1.
… Мама, вы только посмотрите какие у него пухленькие ручки, а как он смотрит на нас внимательно? — шептала Аня, бросая счастливые взгляды то на мать, то на мужа.
– Мальчик… – радостно и удивлённо произнесла Арина и тут же восхищенно подумала: – Надо же, сына родила Анечка! – и улыбнулась, вспоминая постоянный вопрос Мефодия: – Аришенька, когда же ты мне сына родишь?
Её думы прервал голос младшей дочери Риммы:
– Как сына назовёте? – негромко поинтересовалась она.
– Думаю, Игорем, – ответила Аня, задорно подмигнув сестре, и с любовью взглянув на мужа, сидевшего чуть поодаль за рабочим столом, более значительно произнесла: – Виталий назвал! Он хочет чтобы сын вырос крепким и сильным, был защитником для всех нас.
– Красивое имя, – согласилась Ирина Саввишна и чуть слышно, с гордостью в голосе произнесла: – Игорь… Князь Игорь!
Анна Мефодьевна вышла замуж в девятнадцать лет, в двадцать лет родила своего первенца — Игоря.
Её муж, Виталий Александрович Г. был старше её на шесть лет (1912 – 1982гг), но эта возрастная разница нисколько не помешала им прожить в радости и горе долгую и счастливую жизнь.
Совмещать ухаживание за малышом и учёбу в институте было крайне трудно, но Аня считала, что она должна научиться делать всё одновременно, как получалось у её мужа: – Виталий всё успевает, – не раз повторяла она младшей сестре Римме и маме, которая каждую минуту спешила прийти на помощь старшей дочери.
«В институте Анну Мефодьевну называли «маленькой мамой, — позже вспоминала внучка Анны Мефодьевны – Аня Г. : – У неё только что родился (дядя) Игорь и ей приходилось в перерывах между лекциями бегать домой, кормить его».
В то далёкое время декретного отпуска по уходу за ребёнком у наших матерей не было. Молодые мамочки имели право только на определенные часы кормлений своих малюток. А в двух- трёхмесячной возрасте ребёнка, они должны были определить малыша в ясли или оставлять дома на попечение бабушки.
Редкие свободные минуты от работы и учебы Виталий Александрович отдавал своему сыну. Он мечтал вырастить сына смелым, добрым и отзывчивым, и как все отцы хотел, чтобы Игорь в дальнейшем пошел по его стопам — стал учителем.
Работая школьным учителем, Виталий Александрович постоянно пополнял свой багаж знаний.
Так из его биографии, написанной им в 1956 году, следует, что он решил стать учителем ещё в детстве, глядя на своего отца — Александра Тихоновича, который в 1900 году окончил в городе Ереване учительскую семинарию и всю свою жизнь до 1933 года работал учителем.
Сначала Виталий Александрович учился в школе, в Ольгинской станице, а закончил и получил среднее девятилетнее образование в Краснодаре.
Затем в 1929 году он переехал к родственникам в станицу Троицкую Сунженского района Грозненской области, где начал свою трудовую деятельность, работая в начале ликвидатором неграмотности, потом учителем и заведующим начальной школы, и далее, учителем математики и химии. Также он работал в должности завуча в школе крестьянской молодежи до июня 1933 года. За этот срок работы в школе Виталий Александрович в 1932 году заочно окончил два курса химико- биологического факультета городского Агро-индустриального педагогического института имени Серго Орджоникидзе.
С июля 1933 года по январь 1936 года он работал учителем математики, химии и естествознания в средней школе станицы Апшеронской. Затем, Виталий Александрович опять возвратился в Грозненскую область, в Грозный. Здесь он работал в качестве учителя математики и химии старших классов с февраля месяца по ноябрь 1941 года.
В начале ноября 1941 года, когда он заканчивал институт, его призвали в действующую армию, где он прослужил до ноября месяца 1945 года.
