Прокурорская невеста

Михаил Ворокин
Июньское солнце было в зените. Легкий ветерок от реки не спасал от зноя. По улице в сторону парома шел щуплый мужичок, в обвисшей майке, в галошах на босую ногу. Это был Дмитрий Лопатов по кличке Митя Лопата тридцатипятилет от роду, но внешне сходивший за подростка. Прошедшую ночь он провел с друзьями на берегу реки. Друзья на закате солнца вернулись с рыбалки, а Митя уже ждал их на берегу у костра с банкой браги. Из мелочи сварили уху, еще несколько раз бегали к бабе Нюси за брагой в обмен на рыбу. Так и просидели до утренней зорьки. Проспав почти пол дня Митю, потянуло к парому – там сейчас самое желанное для него место в деревне.

Кто первый раз встречался с Митей не мог и представить, что этот плюгавенький мужичок виртуоз общения, он мог разговорить и заговорить любого. Деревенские говорили: «Лопата говорун, ему бы в дипломатию – в миг бы выгодные договора заключал». Он не был ни злым, ни завистливым как Глеб Капустин из рассказа Василия Макаровича Шукшина «Срезал». Видимо создатель, глядя на его тщедушную фигуру сжалился и отвесил мозгов чуть больше обычного. Он мог подойти к разговаривающим постоять послушать и выдать этакое на тему разговора что собеседники бывают ошарашены глубиной мысли сказанного Митей Лопатой. Митя нигде не работал; - прежние попытки трудовой деятельности пресекались почти сразу самим начальством, - «от греха подальше». 

Жил он с сестрой Клавдией, рано овдовевшей. Родителей они потеряли в детстве. Отец вернулся с фронта за год до победы весь израненный, мать ездила за ним в госпиталь. Только через полгода он мог что-то делать по хозяйству. Летом в год победы появилась на свет Клава, через три Митя. В год, когда ему исполнилось пять лет родителей не стало - угорели в домике на выпасах. Отец работал пастухом и как только из-под снега появлялась трава колхозное стадо выгоняли на выпас до самой осени. В старину это происходило в Егорьев день – 6 мая, и только по снегу пригоняли обратно. Отец с напарником менялись через неделю. Это была последняя неделя; скот должны были гнать на зимнее стойло. Мать оставила детей у двоюродной сестры и пошла помочь мужу. Утром лежащих в обнимку мёртвых нашел сменный пастух - печь с весны затопили первый раз, да еще и вьюшка была почти закрыта. Митю бог отвел, приберег для нужных дел; он было напросился с матерью идти, но она вышла в сумерках и не стала поднимать крепко спящего сына, да и жалко было – идти то далеко. Так вместе их и похоронили в одном гробу.

Клаву удочерила двоюродная сестра матери Анна Кирилловна, хорошая женщина; у ней у самой было два сына подростка. Митю определили в детский дом, через год она и его забрала. Жили тяжело, но дети всегда были сыты обуты и одеты, учились, помогали. Вот только Митя как ни старался, всё у него получалось как-то не так, но он всегда умел ловко объяснить почему не получилось или не смог сделать. Митю всегда тянуло к старшим по возрасту; им нравилось, что он рассуждает как взрослый, ему же льстило, что они общаются с ним на равных.

В марте Мите исполнилось пятнадцать лет, а в апреле он с тремя взрослыми парнями на лодке переправились через реку и в соседней деревне обворовали сельпо; подломили форточку и пропихнули внутрь Митю. Он собирал всю что было на полках и под прилавком и передавал подельникам через форточку. Вернулись домой тем же путем. Магазин был в деревне соседнего района, но на Митю и компанию вышли быстро – уж больно заметны они были со своей добычей. Судили в городе, Мити дали год. Тетка с Клавой ездили к нему на свидание. Отсидев, Митя месяц побыл дома и укатил к друзьям. Вскоре Анна Кирилловна получила письмо из суда о том, что Лопатов Дмитрий Сергеевич осужден на три года за кражу по статье такой-то. В деревню Митя явился спустя семь лет, все это время никаких известий от него не было. Он внезапно куда-то исчезал и также внезапно появлялся, часто в новой добротной по плечу одежде. Никогда никому не рассказывал, где был и что делал. Иногда к нему приезжал милицейский воронок, его забирали и несколько дней Митю в деревне не видели. Некоторые догадывались куда и зачем – не пропадать же таланту.

