Выбор

Александр Пархоменко 2
Толковый выбор приходит с опытом,
а опыт приходит с бестолковым выбором.


Последнее, что я помню – это огромные черные глаза молоденькой девушки, испуганные – даже не так – наполненные предсмертным ужасом. Черный хиджаб закутывал странно непропорциональную фигуру: слишком полную для обладательницы такого прелестного личика с узкими скулами.
«Шахидка, – успел подумать я, – на теле взрывчатка».
И тут полыхнуло! Странно, от столь близкого взрыва такой мощности, я должен  был просто испариться, не успев ничего понять и почувствовать, но вместо этого неизвестно как очутился в каком-то заполненном людьми коридоре, и вдруг отчетливо вспомнил и где-то даже ощутил, как секундой ранее пламя взрыва мгновенно прожгло мою одежду и кожу под ней до самых костей, ударная волна буквально впечатала в металлическую стену вагона, правую руку и ногу оторвало и выбросило в туннель черед выбитое окно, а осколки от лопнувших стекол, а так же болты и гайки, коими была начинена самодельная бомба, буквально нашпиговали оставшиеся целыми части моего тела, превратив его то ли в дуршлаг, то ли в кровавый фарш. Плечи передернуло так, что сидевший рядом толстый мужчина, покосился на меня и, покачав головой, спросил:
– Что? Такая ужасная смерть?
– Да, уж, – я поморщился, – врагу не пожелаешь.
И тут меня прямо в жар бросило, как будто опять что-то рядом взорвалось: а откуда он знает? И почему смерть: я-то вон – живехонек стою?! И все части тела на месте.
– А-а-а… – открыл, было, рот, намереваясь задать вопрос.
– Тоже же мне, – опередил толстяк, – теорема Ферма: померли вы, господин хороший, а судя потому, как вас здесь только что скрючило – кончина была ужасной.
Я протолкнул в пересохшее горло ком слюны.
– И где это я? – все-таки задал вопрос, хотя, будучи по природе малым сообразительным, мысленно ответ уже озвучил.
– В очереди вы, дорогой мой, – полный мужчина подвинулся, – в очереди на страшный суд! Так что присаживайтесь – за мной будете.
Я машинально сел; и хотя именно такая догадка и мелькнула в моем мозгу секундой ранее, но мысли в голове путались.
– А вы, простите, откуда? – спросил сосед.
– Не понял? – медленно повернул голову в его сторону – не так-то просто прийти в себя, когда едешь на работу и вдруг внезапно оказываешься в очереди на Божий суд после собственной смерти.
– Это бывает, – мужчина покладисто кивнул и выставил вперед раскрытую ладонь, – вам не по себе. Я всего лишь интересуюсь, с какой системы вы сюда попали? Понятно, что из галактики Млечный путь – здесь только ее представители, но из какого созвездия? С планеты какой?
Я опустил голову и уставился в пол – странно, он был покрыт обыкновенным линолеумом. Да и вообще, очередь к Творцу больше походила на очередь к участковому врачу в районной поликлинике – в длиннющем коридоре просто сидели люди. Были они преимущественно преклонного возраста, хотя в обозримом пространстве я заметил несколько человек совсем молодых, и парочку моего возраста. Но это только в той части помещения, которую я мог охватить взглядом.
– Э-эй! – сосед помахал у меня перед носом пальцами, похожими на разваренные сосиски, – так с какой планеты-то?
Я пришел в себя.
– Солнечная система, – ответил невпопад, – с Земли я.
Пухлик опасливо, но, как показалось, с уважением, посмотрел на меня, и отодвинулся подальше, вопросов больше не задавал. Но по мере того, как проходило время, они начали появляться у меня. Наконец, набравшись смелости, спросил:
– А вы сами-то откуда?
Толстяк замялся, было заметно, что он не слишком хочет продолжать начатую им же беседу.
– Как вас зовут? – Я решил несколько разрядить непонятно почему возникшую неловкость.
– Называйте меня Константином, – он решился-таки продолжить разговор, – мое настоящее имя вы вряд ли запомните, да и повторить не сможете.
