Б И Л Е Т Ы В Р А Й
В жаркий августовский полдень 1972 года у правления колхоза «Путь Ильича» остановился автобус. Среди вышедших пассажиров сразу же бросился в глаза стройный опрятный молодой человек в красивом модном, как говорится, «с иголочки», костюме, в белоснежной рубашке, с ярко-красным галстуком…
Сидевшие на скамеечке старушки оживлённо зашептались, а незнакомец направился в контору. Он подошёл к секретарше и представился: – Работник обкома КПСС, лектор партийной пропаганды, кандидат исторических наук Кругликов Михаил Иванович. Прибыл с серьёзной лекцией о международном положении.
…Не прошло и получаса, как актовый зал сельского клуба, вмещавший больше трёхсот человек, был переполнен до отказа. Несмотря на колхозную «страду» и погибавший, как всегда, на корню урожай, все поголовно были сняты с работ и направлены на столь важное политическое мероприятие. Ещё бы! Сам представитель обкома партии посетил Богом забытый уголок Брянского района! Да ещё товарищ Кругликов! О нём председатель и парторг уже слышали, им восторгались их коллеги – руководители соседних колхозов. Имя Михаила Ивановича гремело по многим деревням и сёлам области.
За большим столом с красным бархатом восседали председатель, парторг, профсоюзный лидер и сам знаменитый лектор. Рядом стояла большая лекционная кафедра, украшенная серпом и молотом и надписью «Слава КПСС!»
– Товарищи! – возвысил голос председатель, грозный Воскобойников (Колхозники съёжились и, казалось, плотно прижались к своим стульям). – Сейчас вам представляется, так сказать, понимаете ли, г-м, ну, в общем, возможность, так сказать…
Не выдержавший товарищ Кругликов вдруг встал и, властно прервав оратора, заявил: – Спасибо, товарищ председатель, я сам введу трудящихся в курс дела!
Гром аплодисментов из зала был ему ответом.
Михаил Иванович занял своё место за кафедрой и произнёс: – Товарищи! По специальному заданию обкома нашей родной коммунистической партии я прибыл для проведения лекции «Угроза миру и безопасности на планете!»
Зал вновь зааплодировал. Оратор поднял руку: – Итак, я сообщу вам, что в настоящее время мы, как никогда ранее, стоим на грани войны! Вот-вот начнётся чудовищная бойня! Американский империализм продолжает свою агрессивную войну во Вьетнаме. Льётся кровь мирных жителей. Американские солдаты насилуют невинных вьетнамских женщин и даже…детей!
Зал громко вздохнул в единодушном возмущении. Слушатели пребывали в шоке! Оказалось, ненавистные американцы готовили вторжения не только в Египет, Бразилию и Ботсвану, но даже в Советскую Россию! Особенную угрозу распоясавшийся империализм представлял для Брянской области и её деревень. – Земля Брянщины, – сурово вещал оратор, – лакомый кусок для наших врагов! (Крестьяне в ужасе сжались.) Вы представляете, что будет, если здесь окажутся американские агрессоры?! Запылают деревни, простые крестьяне-мужчины будут убиты, женщины изнасилованы, а дети превращены в рабов! – Докладчик сделал паузу. В зале установилась мёртвая тишина.
…Когда оратор предложил перейти к вопросам, поднялось несколько дрожавших рук.
– Вот вы тута сказали, что партия не допустить такой беды. А как же тогда прошлая война? – громко сказал местный бригадир, вытирая рукой пот со лба.
– Успокойтесь, товарищ, – заверил докладчик, – в прошлом у партии ещё не было такого опыта ведения войн, да и народ тогда ещё был тёмный, люди не понимали, что дело по предотвращению войны в их руках!
– А как же мы могём предотвратить тую войну? – прозвучал другой вопрос.
– Ну, уж это вы должны сами знать! – улыбнулся Михаил Иванович. – Для этого необходимо оказать родине и партии материальную помощь!
– Какую же это материальную помощь? – спросил, судя по внешнему виду, местный сельский учитель.
– Это зависит от вас! – последовал ответ оратора. – Вот, например, в Севском районе в колхозе «Ленин с нами» колхозники жертвовали в фонд героического Вьетнама и нашей родной Советской Армии по пятьдесят рублей!
– Пятьдесят рублей! – выдохнул зал. – Да мы за всю страду таких денег не видывали!!!
– Ну, это не значит, что вы должны вносить такие крупные суммы, – смягчился талантливый лектор. – У нас, как говорится, «с миру по нитке…», кто сколько может…
– А кому отдавать? – спросила высокая, убелённая сединами колхозница. – Я, к примеру, готова заплатить, лишь бы эти уроды не пришли к нам в село!
