Ратледж едет один. Предисловие и 1-3 глава

автор: Уилл Левингтон Коммфорт. Нью-Йорк:публикация ALBurtCompany,1910 год.
ПОСВЯЩАЕТСЯ ОТВАЖНОЙ ЛЕДИ,
 На которой я ЖЕНИЛСЯ!
***
ПЕРВАЯ ГЛАВА

 МАТЬ ИНДИЯ, КАК ГОВОРЯТ, ТРЕПЕЩЕТ ОТ
 НЕНАВИСТЬ К СВОЕМУ БЕЛОМУ РЕБЕНКУ, БРИТАНЦУ
 ПОДКИДЫШ 30


 ВТОРАЯ ГЛАВА

 ЗАГАДОЧНАЯ ИНДИЙСКАЯ ТАЙНА ОБСУЖДАЕТСЯ
 ЧЕТЫРЬМЯ МУЖЧИНАМИ, КОТОРЫЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ РАЗГАДАТЬ ЕЕ ПЕРВЫМИ
 42


 ТРЕТЬЯ ГЛАВА

 РАТЛЕДЖ РАССКАЗЫВАЕТ, КАК МАСТЕР СПУСТИЛСЯ
 С ДОБРЫХ ГОР, ЧТОБЫ НАЙТИ СВОЕГО УЧЕНИКА
 В ПЫЛАЮЩИХ РАВНИНАХ 51


 ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

 РУТЛЕДЖ СОЗЕРЦАЕТ ПРОШЛОЕ В САМЫЙ РАЗГАР
 ТЕНИ ПРОГНОЗ ОТ КРУПНЫХ СОБЫТИЙ, 65


 ПЯТАЯ ГЛАВА

 РУТЛЕДЖ ВЫХОДИТ ТЕПЛО В ТУМАНЕ
 НАХОДИТ СВОИХ ДРУЗЕЙ И СТАЛКИВАЕТСЯ С НЕНАВИСТЬЮ
 ЛОНДОН 74


 ШЕСТАЯ ГЛАВА

 ЗАТРАГИВАЕТСЯ МРАЧНАЯ ТРАДИЦИЯ
 ИЗ-ЗА СВЯЗИ, КОТОРУЮ ОНА ИМЕЕТ С ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ В
 ИНДИЯ 85


 СЕДЬМАЯ ГЛАВА

 РУТЛЕДЖ ПРОСИТ СТИМУЛЯТОР - ВЕЩЕСТВО
 ЭТО ПОЕТ В ВЕНАХ КОРОЛЕЙ 104


 ВОСЬМАЯ ГЛАВА

 ПРЕВОСХОДНАЯ ЖЕНЩИНА ОПУСТОШАЕТ СВОЕ СЕРДЦЕ
 ЕГО СОКРОВИЩА ДЛЯ ОТВЕРЖЕННОГО, И ОНИ РАССТАЮТСЯ
 НА ЧАРИНГ-КРОСС 110


 ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

 МИСТЕРУ ДЖАСПЕРУ СООБЩАЮТ, ЧТО МАТЬ-ИНДИЯ
 СТАЛА ПРИЧИНОЙ ПОРАЖЕНИЯ НАПОЛЕОНА И ЧТО ГОЛОДОМОРЫ
 НЕ ЛИШЕНЫ ДОБРОДЕТЕЛИ 124


 ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

 ОСОБАЯ СИЛА ПРОЯВЛЯЕТСЯ В МАЛЕНЬКИХ
 ХИЖИНА В РИДАМПХУРЕ, И РУТЛЕДЖ ВИДИТ
 СВОЮ РАБОТУ В "ДРУГОЙ ВОЙНЕ" 139


 ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

 РУКА КАСАЕТСЯ РУКАВА БОЛЬШОГО ФРИЗА
 ПАЛЬТО В ЗИМНИХ СУМЕРКАХ НА НАБЕРЕЖНОЙ ВАЙД ПО АДРЕСУ:
 ШАНХАЙ, 148


 ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 ДЖОННИ БРОДИ ИЗ BOOKSTALLS ПРИГЛАШЕН НА
 ВЕСЕЛИТ УЛИЦУ И УБЕГАЕТ, ПОДОЗРЕВАЯ ЗАГОВОР
 СОЗДАННЫЙ ПРОТИВ НЕГО 164


 ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 ДЖЕРРИ КАРДИНЕГ ПРЕДЛАГАЕТ ТОСТ ЗА ИЗГОЯ
 И ВЫНУЖДЕН ПИТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ 175


 ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 РАТЛЕДЖ УВЕРЕН В ЛЮБВИ ЖЕНЩИНЫ - ХОТЯ
 ОН ДОЛЖЕН ВОЗГЛАВИТЬ АРМИИ ВСЕГО МИРА
 СЖЕЧЬ ЛОНДОН 187


 ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 НОРИН КАРДИНЕГ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ В
 БИЛЬЯРДНОЙ ОТЕЛЯ "ИМПЕРИАЛ" - НЕВЫРАЗИМОЕ
 ВОСПОМИНАНИЕ 200


 ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 НЕКОТОРЫЕ ГРАЖДАНСКИЕ КРЕПКО ДЕРЖАТСЯ РЯДОМ С КУРОКИ, ПОКА
 КРОВАВЫЙ ЦВЕТОК РАСПУСКАЕТ СВОИ ЯРКИЕ
 МАЛЕНЬКИЕ БУТОНЫ 211


 СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 ФИНИ И ФИНАКЬЮН УДОСТОЕНЫ ЧЕСТИ “ПРОЧИТАТЬ
 ОГНЕННОЕ ЕВАНГЕЛИЕ, НАЧЕРТАННОЕ ПОЛИРОВАННЫМИ РЯДАМИ ИЗ
 СТАЛИ”. 222


 ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 БИНГЛИ ВЫРЫВАЕТСЯ Из ЛАГЕРЯ
 ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ, ЧТОБЫ ПОСМОТРЕТЬ НА “СТРОЙНЫЕ СОМКНУТЫЕ РЯДЫ
 ИДИ С РЕВОМ ВНИЗ, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ”.232


 ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 НОРИН КАРДИНЕГ, ВХОДЯЩАЯ В ЯПОНСКИЙ ДОМ
 ВЕЧЕРОМ СТАЛКИВАЕТСЯ С ВИДИМОЙ
 МЫСЛЕФОРМОЙ СВОЕГО ВОЗЛЮБЛЕННОГО 243


 ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА

 НОРИН КАРДИНЕГ ВИДИТ РАТЛЕДЖА В
 ВОЛНУЮЩИЙ МОМЕНТ, КОГДА ОНА НЕ ОСМЕЛИВАЕТСЯ НАЗВАТЬ
 ЕГО ИМЯ 255


 ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА

 РАТЛЕДЖ, РАЗМЫШЛЯЮЩИЙ Над ГРАНДИОЗНЫМ ЗРЕЛИЩЕМ
 О ЯПОНСКОМ БИВУАКЕ, ПРОСЛЕЖИВАЕТ МИРОВУЮ ВОЙНУ
 ДО УТЕЧКИ В МОЗГУ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА 266


 ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА

 РАТЛЕДЖ ДЕМОНСТРИРУЕТ КОНТРАСТ МЕЖДУ
 ЯПОНСКИМ ИМПЕРАТОРОМ И ЯПОНСКИМ ВОИНОМ,
 В ТО ВРЕМЯ КАК ОКУ БРОСАЕТСЯ В СТАЛЬНУЮ БУРЮ 277


 ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА

 РУТЛЕДЖ НАТАЛКИВАЕТСЯ НА “КОНЬ-УБИЙЦА” НА
 ОБЛАСТИ ЛЯОЯН, И ОНИ МЧАТСЯ ПО
 БЕЗ ЦЕНЗУРЫ КАБЕЛЯ ПРИ ШАНЬХАЙГУАНЯ 285


 ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

 ВЕЛИКОЕ ФРИЗСКОЕ ПАЛЬТО И ЖЕНЩИНА ПУТЕШЕСТВУЮТ
 ВМЕСТЕ ПО ПОБЕРЕЖЬЮ И ПЕРЕСЕКАЮТ ИНДИЮ В НАПРАВЛЕНИИ
 ДОЛИНЫ ПРОКАЖЕННЫХ 303




Ратледж едет один




ПРОЛОГ


На ЧИР-СТРИТ, ЛОНДОН

Джерри Кардинег, декан британской ассоциации "Художники слова войны", только что вернулся
домой из Китая, где застал союзников за освобождением от них
Пекина. Это было хорошее и заманчивое служение, как для просмотра, так и для изображения.
в нем было много великолепного колорита, напряжения и опасности,
и недостаточно резни, чтобы охладить мировую оценку. Cardinegh
сидел у камина в своем маленьком доме в УРА-Стрит, Лондон, и был
служили его дочери, Норин, а небесного устроения, который
Старый служака считали, что он заслужил. Совместный ужин, просто
вдвоем - настоящий праздник после скудных месяцев, проведенных в горах
разлуки. Затем виски, стаканы, содовая, трубки, табак, дневные газеты
- все подано самыми дорогими руками. Седой, суровый ветеран
действительно, жил, и девушка наполняла его глаза.

Он оставил ее двадцатилетней, и ей все еще было двадцать, но прибавившаяся доля дюйма
делала ее очень высокой, и это поразило его. Есть
загадочная цветет под люминесцентными бледность ее кожи; саженей
более добавлена в глубине ее глаз, и предложение о том, чтобы ее
голос. Природа и наследие подретушировали девичьи губы по цвету и
изгиб, расширивший нежные ирландские глаза, придал блеск и выразительность
рыжевато-золотым волосам.... Для Джерри в мире было только две женщины
Кардинег, а другая была воспоминанием - о матери.

“ И кто, по-твоему, придет сегодня вечером, дир? - спросил он. Во всем, что говорил Джерри, была
светлая сторона языка Тайронов, но она была
настолько тонкой и неуловимой, что полностью игнорировала английские буквы, за исключением, возможно
то единственное слово “дир”, которое он с любовью произносил для Норин, и кое-где еще, и еще
там, в структуре предложения.

“ Кто-то из твоих воинов сегодня ночью снова сменит Пекин? Кто, отец?

“ Только один. Самый лучший и странный из всех. Он на пути домой в
Штаты. Вы встретились с ним в Токио пять лет назад - после того, как японцы
разгромили Китай, а Тройственный союз вмешался, чтобы пожрать
трофеи.”

Девушка задумчиво помешала огонь в камине на мгновение,
затем встрепенулась радостно и нетерпеливо. “Ратледж-сан?”

“То же самое. Вот это странно - спустя пять лет - я имею в виду японское название адреса
”Ратледж-сан ".

“Вот что я использовал, чтобы позвонить ему, и я всегда думаю о нем так. Я думаю, что
о нем очень много. Его работа в _Review_ меня. Он является одним из
очень немногих, кого я мог бы с радостью принять - в эту первую домашнюю ночь с тобой,
отец. Она говорила со старой бесстрашной прямотой, которую так любил Кардинег.

“Так ты много думаешь о Рутледже? И почему, Дир?”

“Он видит глубоко. Его работы проливают свет на меня. Иногда я думаю о том, как
он сидит за своей работой и улыбается, потому что знает так много, что
не осмеливается присесть. Я думаю, Рутледж-сан любит Азию - как ты, как
мы - любим Ирландию, отец.

“Ты не мог бы представить лучшего человека, Норин”, - сказал Кардинег. “И
значит, он знает много такого, о чем не пишет для _Review_? Ну, может быть
итак.... Он говорит так же хорошо, как и пишет - когда на нем чары.
Я не знаю человека, который может очистить разум от всего, кроме того, что он в него вбрасывает
как Ратледж. И слова, кажется, извиваются и прокладывают себе путь
глубокие, как заусенцы, - когда он наклоняется вперед с идеей ”.

Норин улыбнулась. “И почему он не вернулся в Лондон за все эти
годы?”

“Вы сказали это потому, что он любит Азию”.

“Но он не вернулся в Америку?”

“Рутледж чувствует себя как дома в Лондоне, так и в Филадельфии, своем родном городе
. Он работал как для американской прессы, так и для
Английский. Видите ли, мы были нужны ему, потому что у Англии есть чем заняться
более или менее постоянно на поле. Фактически, с тех пор, как Япония захватила
Китайский Порт-Артур в 94-м, одному человеку было чем заняться.
следуя за американским и британским оружием - Куба, Южная Африка, Филиппинский архипелаг
, а теперь снова Китай. Но я встречался с ним и вокруг
мира. Они хорошие люди из нашего племени, Норин, сильные, храбрые и
мудрые люди, но Рутледж, из них всех, глубже всех внедрил свое ремесло в
мой промах, так сказать. Я люблю этого парня.