– Очень приятно, – я протянул руку, – Леонид.
Костя посмотрел на мою ладонь, но рукопожатия не последовало – это было не неуважение, вероятно, он просто не знал, что надо делать. Я сжал пальцы и опустил кулак на колено.
– Так откуда же вы родом? – спросил снова.
– До смерти я жил… Впрочем, название моей планеты вам ничего не скажет. Ваши телескопы наблюдали сотни тысяч звезд, относящихся к так называемому М-классу, более известные, как красные карлики, и выяснили, что около 24% звезд этого класса могут иметь потенциально пригодные для жизни планеты сравнимые по размеру с Землей. Астрономы сделали вывод, что на основании числа этих крупных небесных тел в нашей общей галактике могут существовать около десяти миллиардов потенциально пригодных для жизни, похожих на Землю миров. А уж когда акцент сместился на изучение звезд К- и G-класса, почти таких же ярких и горячих, как ваше Солнце, количественная оценка увеличилась в разы, а может и на порядок. В этом коридоре дожидаются своей очереди огромное количество представителей самых разных миров. Вам же могу сообщить, что моя звездная система отстоит от вашей Солнечной не так далеко – всего сорок два световых года. Двойная звезда Капелла… Может, слышали?
Я отрицательно помотал головой.
– Ну вот, видите – не слышали даже. Так зачем вам название моей планеты?
– Простите, – я смутился, – никогда не увлекался астрономией.
Мы замолчали.
– Но я вижу здесь только представителей человеческой расы! – Не выдержал я, – не может же быть, что все эти миллионы и миллиарды планет были заселены только людьми!
– Конечно, нет, – улыбнулся, мне показалось – снисходительно, Константин, – вы человек, и видите их сотворенными по образу и подобию Божьему, а Бог в вашем представлении выглядит, как вы сами. А вот я, например, вижу вас совсем не в человеческом обличии, а в том, к какому я привык у себя в мире: нет ни рук, ни ног, ни головы – короткие щупальца растут прямо из студнеобразного тела, из него же вверх тянутся длинные рожки-антенны, с помощью которых мы обмениваемся информацией. Это предусмотрено, вероятно, для того, чтобы еще больше не шокировать и без того напуганных новоприбывших.
– Тогда откуда вы знаете, что все это – руки, ноги, голова, есть у меня?
– В наших учебниках по естествознанию и различных религиозных изданиях, про Землю много написано.
– Хорошо, – продолжил я, после некоторого раздумья, – но отчего ей уделено столько внимания? Почему вы знаете мою звездную систему и даже планету, а я вашу нет?
Костя прищелкнул языком.
– Тут случай особый, – ответил он, – и я не совсем тот, кто должен просветить вас на этот счет.
– А кто тот?
– Дождитесь своей очереди, и я думаю, вы получите ответы на все свои вопросы.
Толстяк замолчал и отвернулся. Минут сорок сидели в полной тишине – странно, но в очереди никто не разговаривал, наверное, давно ждут, наговорились уже. Эта мысль породила у меня целый каскад вопросов, но, боясь нарушить благоговейную тишину, я держал рот на замке. Наконец, не выдержал.
– Извините за беспокойство, – я слегка тронул Константина за плечо, он аж вздрогнул, – а вы давно здесь сидите?
Гуманоид подвигал бровями (я мысленно представил, как этот жест мог выглядеть применительно к его настоящему облику), взвешивая, стоит ему отвечать или нет, и, видимо, приняв положительное решение, сказал:
– Да, не очень – чуть больше десяти лет.
Я ужаснулся. Десять лет! Не-ет, наши поликлиники куда более человеколюбивые учреждения, там больше двух часов редко кто засиживается.
– И когда же подойдет ваша очередь?
Я прекрасно отдавал себе отчет, что время подхода его очереди не сильно отличается от времени моего ожидания своего часа.
– Думаю, – он посмотрел наверх, прикинул, – года через три – это, понятно, в земных единицах измерения времени. После того, как здешние служащие приняли на вооружение вашу систему комплектования районов многофункциональными центрами, дело пошло куда как резвее.
