Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 3

 
 
ПРОЛОГ

                Следы на снегу уходили далеко вниз. Первые проталины оголили прошлогоднюю полегшую траву, и среди темных островков на склоне сопки легко было затеряться соскучившейся по теплу дичи. Тунгус уже успел сбегать вниз на разведку, и теперь с радостным лаем возвращался к нашей медленной процессии. Я вел под уздцы Огонька, сберегая его неуверенную поступь, а где-то недалеко позади, за вершиной сопки, от нас припозднилась Альфа. Вышли еще с утра, в надежде засветло вернуться домой, но вот уже ржавое светило склонилось над дальним лесом, а мы лишь двинулись восвояси. Не подрассчитал я наших сил - Огонек был весь мокрый, и над его холкой возносились по ветру клубки пара, а мое учащенное дыхание сообщало о безвозвратно растраченных днем силах. Ну и будет так, лишь бы спуститься на равнину, а там уж до зимовья рукой подать.            
             Уходящая зима случилась самым суровым испытанием за все мои годы, проведенные в тайге, и школа по выживанию нашим сообществом была пройдена сполна, от начала и до конца. Сильные морозы за минус пятьдесят не давали шансов нагреть наше жилище даже до десяти градусов, а после первой же случившейся стужи пришлось перемещать несчастного Огонька во внутрь чума. Соорудил ему у входа стойло, натаскал из-под леса сена, и только в тепле он пришел в себя. А собак и уговаривать не пришлось – сами явились за холодами. Однажды Огонек разбушевался ненароком, и даже проломил дыру в стене. Пришлось снимать шкуры и брезент с его жилища и заделывать пробоину. Под новый год Тунгуса угораздило свалиться сверху на печь и обжечь себе лапы, целый месяц потом ковылял внутри, обвязанный тряпками. Альфа пропала как-то на неделю, и теперь вот присматриваюсь к ней – неужто в положении?  Да и к самому последнее время зачастили головные боли по ночам, надо полагать - от зимнего недосыпа.
         
                В таких вот думах об уходящих временах не заметил, как спустились к кромке равнинного леса. Сквозь него шагать еще не менее пяти километров, и эту дистанцию я обязательно одолею без сторонней помощи. Огонек давно уже привык к седлу, и даже нисколько не удивился, когда я впервые попытался закинуть на него ногу, только присел слегка, да выпустил пар из ноздрей. Сегодня же молодцом вознес меня на вершину сопки, а вот на ту сторону я уже отправился один, как однажды случилось зимою.  По глубокому насту рыхлого снега впервые добрался сюда в одиночестве, даже по моему лыжному следу Альфа проваливалась по грудь, а о других сожителях даже и не думал, чтобы брать с собою.  Место было новым и неизведанным, с обилием непуганой крылатой дичи и мелкими стадами молодых оленей. Когда впервые нашел биноклем эту живность, то первым делом подумал, что голодовать не придется, но не тут-то было, морозы и обильные снега начисто закрыли сюда дорогу на всю зиму.               
             Сегодня же возвращались с доброй добычей, разделанная туша молодого теленка болталась по бокам у Огонька, и он с подозрением ловил ноздрями ее запахи. В рюкзаке за плечами полдюжины куропаток и один тетерев, которого подстрелил самым первым, чуть спустившись на ту сторону сопки.  Как никогда в эту зиму налегал на мясо, да и сожители мои не отставали – от всей добычи лишь пятая часть перепадала мне, да и та в уваренном виде. Попытался однажды засолить, да резать кусками и раздавать собакам, но их пристрастия хватило ненадолго, да и моя печень однажды взбунтовалась. Теперь вот заворачиваю в брезент и отправляю в лабаз, либо развешиваю в кульках по соснам.  Большой сугроб над нашим зимовьем казался столь неестественным сооружением, что я даже иногда пугался пробираться во внутрь. Почти каждый раз после очередного снегопада накидывал по периметру новую завалинку, и теперь она выросла в мой рост и служила какой-никакой защитой от стужи. Вот как бы весной не потонуть в этом своем деянии!
               
                Почти всю предыдущую неделю откапывал загон для лошадей, да обустраивал навес. Огонек ни в какую не хотел больше оставаться в чуме, и с первыми потеплениями я обустроил ему местечко у ближайшей ели. Да вот незадача – днем позже в километре от зимовья обнаружил следы медведя, и обильный его чес о деревья. Такое случается после долгой зимней спячки, когда уже достали всякие кожееды, и мех клочьями свисает по всему туловищу. В первые свои дни после спячки медведь опасен, и весь в поисках легкой добычи.  Теперь же Огонек в надежном укрытии, да и собаки, если что, дадут знать. Тунгус почти сравнялся с Альфой ростом, а вот силы ему не занимать. С разбегу прыгал на меня и заваливал в снег, да еще норовил подцепить клыками за штаны или воротник. Ему бы в упряжку, да бежать по тундре!               
             Альфа все-таки понесла от своих лесных сородичей. И как ей это удается в который уже раз?  Все чаще уединяется в дальнем углу чума и скалит зубы на приближающегося к ней Тунгуса. А тому и невдомек, что с ней.  Так к лету, глядишь, и придется открывать собачий питомник.  Я поглаживал Альфу по голове и все ей наговаривал:
      - Ну что нам теперь делать? А вот принесешь потомство и будем им имена придумывать, тебе какие нравятся – длинные или короткие?
        В ответ Альфа облизывала мне руки и укладывалась в клубок. Совсем как в первый год нашей совместной жизни. Я поставил рядом кастрюлю с едой и присел в отдалении. На днях собрался разобрать большие сани и скроить из них поменьше. И как только сойдут снега, двинуть в обратный путь, той же дорогой, что явился сюда. А где-то в междуречьи    повернуть на восток и уйти к истокам Подкаменной Тунгуски. Я там бывал не раз, и душа моя тосковала по тем дивным местам.
               
             Сегодня прилетел с севера, наверное, один из последних ледяных ветров. Острая колючая крошка забивалась в лицо и под капюшон, а ружье, висевшее на шее, покрылось тонкой коркой застывшей влаги. Я, на коротких и широких лыжах, осторожно поднимался на утес, за которым открывались виды на Нижнюю Тунгуску. Всех сожителей оставил дома приглядывать друг за другом, а сам вот удумал заняться изысканием. Еще с осени случайно забрел на брусничную поляну, и теперь приближался к заветному месту. Ах, как вкусна и сочна брусника, пережившая зиму и сохранившая в себе свои качества.!  Это таежное лакомство я ставил превыше других, и в своих пристанищах всегда имел запасы из мороженой или сушеной ягоды. А вот и заветный склон! Птицы уже добрались до оттаявшей на солнце поляны, но слегка помятые комочки алой ягоды были повсюду, и я предался собирательству – древнему занятию своих предков…      

      Глава 1. Путь назад, день первый.

                В то время, когда мы с Тунгусом на весь день уходили к реке, Альфа принесла троих щенят. Оставив ее одну, отправились понаблюдать за ледоходом, но по прибытию на берег ждало разочарование - мы опоздали. Редкие куски льда проплывали ближе к берегу, а середина реки уже полностью очистилась и несла свои молодые потоки к океану. Вода затопила знакомый мне песчаный берег, по которому я осенью провожал Михаила, а выше, вдоль кромки, сколько виделось глазу, хаотически были разбросаны зеленые ледяные кристаллы.   Завораживающее зрелище, такого я еще не видывал! Тунгус попытался было исследовать все это природное творение, но поскользнулся на первом же выступе и, поскуливая, приближался ко мне. Через неделю-две река станет доступной для мелких судов, и это вселяло в меня нарастающую озабоченность – ведь Григорий, или Михаил, могли стать невольными свидетелями связи со мною, а слухи в тайге разлетаются быстро. Я уже все продумал, и за последние дни выстроил план своего ухода таким образом, что если кто вдруг и надумает меня искать, то только внизу по реке.               
          Оставалось лишь дождаться Альфу, для которой сделал клеть на новых легких санях, чтобы первое время могла и отдохнуть рядом с потомством, и немного пробежаться следом. Несколько раз на прежних больших санях с Огоньком уже поднимался на сопку, что вела к острову, спускался и уходил дальше, изображая движение вниз по реке. В последний день там и бросил эти сани, груженные множеством из того, что было бы необходимо в пути. Сломал одну оглоблю - пусть преследователи, если таковые случатся, подумают, что мы ушли налегке. А меньшие сани перенес на руках в лес, откуда по еле заметной тропе завтра утром мы и отправимся на юг. На видном месте у чума поставил бутыль с запиской для Михаила, где прописал, что двинулся вниз по реке до Енисея, и чтобы не судил строго меня за то, что не дождался его прибытия. Как ни раскладывал - не было у нас дальше общего пути.
 
                Еще с вечера все было готово для нашего путешествия, и именно таковым словом представлялось мне завтрашнее отбытие. Если бы еще пару лет назад кто сказал, что образуется вдруг мне такая компания – посмеялся бы, да отмахнулся руками. На что я обрекал своих товарищей, решившись сделать это сейчас? На немыслимые испытания, граничащие со смертельной опасностью. Для Огонька корма почти не наблюдалось, да и не был он приучен собирать прошлогоднюю горькую и сухую растительность. Вся надежда была на скорое, через день-два, перемещение к одному из притоков, где уже должна проявиться первая зелень. Альфа почти два дня не притрагивается к пище, только немного полакала воды из миски, но вот новая лежанка, крытая сверху решеткой из ивовых прутьев, кажется, пришлась ей по душе. Я разместил ее с потомством в конце саней на случай, если вдруг захочется спрыгнуть и не удивлять Огонька.               
            К утру собрался моросящий дождь, понемногу переходящий в мелкие и частые снежные хлопья. Я еще с вечера попрощался с зимовьем, и теперь из лесу наблюдал за тем, как оно понемногу начинает скрываться под неожиданным снегом и пропадать из глаз. Сколько их было, приютивших меня за последние годы? Наверное, с десяток наберется. Не меньше. Я тронул Огонька за узду и своей неуверенной поступью определил предстоящий маршрут. Тунгус, по уже устоявшейся привычке, пристроился слева и чуть впереди, а Альфа с удивлением поглядывала из своего укрытия на наши спины. Половину груза я разместил Огоньку по бокам от холки до поясницы, убрав в сани седло, а оставшиеся съестные припасы, посуду и всякую хозяйственную утварь определил к Альфе в сани. Мы бы с Тунгусом вдвоем утянули такой прицеп, а для Огонька он случился совсем невеликой ношей.

                Первый дневной переход выдался на славу. Огонек, пофыркивая, все время старался тянуть вперед, и в конце концов я был вынужден сделать передышку. Наверное, отмахали добрых двадцать верст! По солнечным часам уже приближалось к трем часам пополудни, и не было смысла продолжать движение. Через пару часов начнет смеркаться, и оставшееся время будем заниматься кормежкой и обустройством ночлега. Тунгус избегал поболе, он то выдвигался вперед и возвращался обратно, то рыскал по сторонам, распугивая зазевавшихся птиц. Я в движении все время шел у головы Огонька, подбадривая его, да обламывая встречающиеся на пути ветви молодых побегов. Лишь пару раз останавливались на несколько минут, чтобы попить из ручья воды, да проведать Альфу. Не нравилось мне ее настроение, молока почти нет и щенята еле живые.               
            Сразу соорудил из тонких кругляков треногу, сверху укрыл брезентом и уложил туда Альфу с питомцами. Вдруг соберется дождь. Для Огонька кормежки не наблюдалось, и освободив его от упряжки, решился верхом изучить окрестности в поисках подходящей растительности.  Густые леса понемногу заканчивались и начиналось мелкое редколесье. Я забредал как-то летом на эту начинающуюся равнину в поисках редких трав, но только с той стороны, до которой еще добрый месяц пути. По предположению, через пару дней должно случиться прошлогоднее многотравье, и станет полегче с кормежкой. А вот и хорошо сохранившаяся полянка, давай Огонек, пробуй на вкус, а я обойду окрестности.  Тунгуса оставил на привязи рядом с Альфой, да он и не противился, и сейчас это сыграло на руку. Стайка упитанных перепелов стала легкой добычей, и побродив еще час, и дав Огоньку насытиться, засобирался обратно. Завтра мы пойдем через это место, а значит нашему движителю уготовлен приятный завтрак.
            
                По возвращению обратно в лагерь, нас ожидал лишь один Тунгус. Ни Альфы, ни одного щенка поблизости не наблюдалось. Я пытался звать голосом и свистеть, но безрезультатно. Развел огонь и подвесил котелок с водой. Пока вода закипит, успею разделать несколько тушек, часть отдам Тунгусу, остальные брошу в кипящую воду. Я стал догадываться, что случилось с Альфой. Помнится, что также поступала ее мать в зимовье у Владимира Ивановича, уносила слабых щенят далеко в лес и там прикапывала. Если это действительно так, то скоро вернется. Пока закипает вода, нужно засветло соорудить навес и устроить под ним лежанку. Палатку решил не ставить, не было уже ни сил, ни желания, тепла от костра хватит до самого утра, а выдвигаться надумал с первыми проблесками зари. Вечер выдался теплым и тихим, небо очистилось от надоедливых туч и зачиналось первыми звездами. Это был добрый признак – значит, впереди у нас ясные и безветренные дни.               
            Альфа действительно вернулась, но незаметным образом. Я обнаружил ее у саней, когда похлебка с мясом была готова, а котелок расположился на редком клочке снега. Погладил по голове и потрогал нос – все хорошо, и дыхание ровное, значит сегодня откроется аппетит. Тунгус давно уже разделался со своей порцией и теперь кружился поблизости, заглядывая по углам и облизываясь. Но уже ничего не получит, таков был наш закон – делить все поровну, а что останется, то сгодится с утра.  Альфа и впрямь одолела целую миску и тоже просила продолжения, но нет, мои хорошие, живая душа в тайге после трапезы должна оставаться голодной. Отведав и сам, обложил котелок камнями для сохранности и занялся подготовкой ко сну.
   
 Глава 2. Путь назад, день второй.

                Вот уже который час мы движемся, спускаясь с одной невеликой возвышенности и поднимаясь на другую. Кажется, что древний природный зодчий вылепил все эти холмы лишь с одной целью – придать всей территории гармонию для бесконечного наслаждения ею местными обитателями. И действительно, в восхищении, я почти не находил отличия первой горки от десятой, а числу их не виделось и конца. Редкие деревца нашли себе пристанище по ложбинкам, а почти каждый северный склон был утыкан острыми, поросшими мхом, камнями.  К полудню, посовещавшись с товарищами, решился прервать уже поднадоевшее движение, и по образовавшейся впадине двигаться на восток, в сторону проступающей зеленой кромки леса. Среди деревьев найдется и питье, и кормежка, а в этой унылой местности не наблюдалось ни того, ни другого. Огоньку споил последнюю воду из фляги, а собаки довольствовались редкими бурыми островками не успевшего еще растаять снега.            
             На подходе к лесу Огонек вдруг зафыркал, замотал головою и собрался уж было притормозить. Такого поведения от него никак не ожидалось, и я дал команду к привалу. Альфа во второй раз за сегодня спрыгнула с саней и выдвинулась вперед, принюхиваясь всеми своими фибрами по ветру. Я зарядил оружие, оставив карабин на санях, а вертикалку определил в сторону источника вероятной опасности. Альфа рванула вперед, и вскоре замерла в своей стойке, помахивая хвостом по сторонам. В бинокль отчетливо просматривалась кромка леса, на краю которой волчья стая потрошила тушу годовалого оленя. На это указывали его рога, а число видимых хищных особей приближалось к пяти.   
          - Альфа, назад! – случилась моя резкая команда, - давай на место!
          Я подхватил ее на руки, усадил на сани и накинул ошейник. Ничего не понимающий Тунгус крутился у ног Огонька, как бы выспрашивая у того причину нашей вынужденной остановки. Я цыкнул его к себе, и тоже пристегнул к саням. Оставалось еще спутать Огонька и разобраться со всей этой оказией.               
               
                В оптику отчетливо угадывалась фигура вожака, и я нажал на спусковой крючок раз, затем с секундной паузой еще два раза. Две пули попали в цель, а от третьей волк подскочил и закружился вихрем на месте. Остальные в недоумении прервали трапезу и даже не подумали предаваться бегству, как мне хотелось бы. Такой схватки с хищниками у меня еще не случалось, были, конечно, стычки и с рысью, и медведем, но со стаей волков столкнулся впервые. Схоронившись в траве и подзарядив карабин, предался созерцанию последующих событий. Стая оказалась непуганой и голодной, а потому уменьшение ее числа пришлось на руку оставшимся членам, и после некоторых колебаний они продолжили свою трапезу. Я отполз восвояси, и через несколько минут вернулся с расчехленным арбалетом. Представился такой случай испытать его на настоящей цели, и по моему заключению дистанция была вполне убойной.               
          Первая стрела воткнулась в тушу оленя около головы грызущего, вторая же попала в цель. Волк, припав на передние лапы, завалился за тушу, из-за которой выскочила еще парочка. Некоторое время они в недоумении взирали на происходящее, но третья стрела, скользнувшая одному по морде, вынудила их ретироваться и скрыться в лесной чаще.  Что делать дальше – даже не предполагал. Мне было известно, что междуречье кишело расплодившимися волками, и они доставляли большие проблемы местным оленеводам. Даже как – то подзарабатывал на их истреблении, но вот теперь они несли явную угрозу для моих товарищей, и ухо нужно держать востро.  Оленя задрали недавно, и судя по луже еще не запекшейся крови, прошло не более часа. Три мертвых зверя лежали рядом, четвертый, со стрелой в боку – в отдалении. Он смотрел на меня мутными глазами и скалил красные от крови клыки. Я взвел тетиву и нажал на крючок.
         
