешь ругаться, Машенька?
- Не буду, - машинально ответила Белкина, не отводя глаз от картины. Вдруг ей страстно захотелось узнать, а что же там, за этой дверью? И кто этот человек? Почему он прячет лицо? Да, да, именно прячет! Белкина была в этом абсолютно уверена. - Так этот Алексей не думает отсюда уезжать?
- Нет, что ты! - испугался Олежка. - Знаешь, с тех пор как он приехал, нам здесь как-то спокойнее жить стало и... - Олежка задумался, пытаясь подобрать нужное слово, - чище. И помнишь, нас всех пытались с тарифом на электричество надуть? И мы письма писали, а от нас отмахивались, как от попрошаек? А сейчас вдруг все решилось в нашу пользу! Само по себе, представляешь? Совпадение? Как думаешь?
- Наверняка совпадение! - решительно соврала Белкина и сказала, что картина ей так нравится, что она тоже хочет такую. Не копию этой, конечно, но того же художника, то есть загадочного Алексея.
- Так сходи и выбери! У него этих картин! Ух, сколько! Ты ведь к нему долго в гости не заглядывала? Почему, Машенька? Сходи, сходи обязательно! - Олежек суетился и радовался, что ему не влетело за не одобренную женой покупку.
Что ему сказать? Как себя вести? Белкина чувствовала себя девчонкой-подростком и от нерешительности плелась до дома подлецов Росявкиных (вот же прилипло к дому имечко!) минут двадцать. Но потом вдруг осознала: она, Мария Сергеевна Белкина, обманувшая старость, притворившись бабкой Белкиной, и трепетать перед пятидесятилетним мальчишкой ей уж совсем не к лицу! Белкина расправила плечи, листом лопуха вытерла запылившиеся туфли и решительно направилась навстречу своей судьбе.
Вместо приветствия она с порога спросила:
- Как вас зовут на самом деле и кто вы вообще такой?
Алексей (а он писал очередную картину, холст был исчеркан непонятными линиями, пока не складывающимися в рисунок) не удивился и не обиделся. Казалось, он был рад этим бестактным вопросам и охотно ответил.
- Зовите меня Наставник, можно сказать я - реаниматолог в морге.
Белкина почему-то тоже не была удивлена. Нечто подобное, странное и манящее, она и ожидала. Но как ей реагировать на подобное признание?
- Гм, - только и смогла сказать Белкина и, немного смутившись, пояснила:
- Я картину хочу купить. Покажете?
Она думала, что Алексей засуетится, вытащит холсты и начнет расхваливать свои работы, но он снова удивил Марию Сергеевну и показал пальцем на картину, висящую в темном углу комнаты.
- Вон та как вам?
Белкина послушно протиснулась мимо старенького дивана (наверняка Петрович свой хлам придарил) и всмотрелась в картину. Это было изображение летучего корабля. Нет, не старинного и не с парусами. Корабль был вполне современного вида, вроде круизного лайнера, то есть большой. А вместо парусов в небе его удерживали... Мария Сергеевна почти ткнулась носом в холст, не в силах поверить глазам... сердца. Но не придуманные, красивые сердечки, которые рисуют дети и влюбленные, а подробно выписанные, анатомически правильные человеческие сердца, настолько реалистичные, что, казалось, они сейчас начнут биться, прокачивать сквозь себя прозрачный воздух голубого неба картины и унесут этот пустующий корабль (в том, что на нем не было ни души Мария Сергеевна не сомневалась) в такие дали, о которых обычный человек и понятия не имеет.
- Нравится? - вкрадчиво спросил Наставник.
А на Белкину вдруг снова нахлынуло это странное ощущения четкости и осознанности реальности. Дом Росявкиных она неожиданно увидела настолько отчетливо, ясно, до каждого гвоздика, словно сама его строила, а потом и жила здесь всю свою жизнь. И этот дом вдруг ей показался огромным, светлым, полным воздуха. Это чувство было настолько неожиданным и необъяснимым, оно так ладно и жестко наложилось на вид сердец на полотне, что Белкину вдруг внезапно затошнило.