– Резвее?! – Я думал он шутит, но толстяк был совершенно серьезен, –тринадцать лет торчать в узком коридоре – это, по-вашему, резвее?
– Конечно. Еще не так давно средний период ожидания колебался между отметками от трехсот до пятисот лет. Я лично беседовал с несколькими субъектами, которые сидели здесь еще со времен вашего Ивана IV Грозного! Да вы пройдите поближе к началу очереди, там таких много.
Я заскучал. Идти мне никуда не хотелось.
– Значит, если ваши прикидки верны, то мне тоже сидеть здесь около трех лет? – Поинтересовался я утвердительным тоном.
Костя щелкнул пальцами.
– Думаю, вас примут вне очереди.
– Да? – Оживился я, – это еще почему?
– Вы с Земли, – сказал, как отрезал.
– И что?
– Мы опять вернулись к вопросу, на который я отвечать не уполномочен. Наберитесь терпения, скоро все узнаете.
И он опять отвернулся, откинулся на спинку сиденья, затылком уперся в стену и закрыл глаза. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. И вот тут-то, предоставленный своим собственным раздумьям, я впервые с момента смерти задумался – что ждет меня дальше? В моей голове никак не укладывало, что после смерти может еще что-то ждать. А между тем, это было именно так, и если верить поповским, как оказалось вовсе не сказкам, то выбор здесь совсем небольшой – Рай или Ад. Причем сделать его, должен был вовсе не я. И у живых-то мурашки бегут по коже, когда их судьбу решает кто-то другой, а это ведь только на сравнительно короткий срок жизни, а уж у мертвого, когда решение о твоей участи принимается навечно… А-а, что говорить, все равно не передашь словами.
Так что же ждет меня? Мысленно представил свой сорокалетний жизненный путь. Родился… ясли, детский сад… та-та-та… Школа: ну, дал я тогда тому хулигану палкой по голове, ну, сотрясение мозга у него – на следующий день в больницу к нему сходил, извинился. Потом-то мы лучшими друзьями стали! Не, не тянет этот грех на адовы муки. Дальше военное училище, одно, потом другое – поигрывал в картишки на деньги, пару раз толкнул «на лево» кое-что из форменной одежды. Горькую пил – не скрою, и последствия не всегда были положительными, но ничего особо крамольного не происходило – как у всех. Да, и не так часто это случалось. Ходил в самоволки – это уж совсем не причем. Преподов обманывал, сам себе оценки ставил, подписи их подделывал – так, кто этим не грешил! Ежели за такое в гиену огненную отправлять, так там мест на всех не хватит. Нет, ерунда все это.
Что дальше? Окончил ВУЗ, послужил на севере, уволился по болезни. Болезнь, конечно, сымитировал, но это тоже не смертный грех. Занялся бизнесом. Химичил с налогами – бывало, и партнеров кидать приходилось – не без этого. Тоже не смертельно. Никого ведь не убивал, не грабил, даже в воровстве замечен не был, хотя… Именно, что не был замечен, но там не кража банальная, все в рамках ведения бизнеса. Это земному правосудию подвластно, не Божественному.
В тридцать лет женился, по любви, но через шесть годков развелись, но опять же, не по моей инициативе. Жене я не изменял. Правда, было пару раз перед самым разводом, но там отношения между нами были совсем швах – жили в разных комнатах. Алименты на дочку платил исправно, на выходных забирал ее, ходили в кино на утренники, в аквапарк, обедали в кафе. Обычная жизнь воскресного папы. Вряд ли Господь в эти дела лезть будет.
Два года жил холостяком. Тут, конечно, и загулы, и женщины, и черте что еще, но прищучить меня на чем-то «горячем», повода нет – обычная жизнь разведенного мужчины. Главное – встретил потом ту единственную, в которой души не чаял, и до сих пор с ней живу. Жил. Теперь она вдова получается. Детей не успели завести, и хорошо – ей легче будет, найдет со временем себе кого-нибудь. Пусть будет счастлива… На глаза навернулись слезы.
«Что ж, – мысленно подвел итог своим воспоминаниям, – вроде бы не за что меня в Ад спускать».