                Собрав стрелы, отрезав три добрых куска мяса и бросив их в мешок, вернулся к притихшим товарищам.  Будем менять курс, не стоит им видеть случившуюся картину, да и от Огонька всякого можно ожидать, еще разнервничается при виде крови.  Значит снова пойдем по холмам, пока они не закончатся, да и на открытом месте все-таки и обзор получше, и безопаснее. Я приложился к биноклю – в паре километров по курсу просматривался темный утес, облепленный мелкой птицей, а это был признак наличия водопоя! Как кстати! За утесом начиналась возвышенность, сплошь покрытая густым лиственным лесом. Вот так преграда на пути! Значит, вперед! Теперь уже и Альфа вместе с Тунгусом рыскали впереди в поисках добычи, а Огонек, поддавшись их порывам, торопился следом, позабыв о почтении к моему званию и возрасту.  Потерпите еще немного, друзья мои, скоро сделаем еще одну ночевку, и если отыщется вода, то завтра устроим себе выходной по случаю возвращения Альфы к своему привычному образу.               
             Небольшое озерцо, внутри которого пребывал родник, явилось источником шустрого ручейка, убегающего в неведомом направлении. Все четвероногие припали к воде, а я нашел себе место в тени у одинокой молодой сосны, расположившейся у самого утеса. Красивое место, и необычное для этих территорий. Видимо, что причуды случались и с ледником миллион лет назад, раз оставил после себя такое чудо. Мелкая зеленая поросль была повсюду у воды, значит так тому и быть – день или два пробудем здесь, отлежимся, наберемся сил и присмотримся к местной звериной фауне. А вдобавок ко всему увиденному с той стороны за утесом обнаружилась широкая расщелина, в которую можно загрузить и загнать не одно наше товарищество. Сухой песок внутри хранил в себе остатки непонятного тепла, а если набросить сверху имеющийся у нас брезент, то можно укрыться и от неожиданных осадков.
               
                Сани легко уместились в расщелине, а в дальнем углу обнаружился крупный валун, к которому придется с вечера привязать Огонька. Сейчас же он, спутанный и разнузданный, спокойно пощипывал сочную траву, пофыркивая от удовольствия.  Альфа уединилась для кормежки своих отпрысков, а Тунгус уже час как не отходит от подвешенного к сосне мешка и все норовит зацепиться за него лапами. Придется пилить это единственное в округе зеленое создание, псу на радость, а мне на обустройство очага. А уж завтра с Огоньком отправиться к лесу за сушняком – волоком натаскать топки на сутки. Первым делом заварил себе травяного чая. Уже минула неделя, как последний раз баловал себя таким угощением. Остатки прошлогодней травы, плоды брусники, да щепотка сахара вернут мне растраченные силы, а плотную трапезу оставлю на поздний вечер.               
             Развязал мешок и мелко нарезал мясо. В сыром виде собак почти всегда кормил с рук, подсовывая неспеша по одному кусочку. Так и пищеварению польза, и ко мне уважение. Тунгуса быстро к такому деянию приучил, а вот Альфа обижалась – приняв кусок, она обязательно отступала в сторону и отворачивалась, а как-то раз и совсем убежала. Наложил угощения в ее миску и поставил рядом под санями. Альфа попыталась было прыгнуть вниз, да потащила вослед своей соской щененка. Я поднял его на руки, вместо глазенок – тоненькие щелки, весь серый, а грудка с белым пятном, и хвост какой-то   куцый. Полная противоположность Тунгусу! Присев рядышком на край саней, обратился к его матери:
            - Альфа, давай назовем его Серый, ведь так человек величает его сородичей!?

Глава 3. Путь назад, день третий.


          Солнечный диск, словно срисованный с картинок моей любимой детской книжицы, торжественно зачинался над дальним лесом. Я часто вспоминал про потрепанное и зачитанное издание Чуковского, где дети спасали украденное светило, и случалось это особенно в те минуты, когда мне его так не доставало. Лучи, пробираясь сквозь щели между макушками сосен, все ближе подбирались к нашему пристанищу, и казалось, что еще миг и мы окунемся в потоки света и тепла.  Огонька еще до рассвета отпустил на кормежку, и теперь его бока скоро окрасятся в ярко-рыжие тона, а моя кухлянка с лисьим воротом добавит немного интриги в местное пребывание. Еще бы, если набросить на голову и лохматый капюшон, то сойду для первого встречного двуногим зверем неопределенной породы!               
          Я сидел на пригорке и наблюдал за происходящими переменами в обозримом пространстве. Недавно под лесом протрубил сохатый, а минутой спустя чуть не ударилась в меня белая сова, видимо, приняв за торчащий из земли камень. Ночь прошла спокойно, и, к своему удивлению, я уснул почти сразу же, не дождавшись очереди своих товарищей.  А пробудился лишь от того, что онемела неудачно подложенная под голову рука. Тунгус, по привычке, растянулся у морды Огонька, а Альфу еще с вечера было не видно и не слышно.               
          Как ни печально, но утренние мысли вдруг заменили вчерашние, и я твердо решился вскоре выдвигаться в дорогу. Вот только дождусь Огонька с кормежки, да накормлю собак. Разделил оставшееся мясо на три порции и свою бросил в закипающую воду. Вдоль ручья еще с вечера нащипал молодых побегов кислицы, и теперь они станут доброй приправой для бульона. Из крупы еще оставалось немного пшена, да два бумажных пакета с перловкой. Буду экономить, и растягивать на долгие дни в пути. Как бы услышав мои мысли, из-за пригорка подал голос Огонек, видимо, напоминая мне о необходимости запастись водою. Я вернул его к утесу и привязал к саням – пусть немного полежит перед дорогой.
               
          Наверное, лишь Тунгус обрадовался нашему скорому отбытию. Ни Альфа, ни Огонек особо не проявили своего участия, и я уж было засомневался в своем начинании. Природа даровала нам теплые дни, и нужно успевать пройти самый трудный участок пути, ведь совсем скоро начнутся бесчисленные ручьи и протоки, преодолевать которые будет большой проблемой. Да и непогода не за горами. Ни одна еще дневка случится на нашем пути! В самую последнюю очередь подкосил по ручью травы, и вышло почти два мешка, в самый раз Огоньку будет вечером угощение.  Отпускать далеко вперед Тунгуса пока не было резона, и я пристегнул его за поводок сбоку от саней. Альфа уже покормила своих детенышей, и, спрыгнув с саней, потягивалась своими конечностями. Ну вот, все в сборе, пора и в путь! Оглядел напоследок утес с окрестностями, да в мыслях пожелал нашей кампании таких же подарков от природы на все оставшиеся дни.               
           До проступающей на юге полоски леса – не менее десятка километров, и лишь к полудню мы ступили в тень нетронутого человеком многовекового вечнозеленого изваяния. Такого чуда мне не доводилось еще наблюдать, а только слыхивал от эвенков – охотников про густые чащи, которые они старались обходить стороною. Идти через такой лес – только обрекать себя на неимоверные страдания. Кроме буреломов, да неожиданных провалов, может ожидать все, что угодно, и особенно могучий лесной зверь.  А схватку с ним в малом пространстве мне не выиграть. Значит, придется пока двигаться вдоль лесной кромки на юго-запад в надежде, что однажды откроется проход, и примет нас как самых ожидаемых гостей.
            
           Но прохода сегодня так и не случилось. Однажды было углубились сквозь образовавшееся оконце, но, пройдя с полкилометра, уперлись в такой же бурелом, и вынуждены были тащиться восвояси. Огонек выглядел уставшим, и я в который уже раз пожалел, что не предоставил ему сегодня отдыха. Останавливаться на ночлег посреди равнины не хотелось, а новое приближение к лесу вселяло во мне нарастающую тревогу и неуверенность. Если бы был один, то сыскал наверняка себе пристанище, а собаки, да и лошадь, разнесут далеко по окрестностям свои эманации. Неожиданно лес отступил влево, а под нами открылись ступени обрыва, плавно уходящего вниз к небольшой речушке. Это было спасением на данном этапе движения, ибо на песке у воды можно стать лагерем, имея естественную защиту с одной стороны, и крутой берег – с другой. Но сюрпризы на этом не кончились, вверх по течению на противоположном берегу просматривалась хижина, а из трубы над ее плоской крышей занимался серый дымок.               
           Я подал команду спешиться, и привязал собак. До жилища немногим более трехсот метров, и преодолеть мне эту дистанцию придется в одиночку. Еще ни разу не одёванные болотники в каком-то узле на Огоньке, а без них штурмовать течение я решил поостеречься. Скинув все мешки под сани к Альфе, и наскоро переобувшись, я уж было направился к воде, но вдруг передумал оставлять собак одних на привязи. Тунгус сразу ринулся за мною, и, как ни в чем не бывало, поплыл на ту сторону. Альфе же эта затея не понравилась, и она улеглась на песке в своей излюбленной позе.               
         
           Жилище казалось нежилым, и ничего, что напоминало бы о присутствии поблизости человека, в округе не наблюдалось. Единственное оконце выходило к реке, и к тому же было наполовину забито куском жести. Невысокие двери плотно прикрыты и заперты изнутри. Может быть дым мне померещился? Я еще раз всмотрелся в крышу – не так сильно, но клубки спускались вниз, и я отчетливо чувствовал запах гари. Подобрал небольшой булыжник и постучал по двери. Тишина. Обошел жилище и насмелился отогнуть кусок жести – у противоположной стены угадывалась фигура лежащего человека, укрытого с головой непонятно чем.
        -Эй, там! Есть кто живой? – выдал я в окошко первое, что пришло в голову. Ответа не последовало, но мне показалось, что пару раз существо, скрывающееся под тряпьем, кашлянуло или что-то пробурчало.
        -Откройте двери! Вам плохо? – я не унимался, пытаясь своим громким голосом привлечь к себе внимание. Но безрезультатно.               
           Дверь непонятно как была прикрыта изнутри, и разглядеть запор в темноте было невозможно. Благо, что открывалась вовнутрь, так обустраиваются бывалые охотники на случай больших снежных заносов, а посему, разбежавшись и ударившись плечом в преграду, через мгновение уже лежал на земляном полу новообразовавшегося строения. Прямо у головы небольшая и еще теплая железная печка, по полу раскиданы всякие рыбацкие снасти, а под ворохом из кусков брезента и закопчённого одеяла угадывалось небольшое скрюченное тельце. Я осторожно приподнял у изголовья – гладкое лицо, местами в саже и красной сыпью по щекам, с пересохшими губами и короткими стрижеными волосами. Пацан – мелькнула мысль, и скинул на пол все остальное его покрытие. Приложился губами ко лбу – так и есть, лихорадка. Ну как же ты, дорогой мой, тут очутился один?            
            
           Первым делом перешел обратно речку, и вскоре вернулся со своим рюкзаком, прихватив еще и бутыль со спиртом. Все что могло гореть, запихал в печь, и осторожно раздев ребенка, начал не торопясь втирать в ступни спирт и массировать почему-то ледяные мышцы. Проделав всю процедуру от нижних конечностей до плеч, поставил на печку котелок с водой, и распечатал аптечку. Как давно я ей не пользовался, наверное, с тех пор как лечил Тунгусу лапы. Спасибо Михаилу, понавез мне всяких аптечных снадобий. Истолок таблетку аспирина, растворил в теплой воде и попытался напоить мальца. Не все удалось, но по движению кадыка было видно, что глотательный рефлекс сработал. Зарядил шприц ампициллином и сделал укол в ягодицу. Ну, пока все, а через пару часов посмотрим. Больше часа ушло на то, чтобы сносить грузы на этот берег, переправить сани, Огонька и Альфу с потомством. И лишь после всего совершенного, присел у изголовья. Температура под сорок, и сердечко колотится как у котенка.
Глава 4. На берегу, день четвертый.

             Внутри жилища, кроме рыболовных снастей, пребывали и другие, непонятные мне вещицы. Какие-то жестяные банки с зеленым порошком, черной, как деготь, смолой, да пустые бумажные пакеты с китайскими иероглифами. Что китайскими, то я в этом был почти уверен. Сидел у нас на зоне китаец – контрабандист, и его творчеству удивлялись не только зеки, но и вся администрация. Такими красочными узорами расписывал стены, что диву давались! А под каждым выводил свои непонятные буквы. Может малой – тоже пришлый с Амура китаец? Не похож, вроде. Немного прибрался внутри, все тряпье сгреб и засунул в угол за лежанкой, а мальчонку уложил на мягкую шкуру и накрыл легким стеганым одеялом.  Дыхание ровное, но температура не спадает. В ночь еще поставлю один укол. Располагаться внутри жилища передумал – и тесно, и жарко, а раздеваться так не хотелось.  Да и привык уже за эти дни ночевать во всей одежде. Если все сложится, то завтра нагрею воды, да обмою и рассмотрю получше мальца. Вдруг какая инфекция. И сам помоюсь. А вот Альфу со щенятами разместил у печки, да она и не противилась - видимо, тоже недомогает.               
           Неожиданно куда – то запропастился Тунгус, и каково же было мое удивление, когда он явился с болтающейся в зубах рыбиной.
           - Ну рыболов каков! –  потрепал его по холке и приподнял добычу. Не знаток я речной живности, но уж больно красивая – с красными пятнами по бокам, и такими же красными нижними плавниками. Бросил добычу в ведро и направился к берегу. Почему бы не поменять нам на завтра меню, чтобы не шастать с утра по окрестностям в поисках дичи?  Косяки неспеша поднимались вверх по течению, а некоторые представители местной фауны умудрялись еще и выпрыгивать из воды по ходу движения. Ну так тому и быть – займемся рыбалкой!               
 
           К вечеру на все том же куске жести с окна дожаривались четыре килограммовых рыбины, а в котелке допревала перловая каша, куда намешал две добрых горсти надавленной икры. Знатное будет угощение и себе, и собакам!  Вот только Огонек остался к ночи впроголодь. Одолел припасенные мешки с травой и еще просит, но куда я его отпущу? Вокруг песок, да крутые обрывистые берега.  Как давно я не ночевал вблизи у воды!  Наверное, еще когда гостил у Семена, да и вода то была далеко внизу, почти в двух верстах. А тут вот она, рядом, да еще и луна зародилась и разносит над гладью свое серебро. Сплошное загляденье. Спать расположился у стены рядом с дверью. Тут же привязал Огонька, от которого Тунгус до утра не отойдет. Оружие зарядил и положил рядом вдоль стены, мало ли что…   
               
           Среди ночи вдруг почудилась возня внутри жилища. Еще на зоне приучил себя спать глазами, а слушать по сторонам ушами. Всякое случалось за восемь лет, и ночные разборки, и шмон ни с того ни с сего. Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь. В полумраке от лунного света, скользящего в окно со стороны реки, виделась фигурка мальца, стоящего на лежанке и отмахивающегося руками. Не Альфу ли испугался? Подошел вплотную и почти сразу же пожалел об этом - в правой руке был нож, и он размахивал им в разные стороны. Хорошо, что рукава из плотной кожи, а так бы получил по рукам! Но внезапно нож полетел на пол, а малец упал на лежанку и затрясся в падучей. Ну дела! Такое приходилось мне видеть на зоне, когда пара зеков на лесопилке объелась дурман-травы. Не иначе и он? И тут меня осенило, что содержимое банок – это самая настоящая дурь, про которую слыхивал, но ни разу не наблюдал воочию. Набросил на мальца одеяло и остался рядом. Тело казалось ледяным, а жара как не бывало. Понемногу он успокоился, и, приложившись к его груди, ощутил, как тело вновь набирается теплом, а из нутра раздаются прерывистые хрипы.               
            
           До утра просидел рядышком, и, лишь луна закатилась за сопку, развел внутри огонь.  Надо бы заварить травы, да попоить малого. На вид лет пятнадцать, не более, а может и ошибаюсь. Где-то в аптечке был черный уголь, может быть тоже сгодится, а вот как поступать дальше – даже не предполагал. Но на всякий случай надрезал тонкий лоскут брезента и осторожно привязал его правую руку к выпирающей из лежанки доске. Неожиданно залаял Тунгус и, схватив ружье, метнулся наружу. Вдоль реки снизу приближались двое – высокий и поменьше, тоже малолетка.
           - Стойте там! Не подходите! – выпалил я, и разрядил заряд в воздух.
         
           Пацан развернулся и побежал обратно, а мужик продолжал приближаться в нашу сторону. Я прицелился и выстрелил справа у ног, но и это его не остановило. Тунгус продолжал разливаться своим лаем, а мужик уперто двигаться, подавшись головой вперед, и разведя руки. На голову выше меня, а на лице злорадная гримаса. Тунгус, не выдержав, бросился навстречу нежданному гостю, и я упустил тот момент, когда и в его руке блеснуло лезвие. Пес с визгом отлетел в сторону, и я вскинул ружье. Пуля навылет прошила плечо, а пришелец присел на колени.  Я подошел вплотную и передернул затвор. Струйка крови ниспадала вниз, и если так пойдет и дальше, то не жилец. Тунгус валялся поблизости и не подавал признаков жизни. Неужели? Я склонился и сжал руками шею – пульса не было, а удар пришелся точно в грудь и оказался смертельным.   Со всей имеющейся у меня злостью, я пнул мужика в грудь, и тот завалился на спину, а у меня из гортани разнесся пронзительный рык. Откуда – то взялась Альфа, подбежала к Тунгусу и теперь стояла рядышком, облизывая его морду.               
         