Она двигалась в полумраке гостиной - прикосновение
ее руки то тут, то там, вероятно, бессознательная подготовка к появлению
гостя, и странное напряжение в ее глазах. Было девять, и порывистый зимний
ночью, когда Cardinegh признался в мире-странник и взяла его большой
Фриз пальто. Норин смотрел из дальнего конца зала. Ратлидж
заговорил тихо и со смехом и схватил старшего мужчину за руку и
плечо. Чувство возбуждения, охватившее все тело, расширило вены
у девушки, а вместе с ним и определенный холодок страха, какой-то безымянный
предзнаменование - смесь радости и ее цены в виде боли, и все это в том первом взгляде
. Это было похоже на прелюдию к песне или пролог к истории,
которая содержит элемент каждой эмоции в привлекательности целого....

“А это Норин - маленькая Норин, которую я когда-то осмелился назвать своей
Японская возлюбленная. Да ведь вода утекла со скалы, чтобы снова увидеть вас!,
Мисс Норин!... Джерри, эти годы были непревзойденными художниками здесь, на Чир-стрит.
Пока нас не было, мы старели ”.

Норин услышала свои слова: “Я чувствовала близость к тебе очень много раз.
раз, Раутледж-Сан,--вся закутанная, как в одеяло, в те тучные
_Review_ колонны под своим именем”.

“Это верно”, - сказал Cardinegh. “Мы все ущербные имитации рядом с тобой,
сынок”.

“Я думал о том, как хорошо, как потрясающе звучит "Ратледж-сан"
снова”, - заявил гость. “Это похоже на Песнь домой, услышав от
проходящий корабль”.

Перед началом пожара два корреспондента еще раз разгрузились под
пушками фортов Таку, для слушающей девушки, и последовали за
Пей-хо, этот бурлящий сток горькой земли, вплоть до стены Тяньцзиня.

“Рутледж бросил нас в тот день - вернулся к своим соотечественникам - в
американскую колонну”, - сказал отец.

Джерри хотел, чтобы эту историю рассказали для Норин, и его воспоминания бросили вызов
и оживили Ратледжа. “Да, я хотел снова увидеть своих мальчиков”, - признал он
. “У меня был один хороший взгляд на них, на Кубе, в Лотон,
который был убит год спустя, под глазами, на берегу
Река Maraquina в Лусон. Служба на Филиппинах была быстрой и приятной,
но это была служба отдельными подразделениями. Мне не терпелось посмотреть, как ребята сработают
в количественном отношении. Американские войска, знаете ли, тоже немного нервничают.
высокоразвитые до состояния атомов. Они живут для более высокой игры в своей стране
- коммерции и изобретений. Когда-нибудь нация поднимется еще выше.
я имею в виду, к духовной эволюции.

“Мальчики в основном болели в Китае, у них была слабая кровь из-за тропического климата.
Филиппины. Колонна была полна лихорадка, кашель и прокляв
мало. Они дрожали от холодной сырости ночей в Тяньцзине
путь.... Бедные ребята, но было приятно послушать их разговор перед серыми стенами Тяньцзиня.
в ту ночь, когда мир висел на волоске.
концы тросов для флэша, ‘битва’. Я ехал вдоль сбившейся в кучу колонны и
слышал Техас, Индиану, Ноб-Хилл и Бронкс, Холстед-стрит и обратно.
Бей - все из теней на земле, которые выдыхали усталые ругательства и
дрожали под натиском мелкого, холодного дождя ”.

Джерри взялся за картину наперебой: “ты помнишь, когда спрей
искр вытряхнул из-за стены?--партия во главе
фейерверки пыталась ночь, чтобы увидеть, если это было достаточно темно. Затем
последовала череда гулких обвалов. Казалось, что равнина была
туго натянутая как барабан-голова, и они упали кометы на нем.... В
Чинос получил российский диапазоне, примерно в то время, и оставила незаживающие раны в
Славянская линия змеиный. И я хочу знать, Ратледж, ты слышал
пронзительный крик японцев, когда они вырвали славу
лидерства?... О, мы снова услышим об этих коричневых карликах!

“Думаю, да”, - сказал Ратлидж. “Они бежали вперед, как гончие, огрызались
друг на друга и показывали языки, как стая, готовящаяся к добыче. Да,
Я помню, а потом за стеной в туземном
город, и небо стало красным - красным, как индейское одеяло! Оно
засияло красным на лицах мальчиков из Штатов.... Мисс Норин, вы...
слушайте с широко раскрытыми глазами, как Дездемона.

“Расскажите мне еще о ваших мальчиках”, - прошептала она.

“Труба пронзительно прокричала ‘вперед’, и колонна ожила”.
Ратлидж объяснил: “Как по волшебству, они выстроились в строй и пронеслись мимо,
тяжело дыша, смеясь, крича под дождем. Боже, сжалься над ними! Они были хорошими
мальчиками - все хорошие мальчики. Я бы хотел, чтобы все они вернулись со своими мечтами.
все сбылось.... Они не знали, что ждет их впереди, за исключением того, что у них
видел слепого серые камни стены, сквозь сумрак в конце
марта дня. Они не знали, из-за чего была битва, но они
с радостью бросились ломать стену о скалу веков - в огонь
и сталь, и желтую ненависть всех преисподних. Это ничего не значило для них.
после того, как стена была разрушена. Это странная, уродливая часть всего этого.
человека в рядах всегда ждет худший конец - и так прискорбно часто
у него даже нет повода для энтузиазма. Он склонен падать в
борьба с хорошими друзьями, так как он имеет где-то на спиннинг
планета, да и какой смысл имеет изменение национальных границ его
мать?” Рутледж задумчиво....

“Кажется, трудно использовать взрослые, как это-мужчины, белые мужчины, с шипами
под прямым углом от змеи, и прикосновение вечности
нутро куда-то. Бедняги, им достается самое худшее - так всегда бывает!
... Я наблюдал за хвостом колонны, покачивающейся мимо, наблюдал за
последними фрагментами, размытыми дождем и ночью. Уже в красном
тумане на стене Тяньцзиня началась пляска смерти”.

Глаза Норин были полны загадок и туманности. Как и в его
работа, Рутледж теперь предлагал ей невысказанные тома. Ее сердце ощущало
огромное богатство этого человека. Она чувствовала внутреннее расширение. Жалость была
почти страстью на его лице; и еще там была ненависть - ненависть к
манипуляциям правителей земли, которые гнали вперед эту
бедную колонну, ругающуюся и кашляющую под дождем. Она видела все это - как будто
она была рядом с ним той ночью - освещенное огнем поле, по которому текла
самая красная кровь на земле. И по всему миру она, казалось, видела
лица служанок и матерей этих мальчиков - лица напряженные
навстречу им, весь белый от пережитой трагедии. Более того, ей показалось, что на мгновение она увидела
лик высшего Бога, отвернувшийся от Своих изображений, потому что
в тот нечестивый час они были одержимы безумными дьяволами войны....
Профиль Ратледжа очаровал ее. Он говорил легко - так, как он
привык говорить перед мужчинами, для которых война была карьерой, - но
возбужденная девушка увидела в его глазах, прищуренных при свете лампы,
бунт мистика против бесчеловечности материальной власти. Вокруг его
глаз и на всем загорелом от тропиков лице было выгравировано выражение
невозможно, чтобы мужчины ее жизни было известно.

 * * * * *

“Я был втянут в резерве русской пехоты потом,”
Рутледж заключен. “Джерри, ты слышал, как россияне поют?”

“Да, у Плевны и раньше, сынок.”

“Это стоит того, чтобы жить долго, чтобы услышать,--дикий и заунывный, как
Сибирская зима.... Этот резерв ревел свою песню, как скучно в
Тяньцзинь - песня о заснеженных холмах и скованных льдом сердцах - бедные
_muzhiks_! И британская батарея, тонны заряжаемой стали и латуни,
прогремел бас!”

Итак, вдвоем два корреспондента осветили историю этого случая
ночной бой - на пути к снятию крышки с дипломатической миссии в Пекине
. В этот момент посыльный из офиса _Witness_ принес
копии нескольких телеграмм, которые Кардинег прокомментировал для редакционной статьи
параграф или два. Он прошел в свой кабинет.

“Ратледж-сан, вы не возражаете, если я попрошу вас рассказать еще?”

Норин придвинула свой стул поближе, как маленькая девочка, ожидающая рассказа.

“Такое слушать, как ваш”, - рассмеялся он, “сделали бы Наполеон раскрывать
его планы на бой следующего утра. Это было выявить лучших из
сказки любого человека. Спроси меня обо всем, что я знаю, и это твое”.

“Всегда, когда другие корреспонденты приходят сюда, на улицу Чир-стрит, - а
почти все они звонят, чтобы повидаться с отцом, - я заставляю их всех рассказать мне
о самом храбром поступке - о самом храбром человеке - которого они когда-либо видели или знали
во всех своих услугах. Думаю, я знаю их все” кроме вашего.

- И каким, по-вашему, будет мой самый храбрый мужчина, вы, коллекционер
героизма?

“ В том-то и дело, Ратледж-сан. Я думаю, что ваш собеседник не будет человеком
просто грубой храбрости. Вот почему я так жажду услышать ”.

“В этом случае я подобен одному из посланцев к Иову - я один остаюсь
рассказать вам. Я никогда никому не рассказывал, но иногда мне приходит в голову мысль
написать историю Родера для тех немногих, кто хочет понять. Он -
моя собственность, мисс Норин, смиренная мученица с могучей душой, как у святого.
Павел.

“Он человек рожден, чтобы страдать, как все великие, кто распяли
себя в различных способов, чтобы уменьшить страдания простолюдин мужчин. Я
никогда не чувствовал то же самое про любого другого человека. В наших отношениях есть что-то совершенно
чудесное. Случайно, как оказалось, я встречался с ним
где-то раз в два года в течение двух десятилетий - последний раз в
Гонконг, эта поездка домой. Я, конечно, увижу его снова? Тебе не кажется это
глупой - эта идея о том, что тебе суждено встретить определенного кого-то
время от времени где-то - до Конца?”

“Нет. Я хочу услышать все, так же, как он приходит к вам, со всеми вашими
мысли об этом ... пожалуйста. Отец будет занят по пол-часа в своем
исследования. Я думаю, я сам разберусь”.

Рутледж откинулся в кресле с сигаретой, который с ним был только
иногда снисхождения. “Как я уже сказал, я встречаюсь с ним раз в два года в своих
странствиях, и я всегда исцеляюсь от мирской суеты и
мировая политика после дня, проведенного с Родером, ” продолжил он, наблюдая за ней. “У него
в детстве было странно непривлекательное лицо - медлительное, с той тупостью,
которая иногда бывает у глухих, и влажной, рассеянной бледностью, которая
наводит на мысль об эпилепсии. Его первоначальный дом находился далеко отсюда, в Новой Англии
деревня, замкнутая, как врезной ящик, в своих мыслях и сердце. The
Роудеры были большой, небогатой семьей - шесть или семь детей - все они жили в
ужасающей бедности. Некоторые из самых маленьких были заячьими губами; все они
боялись других детей. Мне никогда не нравилась Новая Англия.... Я могу
видишь еще серый, некрашеный дом Роудеров, высоко на голом холме
на фоне серого, безжалостного неба - лохмотья в разбитых оконных стеклах; голоса
в доме, который ты не мог забыть, но в то же время ненавидел вспоминать.... Все
умерли за год, кроме этого мальчика, который стал моим другом. Все встретились Жнец
без помпезности и геральдике, похороны перекрытия, так что село
был под кайфом, и имя Rawder стоит-день для старых смертности в
его худшие. Так что остался только этот, странный, бессловесный тип
Неудачник в глазах деревни.

“Он был немного старше меня, но в некотором роде моим рабом. Теперь я понимаю это
. У меня было все, чем может благословить мальчика хорошая семья и родительская мудрость.
а у него не было ничего. Что я жалел его, казалось, тепло его
душа с благодарностью. Он ожидал, что так мало и был готов дать
так много. Я хотела бы понять лучше.... Он стремился к служению
, но ему долгое время отказывали в рукоположении. Он был вторым по
его класс после нескольких лет обучения в духовной школе, заработанные с
невероятной нищете, но его пробная проповедь или что-то о нем в шоке
сообщества. Теперь я знаю, что он был шире, мягче благочестия. О
на этот раз я пришел в свою первую поездку по всему миру. Не имея возможности
найти церковь, он попросил о зарубежной миссии, самой маленькой миссии в
самой одинокой, самой ужасной стране. Его ответ прозвучал шепотом среди
собрания проповедников, бросающих вызов его здравомыслию. Простите их, как и
он, мисс Норин. Я не мог до конца понять черты его трагедии
, но я помню, что, когда я расстался с ним в тот раз,
в моем сердце было смутное опустошение. Я не мог забыть глубокое,
встревоженные глаза, тяжелое невзрачное лицо, изборожденное суровостью
от младенца, настоящего магнита для злых фортун.