Смущало только то обстоятельство, что слишком уж много было допущений типа «это мелочь, за это не судят». А вдруг по совокупности мелких прегрешений как раз и наберется на один из кругов Ада? В общем, с чего начал, тем и закончил – непонятно, как будет. Но на ситуацию я все равно повлиять не мог, так что, ничего не оставалось, как ждать. Три года, три столетия или три минуты – это тоже не мне решать.
Меж тем очередь вдруг зашевелилась, видимо где-то там, в самом начале, настала чья-то очередь. Пошла движуха, и ждущие страшного суда сместились на одно место вперед. Подвинулся и я.
«Похоже, – подумал, – «вне очереди» не получилось».
– Следующим проходит представитель, прибывший с планеты Земля, – вдруг возвестил бесстрастный голос, идущий непонятно откуда – никаких репродукторов видно не было.
В очереди возник ропот, но, как мне показалось, не недовольства, а скорее удивления, смешанного с настороженностью.
– Вас обсуждают, – Константин открыл глаза и повернулся в мою сторону, – представители Солнечной системы здесь большая редкость. Ну, и завидуют, конечно – и двух часов здесь не сидите.
Я только развел руками – мол, ни в чем не виноват. Но толстяк уже опять погрузился в сон, или сделал вид, наверное, тоже завидовал.
Как бы там ни было, но через какое-то по местным меркам совсем непродолжительное время, я оказался перед дверьми, за которыми должно быть принято решение о дальнейшей участи моей вечной души. Я весь трепетал и благоговел – сейчас я увижу того, кому вовсе не надо существовать, чтобы править. Это само по себе событие для конкретного индивидуума эпохальное и непостижимое, хотя и напрочь уничтожающее понятие веры, но еще более невероятным казалось то, что и Он обратит на меня внимание! Снизойдет даже не до букашки, не песчинки, не атома – до чего-то бесконечно малого; решит судьбу этого безразмерного существа, возможно, даже заговорит с ним! Я опустил пластмассовый рычажок ручки вниз и толкнул фанерную коробку. Конечно, торжественности момента, по моему разумению, больше бы подходили если и не дворцовые врата, то хотя бы что-нибудь резное в стиле ампир и непременно с массивными бронзовыми накладками и рукоятями, но ничего этого не было.
«Даже здесь на всем экономят, – подумал, не без сарказма».
Помещение напоминало пустой склад канцелярской продукции или книгохранилище – без окон, сухое и чистое; кроме двери, куда я вошел, на противоположном конце имелось еще два выхода, за такими же скромными филёнчатыми корпусами, но с прикрепленными к ним табличками в аккуратных рамочках – отсюда надписи было не разглядеть. Перед ними находился большой стол, за которым расположился человек в белой одежде, напоминающей фасоном римскую тогу. На голове у него было надето что-то, испускающее тусклый неоновый цвет. Весь этот неприметный антураж чистилища, скучающий контингент ждущих своей очереди людей, таблички эти казенные – все это напоминало затянувшийся не слишком удачный розыгрыш. Ну, не хватило шутникам денег обставить «божественные чертоги» соответствующим образом, внушающим пусть не трепет, но хотя бы почтение – что поделаешь, бывает.
– Наверное, тут где-то спрятана скрытая камера? – спросил я, осторожно перешагнул порог и застыл, озираясь по сторонам.
– Проходите ближе, – вопрос остался без ответа, но, по крайней мере, мне сказали, что делать.
Я сделал полтора десятка шагов и остановился прямо напротив клерка. «Рай», «Ад» – прочел за его спиной теперь видимый текст на табличках. Ощущения розыгрыша усилилось.
– Садитесь, – поступило очередное предложение.
– Куда? – не понял я.