           Такого разворота в нашей истории я никак не ожидал, и, уже не соображая сколько времени, с помутневшим сознанием сидел, прислонившись спиною к злосчастному жилищу.
          - Дядя, что с тобою? – привел меня в чувство голос откуда – то свыше. Я открыл глаза: прямо у ног стоял второй малец лет десяти, и пытался тянуть меня за ногу.
          - Ты кто? - вопросило возвращающееся ко мне сознание.
          - Я Яшка, - выпалил малец и бросился ко мне в объятия.
       Так бы мы и сидели до скончания веков, если бы не голос Огонька, и теперь уже вопрос ко мне:
         - А у тебя лошадка есть?
         - Есть, есть…
          Я встал и оглядел окрестности. Два безжизненных тела лежали в метре друг от друга, Альфы не наблюдалось, а от жилища тянуло гарью. Видимо, отвар подгорел. Усадив мальца на свое место, заглянул вовнутрь. Продолжение трагедии было налицо – еще одно оголенное и безжизненное тело свисало с лежанки, цепляясь за нее привязанной рукой. Я выскочил наружу и схватил мальца на руки:
      - Вы что здесь делали?
      - Нас дядя сюда привез на лодке, а она убежала.
      - Зачем привез? Когда привез?
      - Я не помню, они с ножиком ко мне приставали…

           Спустя час я прикопал Тунгуса у большого камня на берегу, а два тела уложил рядом на лежанке, закидал прежним тряпьем и обильно смочил остатками керосина. История повторялась, уже случалось заметать свои следы и предоставлять огню свершение своей судьбы, но не такой же ценой.  Все было готово к отбытию, и я бросил во внутрь подожженную тряпицу – гори оно все огнем. Яшку усадил Огоньку на спину между мешками, а Альфу, как и раньше, отпустил вперед. Взбираясь наверх, и потягивая Огонька за собою, оглянулся назад – пламя занималось вовсю изнутри хижины, а на Яшкином лице разливалась счастливая улыбка.
Глава 5. Путь назад, день пятый.

            Дорога медленно и уверенно поднималась в гору. То, что это действительно была двухколейка, я понял не сразу, а лишь когда ступили на ровную и очищенную от большого камня площадку. Кто изваял посреди этого необжитого края такое творение – то мне было неведомо. Но мысли вертелись всякие, вплоть до военных учений, о чем однажды делился со мною Владимир Иванович. Рассказывал, что где-то в междуречьи летали военные самолеты и раздавались взрывы, и чтобы я поостерегся туда шастать.  Половина горы, казалось, срезана неведомой силой, а торчащие у ее основания иссохшие сосновые обрубки напоминали мне окрестности тюремной лесопилки. Там иногда к вековым соснам привязывали куски динамита и рвали их пополам.  Созерцать в бинокль подступающие окрестности было волнительно и тревожно – всякие сюрпризы могли проявиться, да и знал уже по опыту, что в местах, где временно прошли лихие люди, всегда оставались брошенные за ненадобностью остатки их пребывания.               
            Огонек совсем выдохся при восхождении  и хорошо еще, что недавно случился водопой с кормежкой вдоль ручья, а то пришлось бы уходить на пугающий меня спуск. Яшка, который уже час, пребывал в санях.  Недолго же он усидел верхом, и чуть не свалился заснувшим Огоньку под ноги. Альфу почти сразу же согнал с саней, чтобы не обременяла на лишние действа нашего единственного бурлака, да она и не горела особым желанием пребывать там - иссосали ее совсем наследники.  Лишь поскуливала иногда, да облизывала мне руки, видимо, вспоминая безвременно ушедшего от нас своего сородича.               
            Выходит, что ночевать сегодня будем на этом месте, а завтра с утра разведаю окрестности, да поспрашиваю у местного населения про здешние последние новости. Впервые за несколько дней выставил палатку, обтянул сверху брезентом для удержания тепла, а внутри выложил шкурами. Теперь с нами есть малая детская душа, и нужно ей подносить всякие удобства. Вот только подходящей кормежки почти не осталось, но кулек с карамельками все еще покоился не начатым.

          Малой пробудился лишь к вечеру.  Первым делом юркнул в палатку, и уже в который раз выглядывал, донося до меня хитроватую улыбку.
        - Вылазь, Яшка! Тебя только и жду, а то бы уже давно сам сходил за дровами, - попытался выманить его, но тщетно. Ну, значит пойдем другим путем – запустил руку в мешок с продуктами и достал кулек с конфетами:
        - Тогда Альфу буду угощать карамельками, - на что случилось его скорое явление, и детская хватка за рукав. Я отсыпал ему полгорсти круглых желтых шариков и потянул Огонька за поводья.
         Через минуту, оставив товарища пастись на пригорке, наша дружная кампания, мило беседуя, приступила к сбору сухого хвороста, обильно раскиданного по окрестностям.
        - А вы откуда шли утром с тем дядькой?
        - Мы за лодкой ходили, но не нашли.
        - Всю ночь, что ли?
        - Не - а, он ночью пролежал на песке, а я рядом сидел.
            Теперь мне стало понятно, отчего малец проспал сегодня полдня, и почему мы их вчера с вечера не встретили.  Просто немного разминулись и, глядишь, все вышло бы совсем по-другому. А может и нет. Яшка усердно тащил толстую сосновую ветку, а я улыбался себе в бороду – настырный парнишка, с норовом. Хотелось еще расспросить его - откуда родом, да пожалел мальца, как-нибудь потом.   Сухостоя в округе было завались, как будто бы кто специально для нас искрошил деревья и уложил по валкам. Яшке занятие с дровами пришлось по душе, и они с Альфой уже третий раз возвращались, укладывая свою добычу рядом с санями.         
         
            Лишь затемно я разместил своих товарищей по номерам, а самому достался самый дешевый и привычный – на санях под куском брезента. Яшка сразу же после трапезы схватил щенят и скрылся в палатке, а Альфа к такому его действу осталась совсем безучастна. Огонька привязал рядом у саней на длинном поводке, и он вскоре растянулся во весь свой лошадиный рост. Догорающие угли от костра не решился разбавлять оставшимся хворостом. Зачем в ночи привлекать к себе внимание местных обитателей? Зарядив вертикалку и карабин, и выложив их у изголовья, подозвал к себе Альфу.  Она уже добрый час после кормежки пребывает в своей позе, и даже по старой привычке не виляет хвостом. Наверное, вся в своих собачьих думах. Да и как нам не думать, когда такие дела происходят. Куда, в какую сторону завтра двигаться – даже не предполагал, запасенной кормежки осталось на неделю, а для охоты еще места сыскать нужно.  Да и патронов не так много осталось.
            
           Всю свою историю жизни малец поведал мне с утра, сразу после завтрака. Оказывается, что Яшка – это, по его утверждению, есть детдомовская кликуха, а тетрадки в школе он подписывал за Юрку Большакова. Папку с мамкой совсем не помнит, а в том же детдоме проживает еще его младшая сестра, но он с нею почти не общается. Его корефан Вова на выходные уговорил его покататься на лодке с дядей Лешей, и они три дня сплавлялись вниз по течению. Почти всю дорогу курили самодельные папиросы, от которых хотелось спать, а в последний день убежала лодка и они пошли ее искать, оставив Вову одного в хижине. Дядя Леша грозился ножиком и стягивал одежду, но когда остались вдвоем, и шли по берегу, то только ругался.  Слушая его детские россказни, я все больше убеждал себя, что та, в горячке выпущенная пуля, положила конец мучениям мальца, а что Вовкино сердечко не выдержало такой недетской нагрузки – это есть свершившееся провидение, в котором мое участие, наверное, не имело смысла.               
           Почти сразу же мы начали разбирать палатку и укладывать сани. Находиться долго на открытом месте было не в моих правилах, но и тратить время на обход ближних окрестностей уже не хотелось.   Уж лучше поскорее покинуть это истерзанное место и переместиться в привычную стихию, где мне будет не так тревожно за своих товарищей, и где найдется место для кормежки и охоты. Юрка не захотел садиться на Огонька, и почти до самого окончания спуска бежал со мною рядом. Его ботинки казались мне больше на пару размеров и болтались у него на худеньких ножках. Нейлоновая куртка тоже была почти до колен, а рукава засучены и подшиты. Вот если бы вернуться сейчас в прежнее место своего пребывания, то нашел бы из чего смастерить ему подходящую одежку и обутки!  Казалось, что Юрка услышал образовавшиеся про себя мысли, и, ухватив меня за свободную руку, задался вопросом:
      - Дядя Егор, а ты не отдашь меня в детдом?
Что я мог ему ответить? На нашем пути не наблюдалось такого учреждения…

Глава 6. Выход к реке, день шестой.

             У подножия горы нам открылась глубокая яма, от края которой вниз простиралось нагромождение из ржавых бочек, остатков деревянных ящиков и всякого другого хлама, брошенного сюда не один год тому назад.  Сделали свои дела, и ушли восвояси, - подумалось мне про тех неведомых представителей человеческой расы, чьи следы пребывания вдруг открылись перед нами. Юрка подобрал кусок щебня и запустил вниз:
    - Дядя Егор, а кто эту яму вырыл?
    - Не знаю, наверное, лесные охотники.
    - А на кого они охотились?
    - На волков, на кого ж еще…
             Юрка готов был продолжить свою серию образовавшихся вопросов, но я уже удалялся к краю леса, где минутами ранее оставил Огонька с Альфой. Прореженный лес простирался далеко вниз, а еле заметная дорога забирала круто вправо в обход горы. Резона двигаться по ней кругами не представлялось, и мы углубились в редколесье из молодых березок и елей, подступающим по пояс к своим белокурым соседкам. Двигаться по такому лесу было сплошное удовольствие, сани легко скользили по густой прошлогодней траве, а из-под кустов то и дело взлетали стайки зачетной дичи. Пусть поживут еще, пару-тройку куропаток добуду ближе к вечеру, а больше и не нужно – еще завоняют. А вот Юрку однажды все-таки пришлось усаживать на Огонька, да он и не противился – уж больно дорога пошла корявая, то старая трава по пояс, то каменные отвалы или бурелом из древних елей. Уже несколько раз распрягал Огонька, да проводил одного вперед, а разгруженные сани сам понемногу протаскивал вослед. Вышел недавно случай, когда Огонек на такой же тропе разупрямился и с перепугу пошел вразнос, а я уж подумал - все, изломает о камни конечности.
            
              Первый за сегодня привал случился у воды. Небольшие оконца, по нескольку метров каждое, простирались покуда глаза глядели. Мне уже доводилось встречать на своем пути такое чудо природы, и помнится, что потом при встрече выспрашивал у Владимира Ивановича – что такое и почему. Все это, оказывается, проделки древнего ледника, а влага – от растаявшего недавно снега или обильных осадков в здешних краях. И действительно, небо на западе еще с самого утра окрасилось в синие тона, но ветер дул восточный, и пока отпугивал от нас это чуждое противостояние. Напоив товарищей, и пополнив запас воды, я все же поспешил убраться отсюда подальше, и искать скончание этого дня в более укромном месте. Но такового не случилось, и ближе к вечеру мы вышли к реке, по берегам которой во все стороны наблюдались нагромождения из обломков деревьев и коряг разных мастей. Самое время углубиться в карту – что за река такая, да и просчитать пройденный за эти дни путь.               
             По всей видимости мы вышли к одному из притоков Бахты, от которого до Учами неделя пути, а дальше все земли знакомые и изведанные. Штурмовать образовавшуюся преграду сейчас не хотелось, берега крутые и примыкают почти к воде, и уж если спускаться, то сразу в подходящем месте и с бродом. Течение казалось быстрым, а вода мутной и рыжей от поднятого ила вместе с песком. Видимо, в верховьях прошли дожди.  А посему будем делать привал и гадать - куда двигаться дальше, вправо или влево. Поднес к глазам бинокль и повел плавно от пребывания реки до самого дальнего ее изгиба. Ничего примечательного, что позвало бы нас немедля в дорогу и, протянув руки, поделился с окружающими первой в этих краях командой:
      - Слезай, Юрок! Разомни ноженьки, да к реке близко не подходи!
         
              Лагерь надумал ставить подальше от воды, мало ли что могло случиться. И пацан глупый да несмышленый, и щенята пробуют делать первые шаги.  Подрубил две рядом стоящие сосенки под свой рост и соорудил перекладину между ними. Это на тот случай, если случится дождь, а вместе с ним и ветряные порывы. Сверху наложил лапником и невольно залюбовался образовавшейся стеной. Хорошая защита от ветров, давно уже ничего не строил! Разгрузил сани и поставил на стену с ветренной стороны. Юрка уже развязал палатку и тащил ее волоком ко мне. Сегодня утром сам почти всю собрал!
            
             Подстреленная несколькими часами ранее дичь обещала нам сытный ужин и добрый заряд энергией на весь следующий день. Спутанный Огонек в нескольких шагах пощипывал травку, а Альфа, наверное, впервые за все время устроила возню со своими отпрысками. Юрка уже обегал все окрестности и натаскал добрую кучу сушняка, а мне ничего не оставалось как готовить всей этой компании на костре угощение. Внезапный звук с реки привлек мое и Юркино внимание, на что я, успев ухватить Юрку за рукав, нехотя поднялся и выдвинулся к обрыву. По тому берегу вприпрыжку двигалась парочка молодых медвежат, издавая на ходу только им свойственные протяжные звуки. А чуть впереди медведица еще с одним детенышем пыталась носом вытолкнуть того из воды на берег, но тщетно – крутой и скользкий берег начисто лишал ее такой возможности. Сразу две мысли посетили меня в этот миг, одна хорошая, а другая не очень – недалеко, вверх по течению есть пологий спуск к реке, раз парочка уже на том берегу, а вот, если третий вскоре выбьется из сил, то мамаша оставит его ради спасения других. Такую школу мы уже проходили. Иногда медведи в безвыходных ситуациях сами бросают своих детенышей в воду, чтобы они не страдали от голода одни в тайге.               
             Я не стал сопровождать эту трагическую процессию вниз по реке, дабы не отвлекать мать от своих обязанностей, а просто в мыслях пожелал им удачи, авось, все обойдется. Юрка впервые наблюдал живых медведей, и весь вечер был как заведенный. Мне же вспомнился еще один случай, когда был не в силах помочь братьям своим меньшим. Однажды, почти в упор, вышел на лежащую на опушке леса лосиху рядом с детёнышем. Лось нисколько не испугался меня, а даже наоборот, казалось, просил о помощи. Лосенок тоже лежал, но с вывернутой ногой, и видимо уже ни одни сутки. Был бы один, может что-нибудь и придумал, а с мамашей не решился – что ей в голову взбредет.  Казалось, что и Огонек почуял что-то неладное и вдруг тоже подал свой голос. Пойдем, Юрка, за коньком, как ты его называешь! Хватит на сегодня кормежки, почерпнем ведро воды ему из реки и отправим на привязь. Но Юрка, утащив у Альфы щенят, пытался подсунуть им под нос птичьи потрошки, а в ответ на свое такое действо получил совсем не свойственное собачьему роду рычание. Ну, дела!

Глава 7. Новые испытания, день седьмой.

           Еще c рассветом, пока Юрка со щенятами досыпали в палатке, я заседлал Огонька, свистнул Альфу, и мы наскоро выдвинулись вверх по течению. За ночь вода немного спала, и это вселяло уверенность на скорейший переход на противоположный берег. Но двигаться всей компанией в поисках брода мне не хотелось, а посему, неожиданно для четвероногих товарищей, решился разведать ту часть реки, откуда накануне сплавлялись медведи.  Лишь через добрых пять верст приток немного раздался вширь и оголил свои подмытые берега.  Буруны на воде сообщали о малой глубине, а многочисленные следы на песке – о пересечении звериной тропы с малым местным течением. Отсюда мишки вряд ли могли отправиться в плавание, значит малой сорвался с того берега недалеко от нас, а медведица устремилась за ним.  Пора и возвращаться, да сообщить домочадцам приятную весть, а то Альфа уже не раз пускалась вдоль берега – неужто еще не рассеялись вчерашние звериные запахи?               
          От последнего ужина остался нетронутым наваристый бульон, и, вывалив в него последнюю банку с тушенкой, поставил котелок на огонь. Съестных запасов в расчете на трех душ хватит еще дней на пять, но если сегодня случатся удачная охота или рыбалка, то можно будет и продлить наше безбедное пребывание. Мальчонка уплетал все подряд, и мне приходилось удивляться, что в детском доме ему не привили разумное отношение к пище. Видимо, много времени проводил с друзьями на улице.  Вот и сейчас, быстро оприходовав полную миску похлебки, Юрка уже стягивал с навеса сани и стаскивал к ним весь наш боезапас. Жалко было расставаться, но, наверное, скоро придется, ведь двигаться дальше с санями вскоре станет совсем невозможно, ибо места начнутся каменистые и труднопроходимые. Вот же Огонек удивится, когда обвешаем его мешками, но и обрадуется, что с шеи стянули хомут, приносящий последние дни страдания его истертой шее.
            
         Переход через реку случился маленьким приключением. Огонек совсем отказался подходить к воде, фыркал, раздувая ноздри, и все норовил вернуться обратно. Наверное, свежие запахи недавно проходящего здесь зверя внесли сумятицу в его обостренное обоняние. Освободив от упряжи, и поговорив по душам, подвел его к воде. Пусть попробует испить, да поплескаться, глядишь, и исчезнет не вовремя обуявший его страх. Затем осторожно перевел  на другой берег и привязал за подвернувшуюся корягу.
        - Ну что, Юрка, теперь и наша очередь! – сложив ладошки рупором, послал сигнал товарищам, оставшимся на правом берегу.
        - Дядя Егор, а Альфа сама перейдет речку? – случился его ответ, когда я уже почти вернулся обратно.
        - А ты попробуй с ней вместе! Хватай ее за ошейник, и вперед!
        Труднее всего дались мне сани, и ближе к берегу, увязнув с ними в тине, пришлось скидывать почти всю поклажу на новый берег. Юрка почти сразу же сгреб щенят в охапку и уже пристроил их в ямке на песке, а их мамаше общение с ними в эти минуты явилось весьма несвоевременным. Она выдвинулась вперед и застыла в своей излюбленной стойке, уставившись в сторону проступающего леса. Знакома мне эта ее повадка, не иначе как почуяла волков? Вот же не вовремя.
            