После демобилизации, возвратившись домой к семье, он вновь хотел работать в школе и одновременно продолжить своё образование. Но из-за плохого самочувствия (его постоянно мучили головные боли), он не смог вернуться в школу, и потому с января 1946 года по август 1952 года Виталий Александрович стал работать в городской больнице в должности бухгалтера. И только в сентябре 1952 года ему удалось вновь возвратиться на педагогическую деятельность. Теперь он работал учителем математики старших классов в средней школе молодежи города Грозного.
Как учителя Виталия Александровича я запомнила очень строгим человеком, но не спорно, у него был педагогический талант, он умел доходчиво объяснить решение любой задачи. Я не раз замечала, что с учениками он разговаривал на равных, и никогда не принижал их достоинства.
Когда Виталий Александрович был сердит, его низкий голос звучал громко и строго. Он четко выговаривал слова, убеждая собеседника в своей правоте. Но стоило Виталию Александровичу заметить что-то смешное, как его настроение тут же менялось. В его глазах вспыхивали озорные искорки, тональность голоса менялась на более высокую и в ней можно было заметить некоторую смешливость, которая моментально действовала на собеседника и тот забывал о строгом выговоре, полученным им от учителя.
2.
… Анечка, дорогая моя женушка, ты же на ногах еле держишься, — страстно прошептал Виталий, приблизившись к жене, качавший ногой люльку с маленьким Игорем, и пытающейся вникнуть в суть конспекта лекций. – Ты что-нибудь понимаешь из того что читаешь? – озорно поглядывая на жену, игриво спросил он.
– Ох, Виталий, ты уже вернулся? – внезапно вздрогнув, испуганно произнесла Аня и рванулась с места да так резко, что не удержалась на ногах и плюхнулась обратно на стул, стоящий возле кроватки.
– Да куда, ты! – надсадно выкрикнул Виталий и поспешил на помощь жене: – Не ушиблась? – но, заметив улыбку на лице Ани, сердито махнул рукой и оглянулся на посапывающего сынишку в колыбели.
– Сейчас я тебя покормлю, – прошептала жена, морщась от боли и потирая ушибленную ногу.
– Да, сиди уж! – неожиданно сердито и чуть громче выкрикнул он и тут же испуганно взглянул на Игорька, спит ли? Несмотря на всю возню родителей, малыш крепко спал в своей кроватке.
– Подрастёшь, будешь большим помощником мамы, – медленно произнёс Виталий, бросив игривый взгляд на жену. Помолчал немного, представляя сына более взрослым и улыбаясь своим мечтам, тихо произнёс: – Мы будем жить с тобой пока ты не вырастешь и не выберешь свою дорогу в жизни. Мы будем стараться понимать друг друга с полувзгляда. Я тебя научу всему, что умею сам…
Затем осторожно и ласково провел ладонью по его пухленькой щечке, негромко вздохнул и направился к столу, где его уже ожидала тарелка с борщом, приготовленным Аней.
Аня любила готовить и делала это очень ловко и красиво. Её вкусные рецепты закусок, тортов и пирожков до сих пор хранятся у каждой из нас, племянниц и её внучек. Не отставал от жены
(жёнушки – так ласково называл Виталий Александрович свою любимую Анну Мефодьевну) её муж. Он готовил не хуже жены, а во многих блюдах, пожалуй, превосходил любимую женушку.
Окончив институт, Анна Мефодьевна проработала в школе в качестве учителя старших классов до окончания Великой Отечественной войны, а потом была вынуждена перейти работать сначала экспедитором, а затем бухгалтером в один из магазинов города Грозный.
3.
… – Игорь, помнишь ли ты что-нибудь о Великой Отечественной войне? – как-то поинтересовалась я у своего двоюродного брата, Игоря Витальевича и, заметив на его лице пробежавшую лёгкую улыбку, поспешно сказала: – Я понимаю, в те далёкие дни ты был маленьким мальчиком, но наверняка, как у всех нас, самые яркие события твоей жизни остались с тобой навсегда. В ответ Игорь внимательно посмотрел на меня, потом задумчивым взглядом обвёл всю комнату, словно пытался отыскать там следы самых ярких запомнившихся им историй из своего военного детства и только после этого стал рассказывать: – Ты права. Тогда мне было чуть больше двух лет, но смутные воспоминания тех далёких грозных дней оказались не забываемыми.