“Снова вернулся из Англии, я встречался с ним в Бостон под свои знамена
и факелы из Армии Спасения. Он был тоньше, глубже-глазами,
богаче,-озвучил, и все живое, с любовью для своей расы. Впервые
я почувствовал настоящее очарование этого человека. Это было что-то в его глазах.,
Я думаю - что-то, что вы видите в глазах маленького ребенка, который
умирает без боли ”.

“Видения”, - прошептала она.

“Да, это то самое слово. Что-то Божественное в мужчине в
улицы Бостона. Но я делаю моя история, Мисс Норин. Я
не знаю, что у меня все эти детали. Она стала довольно интимный
необычные моя-это история”.

“Пожалуйста, расскажите мне все. Я думаю, что это будет история великой победы”.

“Да, грядущие годы положат этому конец.... Два года назад я ехал верхом
с кавалерией Тарранта по южному Лусону, когда обнаружил Родера среди
солдат. Это было в разгар стремительного двенадцатичасового марша
из Сан-Педро-Макати в Инданг, без остановки на кофе или бекон.
Он не видел меня, и я не мог добраться до него, пока колонна не сломалась
построение. Что он, должно быть, перенес, взбираясь на Холм Дурака в качестве рядового
новобранец кавалерии! Днем был бой, и колонна была
сильно перемешана. Каждый четвертый остался с тремя лошадьми и
своей собственной. Остальные, спешившись, двинулись в бой. Родер был с
боевыми силами. Я мельком видел его во время раннего стресса
от всего. В его челюсти было столько же железа, сколько и у Тарранта,
чья доблесть гремела по всему Тихому океану. Тем не менее, я слышал, как
унтер-офицер ругал его как дворнягу - Бог знает почему, если только это не
это было потому, что Родер не стрелял на поражение. Той ночью, когда мы вошли в Инданг.
Я не смог найти его. На следующее утро его не было в строю.
Таррант поехал дальше без него. Очевидно, я был единственным, кому было не все равно.
Я думаю, что в кавалерии к нему относились примерно так же, как к нему относились на методистской конференции
и в комитете по иностранным миссиям.

“На следующей неделе в колонке Тарранта разразилась война - немного настоящей войны. Я нашел
всю эту службу "архипелага" интересной, кампанию "сбей и беги",
со всем человеческим интересом к большим репортажам. Мы были пойманы на
утоптанная тропа в джунглях, обстреливаемая с трех сторон. Небольшая по численности,
но это сражение было из тех, о которых говорят в английских полках десятилетиями.
полки, украшенные флагами. Я никогда не видел ничего подобного
с более близкого расстояния. Мне это даже показывали - странную манеру
мужчины открывают рты, когда их бьют о пояс. Я слышал, как души
говорили, проходя мимо - странные, сбивчивые высказывания, исходящие из мозга
и слетающие с губ, но полные смысла - высказывания великого и
запоминающегося значения. Я видел , как Таррант простоял тридцать секунд под навесом
первые залпы, встревожен, в желтых бликов. Нет взгляда на
солдат так страшно, как увидеть хаос в лице его начальника,
но он довольно быстро исправил. На мгновение мужчины попытались прикрыться
запачканными короткими соломинками своей религии.

“Это был голос из джунглей, который напугал Тарранта. Я рассказываю вам
всю историю, мисс Норин, из-за того голоса в джунглях.
Туземцами руководил белый человек, одетый в хаки американского солдата
. Именно это белое руководство возглавляло колонну Тарранта
на убой в этой горячей пучине джунглей. Крик ‘Грабитель!
Грабитель!’ раздался со стороны американского командования. Что-то в голосе
обеспокоило меня - всего на секунду - страхом, что Родер, возможно, в конце концов,
сошел с ума.... Послушайте, я думаю, что в мире нет ненависти
более зловещей и разрушительной, чем та, которую вызывает дезертир, который ведет
врага против собственного народа. И этот человек руководил черным отрядом
Малайцев!... В конце концов туземцы отступили, и белый человек вместе с ними.
Солдат из Индианы умирал на солнце, когда все стихло. Я слышал его
скажу устало, ‘Боже, если бы я только мог убить Rawder, хрен бы
это было для меня проще простого!’

“Вот как они ненавидели его в тот день. История Роудера, дезертира,
обошла весь мир. К ней был прикован вечный интерес, как к
козлу отпущения, который превращается в огненное клеймо. Манила посылала колонну за колонной
пехоту в страну Инданг и ниже, к камаринцам,
но ренегата пока не собирались брать в плен.

“Я продолжал ездить с Таррантом некоторое время после этого. Он находил
действие, когда оно было; более того, я чувствовал, что настоящая история
Роудер еще не был написан. Он был важен для меня, и я не мог поверить, что
голос из джунглей принадлежал ему. Тарранту было приказано со своим
отрядом и двумя другими, спешившимися, отправиться на Миндей, маленький остров к югу
от Лусона, который природа наказала различными способами. Я помню
пустой, ослепленный солнцем залив, когда наш маленький транспорт взбаламучивал песок.
Ни один _банко_ или _каско_ не вышел нам навстречу. Мы были среди
людей, которые не выступали за мир. Существует испанская традиция
что каждый мужчина, уроженец Миндея, одержим семью дьяволами, а
лидеры - десятью.

“Лучшие бойцы на островах - эти миндайцы", - сказал мне Таррант.
‘Цена жизни здесь - убивать первыми, убивать все время, змей
и людей’. Той ночью я бродил по пустынному порту на "Крузо"
в тишине. На окраине города меня ‘вырубил’ маршрут из
вспыхивающих звезд - удар по голове сзади.

“Как ни странно, мисс Норин, местные жители оставили меня в живых. Утром я
проснулся в бунгало и обнаружил Родера, сидящего в дверях.

Его странно очерченные веки были смежены из-за интенсивности света.
Снаружи солнечный свет пылал чистым белым пламенем. Это было самое яркое время суток
, самое жаркое время года на самом огненном
острове земного шара. Разумный день коварен. Вы можете дышать и гулять
на улице, но если вы не спрячетесь, когда ваша кожа головы предупредит вас об этом
своим покалыванием, вы, вероятно, будете вечером схоронены дикими собаками Миндей.
собаки Миндей. Или, возможно, если ваша жизнестойкость огромна, солнце
сохранит вам жизнь, но поджарит содержимое вашей сковороды для мозгов, что
гораздо хуже, чем потерять руку.

Родер не заметил, что я проснулся. Он обменивался идеями с
молодой миндаец, кожа которого была цвета сухих мокрых дубовых листьев.
весной они покрывают леса у нас дома. Похоже, что этот
с пятнами был на Лусоне и выучил восемнадцать или двадцать слов из
английского. Через них и признаки, которые застежка мира, Rawder был
накапливая Mindayan для целей--администрирование Методизм в
туземцы.

“Я был без сознания в течение многих часов. Я не мог подняться, и мой мозг
, казалось, работал в смену маленького мальчика. Казалось, целую вечность,
Я наблюдал за разговором руки и губ, слишком слабый, чтобы позвать, спросить, почему я
жил - мой череп наполнился мыслями из комнаты больного. Родер продолжал работать над
языком, спокойным, нежным, домашним до боли. Он был более худощавым,
сильнее, чем прежде; незагорелые, но пастообразных бледность пропала с
его лицо. Лет переросли наследия физическое расстройство. Я
всегда замечал, как формировались его мысли, медленно, тщательно, без
украшений, но каждая мысль напрягала его возможности до предела
его мозг. Если в мыслях Родера было какое-то действие,
он выполнял это действие, как хорошие гончие бегут - до смерти. Я видел
теперь этот чудесный вид вокруг него, это согретое Небесами нечто, что
отличает человека, которому предстоит проделать большую работу в этом мире. Возможно, я
один мог это видеть. Они говорят, что Бог никогда не посылает многие души среди мужчин
без кого-нибудь, чтобы признать это. Это может быть что честь моя,
в случае Rawder. Как бы я ни был поражен, я не мог не отметить его
стойкость в сосредоточении. Это, как вы знаете, дар только
мистиков. Он загонял обезьяний разум переводчика Миндаяна
на ложе пыток с его помощью.... Он увидел, наконец, что мои глаза были
открыл и подошел ко мне, опустился на колени, чтобы взять меня за руку. Туземец воспользовался
моментом, чтобы сбежать.

“Выяснилось, что я был в настоящей деревне, в двух милях от порта.
Миндаянцы привели меня с несколькими американскими солдатами, которые
бродили прошлой ночью по краю лагеря, чтобы устроить яркое
пыточное представление на городской площади. Родер спас мне жизнь, но
остальные ушли самым неприличным образом.

“Я не спал, когда тебя привели", - сказал он. ‘Эти люди
еще не очень сильно сплотились вокруг меня, иначе я мог бы спасти мальчиков
которые были взяты в плен.... Но ты - я умолял сохранить тебе жизнь через
переводчика, сказав, что ты великий учитель, а не солдат,
показав им разницу в твоей одежде - и в твоем лице.’

“Возможно, вы можете представить себе, мисс Норин, его борьбу с туземцами,
пока я лежал без сознания той ночью.... Я объяснил ему, что
Командование Тарранта приняло его за дезертира и ренегата, чье
руководство сделало тагалов извергами. Он смотрел в открытую.
долгое время молчал. Его не били кнутом и не приводили в ярость, как
кто-то быть. Я думаю, я всегда буду помнить его слова:

“Я, кажется, не столько раз и столькими способами, прежде чем
началась моя работа, мистер Рутледж. Солдаты не виноваты.
Они не могли понять меня; и все же моя цель была такой простой. Мне
не следовало говорить им, что я намеревался стать миссионером в Азии
по окончании моей службы. Это смущает их. Какое-то время все будет
понимаю. Какое-то время я буду делать хорошо и не плохо’.

“Но как ты ушел из команды?’ Я спросил.

“Я не знаю", - ответил он. ‘Во время боя я упал от жары
и легкое ранение. Я проснулся один, спрятал свое оружие в джунглях,
и попытался последовать за отрядом. Должно быть, я ошибся следом, потому что
Я больше никогда не видел американское снаряжение. Три дня ночного путешествия
привели меня недалеко от большого прибрежного города Триакнакато, где я
встретился с группой миндаянцев, совершавших торговое путешествие ...’

“Скажи мне, Родер, ’ перебил я, ‘ почему ты вообще вступил в кавалерию"
прежде всего.

“Азия позвала меня. В те последние дни в Бостоне я всегда слышал, как Азия
звала меня на работу. У меня не было денег ни добраться до Тихого океана, ни пересечь его,
итак, меня зачислили в полк, которому было приказано служить здесь. Я слышал
о некоторых солдатах, выполнявших хорошую работу среди своих товарищей в старых
английских полках, и подумал, что, пока я снова не буду свободен, я мог бы
быть полезным в отряде. Белые люди, кажется, не слушают меня, мистер
Ратледж.

“Так он говорил, мисс Норин. Он вам хоть немного нравится - мой великий
человек, Родер?”

Девушка нерешительно посмотрела на него, как будто ответить было нелегко
. “ Он мне так нравится, - наконец ответила она, “ что я хотела бы, чтобы это было
моей судьбой встречаться с ним время от времени на протяжении многих лет, как это делаешь ты. Расскажи
мне все.

И вот он начал учить словам Джона Уэсли и
других миндайян, которых Испания предоставила самим себе из-за
их свирепости. Бог знает, почему миндаянцы дали ему Мессианский
шанс выучить их язык и объяснить его послание, но они оставили
его в живых. А теперь я должен рассказать вам еще об одном или двух моментах из
битвы. Для твоих испуганных глаз уже было слишком много войны.
но это коротко и о моем самом храбром человеке.

“Пока мы разговаривали, раздался резкий щелчок карабина "Краг". Я не мог
подняться, но пополз к дверному проему. Миндаянцы выстроились на площади
для действий. Террант приближался со своим кавалерийским эскадроном, чтобы расплатиться
за убийства прошлой ночью, и голые миндайцы попытались
встретиться с ним в открытую - на что тагалы Лусона никогда не осмеливались
. Все это произошло в одно мгновение. Из джунглей вышли парни из
Штатов - странными, быстрыми рядами, пуская пузыри белого дыма,
пригибались для стрельбы и бежали вперед в перестрелке, отвечая на
звук трубы - это когда текучий металл попадает в пазы формы. На
пылающем просторе - в таком ярком свете, что было больно смотреть сквозь него
это... силы встретились. Миндайцы с ружьями времен Магеллана;
американцы с их быстрыми, одушевленными "крэгами"; эскадрилья белых людей,
три скелета войск, отобранных из сорока штатов, сложенных против
тысяча с лишним блестящих чернокожих, все они с энтузиазмом шли на смерть. Ад запретен
В тот час комнаты опустели, мисс Норин. Тогда я ненавидел войну, но
с тех пор возненавидел ее еще больше.