Обладатель белоснежного одеяния указал рукой куда-то за мою спину. Обернулся – в полуметре стоял стул, в таком же духе минимализма, как и вся остальная обстановка, но секунду назад его здесь вообще не было! Я сел. Архивариус, казалось, потерял ко мне интерес. Он сгорбился, опустил голову и уткнулся в бумаги, коих было множество и на столе, и под ним, и рядом сбоку. Я, пользуясь моментом, смог лучше разглядеть его. То, что принял за блестящий головной убор, на самом деле оказалось… нимбом, что ли – никогда такого не видел, только на репродукциях икон. Головы этот светящийся обруч не касался, но как бы не вертел ею этот субъект, нимб всегда находился над его выбритой тонзурой. Но не это удивило меня больше всего, и не внезапно материализовавшийся ниоткуда стул: у сидевшего за столом, за спиной были небольшие крылышки! Конечно, не составит большого труда приделать поддельные крылья к деревянной пластине, спрятанной под халатом, но дело в том, что, читая бумаги, клерк не оставался бесстрастным – на его лице живо отражались эмоции от прочитанного, а крылья, маленькие и растрепанные, напоминающие куриные, то распрямлялись, то складывались, а когда он вдруг тихо чему-то рассмеялся, они часто-часто захлопали по воздуху, будто их обладатель собирался куда-то улететь. Выглядело это несколько жутковато. Бог не мог так выглядеть, скорее это был секретарь – ну, да – ангел-секретарь!
– Что ж, Леонид, – наконец он оторвался от бумаг, – в целом все ясно. Давайте немного пообщаемся.
– Давайте, – кивнул я, – а что вам ясно?
– То, что срок вашего пребывания на Земле закончился. Почитал про вашу жизнь, не скрою – интересно жили, весело, умерли вот только… – Он прищурился и покрутил раскрытой ладонью в воздухе. – Но теперь у вас есть право выбора.
– Простите, – не понял я, – какого выбора?
Клерк с подозрением посмотрел на меня, немного помолчал что-то соображая, сказал «Ага!», и продолжил:
– Никак не привыкну, что новоприбывшие, порой, не владеют ситуацией вообще и ничего не помнят. Это, кстати, характерно только для тех, кто оказался здесь после отбытия наказания, остальные, как правило, амнезией не страдают и, делая последний выбор, торгуются до хрипоты.
Я по-прежнему мало что понимал, но тирада про торги показалась мне весьма странной.
– С кем торгуются? С Богом??!
– Почему с Богом? – Ангел, выпятив нижнюю губу, недоуменно уставился на меня, крылышки сложились и стали совсем незаметными, – со мной спорят.
– Разве судьбу новопреставленных душ решает не Господь наш?
Секретарь рассмеялся в кулак, но быстро взял себя в руки.
– Я понимаю, что вы с Земли, – произнес он, – возможно даже, как у вас говорят, с Урала, но нельзя же быть таким бесконечно наивным! Только на вашей планете почти семь миллиардов жителей, а представьте, сколько в галактике! А в космосе в целом!! И это только в том макрокосме, который вы осознаете. А сколько их сотворил Всевышний, одному ему только и известно. При этом вы существуете от фазы рождения до фазы смерти во временном потоке, движущемся лишь в одном направлении – из настоящего, мгновенно становящемся прошлым, в будущее, а для Творца время направлено не векторально, оно для него, можно сказать вообще не существует, а если точнее – он существует во всех фазах времени – в прошлом, настоящем, будущем – одновременно. А с учетом того, что пространство и время бесконечно, представьте себе немыслимое количество людей и бесчисленное множество других форм жизни, дела которых надо рассмотреть и вынести по ним объективное решение.
Ангел перевел дух.
– Ученые утверждают, – вставил я, воспользовавшись моментом – что в 5000 году до нашей эры население Земли составляло всего пять миллионов человек.
– По-вашему это мало?
– Нет, но это не положенная набок восьмерка.
– А-ай, – судья махнул рукой, – никогда не слушайте ученых. Они сегодня говорят одно, завтра другое, послезавтра третье, потом извиняются, и лупят прямо противоположное ранее сказанному. Мелят, что угодно, потому что не несут за это ответственность. К тому же, на Земле, люди – не первая цивилизация.
Последнее слово он произнес с нескрываемым сарказмом.
– Бог… – хмыкнул он, – у него есть дела поважнее, чем заниматься бытовой сортировкой. Для этих целей есть мы – ангелы низового звена.
Я вздохнул.