         Мы удалялись от реки все в том же южном направлении. Уж лучше выбрать путь по прямой, чем петлять между притоками и открывающимися неприступными сопками. Чем ближе к Подкаменной Тунгуске, тем больше будет непреодолимых речушек и опасных для Огонька каменных россыпей. И я все больше задумывался о том, как облегчить наш путь и сохранить дух в сознании своих товарищей. Но решений пока не находил. Юрка к вечеру совсем расклеился, и пришлось укладывать его на сани, что не добавило Огоньку оптимизма, а только усугубило его нынешнее положение. Потерпи немного, родной наш, еще один переход, да и устроим всем нам отдых, а после пойдем налегке. Альфу не подвело ее чутье – уже пару раз с пригорков наблюдал следующую за нами стаю волков во главе с вожаком с белыми спиной и мордой. И в ихнем племени случаются альбиносы. Оторваться от стаи можно было только одним способом и он, к моему облегчению, вскоре представился. Две кабарги замешкались на водопое, и я выбрал ту, что постарше, а молодая еще поживет, но долго ли? Убивать не собирался, только подранить, чтобы было развлечение для волков, а мы оторвались от их неудобного соседства.               
         К вечеру собрался ветер, и потемнело над головой, а вскоре случились и первые капли дождя.  За Огоньком давно уже замечалась неприязнь к этой природной стихии и, наверное, тот заплыв с Лысухой прочно отпечатался в его памяти. Да еще недавний переход через приток добавил масла в его огонь. Нужно срочно искать укрытие! Но где? И, повернув резко на восток, мы выбрали путь к проступающему лесу.  Водный поток застал нас ровно посреди этой дистанции, и я в последнюю минуту успел укрыть Юрку и половину саней куском брезента.
         
         Такого буйства стихии давно не приходилось испытывать в недавнем прошлом, и наша разношерстная компания в один раз приняла на себя и усиливающийся с каждой минутой ливень, и валящий с ног пронизывающий ветер. Казалось, что Огонек застыл на месте и уперся в непреодолимую стену, а Альфа все норовила свернуться в клубок и только так дожидаться развязки в нашем противостоянии. Ну, Огонек, давай-ка вперед, немного осталось, - хотелось кричать ему и, прежде чем потянуть его за собою, пристегнул Альфу за край саней. Моя кухлянка намокла враз, но тонкая и прочная оленья кожа в ее основании надежно защищала от потоков воды, а посему я, в сравнении с товарищами, пребывал сейчас в лучшем положении. Вот только бы не промок Юрка! Тогда беды не миновать. Я ускорил шаг, и Огонек, казалось, что почувствовал образовавшуюся рядом тревожность и тянул из последних сил.               
          Наконец мы ступили в лес под защиту мохнатых елей, и я бросился к саням. Юрка свернулся клубком на дне, по его лицу струились змейки воды, но одежда выглядела вполне сухой. Наскоро развязал мешок со шкурами и накрыл мальца со щенятами, отвязал Альфу и тоже отправил к пассажирам поневоле – сейчас рядышком быстро согреют друг друга.  Ветер все не унимался, колючие ветви хлестали Огонька по ушам и по спине, но это действо для него казалось уже не тем раздражителем, что было мгновениями раньше, и он только пофыркивал в свое оправдание. Собрав под ногами полусухого прошлогоднего лапника, попытался разжечь огонь. Налетающий ветер случился вдруг на такое действо помощником, и через минуту синий дым потянулся над землей, чтобы донести вместе с потоками воздуха до нежданных гостей этого уютного местечка весточку из желанных южных краев.

Глава 8. Неожиданная встреча, день восьмой.

     - Юрка, а ты хоть чем-нибудь в своем детдоме увлекался? – завел я разговор
на другой день прямо с утра.
     - Да не шибко, после каникул бегал в мастерскую, учитель показывал разные корабли с парусами, я бы тоже такие сделал!
     - Ну, прямо сам бы и сделал?
     - Ну да, у меня знаешь какой ножик имеется! – и достал откуда-то маленькую заточку с ручкой, обмотанной тряпочной изолентой. Такие на зоне мне приходилось и наблюдать, и даже таскать с собою. Ну вот, хоть какие-то у нас с ним общие интересы образовались. Потрепав мальца за уши, наказал спрятать ее подальше и без надобности не светиться. Как-нибудь при случае подыщу причудливую корягу, да покажу ему, на что сам способен - вдруг откроется в человеке дремлющий талант.               Делать дневку в этом местечке еще не решился и, наказав соплеменникам вести себя мирно друг с другом, выдвинулся после завтрака на охотничий промысел.      
       Густой лес не располагал к тому, чтобы шастать по нему бесцельно, а вот уходящий вправо неглубокий распадок притягивал к себе своим необычным для этих мест расположением.  Ведущие вниз каменные ступени заканчивались вдруг проходом с отвесными стенами, за которым открывались виды на ложбину, поросшую мелким кустарником. Укромное место для непуганой птицы, и я взвел курок.  Вот если бы еще чем пугануть! Но кроме камней ничего не наблюдалось и тогда, выбрав поувесистей, запустил в самую чащу. Никто и не думал взлетать, а вот кусты заходили ходуном и раздался необычный звук. Неужто кабан? Медленно ступая по камням, я приблизился к кустам и осторожно заглянул под полог. Два черных уголька глаз смотрели на меня в упор и, не собираясь дальше пребывать в затянувшемся на миг противостоянии, нажал на спусковой крючок.
         
       Так вышло, что вместе с Юркой, спустя какой-то час по прошествии от неожиданной встречи, мы волоком подтаскивали тушу к лагерю. Малец увязался за мною, когда я сразу же вернулся за веревкой и куском брезента для волокуши, но каковы же были его испуг и удивление, когда указал ему на свою добычу.   Да я бы и сам перетрусил, будь на его месте! Два белых клыка и колючая рыжая щетина в крови наводили страх и ужас в детском сознании, а мне было интересно наблюдать за всей этой мизансценой, и только ухмылялся себе в бороду.   Теперь окончательно все мои планы нарушены, и будем становиться лагерем до завтрашнего утра. Полдня уйдет, чтобы оприходовать добычу, да и так хотелось самому отведать нежного и ароматного мяса, а еще больше накормить изголодавшихся товарищей.  Первым делом разжег снова огонь и подвесил котелок с водою. Суп из кабаньих внутренностей есть самое изысканное лакомство для таежного охотника, и я это знал не понаслышке.               
       Уже ближе к вечеру завернул в шкуру кабанью голову с требухой и выдвинулся в прежнем направлении. Где добыл, там и брошу останки, чтобы не привлекать к себе внимание всякого зверья. Пусть сюда и слетаются!  На обратном пути, к своему удивлению, среди камней обнаружил чужой стреляный патрон. Приподнял, понюхал – старый, и откуда взялся? До ближайшего возможного жилья сотни две будет, видать не один я такой любитель по тайге шастать.  К вечеру опять занялся дождь, но к такому его возвращению мы уже были готовы и пребывали в надежном укрытии из всего, что имели с собою, и что собрали по окрестностям. Огоньку наскоро сколотил навес и закидал с трех сторон ветками. Сверху бросил брезент и натянул так, что получилось почти такое же жилище, как старый чум, только намного меньше. Юрка со щенятами закопался в ворохе из шкур, я постелил себе у тлеющего огня, а Альфа в своей позе выдвинулась носом к лесу – пусть стережет наше сытное повествование…
            
        Рассвет случился неожиданно холодным. За ночь ветер поразносил надоевшие уже за последнее время тучи, и среди предутренней тишины проявилась искрящаяся на солнце изморось. Это было добрым знаком! Дня на три установится долгожданное тепло и можно будет сбросить с себя половину одежды. Приходящее время года было необыкновенным, первые потоки тепла согревали пробивающиеся ростки зелени, среди деревьев зарождался разноголосый птичий ор, и главное - не мучил еще своим присутствием надоедливый гнус.  Сегодня мы прощались с нашими добрыми санями, ведь дальше двигаться с ними – только обременять и себя, и Огонька на лишние хлопоты. Но и полностью отказываться от такого подручного средства пока не решился. Отрезал ножовкой большую часть и оставил лишь гнутый передок в метр длиной, для инвентаря, да корзины со щенятами. По случаю, в такую волокушу можно и самому впрячься. Ненужные теперь лыжи, два ящика со всякой мелочью, и прочее добро, служившее верой и правдой, приторочил к тому, что осталось от саней и оставил на видном месте у края леса. Наверное, зверям на диво.   
         
        Первые километры в наступившем новом временном стоянии дались нам совсем легко. Юрка с Альфой кружили позади от нашего головного движителя, а потяжелевший рюкзак за спиною еще не случился надоедливой ношей. Да я и не мог позволить себе подобных мыслей, ибо за долгие годы смирился с подобным сопровождением и воспринимал его как должное. Да и у Огонька за спиною еще много пустого места. Если что, то поделюсь с товарищем. Миновав вчерашний распадок, мы медленно и уверенно поднимались на безграничную возвышенность и, сколько глядели глаза, все по сторонам зачинался смешанный лес. Где – то впереди, в той стороне, куда направлялась сейчас наша капания, пребывает край из тысяч мелких озер и непроходимых топей. Случалось вскользь пробираться через него, и вот там-то мошка стояла тучей. Дай бог, что сейчас еще не разгар лета, хотя первые признаки пребывания гнуса уже случились, и Огонек иногда разгонял его своими хвостом и гривой.               
         Наконец вышли к самой вершине, уставшими и голодными, судя по Юркиной походке и его позывам сорвать да пожевать подвернувшуюся травинку. Вид с горы открывался невероятным, на многие километры виделась уходящая вниз лесная чаща, а где-то за ней, в двух днях пути, изгиб первой серьезной водной преграды в лице притока Подкаменной Тунгуски. Эти места мной уже хожены-исхожены. За один день пройдем сквозь озера, а к концу второго дня выйдем к берегу Сикикты и пойдем вдоль нее.   Есть там одно обжитое местечко, где я провел однажды все лето в поисках трав и промышляя охотой. Вот только бы угадать с направлением, а то придется петлять лишние километры. Глубокая лощина на вершине была как нельзя кстати, и я дал команду разгружаться. Юрка первым делом выпустил щенят и пытался было стравливать их между собою. От Огонька вовсю поднимался пар, а по ляжкам и морде стекали капельки пота. Надо бы обтереть его, да дать подсохнуть, иначе и застудиться может, - подумалось мне, хотя и самого хоть выжимай. Солнце на закате вовсю еще согревало нашу половину сопки, и это было так кстати. Я пораскидал на траве свою и Юркину одежду, а на смену выдал ту немногую, что была в запасе, хотя и казалась совсем неглаженной…               
Глава 9. Встреча и расставание.

           Сегодня отсчитываем уже четвертый день, как определились со своим пребыванием вдоль притока Подкаменной Тунгуски. Пытаться перебираться на левый берег не было ни возможности, ни желания, а удаляться от воды вышло бы только во вред моим товарищам. Река делала удивительные зигзаги, как будто бы гигантская змея в свое удовольствие порезвилась в стародавнее время, а нам теперь суждено повторить ее телодвижения.  Знать бы, когда закончится эта круговерть, но по всем звездам выходило, что я либо не бывал здесь раньше, либо уже позабыл напрочь, или мы идем путями новыми и неизведанными. Юрке тоже стало надоедать такое однообразие, и он то и дело доносил до меня свою дорожную карту:
          - Дядя Егор, а давайте свернем в лес, там и травка, и птички!
          - Скоро свернем, вот еще пройдем последний поворот и свернем.
            
          Но изгиб следовал за изгибом, а река только раздавалась вширь, и все больше мелких ручьев, впадающих в нее, случалось на нашем пути. Казалось, что время остановилось, и мы потерялись в его нескончаемых повторах. Так бывает иногда. Помнится, что в былых зимних походах подкатывал к горлу комок от невыносимости бесконечной стужи, и я находил спасение от такой хандры лишь в фантазиях по теплым странам. Вот и сейчас решился попытать своего двуногого спутника:
        - Юрка, а ты хочешь попасть на море?
        - А зачем?
        - Ну, покупаться, на кораблях поплавать!
        - Не - а, я хочу на подводной лодке поплавать, я читал как наши моряки с немцами воевали.
        - А вот наша речка впадает в большое море, и если постараться, то мы сможем к нему дойти.
        - Правда? Тогда пошли быстрее!
         
        Ну, кажется, что одному явил поддержку, а как же быть с остальными?  Чем заманивать их за следующий речной изгиб, и как объяснить смысл нашей такой жизни? Но Альфе что-либо пояснять не было надобности – она бывала и не в таких передрягах, и всегда понимала меня с полуслова. Вот и сейчас она упорно шла вперед, наверное, показывая пример Серому и Буяну, пытающимся делать первые пробежки по новым берегам. Некстати для сотоварищей Огонек заметно схуднул, да и аппетит последние два дня у него никудышный - ест мало, а пьет много. Сегодня добредем до скончания дня, а завтра станем дневкой, и будем разбираться с каждым по отдельности – как жить дальше и что принимать вовнутрь для поднятия духа.
      
        Звук от приближающегося мотора нарушил все мои планы на вечер, и, выйдя на песчаную косу, сразу и не разобрал – откуда, снизу, или шел за нами. Вернулся к палатке и подсунул под шкуру у самого полога заряженный карабин. Моторка шла по течению не спеша, и как будто бы ее загрузили под завязку, нисколько не опасаясь за предстоящий весовой контроль.  Чем ближе неожиданное речное судно приближалось к нашему законному форпосту, тем отчетливее приходило осознание, что у нас гости.      


        Лодка налетела на песок, принеся за собою небольшую волну, и через борт шустро перескочил коренастый мужичок и вопрошал меня первым делом:
        -Вечор добрый! Чьи будете?
        - Местные мы, - вторил я ему враз, и протянул для приветствия руку. Но гость, пропустив мимо мой ответ, что-то крикнул внутрь лодки на непонятном мне языке. Над бортом мелькнула голова и тут же пропала.
        - Странные вы какие - то для местных, ну да ладно, помоги довести бабу.
       Ничего не понимая, я заглянул в лодку и разглядел там уже не молодую эвенкийку. Женщина держалась за руку, и выглядела не так оптимистично, как ее спутник. К тому же и правая нога была перемотана тряпками с засохшей кровью. Уложив потерпевшую у палатки, отдал команду Юрке – поставить котелок с водой на огонь, и принести от Огонька мой рюкзак. Альфа было попыталась разобраться с нашими гостями, но отослав ее восвояси, выслушал еще немного ценного:
       - О, да у тебя тут целый табор, первый раз вижу такую компанию!
       - Что с ней?
       - С кедра сорвалась, еще вчера. Вот повез в больницу, но боюсь, что не успею, нога кровит и посинела.
      
        Я располосовал ножом толстую штанину, и взору открылась вывернутая нога с рваной раной чуть ниже колена. Ну, дела! Открытый перелом и первые признаки инфекции. В теплой воде развел марганцовку, бросил в нее несколько чистых бинтов из аптечки и приступил к врачеванию. Спустя полчаса нога приняла вполне божеский вид – забинтованная и с наложенными по бокам березовыми ветками вместо шины. В дополнение ко всему вколол двойную дозу антибиотика, и только теперь вернулся к ее спутнику.
       - Ты кто такой?? – случился от него удивленный ответ.
       - Кочующий доктор, - случилась неудачная шутка, а за ней еще одна новость:
       - У нее и рука…
       - Что рука? – и только теперь вспомнил, что тетенька держалась за руку.
        Рука распухла в плече и представляла собою так мне известный вывих этого, иногда нужного, места организма. Ну уж, такое мы проходили! На зоне я не одного зэка вернул к трудоспособному пребыванию. Вот бы обезболивающего!
       - У тебя нет водки? – и мужик метнулся к лодке. Потерпевшая не без удовольствия приняла полстакана на грудь и через минуту закатила глаза. А я с силой дернул ее руку вниз.
            
        Остатки вечера и половину ночи мы провели в дружеской беседе. Неделю назад злополучная парочка выдвинулась в кедрач за оставленными еще с осени мешками с шишкой, а случившиеся травмы – все от ее необыкновенных способностей шастать по деревьям. Лодка почти наполовину забита мешками, а до ближайшего поселения на Тунгуске еще день мотором по реке. Уже далеко за полночь лодочный управляющий признался мне, что шибко приглянулись ему наши щенята, а у меня после водочного перепития явилась вдруг мысль – а не отправить ли Юрку с ними? На том и порешили.
        Утренние сборы были недолгими. Часть мешков выкинули на берег за ненадобностью, а спереди на корме в дареных мною шкурах уложили пострадавшую, которую на прощание я уколол еще раз. И ровно в центре лодки радостный Юрка держал щенят, все норовящих отправиться за борт.
     - Юрка, держи их покрепче, а то попрыгают в воду, — это было все, что я мог ему сказать на прощание.
       Мужичок пообещал передать мальца куда следует, обо мне не заикаться, а в знак благодарности за встречу с речным эскулапом отсыпал полмешка сухарей, выдал пачку соли и два десятка зарядов к карабину. Я помог лодке сойти с песка и повернуть ее носом по течению. Альфа тоже попыталась принять участие в отбытии наших соплеменников и не совсем убедительно облаяла удаляющееся судно.  Ну вот и все, мы снова остались втроем. Жалел ли я, что отпустил от себя Юрку? Наверное, нет. Ему нужно вернуться в школу и жить своею жизнью. Да и наша экспедиция полна неожиданностей, всякое может случиться…


Глава 10. Тревожные звуки над тайгой.