“Они встретились - на моих глазах они встретились - и мертвые вылетели из рядов,
как мякина, и были растоптаны, как мякина, тружениками. Рукопашная
наконец-то; блестящая чернота плоти на фоне тусклого зелено-коричневого цвета хаки;
джунгли полны запасов, обменивающихся отравленными металлическими салатами;
наука против первобытной похоти; закаленное мужество против фанатизма.;
желтое небо, желтый песок под; кровопускание между, и
вечные джунгли со всех сторон. Это была битва, чтобы преследовать и обесценивает
наблюдатель мозга.

“Я не знал о доблести Тарранта до того дня. Один человек мог дрогнуть
в его команде, но ряды были тверды как сталь. Его трубач
интерпретировал каждое движение губ командира. Я потрогала циновку
в хижине, но не смогла поднять бедра. Родер встал
надо мной, наблюдая, морщины на его потном лице были искажены печалью.
До меня доходило, что будет означать конец боя
для него - но на его печальном лице не было ни следа страха. Много лет назад, когда я был
мальчиком и любил физическую храбрость, я должен был боготворить этот чистый
его взгляд. В его глазах стояли слезы из-за мужчин, которые жестоко обращались с ним!...

“ В битве всегда есть последняя минута, мисс Норин, - когда каждая из сторон
проявляет последнюю вспышку мужества, и меньшее рвение
убито. Последняя капля храбрости побеждает в битве, когда сила и
стратегии больше нет. Она выигрывает для пауков, мальчиков и армий. У Терранта была
она.... Когда все закончилось, люди из отряда Родера увидели его в дверях
и бросились вперед.

“Мистер Ратледж, ’ тихо сказал он, ‘ они идут за мной. Мальчишки
сорвали мою миссию здесь’.

Его рука коснулась моего лба. Ужасная болезнь оставила меня.... Я не
верить, рассказывать даме историю, которую можно было бы не говорить
его товарищ войны-книжники, Мисс Норин, но, поверьте, у вас побудило
это идеальное прослушивание----”

“ Его рука коснулась твоего лба, ” повторила она.

“ Да, и в этом прикосновении было что-то такое, о чем торговец
военной атрибутикой не смог бы подробно рассказать в печати. В какой-то момент я
был всего лишь оболочкой человека - а в следующий я смог подняться.

Старый отряд Родера бежал вперед, чтобы добить его - Террант шел впереди
. Я пытался заставить их услышать - этих белых людей, когда они ворвались внутрь,
полные адской борьбы с похмелья. Но они меня не услышали. Эти
Люди видели только венец великого дня - убить дезертира, который
повел тагалов против них на Лусоне - Родера, отступника, которого они
верил также стоял за смертями прошлой ночи и этого дня.
Убить его после того, как он выпорол миндаянцев, значило бы умалить славу
Пантеона.... Родер отступил, улыбаясь, с пустыми руками. Мне удалось
подставить Терранту подножку и прокричать эту историю ему в уши, когда он падал. Старший сержант
прошел мимо меня с туземным ножом.... Жидкости текли из мужчины
, который спас меня, до того, как Террант или я смогли вмешаться, но остальные
были остановлены.

“Несколько часов спустя, ночью, он пришел в сознание. По крайней мере,
сознание дрогнуло в его глазах, и я наклонилась, чтобы услышать: ‘Я еще не собираюсь
умирать’....

“И это было правдой, мисс Норин, несмотря на ужасную рану - но это
все зажило.... Тарранта освободили от Миндей. Обратно в Манилу
узнал, что ренегат Нижнего Лусон был захвачен живым
волонтерская пехота. Его зовут Девлин, и он с громким в
История Лусон. Благодаря Тарранту, которого я пропитал сутью характера
Родера, мой самый храбрый человек был уволен по инвалидности....
Месяц назад я оставил его на набережной Гонконга. Он нашел
ночную работу среди матросов - спасал их от людей-стервятников, которые
охотиться на бедного Джека-на-берегу-с-деньгами-в-кармане - тяжелая, осуждаемая злом работа
но это единственный вид работы, который Родер пока знает. Многие одурманенные наркотиками или
пьяные моряки просыпались на борту собственного корабля с десятой частью своего
заработка и целой шкурой, оставшейся после плавания, чтобы смутно удивляться
кто был его защитником со странным голосом и нежными руками - последнее, что он
помнил в Гонконге.... Родер сказал мне, что я должен найти его в Индии
затем - сказал, что мечта призвала его в сердце Индии. Он должен
найти своего учителя.... Неужели вам не верится, мисс Норин, что
есть великий смысл в этой индийской тени, упавшей на моего самого храброго человека
? Я знал индусов, которые могли заглянуть за пределы плоти
людей, презираемых их собственной расой, и обнаружить волнующие души
эволюцию и вдохновляющую чистоту ”.

Вошел Джерри Кардинег. Норин быстро перевела дыхание, как будто
внезапно пробуждается от сна.

“Я чувствую, что какое-то время я увижу свой смелый человек, Раутледж-Сан”,
она прошептала.




ПЕРВАЯ ГЛАВА

ГОВОРЯТ, ЧТО МАТЬ ИНДИЯ ДРОЖАЛА ОТ НЕНАВИСТИ К СВОЕМУ БЕЛОМУ РЕБЕНКУ,
БРИТАНСКОМУ ПОДКИДЫШУ


Сумерки сгущались над продуваемыми ветрами холмами. Было
перестрелка в тот день в верхней Индии. Две британские колонны, которые
вели кампанию с разницей в месяцы, разошлись с ужасающими звуками
радости. Пехотинцы Ее Величества, уже плотно сбившиеся в кучу вокруг
своих костров для ужина, улюлюкали кавалеристам, которые все еще сопротивлялись
недоуздками, пикетами и лошадьми, которые стучали по дерну
и заоблачно ржал, чтобы подъехали фургоны с кормом. Каждое дуновение
ветра приносило новый запах - кофе, верблюдов, кожи, оружейного перегара, сигарет,
седельных попон и безымянных других. Завтра там будет
квадратная миля холмистого пастбища, настолько загаженного людьми и животными, что
туземный бычок умер бы с голоду, прежде чем выращивать там урожай до сезона дождей.
Ливни снова пропитали его сладостью.

Гражданские корреспонденты сгруппировались для беспорядка. Там было
Бингли из _Thames_, уважали, но не любили, а скорее лучше
известен как “конь-убийца” - молодой человек наполеоновских амбиций и
Cowperish мрак. Был Финакьюн из _Word_, который создал красочный
роман о войне, украсил свои поля сражений пальмами и
древними храмами, и не больше забыл бы о лунном свете, чем о
подсчитайте количество убитых. Финакуне произвела на свет пылкого ухажера
из британской армии и смуглой полногрудой дьяволицы из "врага"
. Его рассказ о кампании был ухаживанием за этими двумя, и он
читался как “Страсть в пустыне”, за что _Word_ ему хорошо заплатил
и сильно любил его. У Финакуне была еще одна неподражаемая особенность.
Он обладал одним из тех, легким, изящным цифры, которые даже цивильно
одежду не портят; и он может выйти из тридцати дней в
поля, щеголеватый и, одевшись соответствующим образом приспосабливать как с утра Лисьей охотой.

Потом были Фини, Троллоп и Тальяферро, которые разносили подносы
и объявляют экипажи в этом повествовании, хотя и верховные жрецы прессы
и лондонцы Марка.

Центром собрания был старый Джерри Кардинег из _Witness_,
по профессии декан культа британских художников слова войны,
но Тайрон патриот до мозга костей и со страстью. Как раз в этот момент старина Джерри
брал сигарету сухого копчения, две унции скотча, приказывал своим слугам
превратить бычью щеку в вырезку и исполнял роль церемониймейстера
. Кардинег легко снискал тройную славу: во-первых, и всегда.
во-первых, за качество своей работы; во-вторых, за то, что видел больше
войну (двадцать семь кампаний с тех пор, как он связался с китайцем Гордоном,
до этой ночи в Бхурпале), чем у любого другого человека на планете; и третье
за то, что он отец Норин Кардинег, абсолютно очаровательной женщины.
молодая женщина, проявляющая себя в настоящее время в Лондоне.
Сердечное сочувствие старика к Ирландии и ко всему, что Ирландия сделала и
потерпела неудачу, было частично известно среди книжников и фарисеев. Это было
бесконечным предметом юмора среди его соотечественников. Только сейчас Финакуне
вспомнилзадал стандартный вопрос и запустил его:

“Джерри, если бы Англия и Ирландия вступили в войну, где бы ты работал
домашний офис - в Лондоне _Witness_ или Дублине _Contemporary_?”

Кардинег никогда не отвечал дважды одно и то же. “Ни то, ни другое”, - заявил он.
теперь уже беззаботно, доставая банку селедки с копченой рыбой из "Финакьюна".
седельные сумки. “Но палатка капитана, в те времена, когда я не был
ведет ирландцев к славе. У тебя есть нож? Мне нужно, смачно пилить
этот виски”.

“Старый боевой конь не всегда юморной”, - сказал Бингли, который был
сидит отдельно. Бингли всегда сидел в стороне, чтобы кто-нибудь не увидел его
черную тетрадь для заметок или одолжи у него провизию.

Троллоп повернулся к Финакьюну и прошептал: “Декан выглядит больным.
Ты заметил?”

Финакьюн кивнул.

“Было бы Эллер, если бы этот маленький роман в горах, должно доказать
последний поход старика,” Троллопе тихо протянул.

Из сумерек появилась еще одна фигура, и Джерри Кардинег с ревом прыгнул
в объятия проворного гиганта в просторном фризовом плаще. На мгновение
показалось, что эти двое находятся в смертельном конфликте. Палатки для щенков
были сняты, наборы для ужина разбросаны, слуги-туземцы уползли, как
от дуэли людоедов, и святые верблюды поднимали головы и в
свежие тревогу. Это было хорошее, приятнейшее приветствие и подобающий способ
для мужчин, которые любят друг друга, встретиться после продолжительной разлуки.

“ Встаньте, дети мои, и направляйтесь к Ратледжу, вашему духовному
отцу! - Наконец приказал Кардинал.

Все, кроме Бингли, повиновались.

“Вставай, молодой Скут,” Джерри называется зловеще - “и покормить с
верблюды”.

“Я не имею чести знать этого джентльмена”, - сказал Бингли без
рост.

“Лучше почитай еще немного свою историю”, - заметил декан, поворачивая голову.
вернемся к молодому льву из Темз. “Джентльмены, - продолжил он,
выдержав ораторскую паузу, - взгляните на человека, которого Боги создали для
военного корреспондента - или шпиона, как вам больше нравится, - и они закалили его в
адский огонь и святая вода - Боги. Джентльмены, это Ратледж, который
знает Индию лучше, чем кто-либо из вас знает Лондон, и он американец.
Это Рутледж, который в одиночку едет, кто остается на местности в мирное время
пропаганды войны, для нас-и больше войн. Я говорю, Раутледж, когда ты
дома последний раз?”

“ Садись, ты, ‘поврежденный архангел”, - со смехом сказал Ратлидж. - Я сел.
перед вашим камином на Чир-стрит, Лондон, немногим более года назад
.

Услышав имя новоприбывшего, “Убийца лошадей” не замедлил прийти в себя
встать на ноги. Он поспешно шагнул вперед, угрюмость исчезла с его лица
на нем читалась смесь зависти и восхищения. Он долго
пристально смотрел на изможденный профиль Ратледжа. Финакьюн заметил этот взгляд
и истолковал его для собственного удовольствия следующими словами: “Итак, ты -
Рутледж, только что названный величайшим из всех. Что ж, я Бингли
из _Thames_. Я превзошел всех остальных в этой кампании,
и когда-нибудь я померяюсь с тобой умом и выдержкой. А пока тебя
стоит развивать ”. И действительно, первыми словами
“Убийцы лошадей”, когда он протянул руку, были:

- Я Бингли из “Темз", мистер Ратледж.

“ Я видел и слышал о ваших работах и восхищался ими, мистер
Бингли, ” сердечно ответил Ратлидж. “ Рад с вами познакомиться.

“И я слышал о вас тоже” Бингли ответил: К радости
другие.

Рутледж охватил несколько старых друзей, но большинству он был известен меньше
в лицо, чем репутацию. У него была склонность смеяться над Сильными Мира сего
в акте принятия войну, а стремление сделать мир видеть, что война
был похмелье с тех времен, когда мужчины ели их плоть, горячая от
убьет, а не от огня. Под всей его работой скрывалась и часто выражалась
открыто в язвительных выражениях его убежденность в том, что война - это ужасное явление.
навязывание мужчинам в рядах. Данный вопрос был рассмотрен остальной
в качестве простого душевного тепла подлинно великий труженик.