– Как жаль, а я-то надеялся увидеть Создателя.
– Ну, знаете, – секретарь аж поднялся, – вы уж совсем!
Он взял себя в руки, сел, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул.
– Это уже форменная ересь – увидеть Бога! – Сказал он. – Это же вопрос веры! Зачем нужно во что-то верить, если ты это видишь? Его не видел никто: ни человек, ни ангел, ни архангел – вообще никто!
– Так, может, и нет его вовсе? – сказал я и обомлел от страха.
Мне вдруг показалось, что сейчас меня поразит молния, после чего я буду немедленно низвергнут в гиену огненную. Но ничего не произошло. А Ангел только пожал плечами.
– Кто знает? – Крылышки распрямились и снова спрятались за спиной. – Но, хочешь – не хочешь, верить надо, иначе хаос, беззаконие, геноцид, семь казней египетских и все прочие мерзости сатанинские. Религия – это, вообще, то, что удерживает бедных от убийства богатых, хотя, они, наверное, того и не стоят – такое творят, сволочи! А успехи Дьявола объяснить просто – он доступнее Бога.
Я со страхом глядел на говорящего – за такие слова в средние века его бы точно отправили на костер, и это было бы еще достаточно мягким наказанием.
– Снимаю шляпу, – я привстал и наклонил голову, чуть помедлил и опустился обратно на стул, – вы очень смело и прогрессивно для индивидуума вашей профессии смотрите на вещи. Не боитесь?
– Кого? – Усмехнулся он, – Богу не до таких мелочей. Ему все равно – верят в него или нет – это волнует только церковь, а я стою над этой организацией.
– Но, если в него веришь, не можешь не понимать, что Он все видит.   
– Никто и не сомневается, что Бог все видит, но есть большие сомнения, что он куда-то смотрит.
Я был сражен такими рассуждениями того, кто сам представлялся мне частичкой святости и веры в Создателя, образчиком служения Господу, бескорыстным пропагандистом его идей и заповедей. Видимо, вся испытываемая гамма противоречивых чувств отразилась на моем лице, потому что, ангел развел руками и сказал:   
– Потеря иллюзий делает нас мудрее, чем нахождение истины.
– Складывается впечатление, – я старался говорить тихо, будто боялся, что Вседержитель может нас услышать, – что вы не очень-то любите вашего верховного начальника?
– Ну, что вы, люблю, конечно. Но любовь и уважение не стоят ничего, если ты не способен внушить страха, – назидательно произнес секретарь, – но не надо думать, что Господь такой простак, чтобы не позаботиться об этом.
Ангел усмехнулся, хитро прищурился и продолжил:
– Для того чтобы заставить себе молиться, Ему вовсе не нужно создавать Рай, – он ткнул большим пальцам в направлении двери с одноименной табличкой, – ему надо оповестить людей о наличии Ада, – указал рукой на другую дверь, – а когда видишь Дьявола, сразу начинаешь верить в Бога.
– Неужели нет никакой возможности убедиться в его существовании? – Я все больше и больше поражался суждениям моего судьи.
– Верьте в случайности. Совпадения – это один из способов, с помощью которых Бог сохраняет свою анонимность, и отчасти вселяет веру в наличие Божественной сущности. Но надо отдавать себе отчет и знать, как «Отче наш», что если есть Бог, то жизнь – это все-таки не совокупность случайностей, а последовательность закономерностей, кажущихся случайностями. Впрочем, мы отвлеклись – хватит пустых разговоров. Богу, как говориться, Богово, а Кесарю – Кесарево. Так вот, срок своего наказания вы отбыли, теперь вам надлежит сделать выбор.
– Подождите, подождите, – затряс я головой, – какого наказания? За что?
Ангел вздохнул – беседа затягивалась и, несмотря на то, что впереди у нас была вечность, ему явно больше не хотелось тратить на меня время.
– Вы читали Данте Алигьери? – спросил он.
– Нет, – честно признался я.
– Но о девяти кругах Ада слышали?
– Безусловно.
– А как вы думаете, почему поэт оказался так точен в описании системы наказаний за прегрешения?
Я пожал плечами.