            Брод открылся совершенно случайно, ближе к полудню. Еще с самого утра мы ушли от реки, и она лишь изредка проявлялась в отдалении с небольших возвышенностей. Сани, за ненадобностью, я оставил на берегу, а то, что там пребывало, рассовал по мешкам, притороченным у Огонька по бокам. Питьевой режим предполагал наличие вблизи источников воды, и, не найдя по пути подходящего, мы вернулись к речному обрыву.               
            Река внизу делилась надвое небольшим песчаным островком, перед которым отчетливо угадывалась проторённая двухколесным транспортом дорога. Сразу вспомнились вчерашние гости, в общении с которыми в суматохе так и не догадался порасспрашивать их о переходе через приток. А Юрка, наверное, увидев такое человеческое творение, послал мне свою мысль, и вот мы у долгожданной цели.            
             Вода оказалась холодной, и я не решился в босу ногу проводить эвакуацию на левый берег. Огонек мужественно перенес мою затею, на выходе вдобавок попробовал потрясти своими причиндалами, да чуть не раскидал мешки по окрестностям. Альфе же все вышло в удовольствие, и она вплавь спустилась вниз на сотню метров, и теперь с лаем возвращалась обратно.

            Я впервые за много дней испытывал странное и непривычное чувство умиротворения. Оттого, что Юрка движется сейчас к нормальному жилью и кормежке, что Огонек научился преодолевать свой страх перед водной преградой, а мне самому стало чуть легче и спокойнее на душе. Дорога уводила в сторону от притока, и это было добрым знаком. В прошлые лета я бывал недалеко от этих мест, и слышал о работе геологической партии, да и то жилище, к которому сейчас стремился, было их рук дело.  И искать его следует наверняка вблизи следующей водной преграды, которая была не такой полноводной и с пологими песчаными берегами.                Давненько я не хаживал по дорогам, а Огонек уж точно в первый раз! Мы так и шли почти час – Альфа далеко впереди, а мы с коньком каждый по своей колее, и куда же они нас выведут, то было мне неведомо.               
           Внезапный по курсу звук, похожий то ли на раскат грома, то ли на пушечный выстрел, прервал наше мирное ко всему расположение,  и вернул в мир противостояний и борьбы за выживание. Грозы по курсу не наблюдалось, самолеты с бомбами не пролетали, а звук все-таки случился еще раз и, значит, будем искать наблюдательный пункт и собираться к ночлегу. Дорога вскоре раздвоилась, более заметная ее часть забирала влево, почти в обратную сторону, а другая уводила на опушку приближающегося леса. Туда и пойдем. Альфу пристегнул себе к поясу, вертикалку расчехлил и сунул дулом вверх в сумку с ближнего конячьего бока, а карабин переложил в левую руку. Прям как Оцеола, вождь семинолов, - вспомнился вдруг фильм, который часто крутили по воскресеньям на зоне в актовом зале. Звук больше не повторялся, и это настораживало еще больше. Либо залетные рыбаки балуются динамитом, либо все те же геологи рвут каменную породу. Ни тем, ни другим попадаться на глаза желания не предполагалось, и мы, наконец, вступили в густую лесную чащу. Пару-другую километров углубимся в лес, а там уж будем подыскивать место для ночлега, да прослушивать неспокойные местные окрестности.
         
            Под пологом леса оказалось и спокойнее, и прохладнее. Солнце на закате продолжало согревать своих подопечных, а приятная прохлада и для меня, и для Огонька случилась так кстати.  Узкая и проторенная невесть кем тропа явилась единственной дорогой в этих местах необетованных, и после непродолжительного хождения мы вдруг уперлись в забор из колючей проволоки. Видимо, здешний владелец постарался оградить себя от вредных зверушек и любознательных туристов вроде меня. Первая мысль явилась сразу же после небольшого ступора – немедленно уходить отсюда, и не дожидаясь второй, я резко направил Огонька в сторону и, спустя минуту, мы опустились в небольшую лощину, прошли по ней пару километров, и вышли на пригорок, окруженный с трех сторон поросшими мхом валунами.  Тут и поживем, пока…               
            Наконец-то освободил Огонька от его грузов и определил на кормежку, а таковой в окрестностях случилось предостаточно.  Альфу пристегнул к ближайшему дереву и строго- настрого наказал не распространяться попусту о нашем прибытии. А себе позволил, впервые за последние надцать лет, взобраться на лохматую сосну и вооружиться биноклем.  Кромка леса, из которого мы ретировались час назад, под малым углом опускалась в небольшую впадину, над которой занимался в вечеряющее небо серебристый столб дыма. Ну прям как в прошлый раз, при встрече с копателями! Только с той лишь разницей, что никто пока в меня не стреляет.  Ничего интересного больше не наблюдалось, и я поспешил обратно, чтобы изобразить для товарищей в своем лице образ вселенской озабоченности.   
            
            Долгожданный сон случился лишь под утро, а все предыдущие времена пребывал как в полудреме, прислушиваясь да принюхиваясь к таинственной восточной стороне. Глубокий сон все-таки сразил меня, и открыть свои очи пришлось лишь тогда, когда все призывы к завтраку остались в недалеком прошлом. Альфа преспокойно лежала рядышком, Огонек размахивал вверх-вниз головой, упрашивая на водопой, а на той ветке, с которой вчера возвращался на землю, восседал огромный филин. Нарушить эту постсонную идиллию могло лишь нечто неординарное, и оно вскоре случилось – все в той же стороне вновь громыхнуло. Филин вознесся с ветки, а я, подтянувшись за нее, уже спешил вверх вдоль местами липкого от смолы ствола. Черное облако дыма, рожденное мгновениями ранее, сначала поднялось вверх, а теперь медленно смещалось в нашу сторону.               
            Ну что же, будем искать более надежное укрытие для Огонька подальше отсюда, а уж после посоветуюсь с Альфой, как буду удовлетворять свой интерес к нарушителям лесного спокойствия. Ни вчера вечером, ни сегодня с утра не было еще и крошки во рту. Наскоро размочив в чашке сухарей, зачерпнул немного себе, остальное сунул Альфе. А ты, Огонек, потерпи немного, скоро отбываем, и найдем тебе водопой! Лишь к полудню случился родник, и небольшое озерцо чуть ниже. Уходить далеко и не собирался, а немного покружил по окрестностям, все прислушиваясь к чередующимся с постоянством отдаленных разрывов. В этом местечке можно и развести огонь, и поохотиться на непуганую дичь.  Лишь только организую засаду, да натяну тетиву! Вспомнилось вдруг, как мучительно долго учился стрелять из арбалета, и как ползал по кустам, отыскивая улетавшие в молоко стрелы. За все время половину растерял, да изломал, но та оставшаяся дюжина была новой, еще в упаковке, и не стреляной.
            
            Охота вышла удачной, и разделанной туши представителя здешнего большинства хватит нам с Альфой за глаза. Большую часть, конечно же, отдам ей, чтобы задобрить товарища в своем рвении покинуть это местечко еще до рассвета, и чтобы она зорко оберегала большего четвероногого друга. Не в моих привычках было проходить мимо огоньков зарождения цивилизации в глухой тайге, и как же упускать шанс, чтобы не пристраститься к передовым достижениям местной цивилизации.

Глава 11. Волки.

             Еще с вечера определился с маршрутом. Если отправиться прямиком к лесу, то придется взбираться на каменистую россыпь, а если обойти справа и зайти с тыла, то вдоль распадка можно подобраться почти к кромке леса, за которой, как мне казалось, и зарождаются таинственные звуки. Из оружия решился взять легкую вертикалку, нож, да прицел в придачу. Альфе нечего за мною шастать, а то еще ненароком разнесет по окрестностям о нашем здесь пребывании, а посему заранее все с ней обговорил и привязал к Огоньку поближе.  Давненько не хаживал по тайге в ночи. Хотя видимость была в три метра, приходилось иногда двигаться на ощупь, и половину пути преодолел как раз к первым проблескам утренней зари. Неожиданно путь преградила вполне наезженная дорога, и я неуверенно ступил к ней на полусогнутых. Почти сразу же образовалось новое удивление – откуда она приходит, и, долго не раздумывая, двинулся по ней, все дальше удаляясь от своей цели. Колея забирала вправо, и выходило, что еще немного, и я окажусь почти у своего лагеря! Ну дела!               
            Уже почти рассвело, а я так и не решился продолжать свое хождение с образовавшимися удобствами.  Огонек с Альфой, казалось, что заждались меня, и радостный лай разлетелся по окрестностям.  Желание разузнать что-либо за сегодня понемногу улетучивалось, а мысли о дороге явились самыми первыми, да такими, что лучше оставить все затеи и двигаться дальше. В таком случае можно будет наконец и прокатиться на лошадке. Спустя час, наскоро перекусив, и пополнив запас воды, мы удалялись от странного местечка, а я уже почти перестал жалеть о том, что не познакомился с его обитателями, и не раскрыл главную тайну последних дней. Пока что колея уводила нас прямиком на юг, и если случится ей вдруг сменить свое направление, то станем вдали от нее под вечер лагерем, да подождем денек - другой, авось какой транспорт и проявится.

           Транспорт нарисовался уже под вечер. Три темно-зеленых «Урала» с крытыми кузовами медленно пробирались от неопознанного местечка в сторону нашего нового маршрута. До ближней точки встречи с ним было не более двух сотен метров, и я выдвинулся на наблюдательный пункт. В мою бытность шоферского трудоустройства доводилось наблюдать эти махины, но лишь вблизи военного аэродрома, и однажды уже после отсидки. Машины шли с зажженными фарами, хотя еще было вполне светло, а у головной сзади тащился небольшой прицеп, тоже крытый зеленым брезентом. Самая первая мысль, что это военные, вскоре нашла себя в виде номеров на задних бортах и белых знаков на дверях по кабинам. А вот, что они означали – то мне было неведомо.   Тягачи, поравнявшись с моей лежкой, вскоре стали заваливаться за бугор, и спустя несколько минут уже и не доносилось от них урчания трехсотсильных двигателей.               
           Как ни прислушивался - за весь день не услышал ни одного разрыва, что наводило на мысли, а не случился ли отъезд всего лихого товарищества, и мы пребываем теперь одни, совсем не удовлетворенные в своих нездоровых изысканиях. Выходило, что если это и впрямь военные, то при встрече с ними не обошлось бы без объяснений и проверки моей личности, а такие времяпровождения совсем не вписывались в наши планы.  И, почти при подходе к своим товарищам, взрыв все-таки образовался, а его эхо волнами разнеслось по отножкам.  А через минуту еще два, но чуть слабее.  Теперь уж точно придется схорониться, обложили нас своими разрывами со всех сторон, глядишь – и в атаку еще полезут. Помнится, как однажды на зоне громыхнуло в котельной, так понабежали все служивые, а зэкам пришлось полдня топтаться во дворе, пока разборки не улеглись.
               
           Как и предполагал накануне, утро выдалось ветреным и дождливым. Густые темные тучи своим мрачным и низким движением не располагали к какому-либо путешествию, и я пока не решился разбирать палатку. Лишь на два дня случилось в природе солнечное оконце, в одно из которых я отправил Юрку на большую землю. Хотелось бы надеяться, что мужичок сдержал свое обещание, и не выпустил из рук мальчонку, иначе и представить не мог, что ожидает того в здешнем суровом стоянии.  Альфа куда-то запропастилась, а Огонек, испив из лужи водицы, запросился на вольные хлеба. Что я и исполнил вскорости, спутав ему передние ноги, и строго-настрого наказав не забредать на камни. Костер долго не зачинался своим горением, и, кое-как исполнив эту свою трудовую обязанность, вывесил над огнем котелок с водой. Если непогода и дальше будет серчать на наше нынешнее пребывание, то весь день придется просидеть в палатке, а это так некстати. Но где же Альфа?               
           Набросив сверху на себя брезентовый мешок, и натянув болотники, выдвинулся в единственно возможном направлении, куда пес мог бы перенести свои природные инстинкты. В сторону мелкого ельника, над которым еще вчера наблюдалось движение непуганой птицы. Но ни призывный свист, ни голосовые позывы успеха не снискали, и, видимо, придется возвращаться обратно. Дождь накрапывал все реже, а порывы ветра пытались разгонять те уже немногие небесные источники влаги, что так растревожили меня с раннего утра. Огонек не просматривался на своем месте, а чуть ниже нашей стоянки образовался в моем видении вращающийся клубок из сцепления тел не совсем понятного сословия. Стрелять прямо в него – значит зацепить и Альфу, а то, что она там присутствовала, я уже не сомневался. Выстрел вверх чуть разогнал по сторонам часть членов этого клуба любителей местной экзотики, и, оголив лезвие ножа, я бросился в самую гущу событий.
            
          Спустя час, закончив подсчитывать наши убытки, я наконец обратился к тем членам волчьей стаи, что стали жертвами нашей таинственной разведгруппы. Два тощих серых волка лежали рядышком, один с порванным горлом, второй с колотой раной на спине. Какой из них был мой – осознание этого факта еще требовало некоторого разъяснения от местной зрительской аудитории. Альфа же покоилась невдалеке на оленьей шкуре, и я только сейчас закончил шить ее бок, все еще оставив спутанными ноги и морду, иначе бы мне и от нее тоже досталось. Две глубоких кровоточащих борозды от лапы хищника зачинались у меня в районе правого глаза, а заканчивались в глубине, украшенной алым цветом, бороды. Огонек, ставший первопричиной всего этого послеутреннего шабаша, отделался легким испугом, и сейчас стоял в сторонке, пофыркивая, да размахивая своей рыжей гривой.                Обработав и залепив немного пластырем царапины, я вооружился оптическим прицелом.
          Три волка ушли вниз, в ту самую сторону, откуда мы прибыли днем ранее, и если это были представители все того же племени, то они не оставят нас в покое. Уходить прямо сейчас не было никакой возможности, по причине нетрудоспособности боевого товарища, а также наличия острого желания отомстить за причиненный ущерб нашим кожным покровам. Значит, будем окапываться, и принимать бой. Как двумя годами ранее, когда мы с Владимиром Ивановичем однажды надумали сходить за глухарями. Но то ли птица оказалась сверхчувствительной, то ли мы просчитались со своим укрытием, а вернулись домой обиженные и уставшие, да к тому же и несолоно хлебавши.

Глава 12. Знакомые уже места.

          Два дня мы просидели в этом местечке, а сегодня наступило уже утро третьего. Покидать лагерь в данном свыше временном стоянии я так и не решился. Альфа почти не встает, к пище не притрагивается, но от воды не отказывается. Чем еще могу её сдобрить? Огонек под присмотром, отведу его чуть вниз по склону, привяжу поводок к осинке, и сижу неподалеку. Недавно над головою прошла добрая стая уток, сделала разворот, и скрылась в той стороне, куда уходила дорога. Может быть,  какой водоем приметили? Так хотелось долгожданного тепла, и вот, оно сегодня явилось. Солнце рассвечивало вовсю, над серыми валунами разносилось испарение от поднакопившейся влаги, молодая зеленая поросль искрилась переливами отражаемого света в капельках росы, а душа моя уже собиралась в дорогу. И так уже задержались на одном месте, не к добру это, с трех сторон как на ладони, и своими эманациями, наверное, растревожили все мирное население в округе.               
          Волки проявились всего один раз. Пара резво проскочила вдоль кромки леса, расположенного в низине, и скрылась в неизвестном направлении. Как поступать мне дальше, было уже решено накануне. Альфу попробую разместить на Огоньке, и для этой цели вчера истратил весь день, сколачивая и примеряя с левого бока корзину. Осталось только договориться с носильщиком, но куда он денется.  Вот и сейчас  уже наскучило ему такое пребывание, что подает свои условные знаки к незамедлительной смене окружения.  Ну, значит, будем понемногу собираться в путь. Так что, дорогой мой товарищ,  придется тебе потерпеть пару переходов с такой необычной ношей за левым ухом.
         
          В той стороне, куда ушли тягачи, небо вновь затянулось серым, и временами казалось, что еще немного - и разразится гроза, с раскатами грома и ослепительными разрядами. Как - то на кордоне у Владимира Ивановича я стал свидетелем такого буйства стихии, огненные стрелы били по сторонам в ближайшие камни и сосны, и в тот же миг на уши обрушивался грохот, который не в силах было выдержать мое впечатлительное сознание. Смотритель потом долго еще припоминал мне эту историю, да посмеивался. Сейчас же я больше всего боялся за Огонька, ибо его еще не окрепшая психика изобиловала сюрпризами, а скакать ему по окрестностям, да еще с Альфой на боку, я бы сейчас не советовал. Дорога плавно опускалась вниз, а на другой стороне небольшой лощины резко обрывалась. Нагромождение из камней начисто закрывало проход между каменными навесами по сторонам, а события последних дней рисовали картину отступления моторизованного дивизиона. Прошли, и взрывами обрезали за собою дорогу…               
          Знать бы еще – с какой целью? Да и вряд это знание пригодилось бы сейчас, пусть лучше останется военной тайной. Обходить завалы не составило большого труда, Огонек уверенно перенес внезапные невзгоды, а Альфа даже пыталась его подбадривать своим задумчивым взглядом. Или мне так все виделось в эти минуты. Через пару километров дорога резко забирала в гору, и уводила на восток. Ходить по ней и дальше – значит обрекать себя на случайные встречи, что было бы событием несвоевременным и не прописанным в моем путевом листе. Ступив на путь из мелкого камня, крытого смесью из мхов и прошлогодней травы, мы углубились в редколесье, и навсегда простились с дорогой, ведущей к возможному сообществу из представителей моего неспокойного племени.   
      