Добавлено определенное равнодушие к таинственности и очарования мужчины.
В полевых условиях он присоединялся к какой-нибудь дальней колонне.
для грязной работы, выбирая командование на основе глубокого знания
лидера и людей; к этому была добавлена концепция Индии, ее
топографии, стратегий, бойцов и ее методов мышления и действий
что вряд ли могло быть сопоставимо - за пределами секретной службы - в чьем-либо сознании
Британца.

В _Review_ неизменно держал второй мужчина в самом сердце вещей
крышка рутинную, так что Рутледж смогла последовать его наклонности
для жесткого спортом и принести в его дивной сказки далеко шансы, ночь
атаки, противнику из первых рук, лица и доблесть тех немногих, кто
прислушивайтесь к свисту Жнеца, крику инертной плоти, когда
дух улетает прочь - юмор, ужас, ад столкновения.

Аксиома ремесла заключается в том, что во взводе, сражающемся за свою жизнь
существует вся сила человеческих интересов, которая приводит в ужас при столкновении
о пятидесятимильных фронтах сражений; и Рутледж играл в меньшую игру, чтобы выиграть.
семена. О нем говорили, что он мог забраться в мозг солдата
и наблюдать, как механизм работает на полную мощность и ломается.
Читая его, всегда чувствовалось, что ему очень жаль солдата.
человеком, и многие ненависть к системе, которая его использовала.

Где Грозный был причастен, было шокирующим энергии в
начертательная полномочия Рутледж. Даже шрифт, которым были напечатаны его послания
с поля боя на улицы Лондона, иногда казался живым,
трескучие иероглифы, горячие из зловонных центров войны. Он
мог выделить свои первые строки в толстых колонках _Review_, как
закат в пустыне.

В конце кампании, вместо того чтобы искать соблазнов
возводя в культ Лондон, Рутледж будет дрейф, возможно замаскированная,
в некоторых индейских горячей кровати, чтобы изучить язык, оккультизм, не хотят чувствовать
Яды, или Cleopatran парфюмерии. Рассказы о его повадках и его работе заняли место
его присутствия дома в мирное время. Какой-нибудь путешественник
, приехавший издалека, рассказывал, как Рутледж улыбался во время
шестидневной нехватки воды; как Рутледж скучал по местным ножам
которые так часто становятся источником человеческих фонтанов в темноте. Он был
прошептал, и аккредитацию, что брахманы называют его _One_; что
они запомнили его как великого и уважаемого и жреческий каста
в каком-то прежнем воплощении, и были верны до сих пор. Это честь.
настолько великая, что на всем западе не найдется и пяти десятков человек, которые
могут адекватно оценить это. Мать-Индия чувствительна к потеплению.
потоки великого человека, даже если он изгнанник в этом мире.

Ратледж заставил англоговорящий мир фамильярно произносить его имя
и искать то же самое в общедоступных печатных изданиях. По этой причине, Финакуне,
с пишущей машинкой на коленях, американский пончо растянулся на
траве под ним, прислонившись спиной к камню, и с фонарем у локтя,
обрушил колонну на свою машину. Закончив работу с полуулыбкой,
он громко прокричал:

“О, Ратледж, посмотри, что получается, когда едешь один! Через месяц или шесть
недели, Бога любящего письма, в _Word_ будем публиковать: ‘гражданский
беспорядок был зарегистрирован в ночное время, что молодые бродячие планеты, Космо Раутледж,
кто в нынешние и бывшие кампаний привела прямо к источнику
эксклюзивная информация и нажал на отверстие в его честь’.Тогда, на
палка или две, я рассматривал большой Фриз пальто,” Finacune добавлен
причудливо “описал чело пророка, стройные руки Свифт
красноречие, и грустно, невыразимо глаза Раутледж, родившийся в Америке,
корреспондент британской, гражданин мира, как дома в
Индия и мистика войны”.

“Просто добавь, ” растроганно заметил Кардинег, “ что его сердце бьется за
Ирландию”.

Это была чудесная ночь. Сильные натуры пульсировали в одном ритме. Виски
как это иногда будет, дьявол, он ... вывел из храбрецов.
и нежной человеческой речи. Рутледж рассказал немного истории
большой Фриз пальто.... Это были моменты непреодолимого насилия в повествовании; моменты пылкой романтики, обладательницей которой была
свидетель или слушатель....
“Ах, в те дни шили ткань”, - вздохнул старый Джерри. “Не могли бы вы поискать
под воротником имя старого белфастского мастера?”
“Это точно есть, ” сказал Ратлидж, - поскольку Тайрон отмечен водой“
в великом свитке Кардинега.Джерри мгновение не отвечал. Его лицо выглядело особенно белым в темноте.
“Декан вернулся в Ирландию как раз перед тем, как мы приехали сюда в эту
поездку”, - проворчал старина Фини из "Pananglo News Service". “
похоже, он не смог поднять там восстание, поэтому поспешил обратно в
в офис "Witness_" и посещал комнату редактора кабельного телевидения, пока
Пурпальцы не сжалились над ним и не начали стрелять в Томми ”.
Часы проходили в разговорах и смехе, выпивке и песнях. Строго говоря, это было ночное заседание внутренней секции художников войны; и по духу
верховные жрецы службы старейшин толпой вернулись послушать среди
низко висящих индийских звезд.... Было по колено в утренние часы, когда
Ратлидж и Кардинег наконец разошлись. Они прошли между рядами
храпящих, перешептываясь:“Джерри, что сделала с тобой эта узкоколейная кампания? Лихорадка или голод? Ты выглядишь изможденным, обветренным и побелевшим.-“После этого я отправляюсь в логово”, - сказал Кардинег. “Ребята не поверят", но это абсолютно мой последний выход на поле. Я
иду домой Норин, сынок, и Лондон, и _Witness_ может идти к черту.”
Там было неестественно яда в слова старика. Его напряженные руки
беспокойно шевелились; его глаза, видневшиеся в свете спички, когда он прикуривал сигарету, были беспокойными, полными какого-то мучительного напряжения. Ратлидж схватил неистовую руку.
“Ты окисляешь слишком много тканей, старый боевой конь”, - сказал он
тихо. “ Когда вернешься, тебе захочется ненадолго прогуляться по лугам.
но ты там не останешься. Этот материал--запах от него, как сейчас в
рассвет-росой, и бормоча образований в настоящее время”--Раутледж махнул
руку на бивуаке--“как это не позволит вам работать долго в
пастбище. Когда война-заголовки начинают расти на первых страницах
из _Witness_, и облако не больше ладони человека и чернеет в кулак сжимая кинжал ... почему, вы будете в Лейн-забор ржала для проводов”.
“ Ратлидж, не надо снова ворошить всю эту чушь, ” сказал старик. “ Это
не то, что я не в силах, но я слишком полон ненависти, чтобы идти дальше.
Я всегда ненавидел этого самодовольного английского народа, и я не кондиционируя с лет. Я чувствую, что становится все жарче и жарче - иногда я ощущаю это как бег. Внутри все раскаляется. От этого мой мозг обугливается и становится ядовитым - вот и все, мне так кажется.... Тем не менее, я был одним из первых Англии возвеличивающий (aggrandizers). Я радовался спринту на ее победы. Я болела с низколобого моба, ‘Боже, храни Королеву!’ Я принял на себя основную тяжесть ее войн - ”сын моего отца"!

Ратлидж был встревожен, но тихо усмехнулся. “Можно подумать, что вы
мы все еще были огненным клеймом фениев, Джерри.

“Я знаю, с кем говорю”, - прозвучал странный шепот. “Фении"
еще не умерли - не все фении”.“Когда вы в последний раз получали известия от мисс Норин?” -“О, прошло две недели. Мы должны получить почту в Мадирабаде.... Я должен написать. Боже мой, я должен написать!... Не обращайте внимания, если я немного поболтаю, Ратледж. Я выпил довольно много, чтобы поприветствовать твое возвращение. Виски обжигает по моему позвоночнику быстрее, чем когда-то давно.... И ты не видел Норин...?“Больше года”, - сказал Ратлидж. -“И ты не слышал, что ее называют самой красивой женщиной в
Лондоне?”“Да, Джерри. Я слышал это от генерала Фальконера в Бомбее; от
Сьюардов в Симле; от Бликли, который вернулся в Гонконг после
годовой отпуск с замененной печенью и женой-ребенком. Но потом я понял
это, Джерри... да, я знал это.- Но она поразительно расцвела после того, как ты покинул нас. Она никогда не забывала тебя, Ратледж.... Она похожа на ирландскую девушку, которая дала ее ко мне”.
“Давай спать, Джерри. Мы едем как падаль птиц по всему миру
везде, где есть Кровь, пролитая на землю. Мы не годимся для
женщина, которую нужно помнить”.
“Женщина, которая подарила мне Норин, могла помнить и ждать, сынок!... Ах,
Боже, через какой красный ад я прошел!”
Ратлидж размышлял о неистовых эмоциях, охвативших его.
старый друг в десяти минутах ходьбы. Из горнила британской ненависти
он унесся в холодные пещеры мрака, где уложил в постель
жену своей юности. Всего четыре месяца назад он покинул Кардинег твердым,
чистокровным, серо-стальным. Рассвет показал ему сейчас загнется, пепельного,
перебегая глазами старика, летучих но нецентрированным речи. Трагедия
все это зарождалось в душе молодого человека. Более того,
с волнующей свежестью ночь и возвращение в старый Лондон
друзья пробудили его собственные воспоминания.... “Она никогда не забывала
тебя, Ратледж!”... Не забыл _ он_ и бледное, изящное лицо
Норин, с широко раскрытыми глазами слушавшей под фонарем на Чир-стрит.
Он вспоминал каждое изменение выражения ее лица; и для каждой фазы
истории, которую он рассказал, были разные уровни печали и
сочувствия.

Пребывая в странном, растроганном настроении, Ратлидж попытался отогнать свои воспоминания.
Только Бог был достоин сочетаться с концепцией Норин в этот момент.
Кардинег, когда он стоял рядом с ее отцом в новом дне, уже оскверненный
разбросанной армией. Он жалел, что видел так много войны.
Судьба вложила в его мозг целый том сражений. В
самом центре его жизни серия за серией запечатлелись последние и
ужасные картины мира. Ратлидж был впечатлен:
странная мысль о том, что такие картины, должно быть, притупляют деликатность человека и иссушают поверхность его души, подобно лаве, заливающей виноградник Италия.-“Ты отправишься домой после того, как это маленькое дело закончится?” - Внезапно спросил Джерри.  Да, и это ненадолго.
- Ты волшебник! - что ты имеешь в виду?“ - спросила я. ”Да, и это ненадолго".
“Ты волшебник! - что ты имеешь в виду?” Кардинег, вздрогнув, пробормотал.
“Я имею в виду, что нынешний пузырь вот-вот лопнет”.
“Я - по крайней мере, ребята - предполагал, что эта кампания продвигается неплохо!”
Cardinegh голос был хриплым шепотом, и его руки зажали
рукав другой. “Скажи мне, что ты знаешь!”
“Тише, Джерри!” Голос Ратледжа был неслышен в двух футах от его губ. “Это все слухи - неопределенные, невыразимые, как будто облака сгустились.
шептали об этом - и все же за всем этим стоит что-то большое. Внизу, в
Калькутте, дрожат кресла могущественных. Британская Индия - поверьте мне на слово - слишком взволнована каким-то открытием внутри или откровением
извне, чтобы еще больше беспокоиться о маленьком восстании местных жителей
вроде этого. И все же даже это может иметь свое отношение к большой беде.
Местная газета осмелилась напечатать это предложение - хорошее предложение, между прочим: ‘Мать Индия дрожит от ненависти к своему белому ребенку,
британскому подкидышу!’ Осмелился бы индуистский журналист напечатать это
без реальной или воображаемой поддержкой? ‘Неавторитетный, но важно, если
правда, как _Review_ говорит, - Это моя собственная идея. Это так: русские шпионы проникли куда-то в тайну Британской Индии;
медведь с грохотом тронулись с информацией, которая уже потянуть за
На английском сил в обороне-из более крупную игру, чем Bhurpalese.
Если Россия вооружает приграничные штаты и получила информацию
типа "огненное клеймо" против Англии - последняя сейчас очень похожа на
остриженного Самсона - вкладывает столько власти в маленького Бхурпала!...
Что-то не так. На севере есть соперник.... Все это расплывчато,
расплывчато, но велико - велико, как Азия!... Послушай пророка-любителя, старина.Броненосцы: если мы живем три года, мы увидим столкновение пятьдесят мили фронтах!”
Они снова были в лагере. Кардинег ничего не сказал, но его
лицо было безумным от возбуждения, руки неуправляемыми.
***
ВТОРАЯ ГЛАВА
ВТОРАЯ ГЛАВА

ЗАГАДОЧНУЮ ИНДИЙСКУЮ ТАЙНУ ОБСУЖДАЮТ ЧЕТВЕРО МУЖЧИН, КОТОРЫЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ
ПЕРВЫМИ РАЗГАДАТЬ ЕЕ


Силы удерживаются вместе с помощью звеньев, не приваренных вручную.
Напряжение на более слабых звеньях приводит к дрожи всего кабеля.
цивилизация. Определенные части системы постоянно сталкиваются
друг с другом, и неизбежно наступает период, когда разрыв становится
неизбежным. В такое время две материальные силы расходятся для
защиты. Часто мир сохраняется за счет молчаливого противостояния власти;
часто за счет ослабления напряженности с обеих сторон, более удобного положения
установления границ и обильного применения смазки,
дипломатии. Однако время критическое, и на обоих задних планах
орудия войны собраны против кризиса.

