Судьба сломанной соломинки для жителей скрученного колодца была нежилыми камнями подвальных пчел, катализатором стеснения откидного насилия и вырождение звездочётов. В той стороне моргали полупрохожие, подсолнуховыми манерам с симптомами фрагментов воспоминания, под гнетом темного свидания поддельного правого искусства.
В очертаниях патологической лжи сударыня-смотрящая не чокаясь выпивала за здравый смысл просроченного изобилия бездны. И наблюдала за живущими на стеклянном дне экипажа ямы, которые карабкались друг на друге в ловушке пустоты. Ублюдочная сера бараков ее утомляла тишиной и делила треснутые и ломающиеся душные голоса шахты, пронизывающие сквозь горла подносы пополам.
Недоучка ортопедическо-качегарного сновидения отлёживался на одном из этажей и ждал стерильного демонтажа. Ораторско-настоятельски провозглашал с высока: "Не лживая наша фаза заглушки и штамп кулака безобразного моё, а должна быть своя беспилотная трава." А браконьеры живого замка внимали с парализованным взглядом на жизнь правильности с душком, стоя на удовлетворенных коленях без костылей.
Гибридный же кураторы богемного, расфасованного бревна, полчаса века возносили поиски долга среди прожорливых дней. Их синхронное тиражирование мигрантам корпорации фиктивной, кошачьей приманки псевдособорной резервации была улыбками страховок значения часовщиков. Хрупкими сомнениями они промывали противную вредность обоюдного послания дублёра и фляжкой коллапса резидента насиловали транзитный мир, вгоняя окутанных псов в кладбище надежд и разорванного самоуважения. Кроме того, приставной хребет надзирателей как символ складного деликатеса протеста, рядом с чернозёмной мглой цивилизованных убийц, разбазаривала отмороженное состояние души сводного страха.
В дыре, Арлекины войны были блевотным положением для газового Пиноккио мира, ведь очевидно, что те, кто раскололись на мнимом верху кобылой падали вниз, оставаясь без бильярдной силы. Дипломированные летуны ревели в похлебках алкоголя и пайки лекарственных сухарей порабощаясь после наградной перезагрузки.
Шесть глав под низом, разломная администрация дерьмового мессии, резала как по маслу суставы праведную веревку к красному животу усечённого конуса. А поблизости цельный синтетический аркан заблуждения нулевого меморандума разбуривал люк в полу, открывавший лимбовое заводное небо. Вот почему хмурый кальян процветания плоти на разных уровнях отнимал открытку лабиринта лопат грязных вспышек для имеющего входного дара обшарпанного голода.
Были и благодетели на репетиционных скамейках, малевавшие черновики маршрутов в переносном смысле босоногой жалости ветоши стабилизации. Чтобы непросвещённые вдыхали брызги пыльцы лысины пилигрима, ехавшего в будущее пробного побережья. По близости вертикаль грудного центра самопроизвольных союзов завивали в свои мокрые и гемотомно - вонючие норы.
Еще ниже братский ковчег антидепрессантных регрессологов бархатным брожением суррогата архивов знахаря шахты, не имеющего крышу, шлюховато вкалывали руинным насекомым петли паспорта. Золотая запись копии юных лилий-падальщиков были по своей воле, сучьими порциями сокамерников, нудно снимающие кулисы нагноившейся боли.
Шанс на ограде веры улова скептика брата Ешки вставал для страдания мазута футлярного моста у постыдной святыни с галькой. Ведь прикушенный хлам акробатной терпимости сестры Ашки восхвалял прикрученного саморезами головоломки к гипсокартонному кресту. Вдобавок критические вихри клеветы закупоривали молчание инакомыслящих крестоносцев пробуждающие огонь герметизации бледной колонии. Это прижаренное отчаяние индивидуумов отражало налет низменных оттенков инстинктов и шорохами досадной неудовлетворенности.
Вывернутая на изнанку башня с синяками и книжными ушибами сослала соболезнование душевной наготы с необъединёнными ссылками хлюпающего преображения в нарядно- покрученный замысел. В этом месте талисман похмелья около сожаления уходящих банкнот имел не осторожность доверия обреченных улиток. Наряду с этим по соседству комбинаторные пешки играли в цикличные шахматы и слепым пониманиями кланялись извилинами развалин нашим, но видели запутанных своих.
Наряду с этим в нарукавной глубине бисквитные, изнурительные тени утопичной цивилизации размазаны по стенкам, как следствие падших целей для авторитарной революции увеченных мышей. Ведь здесь клубы радужного терроризма панической свободы приклонял подавление осколков частной идеологии планктона. По крайней мере ленивые враги маниакального единства задраили труп кузнечных мехов диктаторским печеньем и бочкой идейных манекенов. Спокойствие же потерянной коляски, с горстью мелочи в покладистых недрах засасывало безмолвное тотальное клеймо жесткой цифры.
Глицериновые кукушки до мозга костей увязли в иерархической чаче, квартетно ожидая извращённое спасения травницы.
06.03.2024