          Альфа свои первые шаги сделала к исходу того шестого дня, как мы покинули злополучное местечко, в котором ей довелось сразиться за жизнь своего товарища. Вот и сейчас она неуклюже брела следом, неуверенно, как маятником, покачивая своей задней половиной. Рана почти зажила, как говорится – как на собаке, и ей только в радость было двигать  залежалыми за неделю конечностями. Да и аппетит тому в подспорье, ибо усиленный паек пошел только на пользу, а все мои думы были лишь о том, как бы ей угодить в кормежке. До конечной точки нашего движения в этом временном стоянии оставалось совсем немного, и однажды мы вышли на излучину маленькой речушки, которая мне была так хорошо знакома. Вот и тот угол, где почти месяц прожил в палатке, и даже сохранились подвязанные жерди, на которые развешивал для просушки собранные по окрестностям травы. Здесь и станем на сегодня лагерем, а Альфа, думаю, что вспомнит, как гонялись с ней за местной непуганой птицей, и поскорее вернется в свое прежнее тело.               
          Место было невероятным! Речушка делала крутой разворот, и вдоль нашего берега простирался в обе стороны первозданный пляж, укрытый грубым зернистым песком.  Два больших камня на самой середине реки добавляли в эту, веками создаваемую, красоту сверхзвуковых частот от разлетающейся воды, в мелком тумане от которой зарождалась радужная иллюминация. Я стоял на берегу и всматривался в кромку другого обрывистого берега. Где-то там, среди кустов, должна быть небольшая лодка, с которой я частенько менял эти берега, но однажды оставил ее в пользование случайного путника. А чуть ниже по течению из камней струится родник с чистейшей водой, лучше которой еще не довелось испить в своих странствиях.  Вот и вернулся почти на свою родину. А другой у меня не было. Прошлая жизнь вся перечеркнута заключением, и почти стерлась из памяти. Вот она, та вода, которая вскорости впадет в Подкаменную Тунгуску, потом в ту большую реку, что унесла меня в свой круговорот и так закрутила, что по сей день пребываю в ее необузданной власти, совсем не пытаясь вступать в противостояние…      
 
         - Альфа, пойдем – ка прогуляемся! – и мы выдвинулись вдоль берега вниз по течению, где когда-то пребывал брод через реку. Почти весь день ушел на обустройство нашего временного жилища, и я не прочь был обосноваться здесь на неопределенные времена. Просторный шалаш на две персоны, навес для Огонька, обнесенный тонкими сосновыми кругляками, и удобное кострище – это было всё то завоевание, что вышло у меня накануне у местного безотказного сообщества, чем я гордился почти сразу после пробуждения. Альфа была не против, и вскоре мы мирно двигались вдоль кромки вялотекущего потока удивительно чистой и ледяной воды. Где-то там, за дальним изгибом реки, пребывала небольшая заводь, на берегах которой случилось не раз принимать исцеляющие тело ванны, и где можно было подкараулить залетную птицу. Брод находился чуть дальше, но в моих планах не входило перебираться на тот берег, пока не окрепнет Альфа, и не спадет вода.               
           Кряквы не стали дожидаться нашего прибытия, и с радостным свистом ушли вниз по реке. Заводь действительно пребывала на своем месте, с той лишь разницей, что на ее берегу вверх дном просматривалась плоскодонка, а рядом вбитый в песок кол с ведром на макушке. И ни каких следов. При первом осмотре мне показалось, что это была та самая лодка, о которой вспоминал накануне, но борта, обитые дюралевыми пластинами, являли обратное. Посудина была наполовину в песке, и откапывать мне ее сейчас не было резона, еще успеется. Кол оказался заостренным, а ведро вполне пригодным для использования по назначению. И чтобы они лишний раз не отпугивали нашу вероятную добычу, основание этого экзотического сооружения я запустил в воду, а вершок принял на содержание. Пора нам устраивать засаду, поспешим, Альфа, наверх в укрытие!

Глава 12. Вот она, Тунгуска!
         
           Костер доживал последние минуты, а мне не хотелось расставаться с этим, уже ушедшим в прошлое, днем. Сегодня, наконец, выдалась удачная охота, и поджаренное телячье мясо, что дымилось еще подвешенным над огнем, все больше убеждало меня в своем неумолимом приближении к первобытности бытия. Наверное, много тысяч лет тому назад мой предок, познав эту науку выживать, передал мне, настоящему, свои те немногие атомы, от которых все идет сейчас таким чередом. И так захотелось вдруг сейчас закурить. Как-то в зоне, ощутив себя вдруг уже излечённым от своей легочной болезни, пристрастился к этому делу, и раз в неделю покупал в тюремной лавке ровно семь пачек папирос. Палыч, углядев меня однажды за этим делом, позвал в каптерку и предложил, как сейчас помню, пачку сигарет «opal», но в три раза дороже. Лишь через месяц, интеллигентный некурящий сокамерник, объяснил мне, что к концу моей отсидки выйду отсюда совсем без денег. На этом моя эпопея курильщика и закончилась. Вот и сейчас посетило вдруг, и никак не отпускало чувство, что будто - бы все эти пять лет, проведенные в тайге, есть некая неудачная привычка, и что вскорости она тоже отпадет за ненадобностью…               
           С такими же мыслями проснулся и в новое утро. Болела голова, а измятое за ночь тело никак не поддавалось командам свыше. Альфа, в своей излюбленной позе, казалось, что поджидала меня у выхода из жилища, но не подавала на то сигналов. Огонек свернулся в клубок, засунув ноздри под свою гриву, и являлся грустным продолжением моего вчерашнего настроения. Сговорились все, что ли? – хотелось кричать им, но пересохшие горло и губы просили орошения влагой, и я зачерпнул воды. Все, сегодня больше ничего не ем! Видимо пристрастие к мясу пробудило во мне инстинкты дикаря, и теперь еще подбирается с копьями к рассудку. Скинув на землю почти всю одежду и захватив пустой котелок, побрел прямиком к воде, где через минуту стану приходить в себя, изливая сверху на голову самую известную в мире влагу. И после всего этого, кто сказал бы мне, что, мол, человек заново родился, то и не стал бы вопрошать о своем истинном происхождении!

            Переход за реку по известному мне броду случился скоротечным. Альфа все еще стряхивала с себя налипшую ненароком влагу, а я уже удалялся от берега в подступающую лесную стену. Вышли сразу после полудня, и к вечеру должны явиться на новую свою прописку. Так хотелось, наконец, проявиться по берегам Подкаменной Тунгуски, что я решился потерять час-другой и отклониться от намеченного маршрута. Через десяток верст приток сольется с большой рекой, и это знаковое для меня местечко я не мог пропустить мимо своего хождения. А там уж и рукой подать до брошенного за ненадобностью изыскателями своего,  когда-то добротного,  жилища. Помнится, что и я приложил к нему руки, почти полностью перекрыв половину прохудившейся кровли. У слияния двух рек, в небольшом овраге,  прикопал тогда весь ценный инвентарь, что достался мне от геологов по наследству и был нажит непосильным трудом. Вся надежда была на него, а также на сохранность строения, иначе придется брать кредит у местного сообщества и обретать себя на муки вечные.               
            Альфа давно пронюхала, куда ведет ее мое провидение, и при первом удобном случае норовила похвастать, что, когда-то помеченные ею места, теперь по праву принадлежат только ей. Да я и не противился! Легкий ветерок извещал о приближении большой реки, а недлинный пологий спуск только усугублял ее пришествие. Вот она, красавица! Как долго я шел к тебе, и грех не испить нам твоей водицы!  Не пугай меня, Огонек, что - то уж слишком ты присосался, еще придется оплачивать издержки за нежданные отмели.               
            Почти час я уже просиживал на коряге у самой кромки воды, все еще не решаясь к дальнейшим действам, а мои товарищи, отпущенные в свободное плавание, разбрелись кто куда по окрестностям, и почти не напоминали о себе. Лишь отдаленный собачий лай извещал мне о прошлых походах вдоль этой реки, и казалось, что вот сейчас разразится над водой звук мотора, и со знакомой до слез улыбкой ступит на берег мой старый товарищ, Владимир Иванович…

            Строение геологов явилось мне в целости и сохранности.   Два окна - одно к реке, а другое к лесу, были заботливо заколочены листами фанеры. Спуск к реке неведомый мне местный житель выложил мелким битым камнем, а небольшая пристройка обзавелась кованым навесным замком. Наружная дверь, подпертая металлической трубой, приветливо приглашала к проживанию, и по первым еле заметным признакам выходило, что с прошлой осени здесь не ступала нога человека. Может быть, кто и явится на летний оздоровительный сезон, но то мне было неведомо. Внутреннее убранство желало лучшего, но печь на вид оказалась вполне исправной, а всякая мебель да ковры на пол – дело наживное.               
            Альфа уже на пять раз обежала все в округе, и тоже явилась осмотреть образовавшееся помещение. В прошлый наш приход сюда, если не изменяет память, я провел здесь не более недели, и тоже собирался обосноваться на долгие времена. Но как – то не вышло. Да и помнится, что лень было обратно тащиться сюда за тридевять земель. Альфа первым делом облаяла все, что было внутри, и впервые за многие лета выдала стойку мне на грудь передними лапами и теперь лезла еще со своим языком.               
           – Ну что, Альфа, неужели помнишь это местечко? – вопрошал я ее. Да и как ей было не помнить, если в этих краях случилось ее взросление  и первые встречи с лесными обитателями.  Огонек, довольный, что его, наконец, освободили от неудобной поклажи, надумал тоже порезвиться в округе, да я и не удерживал – теперь такое его состояние станет самым обычным, и я перестану навязывать ему свою опеку. Все четыре мешка, что являлись нашим походным грузом, да еще мой рюкзак, удивительным образом смотрелись у крыльца жилища! А нары, в два этажа внутри, уже готовы принять все это к себе на содержание. Будем понемногу устраиваться, да налаживать быт. Ближе к вечеру обернусь к схрону, да еще чуть пополню свою коллекцию обывателя. Глядишь, и заживем как в лучших домах стран заморских и мне неведомых!               
             На гвоздике у окна обнаружился ключ от замка, и я заглянул вовнутрь. Поленница дров по стене, рулон рубероида, две ржавые пустые канистры, и … спущенная и свернутая в рулон резиновая лодка. Вот так наследство! Придется завтра с утра проводить инвентаризацию, да опечатывать все дармовое имущество, иначе…  На что разулыбался себе в бороду впервые за много дней, и отправился собирать по окрестностям к ужину своих распоясавшихся товарищей.   

Глава 14. В люди.

               Минула уже неделя, как мы обосновались в гостевом домике от геолого-разведывательной кампании. Так, по крайней мере, мне казалось, а всякие мысли о принадлежности этого жилища кому-либо я относил в самый конец таковых, да всяких еще других, и потому пребывал сейчас в совершенно неопределенном расположении духа. Второй день обдумываю и прикидываю – как бы выбраться в ближайший поселок на берегу, до которого, как мне помнилось, почти день пути. А если на Огоньке, то и быстрее будет. Мужичок с Юркой туда и уплыли. По рассказам последнего моего знакомого, там был и магазин, и охотхозяйство. Продукты и заряды почти закончились, а те деньги, что остались от Палыча, было бы уместным поменять на все самое необходимое. Вот только дождусь ясных дней и сразу отправлюсь. Вчера закончил строить для Огонька стойло. У подветренной стены пригородил навес, и обнес его густым частоколом из сосновых кругляков. Знатное вышло жилище, и для хищного зверя преграда, и от непогоды защита. Альфа в первый же день определилась со своим пребыванием – прыгнула на нижние нары, улеглась и свесила лапу вниз. Я же поселился на ярус от нее повыше.               
             Сегодня уже полдня копаю погреб в пристройке, и на первое время собираюсь хранить, или прятать в нем все самое ценное. На тот случай, если отбуду куда вдруг на неделю-другую. Яма уже почти готова, осталось лишь выстелить тонким лесом, да вырубить творило. Отбывать собирался налегке, а посему все свое добро спущу вниз, накрою, да закидаю дровами. Если раньше с уверенностью стремился к людям, то сейчас это действо требовало осмысления и предвзятой осторожности. Да и вид мой желал лучшего – к наполовину седой бороде внезапно, от одолевшей уже мошки, добавилась краснота по всему лицу, чего в прежние времена совсем не наблюдалось.

             Селение расположилось вдоль кромки реки. Два ряда серых деревянных строений напоминали мне узкоколейку, под которой однажды, в составе бригады строителей, довелось прокладывать гравийную насыпь. С лысой сопки открывался таким знакомым мне вид на реку, она внезапно выпрямлялась в своем движении, стрелой указывая на восток, и вдруг подумалось, что пора бы уж спешиться, да понаблюдать за окрестностями. У самого причала на крутом берегу выстроен деревянный барак в два этажа под ржавой жестяной крышей, у воды на цепях болтаются несколько лодок с моторами, а перед входом в здание два мужика возятся у мотоцикла с коляской. И дальше ни души.  В прошлый свой приход сюда обнаружил, что половина домов заколочена, а в тех, что еще были пригодны для жилья, временно селились залетные рыбаки, да охотники. Больше, чем людей, опасался их брошенных друзей, представлявших для еще неокрепшей Альфы явную угрозу. Но в прицел собак не наблюдалось, и я двинулся на спуск.               
            Два мужика в приближении оказались пацанами лет по пятнадцать, а дверь в барак случилась распахнутой настежь. На фанерном листе, прибитом к стене, было прописано пребывание всех местных заведений, а удивленные лица ребят требовали моего участия:
          - Добрый день, молодежь, магазин работает сегодня?
          - А чё надо? Я могу съездить за мамкой!
          - Да много чего, ты точно, съезди, я в долгу не останусь.
       Пацаны вмиг завели свой аппарат, и покатили в дальний конец улицы. Я привязал Огонька к остаткам забора, Альфу себе к поясу, и расположился в ожиданиях на давно не крашеной  скамейке. Берег был как на ладони. Полдюжины моторок разной масти явились украшением этого безмолвного пребывания, нарушить которое осмелилось лишь приближение от дальней стороны реки крытого серой кепкой местного жителя. Человек присел рядышком, и протянул руку:
        - Что – то давненько наш угол не посещали такие красавцы! – и ткнул пальцем в Огонька. Мы поздоровались.  Я отчетливо ощутил дрожь в его руках, а от лица - резкий запах перегара.
        - Нинку не дождешься! Второй раз уже прихожу, может тебя послушает? – пояснил ситуацию,  уставившись  на меня.
        - Ребята за ней поехали?
        - Ага, так она и их пошлет подальше! – и собрался, уж было, двигать дальше, но вернулся, присел, и хитровато уставился на меня:
        - А не тебя ли на реке пузырек встретил?
        - Кто- кто?
        - Ну, пузырек, Ванька Пузырев!
        - Не знаю никого, - и отвернулся в сторону. Мужичок резко подскочил, и засеменил в том же направлении, куда укатила недавно парочка.

            Так и не дождавшись пришествия торгового служителя, и оставив внизу своих животных, я по крутой деревянной лестнице поднялся на второй этаж. Направо уходил коридор с двумя дверьми, обитыми жестью, а налево – сразу решетка с большим навесным замком.  Двери оказались заперты на внутренний замок, и лишь на одной смог прочитать часы работы ее хозяина. Собачий лай прервал мою экскурсию по достопримечательностям местной цивилизации, и я поспешил вернуться восвояси.  Группа товарищей, во главе с мужичком под кепкой,  дожидалась моего обратного пришествия, а Альфа, натянув поводок, скалила на всю эту компанию свои  белые и ровные челюсти.  Завидев меня, все замолчали, и враз сделали пару шагов назад. Вспомнив о своей физиономии, я еле заметно улыбнулся: угляди такое вдруг исполнение, то поневоле испытаешь главное природное человеческое чувство. Затянувшуюся затем паузу прервал гул подъезжающего мотоцикла.  Все на миг повернулись в сторону, но не испытав похожего на то удивления, вернулись в прежнее свое пребывание. Мужичок сделал шаг вперед, вновь хитровато прищурился и молвил:
          — Это я углядел мил-человека! Это он нашу Танюху от смерти спас! – и народ одобрительно загудел. Давно я не испытывал такого вселенского состояния мысли. Наверное, последний раз это вышло, когда получал грамоту победителя в соцсоревновании на разрезе, но когда это было! Я не нашелся, что сказать в ответ, и, в недостатке кислорода, опустился на скамейку.
       - Ну, чего уставились, шли бы по домам! – спрыгнула с мотоцикла крепкая и деловая женщина. Еще раз что-то выкрикнула в толпу,  и приступила к таинству вскрытия двери своей торговой лавки.
         