В это же время на встречу Мити шла Люба Дугова как потом выяснилось шла она в сельпо. Она в детстве перенесла полиомиелит; правая рука её плохо слушалась и подволакивалась нога. Люба с матерью жили у парома. Они держали небольшое хозяйство – пять кур с петухом и поросенка, раньше еще была корова, но последнее время с сеном на зиму стало тяжело пришлось ее продать. Отец Любы ушел на фронт в первые дни войны прожив с молодой женой меньше года. Написал одно письмо еще в дороге, а следом пришла похоронка. Не известно успел он получить письмо о том, что у него родилась дочь и что назвали её Любовь.

После войны мать с Любой приняли фронтовика, можно сказать на долечивание после госпиталя, но он не справился с перенесенными тяжелыми ранами - умер через год. Второй был тоже фронтовик, моложе Любиной матери на два года, говорил, что работает на секретном заводе в городе; часто уезжал на несколько дней в командировки, из которых возвращался с дорогими подарками. Однажды уехал в очередную командировку и не вернулся. Где он, что с ним стало – не известно. Так Люба с матерью и живут одни.

В пять лет Люба переболела полиомиелитом - не надеялись, что выживет, в то время в деревне многие ребятишки болели - трое умерли. Люба выжила, но осталась инвалидом; рука и нога с правой стороны были частично парализованы. Она долго не могла разговаривать. Два раза была в санатории.

В школу пошла позже, учеба ей давалась тяжело - часто пропускала уроки и в шестом классе зимой, когда выпало небывало много снега и ударили сильные мороза - совсем перестала ходить. Хотя рука у Любы слушалась плохо она рано научилась управляться по дому, готовила прибиралась - мать работала на ферме, уходила рано. Так они и жили.

В восемнадцать лет Люба влюбилась. В то время их деревня была райцентром и как положено были все административные структуры. В один год в конце лета в районную прокуратуру на работу приехал юрист. Молодой, красивы и холостой. Все девчонки и молодые не замужние женщины в него влюбились, и Люба тоже. Она часто приходила к администрации и подолгу сидела на лавочке, прокурор иногда выходил и разговаривал с ней. Спрашивал; как они с матерью живут, не нужна ли помощь, о соседях, знакомых. Люба ходила счастливой, говорила, что он скоро ей сделает предложение. Но через год район объединили с соседним более крупным и все административные учреждения районного уровня из деревни убрали. Молодой прокурор тоже уехал. Но оставил о себе хорошую память, люди еще долго его вспоминали; многим помогал по вопросам пенсии, снятия судимости и по другим делам – время было такое. Постепенно о нем забыли, но только не Люба. Она интересовалась у ездивших в райцентр - не встречали ли они его, и как он там живет. А он уже давно пошел на повышение и сначала уехал в областной центр, а потом еще дальше и о нем ничего не известно. Но Люба продолжала его помнить и многие знали эту историю – нет-нет да и беззлобно подшучивали, называя прокурорской невестой.

Митя издалека увидел Любу, идущую ему на встречу, оживился, ускорил шаг.
- Люба, здравствуй!
— Это кто? - Люба плохо видела, носила очки с толстыми линзами. Подойдя ближе, узнала Митю. — Это ты Митя.
- Я, узнала? Куда идешь?
- В магазин. Хлеба да конфет купить надо.
- А я в городе недавно был, - как-то торжественно сказал Митя, и таинственно добавил, - твоего видел. Люба напряглась и почти в плотную подошла к Мите.
- Как он там, говорил с ним?
- А как же, разговаривали. Живет он хорошо, работает начальником. Такой справный, с портфелем, в шляпе, костюм на нем дорогой.
- Что говорил?
- Говорил, «встретишь Любу скажи, чтобы передала пять рублей в займы, с получки сразу отдам».
Люба, прижав гаманок к груди правой рукой левой здоровой открыла вытащила из него бумажку.
- У меня только три рубля.
- Давай, пойдет и трешка. – Митя взял деньги и быстрым шагом продолжил свой путь.
- Ты его увидишь передай привет, да спроси, когда он к нам приедет. – В след Мити успела проговорить Люба.