22 июня 1941 года мы с моей бабушкой Евдокией Петровной собирались поехать в Махачкалу к её братьям. Накануне я слышал, как она говорила мой маме: – Пусть Игорёчек познакомится с роднёй, увидит море и поплещется в тёплой воде. Ему всё это пойдёт только на пользу.
Я в предвкушении моего первого и большого путешествия на море не знал, куда себя деть. То скакал по нашей небольшой кухоньке, то мучил бабушку своими нескончаемыми вопросами: как выглядит море? Большое оно или маленькое? На что похоже?
По словам бабушки, море было огромным.
– Больше лужи в нашем дворе? – выкрикнул я тогда.
– Да, – ухмыльнулась она, поглядывая на меня своими ласковыми глазами,– больше лужи. А я не переставая удивляться, тут же выкрикнул: – И больше Сунжи?
Представить море больше местной реки Сунжи я никак не мог, и потому море в моём представлении было равное ей, но отличалось от горной реки цветом воды. По словам бабушки, море было голубым и очень тёплым.
Весь день я не находил места и с нетерпением ждал нашего отъезда в Махачкалу. День прошел, меня уложили спать, а ранним воскресным утром мы с бабушкой отправились на вокзал, купить билеты на поезд. Там было очень много людей, и все они так громко переговаривались между собой, что мы с бабушкой друг друга не слышали. Она крепко держала меня за руку и видно сильно боялась потерять меня в этом бурлящем потоке людей.
Наша очередь в кассу уже подходила к концу, когда вдруг заработал репродуктор, и дежурная по вокзалу стала объявлять о прибытии поезда из Мин-Вод, но неожиданно осеклась и замолчала на полуслове. Я испуганно посмотрел на бабушку, она поняла меня без слов и негромким спокойным голосом стала объяснять: – Ничего страшного не произошло, она сейчас вновь заговорит.
Но вместо женского голоса из репродуктора внезапно раздался строгий мужской голос:
– Говорит Москва! Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза…
Внезапная тишина охватила весь вокзал. Люди замерли, прислушиваясь к неожиданному сообщению товарища Молотова: «Сегодня в четыре часа по Московскому времени немецкими войсками совершено вероломное нападение на наши войска и весь Советский Союз»…
В один миг лица людей изменились, улыбки с лиц исчезли. В них появилась нестерпимая грусть и суровость. Бабушка, забыв о железнодорожных билетах, схватила наши вещи, меня в охапку и повернула прочь от вокзала: – Игорёчек мой! – шептала она мне дорогой домой: – Море нас подождёт, оно от нас никуда не денется, а вот наши мама и папа могут нас потерять.
Когда мы вернулись домой, то мои родители уже знали о начале войны. Мама осторожно взяла меня из рук бабушки и крепко прижала к себе. Так крепко, будто и вправду боялась меня потерять. Я заглянул в её вечно смеющиеся глаза, но они смотрели на меня с такой грустью, что мне стало как-то не по себе, хотя в ту минуту я ещё не понимал, какое большое горе постигло нашу страну.
... Дни проходили один за другим, и всё было по-прежнему. Мама, папа и бабушка Ариша работали, Римма училась, а мы с бабушкой Евдокией Петровной оставались дома.
В ноябре 1941 года Виталия Александровича мобилизовали в ряды Красной армии в качестве рядового – сапёра…
В начале сапёром, а затем писарем он прослужил в рядах Красной армии до самого окончания Великой Отечественной войны.
В начале сентября 1942 года немецкие войска вторглись в приделы Северного Кавказа. Они стремились занять Грозный и после двинуться в Баку. В то время Грозный был вторым после Баку промысловым городом. Большая часть военной авиации нашей страны поднималась в небо на грозненском авиабензине.