– Вот для этого я к вам и направлен, – улыбнулся Кругликов, показав залу ослепительно белые зубы.
Он подошёл к столу и открыл свою красивую кожаную папку. – Вот ведомости, товарищи. Я буду вносить ваши фамилии, а вы, в свою очередь, передавать мне ваши пожертвования и расписываться вот здесь.
Он показал залу бланки. Сидевшие в президиуме руководители что-то пробурчали.
– Руководства это не касается, – тихонько, чтобы не было слышно в зале, промолвил Михаил Иванович для членов президиума. – Обком не обязывает руководство вносить деньги. Ваше дело – руководить процессом.
– Товарищи! – заорал покрасневший от волнения председатель профсоюзной организации. – Сдавайте деньги, кто сколько может! Этим вы спасёте и себя и страну!
– Я думаю, достаточно и десяти рублей с каждого, – скромно заметил Михаил Иванович. – Конечно, при условии, что с каждого члена семьи…
– И за детей платить?! – выкрикнули из зала.
– Это дело ваше, – успокоил людей оратор. – Ваши дети, вам и решать. Вы понимаете, что американские империалисты вряд ли пожалеют их?
Часть крестьян выбежали из зала: помчались сломя голову домой за деньгами. Другие стали подниматься на сцену и подходить к столу президиума. Особенно удивила односельчан одна худенькая старушка Прасковья Яковлевна Сотова. Она выложила на стол целых двести рублей! – Готовила себе на похороны, – грустно сказала она. – Но ничего, подожду, успею ещё собрать.
В президиуме дружно зааплодировали.
…К вечеру Михаил Иванович так устал, что еле передвигал ноги. Особенно способствовала этому ещё и обильная выпивка с закуской, которую организовали для талантливого оратора руководители села. Уезжал он в райцентр на председательском «газике», увозя с собой в чемодане сумму в двенадцать тысяч пятьсот сорок рублей.
…С неделю отдыхал Михаил Иванович в своём родном посёлке Сельцо. Щедро угощал товарищей и подруг. Денег хватало как раз на шесть–семь дней. И на следующей неделе всё повторялось вновь. Молодой оратор опять ехал в очередную деревню и вёл свою полезную патриотическую работу.
Всегда безупречно одетый, гладко выбритый и предельно обходительный, Михаил около трёх лет обирал окрестные деревни и сёла. Постепенно диапазон его творчества увеличивался: он стал уезжать со своими интересными лекциями всё дальше и дальше. Кто знает, может он перешёл бы и границы Брянской области…
Осенним вечером 1976 года к дому Михаила Кругликова подъехала переполненная стражами порядка милицейская машина. Оратор был арестован и увезён куда-то в район. Однако через месяц Михаил Иванович вновь объявился в посёлке в своём безупречном виде. Он сообщил, что отсидел в камере предварительного заключения и подвергся суду. Судьи ничего серьёзного в его деяниях не нашли и определили два года условно за хулиганство, что, сказал он, было надуманно и несправедливо.
Далее он рассказал, как он «прокололся». Оказывается, во время одной из пьянок с руководителем очередного одураченного села он допустил ошибочное высказывание о своих родственных связях с Л.И.Брежневым. А в другой компании – произнёс цитату из Евангелия о том, как дороги Спасителю гроши нищей старушки по сравнению с богатствами знати. Эти «антисоветские» высказывания не остались незамеченными, и он едва не угодил в тюрьму. Лишь только «умение жить» спасло его от сурового наказания. – Для меня нет трудных вопросов! – смеялся, беседуя с друзьями, Михаил. – Как говорили древние: «Золотой осёл берёт любой город»!
Однако такие опрометчивые высказывания имели для нашего героя самые серьёзные последствия. В среде друзей Кругликова уже начали появляться завидовавшие его талантам люди. Через неделю к его дому вновь подъехала милицейская машина. Теперь он отбыл в неизвестном направлении и надолго.
Только через несколько лет жители узнали, что Кругликов был судим каким-то «закрытым» судом, получил четыре года за «злостное политическое хулиганство» и теперь отбывал свой срок. Рассказывали даже о героической речи талантливого сельцовца на суде, где он беспощадно обличил коррупцию властей, несправедливость существующего строя, препятствовавшего свободно и правдиво излагать свои мысли и чувства.
Сентябрьской ночью 1976 года в окно большого деревянного дома по улице Советской кто-то постучал. Хозяйка, набожная пожилая женщина Антонина Семёновна Перебросова приоткрыла дверь и высунула голову. – Откройте матушка, – послышался тихий голос. – Я к вам от отца Сергия с благословением.