- Ой, мне... - она зажала себе рот, пытаясь сдержать подступающую рвоту.
- Вот сюда, - этот фокусник Наставник уже держал перед Белкиной старенькое ведро, в которое Марию Сергеевну и вывернуло. Можно было бы приврать для красивости и торжественности и сказать, что тошнило ее черной слизью или старинными червонцами, но это была бы безбожная брехня. На самом деле ничего особенного Белкина из себя не исторгла. Всего лишь полупереваренный легкий послеобеденный перекус.
- Простите.
- Бывает. Слишком жесткие энергии, они вам не подходят.
Белкина мгновенно взбодрилась. Кто он такой, чтобы решать, что ей подходит или нет?
- Беру картину! - решительно сказала она и увидела, как Наставник довольно улыбнулся. Ах, он хитрый лис! Он же Марию Сергеевну насквозь видит! Начал бы ее уговаривать, она бы ни в жисть этот страх не купила! А сейчас... ну, ничего. Он цену высоченную скажет, она разыграет из себя несчастную, неплатежеспособную пенсионерку и от покупки откажется, не теряя "лица".
"Ой ли?" - тихонько спросила Белкину ее интуиция и захихикала.
- Сколько? - спросила Белкина, сдерживая нарастающий в горле смех. В ответе она уже не сомневалась.
- Пятьсот рублей, - ответил этот интриган Наставник и, не стесняясь, расхохотался.
- А моему Олежке почему так дорого картину продали? - не удержалась Белкина, поняв, что с этим пятидесятилетним мальчишкой она уже играет в некую игру, правилам которой учится на ходу.
- Потому что ему страсть как хотелось совершить великодушный поступок и помочь бедному художнику. Вот я ему и дал такую возможность. Ну что, Мария Сергеевна, будем с вами дружить?
- Конечно будем, - искренне ответила Белкина и так и начала свое учение.
- Видите ли, Мария Сергеевна, людские души нуждаются в периодической чистке, - так объяснял суть вещей Наставник уже на следующий день, когда Белкина пришла к нему в гости, вернее, на первый урок.
- Есть души, которые сами это пытаются делать. А есть такие, которые в болото залезли по самую макушку и хрюкают от удовольствия.
- И зачем их оттуда тянуть?
- Только лишь если просят. Тогда тянем, чистим щеточкой, реанимируем. Когда вы научитесь видеть по-настоящему и посмотрите вокруг, вы увидите, сколько вокруг мертвецов шастает. Поэтому я себя и называю реаниматологом в морге, уж больно много вокруг мертвых душ.
- Но все говорят, что тело без души жить не может?
- Не может, верно, поэтому ее и замещают демоны, так их люди называют.
- А на самом деле, кто они?
- Вас, Мария Сергеевна, давно не тошнило? Не все сразу, - строго ответил Наставник и заставил Белкину выпить стакан крепкого чая с конфетой.
***
На этом можно нашу историю и закончить. Наставничество Белкиной до сих пор покрыто тайнами и запретами, а секреты своего мастерства Наставник передавал ей долго и обстоятельно. Если вы думаете, что после того, как Белкина стала самым настоящим специалистом по очистке душ, Наставник уехал, вы ошибетесь. Пятидесятилетний мальчишка любит красивые жесты и подумывал о предсказуемом финале: он внезапно уезжает, оставив в доме Росявкиных одну единственную, загадочную картину. Но на то он и мудрый Наставник, чтобы избегать шаблонов и проторенных дорожек. Он до сих пор живет в доме подлецов Росявкиных (кстати, Мария Сергеевна первым делом поинтересовалась, как такой умный и видящий человек, как Наставник мог попасть в лапы к обманщикам, на что получила жуткий ответ: "Иногда заплатить по неправомерному, несправедливому требованию - значит дать деньги на покупку похоронного венка"), пишет картины и помогает тем, кто вдруг осознает, что душа тоже нуждается в хорошей чистке. А бабка Белкина ему в этом помогает. Весьма успешно, надо сказать. Ведь она - талантливая ученица, сумевшая обмануть саму Старость.
©Оксана Нарейко