Митя, не оглядываясь быстрым шагом продвигался к намеченной цели - Прохорыч вчера выгнал самогон. Люба поковырялась в гаманке и пошла обратно домой.

Митя повернул в проулок, где в большом под железной крышей доме жил Прохорыч. Он всегда гнал самогон, все знали, шли к нему, даже участковый у него брал через посредников. Продукт у него был отличный. Но некоторые пользователи говорили, что Прохорыч что-то добавляет в самогон от чего у них быстро голова отключается. Митя за три рубля выпросил у Прохорыча три литра самогонки, пообещав доплатить рыбой. Задами вышел к парому.

Вчерашних, с кем Митя сидел ночью, не было. У сейфа, где хранился лодочный мотор и рыболовные снасти копался сосед Паша, с которым Митя часто рыбачил. Паша был настоящий рыбак потомственный. Его дед Дмитрий Кириллович Полозов был самым известным местным рыбаком; кто самого крупного тайменя или налима выловил – дед Дмитрий. А щука, пойманная им, даже попала в один из центральных журналов. Было это лет десять назад, Паша, ему тогда было восемнадцать, с дедом несколько часов выводили на мелководье пойманную на перетягу полутораметровую щуку, с трудом затащили в лодку. Когда приплыли в деревню – все сбежались кто был на берегу. Пришлось брать у соседа лошадь чтобы привести этого монстра домой. Когда взвесили щуку все ахнули – оказалось больше сорока пяти килограммов, такого в этих местах не помнят. Рядом в проулке в гостях у матери жил московский фотожурналист, вот он и запечатлел это чудо; щуку подвесили так что хвост её касался земли, и кто желал подходил и фотографировался. Свои снимки фотожурналист отправил в несколько московских газет и журналов, матери прислал фотографии, и кто был на них изображён – разобрали, кроме щуки. Вот так это событие в истории деревни было запечатлено на многие годы.

Вскоре подошел еще один рыбак, двоюродный брат Паши, Колька пятнадцатилетний подросток. Через несколько минут они уже плыли вверх по течению. Мите дали куртку, висевшую в сейфе про запас, и кеды. У Паши были свои места, где он ставил сети и перетяги, но он больше любил ловить спиннингом. Митину самогонку Паша велел оставить в сейфе – на воде пить нельзя, это правило знали все настоящие рыбаки, после пожалуйста, но на воде ни в коем случае. Были такие веселые ребята, для многих из них река стала последним пристанищем. Река стремительная, водовороты, перекаты, топляк; каждый год русло меняется, поэтому надо быть всегда на стороже.

Тридцатисильный мотор работал ровно, Казанка лихо рассекала воду, Митя с Колей сидели на носу лодки для противовеса. Прохладные брызги воды смягчали горячий воздух, солнечные лучи, отраженные от речной поверхности, слепили. Мите хотелось запеть, он давно не испытывал такую легкость, отрешенность от обыденности, хотя он и раньше не мучился заботами – все шло само собой по течению жизни. Но в этой легкости где-то изнутри из глубины проступала легкая тревожность, которая как небольшая заноза, как камешек в ботинке нет-нет да и давала о себе знать.

Почти полчаса рыбаки добирались до нужного места – протока с несколькими затонами, здесь Паша в прошлую рыбалку поставил перетяги. Стали проверять снасти; Коля сидел на веслах, Митя с Пашей снимали с крючков пойманную рыбу. Улов был солидный; две большие щуки и три окуня на одной перетяге, на двух других тоже была хорошая добыча. В следующем затоне, где стояли две перетяги попались два крупных тайменя, щука, несколько окуней и налимов. Дальше Митя с Колей проверяли сети, а Паша с берега спиннингом проверял известные только ему ямы за перекатом; из них он регулярно вытаскивал тайменей. Вот и в этот раз почти сразу попался хороший экземпляр. Митя вместе с товарищами радовался хорошему улову, но сквозь эту радость прорывалась необъяснимая тревога и накрывала грустью.