Что-то произошло в Индии. Его рвало наружу в
Калькутта, бурлящая в индийских провинциях. Лондон и Санкт-Петербург
содрогались от ее поразительного гальванизма. Корреспонденты на местах в
Бхурпале начали ощущать эти таинственные трения, но не смогли получить ни слова
ни строчки об истине. Слухов было много, как конфетти на Марди Гра.
Слухи ходили во всех оттенках мечтаний и формах разума. Одна из них заключалась в том, что Китай уничтожил иностранные концессии от Гонконга
Конга до Владивостока и бросил миру вызов войне; другая - в том, что Китай уничтожил иностранные концессии от Гонконга
до Владивостока.
Русские армии наводняли Гималаи, и что вся Индия
были готовы поддержать русского Медведя против британского Льва; что
Англия обратится к Японии и Соединенным Штатам, а Россия потребует
союза Франции и Германии; короче говоря, что будет
веселое проявление ада по всему миру.

Ратлидж задержался с гражданским нарядом всего на один день. Его не было
всего сорок восемь часов с кавалерией Бульвер-Шинна, когда
волнующая тайна, на которую он намекнул Джерри Кардину в их
короткая ночная прогулка начала ощущаться армией и ее последователями. То
, что было известно в тайных советах Калькутты и Лондона, никогда
добрался до поля, но результаты изменились. Кампания подошла к внезапному завершению.
завершение. Рука, стоявшая за историей, поманила его; и артерии конницы, орудий
и пехоты, проложенные красными чернилами по карте Бхурпала,
были сосредоточены в гарнизонах для _ ожидания _. Мелкие восстания в
холмы, которые называют воинов и писцов в действие по истечении
мрачно стрейч мира, был как удаленно забыли, как и капризов
лихорадка прошлом.

Один за другим корреспонденты были отозваны - встревоженные, раздраженные,
их работа была сделана наполовину и совершенно без блеска. Все их телеграммы
последние дни (сообщения, которые намекали на какое-то серьезное международное поражение;
напряженные, незначительные результаты работы умов, которые искали правду среди звезд и почвы
) были либо остановлены при отправке, либо получили четкий ответ.
слово, что больше ничего подобного не требуется. Это было душераздирающе.

Фини, Финакуне, Троллоп и Тальяферро заранее собрались на
веранде отеля "Бенгал" в Калькутте. Они ожидали корабля на
Мадрас, Бомбей и домой. Это было через десять дней после большого светского вечера
в Бхурпале, в начале января 1902 года. Троллоп обнародовал
теория. Это была тщательно продуманная теория, включавшая в себя
часы тяжелой работы в грязном, душном вагоне по пути вниз
из Мадирабада, а Троллоп был грузным человеком, который притягивал к себе внимание... “Синий
Кабан”, - осмелились назвать его несколько близких людей. Теория содержала
взвешенное с точностью до драхмы мнение о причине внезапного
разброса войск от поля боя к гарнизону и обязалась интерпретировать
тревожный оттенок беспорядка, который шепотом распространился по всей империи.
Только что была доставлена телеграмма из его газеты "Эксперт", и
был разложен на столе перед остальными. Троллоп тяжело дышал
.

“Не могу использовать теорию matter”, - гласила депеша. “Кампания закрыта”.

Вскоре Троллоп поднял глаза и обнаружил в ожидающих его глазах три широкие,
снисходительные улыбки. Троллоп так редко бывал смущен, что сейчас он
обеспечил остальным приятный момент.

“Не унывай, толстяк”, - отметил Finacune. “Твой старик всегда был
хулиган. _Word_ подсказал мне то же самое, когда я взялся
объяснить лондонским школам-интернатам, что это за обратная сторона
о, только _Word_ сделал это изысканным, деликатным способом. Ты знаешь, мне
все это приснилось, что Россия приехала, чтобы поухаживать за Матерью Индией,
и что была заминка с Томми Аткинсом, игравшим шафера ...”

“Это была единственная приличная вещь, которую я прислал из кампании”, - проворчал Троллоп
.

“Дома об этом знают больше, чем мы”, - сказал Фини,
мрачный, убежденный странник, следующий после Кардинега по многолетней службе.
Он сорок лет исколесил мир, чтобы понаблюдать за человеческими кризисами
события.

Финакьюн спросил с некоторым оживлением: “Нас всех четверых
отозвали, не так ли?”

Остальные воздержались от ответа, но Финакуне беззаботно продолжил. “Мы
эксперты - отборные люди - выбор Европы для освещения беспорядков в
Индии и других местах. Никто не стоит рядом с нами. Это правда или нет?”

Было признано, что это вырвано из первоначальной гирлянды
истины.

“Теперь, ” утверждал _Word_ man, “ мы находим наши кабели, наши опытные и
дорогие кабели, не обрезанные, не подшитые для справки, которым даже не доверяют
корзина уборщика, но, насколько нам известно, сгоревший нерожденный ребенок!_... Мы
не получили никаких объяснений. Нам даже не сказали, что мы сделали
хорошо или плохо ”.

“Мне сказали заткнуться и идти домой”, - протянул Троллоп.

“Одна и та же гранула в разных покрытиях всасывается в системы организма
нас троих здесь присутствующих”, - добавил Финакьюн. “Послушайте. У меня есть теория.
Англии угрожает ее логичный враг с Севера. Какой-то блестящий
заговор_ был совершен русскими шпионами, или же имело место
предательство. Я не могу смириться с тем, зная, что только что произошло.
Любым способом, это является достаточно большим, чтобы сделать наш родной восстание выглядеть
мерцание в Холокосте. Беда так велика, что его нужно хранить
от всего мира, от английского народа, ото всех, кроме Машинного отделения
Англии! На нас надеты намордники, и на наши документы надеты намордники. Одним словом,
кризис настолько велик, что _ пресса сплотилась вокруг трона_, чтобы
сохранить это дело в тайне!”

После этого последовало множество комментариев. Атмосфера была накалена
со всей серьезностью. Вера выросла, что трезвомыслящий мало
юморист, Finacune, должен был умилиться сердцевина вопрос. Ситуация
предоставила определенные великолепные игрушки для обсуждения. Идея о том, что
Царская секретная служба, либо путем покупки предателя, либо какого-то
чудесное воровство, обеспечил информации достаточно взрывчатки, чтобы взорвать
из британских подкреплений из Индии, составил огромный и ужасный
зачатие в английском сознании. Даже бледный, вялый Тальяферро,
величественный “Экскалибур” _общества, беспокойно зашевелился.

Вдоль подъездной дорожки посыпался гравий, и все четверо
обернулись и увидели Джерри Кардинала, выезжающего на великолепном сером мерине.
стиль и мощь. Он промчался мимо быстрым шагом, наклонившись вперед в седле
его белое, изможденное лицо выделялось ярким профилем на фоне увитых виноградом деревьев.
стена справа от него. Его перчатке левой руки держали уздечку-Рейн с
жесткость искусственный член. Его плечи, казалось, не наполнялись
пальто, которое он носил; его тело выглядело маленьким и усохшим на огромном звере
; его губы шевелились.... В памяти каждого из четверых, как ни странно
, надолго запечатлелся этот мимолетный образ всеми любимого
дина, когда он выезжал с подъездной аллеи на Джаспер-роуд.

“Говоря о желании что-то узнать, ” заметил Троллоп, “ я бы хотел
знать, что тянет старика вниз”.

“Мы все должны сломаться”, - мрачно сказал Фини. “Джерри нарушает
одобренный способ подобен хорошей машине, детали которой имеют одинаковую прочность на растяжение
”.

“Интересно, если это возможно”, - вышел медленно из Finacune, “для Дин
получить линия на тайну, и что она так отчаянно ... вы знаете
есть некоторые ситуации, в таком отчаянии, - что если посмотреть им прямо
в лицо он никогда не будет прежним после этого.”

“Любые международные волнения, которые могли бы сбить старого Джерри Кардинега с толку
или с его подачи, должны были бы касаться Ирландии”, - заметил
Фини.

Троллоп подхватил тему. “ Это было после той ночи , когда Ратледж
заехал к нам в Бхурпал, который Джерри начал по-настоящему разрушать.
Они поговорили после того, как мы вернулись ”.

“Кто должен знать правду, если не этот демон Ратледж, который едет верхом
в одиночку?” Спросил Фини.

“ Джентльмены, ” сказал Троллоп, хлопнув в ладоши, подзывая слугу, “ мы отплываем.
сегодня ночью мы возвращаемся Домой. Милостью странного бога войн мы будем в
В Лондоне, на приеме армии и флота, в течение месяца. Возможно, тогда
нам доверят тайну, которую наши газеты не осмеливаются доверить.
телеграмма - тайна, которая гложет до глубины души того, кто скажет
сколько Сил? А пока давайте все выпьем за человека, который написал
о войнах Англии - за исключением бессмертного Фини - когда мы были просто
учусь читать сказки - выпьем за человека, который только что проезжал мимо!”

“Могу я добавить реплику, Троллоп?” Спросил Финакьюн, когда принесли колышки.

"Синий кабан” кивнул.

“Когда придет время, - сказал Финакуне, - человеку, который только что проехал мимо, чтобы
закончить свою последнюю битву, которую мы все проиграем, - пусть он упадет в обморок от
объятия самой красивой женщины Лондона - его дочери!

Они выпили стоя.

Старина Фини нарушил наступившее молчание. В одно мгновение они поняли
что у него было что-то важное, чем он мог поделиться, и что в этом рассказе была радость
.

“Общеанглийское агентство stripped news, которое я имею честь
представлять, прислало мне сегодня утром небольшую статью”, - заявил он с
тонкой, холодной улыбкой, которую все они знали.

“Фини, ты, мертвая планета, ты хочешь сказать, что у тебя остался лучик
света?” Спросил Финакьюн. Эти двое были очень близкими друзьями.

“Пресс сплотил вокруг престола, как ты говоришь, мой эмоциональный молодой
друг,” Фини отправился на вежливо“, но престола В временной имеет
получился один из самых гладких уловок, которые как известно, дипломатия-все в темноте,
заметь-один из самых глубоких дипломатических вдохновения произошел в
закон и Евангелие строительства империи. Давайте предположим, что кто-то, путем небольшого
предательства, передал боевую мощь Афганистана русским,
выведя его из-под английского контроля. Также давайте допустим, что Россия,
уверенная в этой массе, размахивает огненным факелом вдоль всей
северной границы Британской Индии - ввергая эти угрюмые местные государства
в восстание - и объясняя им почему! Вся нижняя Индия, жители
равнин, отреагируют на беспорядки. Это был случай ожидания
целое столетие - ожидание точного момента для восстания. Индия - это
народ, ожидающий награды. Они строят для вечности. Одним словом, мои милые!
после одной-двух битв Англии грозит великая война - со всей Индией.
Россия поддерживает Россию - десять к одному!”

Фини откинулся на спинку стула и улыбнулся виноградной лозе, которая была фоном
для ухода Джерри Кардинега. Остальные нетерпеливо заерзали.