            Спустя час мы просиживали с моим новообразовавшимся товарищем на берегу, в его лодке, предаваясь беседе и взаимному угощению товарами из продуктового магазина.  По такому случаю не грех было и принять по двести грамм, когда еще кто порасскажет о делах моих грешных. Саня, как он мне представился, был в курсе всех событий, происходящих в поселке, а потому слово в слово пересказал всю историю, случившуюся ранее на реке. Танюха пребывала сейчас в больнице в полном здравии, ее компаньон отплыл давеча в район по делам, а мальчонку давно уже отправили туда же попутным транспортом.  Продуктами я закупился под завязку, но и много чего досталось от местных жителей по доброте душевной. Саня обежал всех, кто пребывал дома, и вернулся весьма довольный, что выполнил мою скромную просьбу относительно патронов. На прощание  мы налили еще понемногу, и щедрый собеседник, уже мало что соображая, прошептал мне на ухо:
           - Ты бы еще соседа моего в тайге отыскал.
           - Давно пропал – то?
           - С неделю, ушел на лодке, и до сих пор нету…

Глава 15. Саня.

             Заночевать решился, чуть удалившись от поселка, и с первыми же петухами держал путь обратно.  Эта моя затея Альфе явно не понравилась, и почему ее тянуло обратно на пристань? Может быть что вспомнила, или кого? Но покружив с утра немного по окрестностям, сейчас уже присоединилась к нашему шествию,  и вот уже пропала из виду, забежав далеко вперед. Огонек неспеша трусил следом, а я на нем предавался всяческим размышлениям. Выходит, что, виденная и прикопанная на берегу,  лодка могла принадлежать Саниному соседу, коль отправился в те края, да и видок у нее был самый подходящий, если верить моему вчерашнему собеседнику. Вот только улажу все домашние дела, да и вернусь на ту самую излучину поспрошать у местного населения – что да как. Собравшийся с утра дождь разошёлся вдруг вовсю, и я поспешил под защиту раскидистой ели. Мочить мешки с припасами не входило в мои планы, а зная еще и пристрастия Огонька к водной стихии, то уж лучше наверняка переждать такое временное стояние.
            Выстрел ударил спустя несколько мгновений, как я спрыгнул на землю и привязал Огонька. Левое плечо обожгло, а конек шарахнулся в сторону – видимо и ему прилетело. Через секунду последовал второй, но я уже распластался вдоль земли и заряд дроби пришелся в ствол дерева, враз над головой. Вертикалка приторочена на правом боку у седла, а при себе только нож у пояса. Да и Огонек прыгает туда-сюда – не подступиться. Стрелок явно среди ближайших кустов, в двадцати шагах, и если я у него на мушке, то до конька не добегу.   Новый выстрел ушел далеко вверх, а за ним пронзительный крик из кустов. Я кинулся вперед, как при схватке с волками, на бегу оголив клинок, и вскоре моему взору предстала весьма прозаическая картина: Альфа, ухватив человечка за его кисть уже постаралась в кровь, а перекошенное от боли лицо явило мне Санин облик в его новом стоянии.

           Вскорости мы расположились все под тем же деревом в надежде продолжить нашу вчерашнюю, видимо, так и не законченную беседу.
        - Я думал тебя попугать, да попытать про соседа, - молвил мой первый за сегодня встречный, удерживая окровавленную руку, и косясь на свою обидчицу. Альфу я кое-как оторвал от стрелка, и уж надумал было ножом отхватить кисть для неё в добычу, да вдруг передумал тупить лезвие.
        - Тебе это удалось, но теперь надолго забудешь, как пугать, придется руку ампутировать, - и я вновь потянулся к поясу. На что Саня забился в истерике, и пал мне в ноги. Ну, вот, видимо пара дробинок, засевших в плече, сильно пошатнули мою психику. Да и как же иначе? Жаль, что в магазине не прихватил поллитровку в дорогу. А вдруг:
       - Водка была с собой?
       - Там! – и указал здоровыми пальцами в кусты.
       В рюкзаке, действительно, оказались полбутылки и нехитрая снедь. Но ни патронов, ни других средств для моей пытки не оказалось. Выходит, что три отстрелянных,  и один в стволе – это весь его боезапас?  Не густо, а так хотелось поживиться от всего этого. Чуть оросив страдальцу его рану, остальное сунул себе в мешок, зачем добру пропадать.
      - Ну так что будем теперь со всем этим хозяйством делать? – я уставился на стрелка, пытаясь, наконец, услышать от него хоть что-то разумное.
      - Т-т-ы-ы не убивай меня! – вышла нежданная ко мне просьба, на что и враз случился мой, уже осмысленный ответ:
     - Сразу не убью, немного попытаю сначала. Скажи – ка, ты как сюда вперед меня попал?
     - На моторе, с утра вышел, и вот подрассчитал…
     - Ну, я так и подумал. Далеко лодка?
     - В километре будет.

         Мы спустились к берегу. Так и есть: та самая его моторка. На корме в ящике наша вчерашняя закуска и еще одна не начатая бутылка. Под брезентом пятизарядка, и две коробки с патронами. Выходит, что и впрямь хотел попугать, иначе бы не пулял дробью, как по рябчикам.
      - Ну, вот что, Саня, оружие я у тебя изымаю, и, прежде чем ты поплывешь домой, расскажи-ка все, что знаешь про своего соседа.

             Последующий затем путь к месту своего недавнего расположения случился без происшествий, если не считать шараханий Огонька при первом случайном треске под ногами. Как буду доставать дробины из плеча, пока не придумал, но был один способ. Однажды загнал под пятку длинную занозу, да обломил. Пришлось резать, да кровь пускать для профилактики. Значит и сейчас без этого не обойтись. Смастерил из тонкой проволоки крючок, обжег в печи и приступил к извлечению. Шить затем не стал, наложил повязку, да сделал укол. Немного осталось ампул. Ровно три. Наверное, должно хватить, если мой собеседник не обработал свинец своим усыпляющим средством.  Раньше, получив случайную рану, надеялся на авось, да на настои из трав. Теперь вот, уже в который раз, полагался на медицину, но видимо в последний – лекарство на исходе, а ближайшая аптека за тридевять земель будет. Да и впредь поостеречься не мешало бы, вот никогда бы не подумал, что мой вчера приятный собеседник сегодня устроит такую катавасию. Странный он, таежный люд.            
           Сосед, с Саниных слов, уже в который раз с весны промышлял в этих краях, и все в одиночку. Что привозил – никому не показывал, приносил в мешке, а на утро отбывал в район. И как я заподозрил – именно этот таинственный факт взволновал моего встречного, а не его исчезновение. Значит, лишь только немного оправлюсь, так и схожу за прояснением. А пока будем налаживать наш быт. Огоньку по нраву пришлось его новое жилище, а умел бы говорить, то, думаю, что похвалил бы меня за такую защиту от мошки и дождя. Альфа все-таки передумала дневать и ночевать с таким неспокойным соседом типа меня, и предпочла место у кострища, да я и не противился. Сегодня у нас на ужин наблюдались сразу два новых блюда:  гречка на маргарине, и лапша на воде с какими-то кубиками. Торговка нахваливала, ну я и взял целый кулек. Вот только Огонек ночевать будет впроголодь, ну да ладно – завтра мы наверстаем это недоразумение, сведу его в чисто поле, да отрою ему родник с ключевой водой.

          К ночи уж было опять засобирался утрешний дождик, но попугав, и вовремя одумавшись, сошел последней каплей на Альфину пипку. Она и не думала удаляться за мною в укрытие, и уложив свою морду на вытянутые лапы пребывала в мечтаниях, а может быть в своей прошлой неспокойной собачьей жизни. Мне это было неведомо, да и сам сегодня надумал посидеть у окна с фитилем, да исписать парочку страниц словами со смыслом, как в прошлые свои скитания…
               

Глава 16. Ванек.

                Ближе к утру разразилась первая в новом здешнем стоянии гроза. В стороне реки сверкало и громыхало, и долетающие сполохи света радостно разливались по малым квадратам оконного стекла моего нового жилища. Вчера уснул чуть раньше, чем догорел фитиль, а сейчас, враз проснувшись, созерцал зачатки приближающегося еще одного светопреставления. Гроза в тайге - всегда предвестник неудачи, - поговаривал однажды мой случайный встречный, и вот вдруг припомнились его давние сказания. Так некстати. А что, если Саня затаил на меня злобу, и надумает порешать этот вопрос во второй раз? Наверняка найдутся желающие из поселка поддержать его в этом начинании. И, как ни раскладывал, выходило, что у меня за всем этим теперь было три пути: принимать и потчевать гостей, грузиться и кочевать куда подальше, или и впрямь отправляться на поиски злополучного соседа. Вот сегодня с утра и поднесу эту тему товарищам, а пока бы не устать наслаждаться божественными природными представлениями, да не навести порчу на себя по такому случаю.               
                Вскоре за грозой случился шквалистый ливень, и потоки воды понанесли сверху слой песка на дорожку, уводящую к самой реке. Пусть все так и будет с подачи небес, а если кто и явится, то следы завсегда не песке проявятся. Получается так, что придется решать этот образовавшийся вопрос, но первым делом определить Огонька на кормежку, а уж после займемся организацией нашего отступления. К обеду все самое ценное снес далеко в лес и прикопал в звериной норе, лишнее оружие с патронами припрятал поблизости отдельно, а на столе оставил послание для желанных посетителей: ушел, мол, на поиски пропавшего человека, и когда ждать – то неизвестно.

               Лодка пребывала все на том же месте, а новые воды поразогнали с ее бортов нагребенный ранее песок, и теперь мне казалось, что некто неведомый лишь минуту тому назад перевернул ее вверх днищем.  Значит и мне будет по силам сделать обратное. Лодочный мотор, жестяной ящик и полная канистра – это было все то содержимое, что пребывало здесь уже целую неделю. Странноватый схрон для первого взгляда, а вот где хозяин, и что подвигло его на такие подозрительные махинации? Это мне было тоже неведомо. Возвращаться обратно казалось несколько преждевременным, и я засобирался на ту излучину, где днями ранее случилось устраивать свой первый ночлег на этих берегах. Лодку вернул в прежнее свое состояние, прошелся вдоль берега туда-сюда, позаглядывал чуть по краям леса, посовещался с Альфой – ничего путного. Может вдоль реки куда ушел? Но река большая, и обходить ее всю я противился категорически. Пропал сосед, и кроме нас с Саней никому до этого нет дела.               
                Шалаш расположился все на том же месте, а вот жерди, на которых я когда -то развешивал травы, украшал брезентовый плащ, под которым аккуратно были выставлены резиновые болотники.  Ну, дела! Человеком из шалаша и не пахло, но вот два увесистых мешка в углу пребывали здесь инородными телами, и я потянул за ближайший. Внутри – скрученные в улитку пучки с молодым папоротником, тем самым, который я пару лет назад пытался предлагать на обмен в охотхозяйстве, но без успеха. Так вот чем промышляет Санин сосед, видимо нашел подходящего покупателя. Но где же он сам? Истоптанная тропинка уводила в сторону от реки, и бродить по ней с Огоньком сейчас не представлялось возможным. Спутав, и отпустив его на вольные хлеба, мы с Альфой надумали идти по следу. Авось, выведет к объекту нашего времяпрепровождения.      

                Но углубившись на пару верст вглубь, тропинка неожиданно потерялась в каменной расщелине, на дне которой проявлялся звенящий в тишине ручей. Спускаться вниз не хотелось, и я разрядил в воздух пару зарядов. Эхо скользнуло по макушкам деревьев и унеслось вверх по ручью за выступающую каменную россыпь. Не дождавшись ответа, двинулся вверх. Альфа в пяти шагах впереди, и почему она так спокойна, в отличие от меня? Наверное, впервые в жизни отправился на поиски совсем незнакомого мне человека, да и уверенности, что встречу его в полном здравии совсем не было. Даже не спросил у Сани – какой он из себя, и в каких годах? Следов пребывания не наблюдалось, но молодые побеги папоротника то и дело попадались под ногами. Нужно взбираться выше и поближе к свету, а если следовать логике здешнего собирательства, то искать его следует в окрестностях доброй плантации.  Наконец Альфа взяла след, а вот чей – на то поведать мне не решилась, и кинулась к макушке нашего горного пребывания.               
                Человек лежал неподвижно во вполне приятной позе, одна рука под головой, другая – вытянута вдоль тела. Спит, однако, да вот и пустая бутылка притаилась рядышком. Неужто удалился в такую глухомань, чтобы предаваться питьевому делу в одиночестве на фоне буйства пробуждающихся таежных прелестей? Молодой, лет сорок, не более. И где же его место обитания? Небольшая зеленая палатка притаилась в нескольких шагах, а по очагу у входа выходило, что им не пользовались как минимум со вчерашнего дня. Рядом с палаткой еще один мешок, набитый под завязку, а внутри все собрано в кучу, за которой торчит приклад одностволки. Лихой бродяга, это ж надо так отметить открытие сезона, что все подрастерял, да пораскидал в округе. Теперь придется еще прибираться за ним, а сначала приводить в чувство.  Привязав Альфу в отдалении, спустился к ручью за водой, благо пустой котелок еще не совсем прогорел на костре. Вся другая тара валялась вокруг совсем пустой, а значит собирателю в самую пору пробуждаться и отправляться домой. Но все мои телодвижения в этом направлении не снискали успеха, и решено было подключать водную стихию, на что мой новый встречный нехотя приоткрыл глаза, подтянул к голове руку, повертел ей пальцем у виска и молвил:

    - Ты чё, ё…, - но вскоре округлил глаза, и дальше:
    - А где Санек?
    - Нету Санька, медведь загрыз по пьяни! – был мой убедительный ответ.
    -  У-у-у-ы-ы-ы, я так и знал, - и полез в палатку, на что я успел схватить его за ноги, прежде чем тот смог зацепиться за ремень от приклада. Но через миг уже летел на меня, и если б не успел пригнуться, то лететь бы нам вдвоем вниз прямо к ручью, а так – то только один. Спустя минуту, с разбитым лбом, и на карачках, лез обратно вверх, но тут уж я его встречал во всеоружии:   
   - Я и стрельнуть могу! – и сделал дуплетом вверх ему над головой.
   - Так это ты стрелял час назад!? А я думал – Санек…, - уже остепенившись, держал ответ мой собеседник:
  - А ты не пугай! Пуганый, а Санька откуда знал?
  - Встречались…
                Через пару часов мы уже грузили на Огонька все собранное непосильным трудом, а Ванек все не сводил глаз с конька, утверждая, что такое животное видит лишь второй раз в жизни. Санек и Ванек – так звали эту неразлучную парочку на поселке, и были они закадычными друзьями. Почти всю дорогу до лодки искатель приключений все ныл, да причитал – как жалко Санька, и поди без него уже похоронили. Но я не стал ему открываться, пусть встретит товарища еще живого. На мой вопрос – зачем перевернул лодку? – ответ был: от косолапого, как-то раз забрался во внутрь, и все провода порвал у мотора, пришлось идти на веслах. Мотор завелся с третьего раза.  Наказав передавать приветы Танюхе с Нинкой, а других имен на поселке и не знал, оттолкнул за нос лодку от берега, и тотчас засобирался в обратный путь.
               
Глава 17. Находка в лесу.

           Гости пожаловали через неделю. Ванёк с Пузырьком. Мотора я не слышал, а весть об их прибытии донесла Альфа в тот миг, когда я уже заканчивал сколачивать лестницу из соснового горбыля. Половина крыши совсем не годилась и требовала основательного ремонта. Рулона рубероида, что хранился в пристройке, хватит закрыть лишь на треть, и, видимо, придется возвращаться в поселок, да заказывать в магазине. В прошлый мой приход такого товара не оказалось, да я и не был тогда настроен к его отгрузке.               
           Парочка налегке, и совсем без оружия, поднималась от берега вверх, оживленно о чем-то беседуя. Может быть про мою душу? Но все скверные ожидания оказались разрушенными, когда Пузырек полез обниматься и трясти меня за руки:
       - Вот здорово, мил-человек!  - то ли у них там у всех такое обращение, помнится, что в прошлый раз и Саня меня обзывал также.
      - Добрый день гостям, а я уж и заждался…, - попытался было поднять себе настроение.
      - Да мы и сами уж три дня как собирались, да вот незадача вышла – пришлось Саню в район везти, раны загноились, и лихорадка открылась.
      - Какие раны? – округлил я глаза, вспомнив про его руку.
      - Дак медведь порвал, ты ж сам мне говорил, - теперь уже Ванек уставился на меня.
      
          Мы бы еще было  попытались прояснить случившееся недоразумение, да если бы не Альфа. Она снова отправилась к берегу встречать очередного гостя, а я надумал терять свой природный речевой инстинкт. На берег шустро, с костылем в руках взбиралось существо в женском обличии, и лишь по малым признакам мне представлялось, что это та самая Танюха. Ну вот, значит сегодня образуется вечер памяти с моими встречными на новых берегах.
            
          Выпивки и угощения было привезено достаточно, и лишь за полночь я распределил всю компанию по нарам. Выходило, что они специально приплыли ко мне, чтобы отблагодарить за мои деяния мирские.  Как только отбудут завтра, так засяду сразу за тетрадь, да пропишу о безграничности души местного люда, вот только бы в хмельном угаре не заспать все самые лучшие на данный момент мысли…
          Наутро пораньше разжег костер, и подвесил котелок с водой. Хотелось напоить гостей тем самым лучшим сбором, что еще остался, и что накануне пособирал по окрестностям. Голова болела от вчерашнего выпитого, и непривычно сосало внизу живота. Так напивался последний раз еще до отсидки.  И что на меня вчера нашло? Первым от ночлега освободился Пузырек, и, испив воды, продолжил свою вчерашнюю линию:
         - Перебирайся к нам в поселок, я говорил с охотоведом – он устроит тебя на ставку фельдшером, будешь наших малых, да баб, обхаживать. Иногда приспичит – хоть вешайся. Да и народ не обидит, все, что попросишь. А до района полдня на моторе…
          Пузырек закурил, и уже молча уставился в сторону. А спустя минуту продолжил:
        - И простил бы ты Санька за прошлое, сдуру да спьяну все вышло. Санек – он как брат мне, никого роднее нет.