Чем ближе подходили немцы, тем тревожнее становились лица взрослых. Теперь под вой сирены мы с бабушкой бежали в укрытие, а обгоняя нас, мчалась собака Бобка.
…Когда были живы наши родители, то никто из них не хотел рассказывать нам, своим детям о тех жестоких днях войны. На все наши вопросы они обычно отвечали только одно: – Было очень тяжело и страшно… .
– В военные годы наш дом был «как полна коробочка», – хитро улыбнувшись мне, вспоминала тётушка Аня: – С нами жила Евдокия Петровна, ваша бабушка – Ирина Саввишна, Римма и твоя матушка – Инна, вернувшаяся из Ленинграда в середине 1943 года.
Зимой 1943 года мою маму, тогда еще Беззубову Инну Мефодьевну, по дороге жизни вывезли из Ленинграда, где до этого она училась в институте
(см. часть четвёртая).
Приехав к Ане, Инна подружилась со своим маленьким племянником Игорьком и нашла его довольно симпатичным и любознательным мальчишкой.
Значительно позже, глядя на моих детей и своих внуков, мама вспоминала о проделках маленького Игорька: – Однажды вхожу в комнату Ани и Виталия и вижу такую картину, Игорёк сосредоточенно «работает»: снимает с этажерки один за другим листы нот из коллекции отца и с упоением разрывает их на части.
А примерно в пятилетнем возрасте произошла такая история. Бабушка Ариша готовила горчицу, а Игорёк сидел рядом и время от времени канючил: – Бабушка, дай попробовать… Ну что тебе стоит, дай попробовать, вкусно это или нет?
– Невкусно, – мельком бросив взгляд на внука, усмехнувшись, произнесла Ирина Саввишна, покачивая головой в такт перемешиванию горчицы.
– Тогда зачем ты все это затеяла? – не понимал внучок и уже заученными словами упрямо выкрикнул: – Дай попробовать! Не переставая мешать и тяжело вздыхая, Ирина Саввишна молча посмотрела на Игорька.
– Дай попробовать! – более настойчиво повторил он и, бросив сердитый взгляд на бабушку, неожиданно надменно прокричал: – Ну что тебе жалко?
Последние слова внука, по всей видимости, сломили стойкость пожилой женщины и со словами: – На, ешь! – она сунула ему ложку горчицы в рот …
Война шла грозная и жестокая, но жизнь продолжалась и наравне с печалью и горем погибших родственников на фронте, порой встречались смешные незабываемые истории.
– В годы войны, у нас в Грозном в промысловом районе, был огородный участок, – вспоминала мама, – там мы сажали кукурузу. Собранный урожай обычно хранили в доме. Но вот беда! Мыши не давали нам покоя, а кота у нас не было. Как-то под вечер, возвращаясь домой, мы с Аней в темноте улицы заметили впереди себя два ярких зеленых глаза: – Смотри, кот! – обрадованно выкрикнула сестра и, приплясывая на одном месте, заявила: – Сейчас мы его, миленького сцапаем.
Вытащив из сумки мешок, Аня быстрым движением накинула его на кота. Я стала помогать ей заталкивать мяукающего зверюгу в мешок. Сделать это было совсем непросто. Кот царапался, кусался, в общем, боролся за свою жизнь и свободу как мог. Мы с трудом дотащили его до дома, а когда выпустили кота из мешка, то обомлели. Котище оказался довольно увесистым.
– Как же мы его прокормим?! — удивленно воскликнула Аня, но прогонять кота было жалко. Где найти другого?
Назвали его Мишкой. Мишка у нас прижился и исправно ловил мышей.
Но однажды наш котик где-то сильно загулял. Мы даже стали беспокоиться, не нашлись ли старые хозяева кота?
Весь вечер мы по очереди выскакивали во двор и звали кота домой.
Когда настала моя очередь, я выглянула за дверь и громко, на весь двор прокричала: – Мишка, Мишка!
Внезапно дверь соседнего дома открылась и на дворе показался здоровый детина: – Кто здесь? – воскликнул он басом: – Кто меня зовёт?