Солнце подошло к закату, когда рыбаки тронулись домой. По течению шли быстро, в носу лодки лежали мешки с рыбой. Тревога Митина уже не проходила, бередила душу, он вдруг вспомнил сегодняшний день и сразу же перед ним встала Люба. Так неужели это она его так тревожила. Он без жалости многих обманывал, даже не задумывался что это может быть последнее что есть у обманутого, и никогда никакой тревоги это у него не оставляло – он не знал, что это такое, так его научили, так он шел по жизни до сегодняшнего дня. Он не стал капаться в себе он не умел это делать, у других он мог бы объяснить – что с ними происходит, у себя нет.

Когда причалили к берегу он уже знал, что сделает. Митя взял тайменя килограммов на пять и пошел в верх по взвозу.
- Лопата, ты куда? - Кто-то из сидящих у костра окликнул Митю.
- Сейчас, скоро, должок верну.
Калитка в Любин двор была не заперта. В окно он увидел Любину мать, тетю Машу. Помедлив несколько секунд, Митя постучал в дверь. Тетя Маша приподняла голову и прислушалась, только после второго стука она встала из-за стола вышла в сенки.
 - Кто?
- Митя Лопатин, теть Маш.
- Митька, ты что творишь, дома то? – Отворяя дверь сердито, но без злобы отчитывала гостя хозяйка. - Ты что Любке нагородил?
- Теть Маш, бес попутал, вот возвращаю долг натурой, возьмите.
- Взять то я возьму, но ты мне Любку как вернешь. Пришла вся трясётся со слезами, говорит «помнит меня, но не едет, я сама к нему поеду». – ведь столько лет прошло как она успокоилась, ничего не вспоминала, а ты вылез. Что ты ей наговорил? Иди скажи ей что наврал.

Митя, понурившись вошел в комнату. Люба простоволосая сидела на кровати глядя в окно, теребила в руках конец платка, свет заходящего солнца освещал её отрешенное лицо. В Мите что-то оборвалось – он не узнавал Любу. В её фигуре, её позе было что-то незнакомое, не здешнее. Он увидел перед собой красивую молодую женщину с печальным на лицом. Заметив Митю, она произнесла обреченным голосом, не требующим объяснений или возражений, как бы зная наперёд его ответ:
- Ты его не видел! Ты меня обманул!
- Прости – почти шепотом с комком в горле проговорил Митя, –я его никогда не видел и не знал. - Помолчав с минуту, Люба сказала
- Ну иди.

Митя не помнил, как вышел со двора, спустился к парому и очутился у костра с приятелями. Ему налили стакан самогона потом еще, постепенно тревожность стала проходить появилась легкость, он подключился к разговору товарищей - обсуждали сегодняшнюю рыбалку. Рыбалкой то, что они делали в полном смысле, нельзя было назвать – снятие рыбы с переметов это как поход на огород за урожаем. Однако в этом деле тоже нужно умение; куда и как поставить снасть, какую наживку. Вот и сейчас шел разговор о том как и куда надо ставить переметы, упоминая при этом известные им заводи. С каждой выпитой порцией горячительного разговор становился все живее. Подошел Прохорыч за своей обещанной платой. Когда Митя был у Любы приходили две женщины которым они продали несколько больших рыбин.

Уже совсем смеркалось, на другом берегу к парому подъехал легковой автомобиль, просигналил и поморгал фарами паромщику. Через полчаса с парома съехала «Волга», из нее вышли двое и направились к костру. Их удалось рассмотреть только когда они подошли ближе. Водитель был молодой парень, пассажир - высокий спортивного сложения лет пятидесяти. Подойдя, они поздоровались с каждым и представились – старшего звали Юрий Петрович. Также гости сообщили что едут с командировки и дали крюк что бы заехать в их село, Юрий Петрович когда-то здесь начинал работать после университета юристом. Митю как будто обдало жаром. Гость сказал, что проработал здесь всего один год, но навсегда запомнил село и что жила здесь девушка инвалид, кажется Любой ее звали; чудная, добрая. Что с ней?

Люба сидела у окна и слушала радио, внезапно окно осветилось – по улице от парома проехал легковой автомобиль.