“Что делает Англия в подобном случае?” - спросил наконец старина Фини.
... “О славная Англия, о моя Англия мудрости и вдохновения!
Говорит ли Англия: "Давайте сражаться с Россией, если это необходимо"?.. Нет, мои собратья по несчастью; Англия смотрит на карту мира. Главы
ее различных ведущих департаментов в Лондоне собираются вместе. Я имею в виду ее Родной, Колониальный и иностранный офисы. Один из этих немых бесславных Гладстоунов находит старую петицию, над которой смеялись и которую откладывали в сторону в течение месяцев. Она из Японии. Ее читают и перечитывают вслух. Невоспетый Гладстон из the outfit делает обжигающее предложение. Япония попросила об англо-японском союзе. Одним поворотом пера дело сделано. Что это значит, братья мои?”
Вдумчивый Тальяферро соизволил заговорить: “Япония совершила
_harakiri_ - то есть многие молодые, импульсивные представители армии
и флота сделали - семь лет назад, когда Россия возглавила Тройственный союз и
разграбили трофеи, полученные Японией в результате победы над
Китай. При моральной поддержке Англии в союзе Япония начнет
войну с Россией, чтобы вернуть свои трофеи. У меня есть идея, что Япония
думает, что она может победить Россию ”.Тальяферро говорил так редко, что его внимательно слушали.Древний Фини хлопнул в ладоши. “Если бы у вас хватило наглости следить за действиями войск, которые есть в мировой политике, Тальяферро, вы бы пусть нас всех выпорют, ” сказал он. “Вы правильно поняли. Изоляция между Россией и Японией, особенно между Кореей и Маньчжурией, давно стерлась. Япония, лишившаяся своих трофеев в китайской войне
для России это один огромный змеиный зуб. При моральной поддержке Англии
- Я говорю _моральной_ поддержке - Япония сразится с Россией и споет
гимны за шанс ”.-“Вы же не хотите сказать, что такой союз подписан?” - Взволнованно спросил Финакьюн и Троллоп наклонился вперед.
“Совершенно верно”, - тихо сказал Фини. “Пан-Англо" прислал мне эту историю телеграммой сегодня, а здешний пионер напечатает это завтра утром. Япония
теперь предъявит России требования, которые приведут к войне. Это потянет
Россия от границ Англии с Индией. Немного дипломатии, этот альянс,
мои мальчики! Англия удержала Россию от агрессии; сделала
беспомощной идею восстания в Индии, потому что там нужна поддержка России; Англия поставила половину Азии между своими границами и возможностью войны! Абсолютное великолепие всего этого дела заключается в том, что Англия называет свой неслыханный союз с Японией - движением за сохранение целостности Китая и Кореи! Я спрашиваю вас со всей искренностью
истина и трезвость - как сказал святой Павел - разве это не юмор для возвышенных и одиноких богов?”
ТРЕТЬЯ ГЛАВА

РАТЛЕДЖ РАССКАЗЫВАЕТ, КАК МАСТЕР СПУСТИЛСЯ С ДОБРЫХ ГОР, ЧТОБЫ
НАЙТИ СВОЕГО ЧЕЛА На ПЫЛАЮЩИХ РАВНИНАХ


Ратледж отделился от кавалерии Бульвер-Шинна у Мадирабада и достиг
Калькутта на два дня опередила остальных, за исключением Бингли, который отстал всего на
пару часов - как раз достаточно, чтобы последний опоздал на
лодку, на которой Ратледж отплыл в Бомбей. “Убийца лошадей” покончил с собой
очень серьезно отнесся к этому делу just-miss и был взволнован до глубины души.
Он хотел, чтобы за ним было первое слово в Лондоне, а также последнее слово
в Индии. Он изучал вопрос о тайне со свойственным ему усердием
, полностью изложив свою точку зрения. Так быстро он двигался,
однако, что он пропустил трос с _Thames_, замалчивание далее
теорий. В ярости он решил пересечь Индию по железной дороге
и наверстать упущенное время, возможно, успеть на корабль раньше Ратледжа в
Бомбее. Это был человек, которого он боялся дома и за его пределами, на работе и в играх.

Бингли не следует понимать превратно. Он был очень важным военным человеком,
умственным и физическим спортсменом, боявшимся немногих вещей - меньше всего работы.
Такие люди интересны, иногда опасны. Бингли был честен в
материальных вещах; иногда до отвращения. Его меньше всего любили из
английских военных корреспондентов, но он был одним из самых известных. Он завидовал
искренней любви, которую обычно внушало имя Ратледж;
завидовал триумфам “мистика”, как назвал его Финакьюн;
скопировал Routledge-метод частой езды в одиночку, но нашел
было безнадежно сделать это и сохранить уважение современников.
Небрежность, с которой Рутледж добивался высоких результатов, была
совершенно неподвластна Бингли, так же как и способность делать вид, что забывает
великие дела, которые он совершил. Для Бингли было необходимо заметно
торжествовать над своими _купами_; действительно, впечатляюще. Этот недостаток в
манерах и определенный талант находить свой уровень в непопулярной
стороне вопроса вызвали неприязнь к себе подобным.

Ратлидж приготовился к долгому путешествию, ему было о чем подумать
о “Французской революции” Карлейля -ее уже читали во многих странах.
Обычно тайна, подобная той, что он оставил в Индии, давала бы
материал для глубоких размышлений, но он предпочел оставить ее подальше от себя
и в полной мере насладиться прелестями вернувшегося изгнанника. Бомбей был
взволнован англо-японским союзом, но Рутледж не стал вдаваться в подробности.
тема обсуждалась не дольше, чем один из дней его отсутствия в последнем индийском порту.
Он ничего не упустил из значения этого великого хода Англии,
который так очаровал Фини, но когда он попытался разобраться в
первой причиной его способностей стал хромым и устал, и у него тоже узнали
также терапия морского путешествия, чтобы продолжить бесцельное измельчить. В
выполнена путешественник, он отложил все отходы от спешки и беспокойства
и с животными дни и ночи валяться вместе без малейшего
износ. Следовательно, большие объемы ткани были отремонтированы и отскока.
У Ратледжа это было не “Завтра мы будем в Порт-Саиде”, а
возможное отражение сегодняшнего дня в том, что “мы находимся где-то в Красном море”.
Часто он читал ночи напролет или дремал с полуночи до
рассвет, завернутый в плед на палубе. Его мозг впал в мечтательное состояние
непродуктивности, пока он с трудом не смог вспомнить, что это когда-то было
довольно властным правителем кризисов; производителем нагроможденных слов, которые
проявил собственными красками войны бесчисленные яркие и ужасные фильмы
, которые попались ему на глаза. Месяц на море сгладило жесткий
строк службы с его лица, как он размягченные мозоли его
узда рук.

Он не был до заката, когда его лодка парится на доставку
до Марселя, что старый щелк-щелк его психическое напряжение
возобновилось, и мысленные огни снова загорелись ярко. Тогда он обнаружил, что
многое из того, что было неясным и неузнаваемым в Калькутте, прояснилось и
завершилось, как это часто бывает после сезона пралайи,
как выражаются индусы, период покоя, будь то сон или смерть.
Ну вперед стоя на палубе, с блеском города покалывания
в темном будущем, оно несет в Раутледж, что его жизнь на этом
период достиг расставание. Расхождения протянул
перед ним отчетливо, как если бы его разум был устроен их подсознательно,
в то время как его материальные способности дремали в затишье дальних путешествий.
Мысли начали обрушиваться на него дождем.

“Ратледж, как ты и весь мир собираетесь налаживать отношения с этого момента?...
До сих пор вы играли, просто играли, разбросав свои годы по всей земле
с небольшой выгодой для себя или для мира. Если бы вы
умерли сегодня ночью, вы, возможно, заслужили бы пять строк в
тридцатитомной энциклопедии: ‘Космо Ратледж, американец по происхождению, англичанин
военный корреспондент и путешественник, ездил верхом с Томом, стоял у огня с Диком,
и бегал с Генри; взялся изучать из первых рук различные местные
Дела Индии, и умер от лихорадки на краю... Бог знает чего...
желтой пустыни или мутной реки.

Он улыбнулся и раскурил трубку, размышляя дальше. “Суть в том, что я умру
задолго до лихорадки - если я продолжу этот мировой скиталец - мертвый для себя
и для людей - один из великих без клейма, пересекающий и перекрещивающий свою
путешествуйте по всему миру.... Должен ли я сесть в Лондоне
или Нью-Йорке и повторить весь свой путь на бумаге - книги,
передовицы, специальные статьи, долгие ужины, начинающиеся в восемь, по часу
о бильярде, о письменном столе в какой-нибудь газетной конторе - толстом, бессмысленном и неподвижном
в пятьдесят?... Что лучше: изможденный, голодный, побитый штормами странник,
вечно смотрящий в освещенные огнем оконные стекла цивилизации, или
помятый и повязанный галстуком церемониймейстер внутри? Гражданин
заказанного дней и ночей, или изгнание с планеты или навсегда
рев в его черепе?”

Они были сновать свой корабль в док, а голоса Франции
толстые на ночь.

“Ратледж, ты уклоняешься от ответа”, - пробормотал он через мгновение. “Это
не значит, что ты должен выбирать между одним городом и огромным миром; и не
между столом или седлом, палаткой из шкур или отсеком из
кирпича. Вы сможете прокатиться на верблюдах в Лондоне или упаковать складная кровать на
пики для Llassa; вы можете быть бродягой дома или его пределами редактора. Это
дело не в том, весь мир или нет, Ратлидж, а в том, женщина это или нет!

Хлопающий тент наконец затронул этот вопрос. Ратлидж ловко раскурил свою
трубку, уловив ноздрями самую суть портового бриза
, и выключил ее.... Он хотел пересечь всю Францию в эту ночь; и
поужинать в Париже завтра, дышать хулиган ветров канала
завтра вечером и снова завтрак в Лондоне.... Его мозг действительно избавился
от азиатской летаргии - и уже оживился для напряженного
удара Европы. Он был необычайно оживлен. Быстрый французский говор на
пирсе внизу взволновал его великим смыслом бурлящей жизни - как
это могло бы взволновать мальчика с полей, входящего в город из его видений
. Несколько часов, а потом Лондон!... “ Она никогда не забывала тебя,
Ратледж....

Один раз он видел мать Норин--женщина, которая, немного
хотя, была ее воплощением небес на Джерри Cardinegh; небо в духе
теперь к старику. Лицо из живого жемчуга; позолота и бронза
осенних лесных зарослей в ее волосах; большие спокойные глаза, полные тайны и
милосердия.... В каком-то смысле, не поддающемся анализу, ее вид заставил Рутледжа
еще больше полюбить Ирландию Джерри Кардинега. Тайрон был немного освящен в
зачатии - потому что это был ее дом.

В Париже, в "Севилье", на следующий день днем слуга сообщил
Раутледж, что женщина ждала его в оранжевой комнате. Есть
был подниматься в его груди, захватывающее темпераментный ответ. Немного
ароматной эссенции возвращения домой, которую он и не думал найти в
Париж завладел его чувствами.... Она сидела в приглушенном свете
и тени знаменитой гостиной Севильи. Едва уловимый аромат мирры
и сандала; Гончарные изделия Зуни, похожие на шары солнечного света пустыни; золотые
гобелены из дома Гобеленов; золотая шерсть из персидского
ткацкие станки; блеск оранжевой полной луны сквозь разорванные атласные облака;
лоны позолоченного дневного света пробивались сквозь развевающиеся кружева на створчатом окне;
тишина Палестины; солнечный свет веков, вплетенный в каждую ткань.
и женщина, Норин, поднимающаяся ему навстречу, яркая.
классика света и тепла.

“Ратледж-сан!”

“ Завтра я ожидал увидеть вас... в Лондоне, - запинаясь, проговорил он.

“ Я жил в Париже. Я вернусь, чтобы подбодрить улице-ночь-к
приготовьтесь к отцу, завтра днем”.

Он горел от возбуждения при виде ее, причем красный
глубоко в ее щекам. Это было так, как если бы между ними произошло чудесное психическое
общение; и, встретившись наконец во плоти, они были
смущены, поражены этим феноменом.

“Мистер Бингли сказал мне, что вы должны были быть сегодня в Париже. Вчера вечером он уехал в
Лондон. Мне не терпелось увидеть вас. Возможно, я не дождался
достаточно долго для вас, чтобы отдохнуть после путешествия”.

Рутледж не ответил. Он улыбался в странной застенчивостью, а несколько
улыбка мужчины после тридцати. Более того, он держится в руке,
охотно предложил.

“Простите меня, глядя на вас”, - сказал он наконец. “Я был очень
давно. В Индии----”

“Вы можете смотреть, Раутледж-Сан. Мужчины, идущие домой с войны может делать как
они будут”, - засмеялась она.

“ Найти вас здесь, в Париже, невероятно, мисс Норин. Я планировал
оставить открытым путь от Книжных киосков до Чир-стрит - покататься с тобой
возможно, посмотреть, как ты что-то рисуешь, и побеседовать ...”

“Вы останетесь в Лондоне на некоторое время, Ратледж-сан?”

“Да, пока вы с Джерри не обратитесь в "Ревью" с просьбой начать войну, чтобы
избавиться от меня”.

Ей не нужно было говорить ему, что она рада. “Пойдем, пойдем"
на улицу. Это словно зачарованный замок в вот--как жить над одной из
ваши прошлые жизни на всей этой желтой тишине”.

Она не могла бы объяснить, что заставило ее это сказать. Ратлиджу понравилась
идея, и он отложил ее, чтобы испытать в горниле одиночества.
- Где ты оставил отца? - спросила она, когда они оказались на улице.

“ Далеко в Бхурпале, за два или три дня до того, как нас всех вызвали.

Он боялся следующего вопроса, но, понимая, что это обеспокоит его.
Норин перешла к сути темы, не задавая вопросов.

“ Конечно, он мне не сказал, но, боюсь, ему нездоровится. Кажется, я
знаю, когда с кем-то из дорогих мне людей случается беда.

“Это был унылый, кампании жесткий спорт, но он выдержал это.”