От неожиданности я сильно растерялась, не зная, что ему отвечать, а потом вдруг почувствовала, что меня прямо-таки распирает от смеха, и, захлопнув дверь дома, рассмеялась.
– В военные годы мы жили очень скромно, – вспоминал Игорь, – радовались каждому вкусному кусочку, который появлялся на нашем столе. Однажды, где-то Бог послал нам кусочек колбасы весом в сто грамм не больше. Бабушка, Евдокия Петровна пожалела меня и отрезала от него маленький ломтик, который я тут же съел и смотрю на неё, думаю, даст ещё или нет? Но бабушка лишь ласково погладила меня по голове и сказала, что больше не может мне дать колбаски. Я стал упрямо просить ещё об одном маленьком – маленьком кусочке, но она только молчала. Тогда я стал обзывать её самыми плохими словами, а потом ещё пригрозил бабушке, что найду пистолет и застрелю её… Она в ответ лишь удивлённо взглянула на меня и отвернулась.
А вечером, молясь перед иконой Божьей матери, я вдруг услышал, как бабушка перечисляла всех родственников и меня в том числе и просила от Бога всем нам крепкого здоровья. Это меня настолько сильно растрогало, что мне стало стыдно за свои жестокие слова. Я проплакал почти всю ночь, а утром, увидев бабушку, тут же попросил у неё прощения за вчерашнюю, нанесённую ей обиду.
И чуть позже, в своё оправдание он негромко сказал: – Тогда мне было около пяти лет.
Прочитывая старые письма родных, написанных и сохраненных моей мамой, я обратила внимание, что Римма Мефодьевна в письмах рассказывала о себе и о своей сестре Ане, как бы со стороны, словно она жила не вместе с ней, а где-то поблизости.
– За забором! – услышала я неожиданный ответ брата Игоря и на мой немой вопрос стал рассказывать: – В то далёкое время мы жили на съёмной квартире. Наша семья снимала часть квартиры в доме хозяев, а бабушка Ирина Саввишна вместе с Риммой проживали в соседнем доме, который находился на той же улице, но на другом участке, то есть за забором.
Когда резали арбузы, то был слышен характерный звук ножа, проходившего сквозь арбуз и брякающего о металлический поднос, – продолжил свой рассказ Игорь, — этот звук для меня служил сигналом, что надо бежать к бабушке Арише, есть арбуз.
Значительно позже, Вячеслав – младший брат Игоря, вспоминая те далекие дни, рассказывал о съёмной квартире, в которой они жили вместе с родителями и бабушкой Евдокией Петровной: – Наша семья занимала две комнаты, которые находились в противоположных концах небольшого одноэтажного дома. В одной из комнат жила мама с папой. В другой, мы с бабушкой. Почти всю комнату занимала русская печь. За печью был уютный уголок Евдокии Петровны, а перед печью располагались наши кровати.
Война подходила к концу. Маленькие почтовые треугольники писем согревали сердце Анны Мефодьевны и давали надежду о скорой встрече с родным и любимым мужем Виталием Александровичем. В одном из таких писем (это было поздравление с Новым 1944 годом) Виталий Александрович писал:
С Новым годом родная Анюточка!
В этот торжественный час мне хочется сказать тебе самые сокровенные слова, которые были бы достойны тех высоких чувств, которые я питаю к тебе, моя замечательная подруга и жена. Если мои слова окажутся бледными для тебя, и я не смогу передать желаемого мною чувства, то пусть твоё нежное и чуткое сердечко подскажет тебе прочувствованные, но не высказанные мои слова. Вступая в Новый год, сообщаю тебе, что я жив и здоров»…
После окончания Великой Отечественной войны, в 1945 году Виталий Александрович вернулся домой.
– Вот и к нам вернулось счастье, мы опять все вместе, – заглядывая в глаза любимого мужа и улыбаясь счастливой улыбкой, прошептала Аня. – Теперь заживём!
(продолжение следует)