– Заходите скорее, – последовал ответ.
Это был небезызвестный нам Михаил Иванович Кругликов. Вновь изящно одетый, гладко выбритый, словом, опрятный. Но теперь уже его костюм был не таким сверхмодным и «кричащим». Заметна была какая-то таинственная, даже траурная скромность.
О чём шептались в доме Антонины Семеновны, что решали, так и осталось для многих жителей Сельцо загадкой. И хотя Кругликов перестал ездить с лекциями по деревням и сёлам, вскоре о нём вновь заговорили. Он устроился на работу – сначала официантом в брянский ресторан «Журавли», где, впрочем, долго не продержался, а потом получил должность ночного сторожа на одном местном предприятии. Как потом он рассказывал друзьям, на работу он не ходил, а просто числился, чтобы не вызывать беспокойства у властей и не пасть жертвой обвинения в тунеядстве. Заработную плату он передавал директору предприятия.
Бывали дни, когда в доме, где проживал Михаил, лилась музыка, пелись песни богатого российского репертуара, от официальных патриотических до услышанных в местах не столь отдалённых. Закатывались пиры, устраивались оргии, вино лилось рекой.
В другие дни и уже в другом доме – у Антонины Семёновны – происходили встречи Михаила с глубоко религиозными старушками. Что там делали Кругликов и его покровительница, никто не знал, однако после каждого сборища Михаил закатывал особо пышные пиры, разъезжал по Брянску и посёлку на такси, иногда с большими компаниями. Через два года после начала своей новой деятельности Кругликов женился на местной восемнадцатилетней красавице, вызвав зависть и восхищение у её менее удачливых подруг…
Шли годы. Чего только не выдумывали местные жители, но никто так толком и не узнал, откуда брал деньги Миша! А тут он вдруг внезапно скончался в 1992 году в возрасте всего сорока лет. Смерть, как стало известно, наступила из-за передозировки наркотиков: в конце своего жизненного пути авантюрист пристрастился и к ним.
Наступила эпоха «перестройки и гласности». В июле 1995 года в очень древнем возрасте скончалась в соседней деревне престарелая мать одного сельцовского жителя – Василия Сконцева. Сын и наследник, приехав похоронить мать, стал осматривать доставшееся ему имущество и открыл небольшой денежный ларец, в котором старушка хранила все свои ценности. Но денег он не обнаружил, а увидел лишь два каких-то загадочных билета, то ли лотерейных, то ли облигаций. Все билеты были одинаковые, розового цвета, с прекрасной типографской печатью. На лицевой стороне одного из них было напечатано: «Билет номер 10327 серии АВ». Ознакомившись с бумагами, наследник пришёл в ярость: оказывается, это были билеты в…рай!
Прежде всего, он кинулся к подруге своей матери, старушке Кузичевой. И от неё узнал, что и эта бабушка была постоянной клиенткой и покупательницей индульгенций Кругликова. Его она боготворила! Ещё бы! Ведь Михаил Иванович продал ей последний билет, как раз накануне своей смерти, фактически, за бесценок, всего…за одну тысячу двести рублей! А ведь билеты стоили значительно дороже. Ввиду их дефицита, почтенный товарищ Кругликов был вынужден проводить аукцион. И конкурентка нашей бабули заплатила три тысячи рублей! Обиженная Кузичева обругала «наглую богачку», и та, не оставшись в долгу, набросилась с кулаками на несчастную женщину. Спас положение Михаил Иванович, он шепнул на ухо бедной бабушке, что продаст ей по знакомству ещё один билет. И после ухода обидчицы он вручил Кузичевой за известную сумму заветный документ!
Как оказалось, сам билет действовал в течение года. Если же старушка в том году не умирала, она заполняла контрольный талон номер один или обычно шла к Кругликову, и тот за скромную плату (всего сто рублей!) сам заполнял бланк, вписывая следующий год, в котором должна была умереть старушка. Если же она не умирала и на другой год, процесс повторялся, пока не были «погашены» все талоны. Тогда уже покупался новый билет. В этом случае его цена уменьшалась на двадцать процентов. Однако таких случаев, за исключением истории со Сконцевой, констатировала бабушка, она не знала. – Я и сама вот уже скоро умру, – заявила она в заключение. – Кончается последний талон.
После бесполезного, как он говорил, разговора, разгневанный наследник помчался к своим дальним родственникам и рассказал им всё. Те хохотали долго и безудержно, а пострадавший досадовал: на кой ляд он разболтал это, став всеобщим посмешищем.
В конце концов, решили «не выносить сор из избы», то есть не разглашать произошедшее, чтобы не позорить родных и близких.
«Десница», № 28 от 10.07.2002 г.