“Я чувствую, что он белый и времени НОСИТЬ ТО, Раутледж-Сан. Это его последняя
пределами времени. Теперь я всегда буду нужна ему - но мы не будем говорить об этом ”.

Она повела меня по многолюдным улицам - холодным, ярким февральским днем.
свежий воздух, много парижских представлений.
о них. “Я отведу тебя в свою студию, если хочешь.... Там тихо
и по-домашнему уютно. Большая часть моих вещей упакована, но мы можем выпить чаю”.

“ Я собирался уехать в Лондон сегодня вечером, ” отважился он.

“ Конечно, мы поедем тем же пароходом. А завтра-завтра есть
будет что-то для мужчины делать, в веселье улице--готовимся к
отец”.

Оба рассмеялись. Он казался слишком радостным для Рутледж.

“Я терпеть не могу Лондон, - то есть, я не могу жить там, когда отец
это далеко”, - говорит она сейчас. “Кажется менее одиноким в Париже.
Лондон - определенные дни в Лондоне - кажется, пропитаны сдерживаемой трагедией. Там
там так много серого горя, так много невысказанной боли, так много жизней
которые, кажется, ничего не значат для богов, дающих жизнь. Я полагаю, так везде.
но Лондон скрывает это меньше ”.

“Меньше, чем в Индии?”

“Ой, а Индия имеет свою философию. Нет никакой философии в
учебный план Ист-Энда.... Хотел бы я думать об Индии так, как думаете вы
- спокойно и без ненависти к британскому господству там. По крайней мере,
не показывая своей ненависти. Но это кажется таким скандальным и гротескным
мне кажется, что коммерческие люди доминируют над духовными людьми. Что
дерзость англичан предлагать индусам способ поведения
жить и поклоняться Богу! Я девушка Джерри Кардинега - когда дело касается
Индии и Ирландии. Должно быть, это то, что заставляет меня ненавидеть Лондон”.

“Англия молода, Индия стара”, - сказал Ратледж. “Старики часто могут
учиться у молодых - как жить”.

“Но не как умереть - и все же у Индии был большой опыт в обучении
как умереть от рук британцев.... Мы не должны говорить об этом
сегодня! Слово "семья" превращает меня в дикаря. Голод в Индии; ирландский голод
голод; вечный голод лондонского Ист-Энда!... Возвращаюсь домой.
после войн вас не должны заставлять говорить о горьких вещах.
Я хочу сесть и послушать вас о вашей Индии, а не об Индии Кардиналов.
Индия Кардиналов. Мы всегда видим черный лик за Индией, как и
за Ирландией. Вы видите очарование внутренней жизни Индии - а мы
убожество дверных проемов. Да, я все еще читаю _Review_.... Ах,
Ратледж-сан, ваше интервью с английским ‘миссионером и членом клуба’
в Лакхнау было восхитительной концепцией; однако за всем этим стоит
по-моему, в его юморе есть что-то от ужаса. Больше всего потому, что
‘миссионерский и самый быстрый в мире, как я его видел, в свои силы, будет иметь
воспринимается не юмор! Он, без сомнения, назвал бы это очень
превосходной статьей - и все же каждая строчка содержала намек на его
пагубное невежество и его детскую душу! Я должен повторить - какая дерзость
для неповоротливой плоти помешанных на материях людей, берущихся учить
_видческую_ Индию - как искать Бога!”

Ратлидж неизменно становился беспокойным, когда при нем обсуждались ценности его собственной работы
.

“ Кстати, мисс Норин, “ сказал он, - я оставил Бингли в
Калькутта...”

“Он так сказал, но попал в Индию по железной дороге и поймал корабль, прежде чем на
Бомбей. Отец и другие будут в Лондон завтра. Они сошли с корабля
в Неаполе, чтобы успеть к завтрашнему приему армии и флота
вечером.”

Ратлидж был немного сбит с толку, поднимаясь вслед за Норин по лестнице.
он прошел в студию и сел у окна. Дом был лишен
многих вещей, отождествляемых с ее индивидуальностью, и все же все это было
определенно частью ее. Сундуки и коробки были готовы к отправке,
открылся только ее чемодан. Из этого она достала чайные принадлежности и
мужчина с волнением наблюдал за происходящим. После чуждой тишины Оранжевого зала
и суматохи парижских улиц студия показалась ему милой
с безымянными достопримечательностями. Все негативы в его разум, когда-то переполненные
с фотографиями Парижа и цивилизации, были хорошо чистится
Индия. Теперь эти мгновения были наполнены новыми впечатлениями.... Печать
тонкость была в ее платье, и до него далеко бросая импорт в
ее слова. Быстрый поворот ее головы и руки, все ее движения,
выражали ту приятную упругость, которая отличает индивидуалку от
стадо. Все было именно так, как ему сказали в Индии. Норин Кардинег
проявила королевскую власть, став женщиной.

Мужчина не перестал быть немного сбитым с толку. Он снова был заряжен
тем же вдохновляющим темпераментом, который побудил его рассказать ей
интимную историю Родера, и рассказать ее со всей своей отвагой и
нежностью. Препятствия, которые месяцы создавали в его мозгу и
сердце, теперь исчезли перед теми же чудесными, внимающими
глазами. Воспоминания о ней всегда были самой прекрасной архитектурой его мыслей
но они были как замки в заоблачной стране, с наполовину утраченными чертами,
по сравнению с этим моментом, с живым слава Норин Cardinegh
подметание в полное владение своей жизни. Все, что было раньше, было
тусклым и нежелательным; даже он сам, человек, Ратледж, с которым он
так долго жил наедине.... В этот великолепный момент расширения к нему пришло это
- яркий ответ мира на его долгие поиски смысла
бытия.

 * * * * *

“Рутледж-Сан, У меня есть вино и чай и печенье, и вы можете курить, если
вам нравится”. Она нарисовала маленький стол и стул для себя. “Это будет
пройдет час, прежде чем носильщик приедет за моими чемоданами, и я хочу, чтобы ты
сказал мне, видел ли ты снова нашего храбрейшего человека. Прошло уже больше года
с тех пор, как ты оставил его в Гонконге.”

“Мисс Норин...”

“Для вас я бы предпочла быть Норин”.

“Норин, в чем для вас сила величия Родера?” Рутледж
спросил, понаблюдав за ней несколько секунд.

“Он работает вслепую, постоянно, среди подонков, и милует для
всех людей, кроме себя!” - сказала она напряженно. “Живой дух
Кажется, что в нем присутствует Христос, и ничего от секса или земных желаний. У меня есть
представлял его, с тех пор как ты рассказал мне эту историю, таким чистым душой, как любой из
пророков или мучеников. Меня не волнует размах его мозга, когда
у него такое человеческое сердце!... Хотел бы я сказать все, что он предлагает
но я имею в виду... Я думаю, что он близок к Богу!

“Спасибо”, - сказал Ратледж. “Это одна из лучших вещей, которые я знаю, чтобы
вы говорите о нем, как наш храбрый человек’--делить его со мной....
Да, я видел его снова, и есть еще одна история, которую можно рассказать, и я
расскажу ее так, как он сказал мне:

“Это началось с его отъезда из Гонконга. Он никогда не был таким усталым и таким
слабонервных состоянию на определенный день. Это было то время, когда я был с
вы на вечер в УРА-стрит. Он заявляет, что когда наступила та ночь, он
отправился на набережную на свою работу с ‘злым бунтом’ в сердце
. Ночь дождя и бури. Он спас упавшего моряка
у китайцев, и ведет его к себе в дом, когда он был
ударили сзади и растоптал. ‘Боюсь, они хотели меня убить", - признался он.
В качестве извинения он добавил, что жизнь китайцев
так мрачна и безысходна на побережье. Его старая душевная рана была
снова открылся, и он проснулся с ощущением, что смерть была очень близка. Понимаете,
полиция нашла его тело под дождем. Он погружался в
бессознательное состояние, когда появилось видение.

“Он никогда не прикасался к Индии на тот момент в этой жизни, но это был
немного Индии, которая появилась в его видении, и все было очень верно
к нему.... Сумерки и маленькая деревенская улочка; древний индуист
святой человек сидит в дверном проеме, склонив голову, его губы шевелятся, произнося
Невыразимое Имя. Родер очень четко видел это и все остальное, так что он
узнал бы это место, когда увидел его снова - песок, тишину,
река, проносящаяся, как ржавый серп, по городу, и его старый хозяин
, сидящий в дверях.

“Это была картина, которая пришла к нему, когда он лежал на станции
Гонконгский полицейский, близкий к смерти.... Индуистский святой человек, такой
старый, что казался спутником Смерти, печально посмотрел вверх
и сказал: ‘Сын мой, я спустился с прекрасных гор ради тебя.
Именно здесь ты найдешь меня ожидающим. Поспеши прийти за мной, моя
_chela_, ибо я полон лет, и я уже устал от этих равнин
и от стольких мужчин. Нам нужно кое-что сделать, прежде чем мы снова будем вместе
в наши прекрасные горы’.

“Санньяси говорил по-тибетски, которого Родер никогда раньше не слышал,
но каждое слово он понял так, как я вам уже говорил. "И как быстро он это сделал
После этого я исцеляюсь!’ - воскликнул он мне, улыбаясь. Боль оставила его.
и его рана волшебным образом закрылась. Они сказали ему, что он умрет, если встанет с постели
, но он закончил свое исцеление по дороге к своей реке и в свою
деревню. Все для него было легко, как заявляет наш самый храбрый человек. Есть
корабль в гавани, которая необходима человеку, чтобы почистить овощи, и
Rawder установлены в нем, оставаясь на борту в порт через порт, пока что-то
это побудило его сойти на берег в Нарсапуре, который лежит среди устьев
великой Годавари. По одному из них он проследовал до главного форштевня,
и Джобродил пешком месяцами, изучая туземцев
и их язык, делая то, что представлялось ему среди мертвых и среди
живых посреди голода и чумы, и "_ не зная ни голода, ни
ни жажды, ни боли_.’ Это его слова, Норин.

“Он как один из тех мистиков, “ сказала женщина, - как Сузо или святой
Франциск Ассизский - который не считался с физической болью”.

“Да.... Я не долго оставаться в Америке после выхода в поболеть
Улица. В самом деле, я был еще в Индии месяцев до этой последней беде
возник в Bhurpal--с Rawder в Индии. Это было в Сиронче, где
Годавари присоединяется к Пенганге, я нашел его, и он рассказал мне все это
. Затем некоторое время я путешествовал с ним, и это было очень полезно для
меня. Он всегда помогал - до самых корней беспорядка
. Я очень много думал о тебе. Ты был единственным, о ком я рассказал.
Родер. Вот почему я был так рад услышать, как ты сказал ‘наш самый храбрый человек”.

“ А его хозяин?

“ Да.... Это было далеко к северу от Сирончи, на Пенганге, и он
торопился, торопился уже несколько дней. Я должен был оставить его в Ахири, потому что
через два дня была служба. С наступлением темноты мы подошли к маленькому
деревня, и Пенганга обтекает ее, как ржавый серп. ‘Это
то самое место ... Я знаю это место’, - повторял он.... Даже я не был удивлен
Норин, увидев престарелого Санньяси, сидящего в дверях,
его губы шевелились, произнося Невыразимое Имя.... И так наш храбрейший человек
нашел учителя, которого заслужил; старого мастера, который спустился из
своего домика в добрых горах, чтобы забрать самую чистую человеческую душу, которую я
когда-либо знал ”.

“Значит, ты ... значит, ты больше никогда его не увидишь?” - воскликнула женщина.

“Вот что для меня странно, Норин. Он сказал, что я должна увидеть его снова
в этом году в Индии. Он сказал, что я узнаю время и место. Они
идут на север, к холмам, пешком и очень медленно. Один
может совершить кругосветное путешествие и, вернувшись, обнаружить их всего в трех или четырех широтах к северу от места расставания. И вот я уехал.
он был очень счастлив, изучал тибетский и китайский языки и древнюю мудрость.
с радостью помогал посреди самой страшной нищеты в мире ”.
“И вы пока не думали возвращаться в Индию, Ратледж-сан?” -“Нет”.
Чай был превосходным. Пришел носильщик и забрал чемоданы и коробки.
Они сидели вдвоем в раздели Studio, пока сумерки замяли
расстояния. Внизу на улице потеряли свою привлекательность холостого хода, а фигуры быстро.... Не было никаких огней. Мужчина трепетал в темноте.
в коридоре женщина прошептала "адье" своему маленькому парижскому жилищу.;
затем закрыла дверь и, взяв его за руку, повела к лестнице.
***
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА.
РУТЛЕДЖ РАЗМЫШЛЯЕТ О ПРОШЛОМ, НАХОДЯСЬ В ЭПИЦЕНТРЕ ТЕНЕВОГО ПРОГНОЗА ОТ
КРУПНЫХ СОБЫТИЙ....