– Да потому, что мы перестроили эту систему в соответствии с его фантазиями, показавшимися нам, служителям Господа, очень даже правильной и жизнеспособной. От себя же добавили еще один круг.
– ??? – вопрос был выражен взглядом.
– Земля, дорогой мой,  Земля – вот десятый и самый страшный круг Ада. Поэтому сейчас вас пропустили вне очереди – в ней вас боятся, осуждают, некоторые ненавидят.
– Моя Голубая планета??! – Теперь я понял, почему толстячок Константин смотрел на меня с таким выражением лица.
– Да, и ссылают туда только за одно преступление – если грешник пытается подменить собою Творца!
Сегодня уже устал поражаться увиденному и услышанному.
– И причем здесь я? – Спросил просто.
– Вы были сосланы на Землю за то, что в изначальной своей жизни создали технологию, позволяющую выводить людей (меня передернуло от такого словосочетания) искусственным путем, клонировать их, возрождать заново после смерти. Пока это носило характер придумок – ну, описывалось фантастами, в фильма художественных показывалось, мы закрывали на это глаза – развлекайтесь. Но когда явление приобрело прикладной характер, пришлось вмешаться.
– Я ничего такого не помню.
– Еще бы! После того, как вы попали в десятый круг, вы прожили цепь жизней, и за достаточно продолжительный срок ни разу не вернулись к тем делам, за которые были подвергнуты столь суровому наказанию.
– Даже если это и так, то разве идея возрождать людей после смерти, не носит самый гуманный характер?
– Милый мой, сейчас вы заставляете меня думать, что еще недостаточно настрадались за свое кощунство – Бог создал человека не для того, чтобы он взял на себя его функции.
– То есть, мы существуем, только когда этого хотите вы.
Ангел развел руками.
– А как же свобода выбора? Плодитесь и размножайтесь? – Задал я очевидный вопрос.
– Вот именно – плодитесь и размножайтесь, но естественным путем!
– Но прогресс не стоит на месте, мы умнеем, развиваемся…
– Перестаньте, – судья раздраженно махнул рукой, крылышки за его спиной мелко затряслись, – слепень, сидящий на заду у лошади, тоже считает себя кавалеристом. Надо заниматься своим делом, а не лезть в области, где тебе не место по факту твоего появления на свет. Поверьте – здесь все продумано.
– Но ведь это дискриминация по… э-э-э-… признаку рождения!
– Хотите поспорить с Богом?
– А можно? – У меня вдруг появилась надежда.
– Нет! – отрезал ангел, – и перестаньте портить впечатление о себе. Делайте выбор, не задерживайте остальных.
– Какой еще выбор я должен сделать? – Вздохнул тяжело и обреченно. – Я же умер.
– Нет, вы только начинаете жить: самое мудрое деяние Бога – это то, что человек не знает, когда он умрет. И именно поэтому выбор так важен, ведь теперь он делается навечно. Вы заслужили свое место в Раю, и в этом вопросе у нас соблюдается полнейшая демократия.
Я вопросительно воззрился на секретаря.
– Это как? – Спросил. – Даже те, кто хотят на небеса, не стремятся умереть ради этого.
Он пропустил мою фразу мимо ушей.
– Рай – это не возлежание на облаках, как вероятно вам внушали, хотя, если захотите, можно и так. Дело в том, что вы вольны выбрать место, даже смоделировать его по своему усмотрению, где будете коротать вечность. Хотите, это будет остров в тропической зоне, бунгало и множество красивых женщин – их контингент можно сделать переменным; хотите, можете сделать из себя космического путешественника – у вас будет свой космолет и вы сможете покорить всю обозримую вселенную, может и больше… Или вот, например, можете получить возможность перемещаться во времени! Как вам перспектива увидеть зарождение вашего мира, динозавров, или нечто более близкое – побеседовать с Тутанхамоном, Пифагором, посмотреть на битвы Александра Македонского? Да, мало ли что вам подскажет фантазия. Теперь вы бессмертны, потому что душа не уязвима, она не чувствует боли, не нуждается в пище и воде; ей не бывает ни холодно, ни жарко, чтобы вы ни сделали – никогда не придется раскаиваться, никаких мук совести. И все это притом, что вы будете испытывать точно такие же чувственные наслаждения, как если бы обладали телом. О такой жизни можно только мечтать, а вам это предлагают на блюдечке.
Я с жалостью посмотрел на него.
– Разве это жизнь? – усмехнулся, – так вот он какой – Рай…
– Вас что-то не устраивает? Может, дать время подумать?
– Дойдя до конца, люди смеются над страхами, мучавшими их в начале, – я покачал головой, – несколько часов назад, очутившись в очереди на страшный суд, я боялся, что попаду в Ад, а сейчас я узнал, что вся моя жизнь – это пребывание в нем. Смешно…
– Вы сошли с ума? – Ангел явно не понимал меня.
– Безумие может стать лекарством для нашего мира.
Я замолчал, опустил предплечья на колени и уставился в пол. Молчал и судья. Наконец, он не выдержал:
– И все же, вам придется сделать выбор. Хотите подумать?
– Нет, – я поднял голову, – я его сделал!
– Вот и прекрасно, – с облегчением выдохнул секретарь, – давайте обсудим детали, а то, знаете ли, работы много…
– Верните меня на Землю, – выпалил я.
Ангел поперхнулся, закашлялся.
– Нет, вы определенно рехнулись, – сказал он, восстановив дыхание, – вы отдаете себе отчет, что это навсегда!
– Отдаю, – сказал твердо.
– Вы возвращаетесь в преисподнею, там мы не можем обеспечить вам безопасность и независимость от того, что поддерживает человеческую жизнь – от пищи, воды, от боли душевной и физической, от…
Он махнул рукой.
– Ну, и пусть, – упрямо сказал я.
– Хотите вернуться в мир войн, где правит бал неприкрытая алчность? Где насилие – это норма. Вы будете умирать и возрождаться снова, страдать, терзаться и опять умирать, не обязательно быстро и своей смертью, возможно в муках… Всегда, вечно… И это идеальное существование? Одумайтесь!
– Нет идеальной жизни, но есть идеальные моменты, и за них я готов умирать столько, сколько будет нужно!
– Идиалист-идиот, – прошептал ангел, но я расслышал, – а вы понимаете, что с каждым новым перерождением, все ваши предыдущие привязанности исчезнут. Ни прежних любимых, ни друзей, ни детей, ни привычной работы – ничего, что радовало вас в предыдущей жизни? Все заново, и возможно, значительно хуже. А выбор уже сделан, и ничего не изменишь.
– С кем надо, с тем судьба сведет снова.
Клерк в очередной раз пожал плечами, пододвинул к себе лист бумаги – на вид очень качественной, может даже, это был папирус, что-то быстро туда вписал и пододвинул разворот ко мне.
– Распишитесь.
Я, не читая, поставил свой автограф.
– Вам налево в дверь с надписью «Ад», – ангел ехидно улыбнулся, – вечного вам благоденствия.
Я нарочно прошел кружным путем, мимо двери, ведущей в Рай. Как бы невзначай приоткрыл ее – быстро брошенный взгляд не заметил ни одного существа – пусто! Что это – все разлетелись на своих звездолетах, или перенеслись в другие времена, или нежатся с красотками в тропических широтах на своем острове? А может, как и я, сделали другой выбор? Ответа у меня не было. Аккуратно прикрыл дверь, и прошел к той, на которую мне указал беспристрастный судья.   
«Ад пуст. Все черти здесь. – Так, кажется, писал Шекспир». Не-ет. Черти в Раю, бездушные искатели выслуженных удовольствий, а в моем мире нормальные люди, способные чувствовать и сопереживать, любить и ненавидеть, говорить правду, не превращая ее в оскорбления, учиться на своих и чужих ошибках, бороться за справедливость, жертвовать собой во благо других и не жалеть о таком выборе.
И мой выбор – пусть он и бестолковый, но я верю, что единственно правильный. Надо только немного поправить перекосившееся сознание людей и тогда на Земле будет Рай. Настоящий Рай!
Я открыл дверь и шагнул в преисподнюю.