          Я пообещал подумать, и к следующему своему визиту в поселок дать ответ. На что собеседник махнул рукою, и отправился будить своих односельчан. За чаем я заслушался рассказом Татьяны о ее прошлой жизни. Выходило, что явилась она сюда с востока, по нации – кореянка, а предки ее выходцы из самой Кореи. Мужик ее недолго здесь прожил, и вернулся обратно. А ей поглянулось. На прощание я сходил в пристройку и принес Санино ружье с патронами. Пузырек молча принял передачу, и крепко пожал мне руку. А как же мне быть иначе? Всякое в тайге случается.   

          После полудня вновь забрался на крышу. Сдирать старый и испревший от времени рубероид не хотелось, хоть какая- то защита от дождя, а вот завалявшийся рулон  тоже оказался никуда не годным – весь слипся и высох, не размотать. Да и стены все в щелях, пакля со временем превратилась в труху,  и птички с мышами разнесли ее по округе.  Как ни крути, а придется спускаться и двигать в поселок. Но ни сегодня, и не завтра. Что я Пузырьку отвечу? Не будет ответа, да и какой из меня лекарь.  Вспомнились вдруг все прошлые события на реке:  Палыч, Григорий, Михаил, перестрелки в тайге и встречи с лихими людьми. Нет, зачем оставаться в поселке? Мало ли какой залетный – еще признает. Хотя, только Палыч и остался, а до него тыщи верст будут, остальные все в сырой земле. За всякими думами не заметил, как Альфа спустилась к реке, и теперь разливалась оттуда своими песнопениями. Приложился к биноклю: пять желто-зеленых резиновых понтонов плавно несло течением, а на последнем, такой же, как и я, бородач, беззвучно ударял по струнам гитарного инструмента. Посчитал народ – десятка три будет. Туристы, веселый люд. Дойдут до Енисея, а обратно по нему на теплоходе. Вот к ним бы я пристал, будь помоложе…               
          Неожиданно, в глубине леса, обнаружил еще одно строение, уже заросшее мелкой лиственницей и кустарником. Двери замотаны проволокой, а вместо крыши два ряда ржавых жестяных листов. Дверь поддалась легко, и я уперся в стену из фанерных ящиков. Видимо, все внутреннее убранство из них и состоит. Снял первый верхний, и кое-как спустил его на землю. Поддел крышку ножом и мне открылась удивительная картина: пять рядов коробок с сахаром – рафинадом, а по бокам и сверху листы из прозрачного оргстекла. Сразу вспомнился магазин в поселке, и то, что сахар не завозили уже больше месяца – дефицит. Посмотрел на дату - десятилетней давности. Неужели это схрон геологов? И что еще в нем пребывает? Прикинул – ящиков не менее пятидесяти, и, чтобы разобрать все это хозяйство, уйдет не один день. Открыл еще один – пакеты с сухофруктами, вскрыл еще пару – бутылки со спиртом и растительным маслом. Ну, дела! Даже если пятая часть из всего еще пригодна, то я стану самым богатым человеком на всю округу.

          За три дня я закончил полную инвентаризацию подвернувшегося имущества, и к середине четвертого уже подъезжал к поселку.  Всё такое же безмолвие на пристани, все те же пацаны крутятся у магазина. Завидев меня, разулыбались, и я первым вступил в контакт:
          - Привет, ребята! А мамку еще раз сможете позвать?
          - А она в магазине, вон она! – и сынок указал пальцем на дверь.
            Я вошел и поздоровался. Женщина с удивлением оглядела меня, примерно также, как и в первый раз, и приготовилась было ставить на прилавок рычажные весы.
          - Спасибо, мне ничего сейчас не нужно. Вы, наверное, знаете, где я остановился, и быть может попросите мужиков, чтобы они приплыли ко мне на двух лодках?
          - Да Пузырек сегодня трепал языком, что к тебе собирается. Только зачем? – и уставилась на меня с тем-же выражением на лице.
          - Передайте, я буду ждать, - и вышел наружу.

               
Глава 18. Гости на реке.

            Из фанеры, что случилась от доброй половины ящиков, накрыл большую часть своего нового жилища. Сверху же кое- как приторочил два увесистых жестяных листа со схрона, как раз с подветренной стороны. Теперь и за рубероидом в поселок можно не шастать. Все, что было в освободившихся ящиках, а в основном всякие консервы, скидал в яму и закидал песком от греха подальше. Кое-что оставил и себе, сложив на верхний ярус и прикрыв брезентом. Особенно понравились валенки, да комплекты постельного белья – еще с детства в таких не хаживал, и с самой зоны в чистой кровати не ночевал. По этому случаю сегодня надумал помыться на реке, с куском хозяйственного мыла все из той же коллекции, и чашечкой ароматного спирта десятилетней выдержки. В гостинцы образовались ровно двенадцать ящиков – с сахаром, какао, сухофруктами и прочей еще съедобной снедью. Ящик со спиртом разделил надвое, свою долю прибрал подальше от глаз, а остальное выставил на нарах.   Гостей из поселка выглядывал  весь сегодняшний день, но так и не дождался.   Надеялся, что помогут с крышей, но все досталось самому. За день кое-как управился, и к вечеру направился к реке.               
           Пузырек приплыл один, к самой середине четвертого дня. Долго возился у лодки, но все-же надумал проявиться и, взвалив на плечи небольшой мешок, двинулся кверху. Альфа встретила пришлого человека сдержанно, и задержалась на берегу у лодки, видимо,  вспоминая свои былые путешествия по реке.
           - Здорово, Егор!  Чёт твой кобель меня даже не облаял, - и, бросив мешок под ноги, протянул мне руку.
            - Рад встрече, а что один-то?
            - А почто мне еще кто? В свою лодку других не беру, да и дело у меня к тебе личное поимелось.
            - Ну, пойдем в дом, обсудим.
         Я уже прошел к окну, как сзади разнесся звон стекла. Обернувшись, углядел Пузырька с двумя бутылками в руках, и округленными глазами:
            - Откуда?
            - Выгнал, пока вас ждал. Это все тебе, в подарок! Но сегодня открывать не будем.
            - М-м-м, ну удивил…
            - А что за дело – то?
            - Менты про тебя спрашивали, у Сани в районе, возле больницы. А может и не про тебя. Мол не встречали чужого, с кобылой и собакой. Я поэтому один и приплыл, а Сане наказал молчать, и не трепать языком.
            Выходило, что меня все-таки ищут.
           -А что Саня сказал?
           -Ты Саню  не знаешь? Скорчил удивленную рожу, любой мент поверит.
         
           Мы поговорили еще немного, и Пузырек засобирался обратно:
          - В мешке хлеб, да ломоть сала. Употребляешь?
          - Пробовал, бывало…  А в твою лодку много загрузить можно?
         - А что? Все -таки собрался в поселок?
         - Нет пока, пойдем, - я открыл дверь пристройки, и указал на ящики:
         - Сколько сможешь увезти? Здесь продукты, может поселковым что сгодится, - и начал перечислять гостю перечень предоставляемого безвозмездно товара, а в конце, - только подели по-честному, да не говори откуда.
         - А откуда?
         - Наследство образовалось.
      Мы смогли погрузить ровно половину ящиков. Пузырек притянул их веревкой к бортам, а сам кое-как разместился у мотора. Удивление у него еще не закончилось, и он лишь выдал на прощание:
         - Не зря тебя менты ищут…
         - Ладно, давай с богом, не переверни лодку, да привези завтра Санька, поговорить хочу.

           Возвращаться с берега не хотелось. Был бы один, то выпросил бы у поселковых лодку, да уплыл по течению подальше из этих мест. Вода казалась почти теплой, и для этого времени года сей факт казался мне удивительным. Значит и лето может быть жарким и затяжным. Я уж надумал в подсознании перебраться в поселок, брошенных домов там в избытке, но последнее известие напрочь удалило из моей головы все сомнения, и настроило на новое пребывание. Вот бы еще порасспросить Саню, да уж потом двигаться с глаз долой. Но что он нового мне расскажет? И так все понятно. Скорее всего Юрок поведал о моих похождениях, а коли так, то сюда гостей в погонах осталось недолго ждать. Значит, буду рубить концы. И уходить с этой реки. На Нижнюю, где встретил однажды Владимира Ивановича, Михаила, Григория…               
           Моторы заслышал издалека. Шли на двух лодках. Приложился к биноклю: первая свернула к берегу, а вторая пошла дальше. Санек шустро выпрыгнул на берег, но, завидев меня, в приветствии скрестил руки над головой. Я не стал спускаться вниз, и, цыкнув на Альфу, пошел обратно к жилищу. На костре допревала каша, и пора уже цеплять котелок с водой – угощать гостя чаем, или чем покрепче. В этот раз и сам бы уже не против, что-то напряглась струна в самой душе. Санек, как только ступил на берег, начал было свою речь с доклада:
          - Ты бы видел Нинкину рожу, когда мы ей в магазин притащили два ящика с сахаром, а потом еще…
         - Ладно, - я оборвал докладчика, - потом расскажешь. Скажи лучше – что про ментов знаешь?
         - Да ничего особо, подошли двое на пристани, один в костюме, другой в форме и у всех, кто был, выспрашивали. Я даже говорить с ними не стал, схватил мешок и побежал.
         - Понятно, а больше не видел…, - но не успел договорить, как Саня перебил:
         - Как не видел, вон тот, что в костюме был, и еще один, на лодке за мной, и пошли дальше. Вчера прибыли, переночевали, но тебя никто не выдал, а куда поплыли – кто их знает.
          Я сходил в дом за спиртом, пока Саня бегал к лодке, а по возвращению спросил первым делом:
         - Не отвык еще угощаться с медведем?
         - Дак, а чё бы я еще сказал поселковым? Доктор меня сразу раскусил, и наказал больше мишку по головке не гладить.
            
             Мы выпили понемногу, Саня с удовольствием навернул каши, и неожиданно засобирался. Я смотрел на него с удивлением – неужели Пузырек не намекнул ему о второй партии? Или другая на то причина?
             - А ты сможешь для карабина найти патронов? – случился от меня вопрос.
             - А много надо?
             - Да сколько не жалко! - я потянул, как и в прошлый раз, визитера за руку к пристройке, и открыл дверь:
             - Это в обмен станет.
             Санек сначала пересчитал ящики, и лишь потом надумал поинтересоваться:
             - Все мне?
             - Тебе, давай грузиться.
            
              Спустя час мы сидели на берегу в надежде, что я наконец -то отправлю своего, уже поднадоевшего, гостя, а собравшийся вдруг отбыть – с мыслями поскорее вернуться в поселок, ибо пару поллитровок я ему все-таки отсудил.
            - Слушай, Егор, что-то не пойму я тебя, бродишь один по тайге, к людям не хочешь, вещами разбрасываешься, боишься чего?
            - Людей боюсь, вот не было тебя – так хорошо было.
            - Вспомнил, а тот, что в костюме, мне каким-то странным показался, менты так не расспрашивают, уж как – то по-доброму говорил. И на вид приятный, бугай, на две головы меня выше…
            
   
Глава 19. Расставание.
 
              Ближе к вечеру я снова спустился к реке, напоить Огонька, да набрать воды. У берега прибило пустую пластиковую канистру. Скрутил пробку – стойкий запах горючего. Может Санек обронил,  либо кто еще, но в хозяйстве завсегда сгодится. Уже второй день настраиваюсь завести Огонька в воду,  да искупать. Но глубже, чем по колено не дается, и стоит лишь мне зачерпнуть ведро, как начинает рвать поводья. Брал бы пример с Альфы! Вон, заплыла подальше, и уже сплавляется вниз по течению. За случившимися хлюпаньями не расслышал шума мотора, шедшего против течения. Лодка шла вдоль того берега, где потоки мне виделись чуть поспокойнее, да и солнце еще подсвечивало кормчему все прелести водной траектории. Кажется, что пройдет мимо, но нет – сделав крутой разворот влево, через мгновение начала забирать к нашему берегу. Резко дернув Огонька, поспешил наверх. Уж лучше встретить нежданных гостей во всеоружии, чем с мокрыми руками. Карабин последнее время хранил в потае у крыльца, а вертикалка висела внутри на крючке. С нее и начнем, пожалуй…               
             Снизу разнесся собачий лай, вдруг перешедший в жалобное поскуливание. Взведя на ходу курки, бросился к краю обрыва. Первый пытался подтянуть лодку повыше на песок, второй же, склонившись почти на колени, трепал Альфу по холке. Ну, дела, это что еще за панибратство со случайным встречным! Пронзительно свистнув, я уж было собрался разрядить в воздух заряды, но человек, резко выпрямившись, сложил ладошки в трубу, и до меня донеслось:
      - Дядя Егор!
           Голос казался знакомым, но по фигуре – таких поселковых я не видывал. Отпустив Альфу, гость уже быстрым шагом спешил в мою сторону, и чем меньше сокращалась дистанция, тем отчетливо проявлялись знакомые черты. Попытался было открыть рот, и слово молвить, но, кажется, что затряслась нижняя челюсть, попробовал махнуть рукой, но мелкие иголки по телу тому воспротивились.  Через миг человек-гигант уже подхватил меня, и сжал в крепком объятьи, как когда – то раньше:
    - Дядя Егор, я тебя нашел!
    - Миша…

              Костер на берегу своими протуберанцами разносился, наверное, к самой середине реки, и это было по моей доброй воле, и, стало быть, последним местным желанием. Завтра меня увозят в новую жизнь, и как-то нужно было проститься со всем, накопленным годами, необъятным богатством. Михаил с напарником давно уже спят, умаялись за эти три дня, да и сами того пожелали. Пришлось сопровождать их по реке до белых камней – заветного места для путешественников по здешним местам. И откуда прознали? Даже я про них не слыхивал. На другой день после нашей встречи свел Огонька в поселок, Пузырьку на содержание. С ним же и вернулся обратно, пока мои дорогие гости отлеживались после столь удачных изысканий. Все свое оружие тоже оставил у Пузырька, как у старшего в поселке по званию. А вот арбалет Михаил сказал никому не отдавать, еще сгодится. Альфа, казалось, как чувствовала некую, нависшую над нами, перемену, и почти весь день пролеживала в своей излюбленной позе вблизи берега.               
              По рассказам Михаила, он по первой же воде надумал навестить меня в чуме и, прожив там два дня, все - таки разгадал заготовленный ребус, а потому уже вторую неделю кочевал вдоль Подкаменной Тунгуски в поисках моих следов. И все-таки Саня навел его на меня. Выходит, что от бывалого мента утаить тайну не всегда возможно, а потому и поплыл следом. Но свернуть сразу к берегу не решился, а попытался отыскать брод в притоке. А когда на берегу проявился и конский помет, то все сразу и сошлось. На всю Подкаменную Тунгуску лошадь была одна, и та моя. Мои рассказы в первый же вечер о смертельной схватке в междуречье Михаил пропустил мимо ушей, а вот Юркой заинтересовался, и пообещал отыскать мальца. Подбросив еще пару поленьев в огонь, поднялся наверх к жилищу. Кажется, прибрал внутри и округе, а все, что не было смысла тащить с собою, складировал в пристройке. Пузырек пообещал вскоре прибыть сюда, да забрать кое – что на память. И то верно. Отказываться от предложения Михаила плыть на большую землю, в город, как-то не решился. Его перевели на повышение в край, и, по рассказам, сейчас в стране вовсю идет перестройка в новую жизнь. Ну, значит, и мне пришло время…

             Выдвинулись с утра, и через пару часов подходили к поселку. На пристани было многолюдно, и по нашей договоренности, лодка пошла на песчаную отмель. Пузырек обещал раздобыть пару канистр бензина, а мне хотелось попрощаться с поселковыми. Нас, видимо, давно уже ждали, и первым определился уже подвыпивший Санек:
         -  Вот, мил – человек, а я народ созвал. Даже слезу с утра пустил. Может останешься?
         - Я бы остался, да сам видишь - за мною в такую даль приплыли…
         - А я щас договорюсь, - и полез к Михаилу с обнимками и разговорами.
       У магазина стояла Нинка с руками в боки, и наблюдала за нарисовавшейся картиной. Я поднялся вверх, на что продавщица махнула мне рукой и повела в магазин:
        - Спасибо тебе за продукты, очень вовремя. В районе – то голые полки. Половину уж раздала. Вот вас проводим, и остальное разнесу.  Я сразу поняла откуда, еще, когда здесь изыскатели промышляли, этого добра у них было завались. А это вот от меня на дорожку!
            И сунула в руки тяжелый и еще теплый пакет. Выйдя наружу, углядел и Пузырька. Канистр было три, и Михаил отсчитывал ему деньги. Ну, и тут не прогадал! На мой вопрос про Огонька, поведал, что загнал в огородчик – там и пасётся. Ну, и дай-то бог!
            Второй на борт запрыгнула Альфа, и я пристегнул ее к себе за поводок. Канистры с бензином выстроились в ряд у самого носа, и псина передними лапами ступила на них, а морду устремила вперед по ходу против течения. Будет ей развлечение на целых три дня. Напарник дернул за ручку, мотор с натягом загудел, почти закрыв дымом весь экипаж от провожавшего речного люда. Санек откуда – то вытащил свое ружье, и враз разрядил вверх пару зарядов. Ну дела! Хорошо, хоть не в меня!  Через минуту лодка вышла к середине реки, чтобы затем сместиться поближе к другому берегу, а над соседней сопкой неожиданно проявилось дневное светило. А я уж подумал, что первые километры по воде случатся под дождем. Как когда-то на большой реке…
      
Глава 20. В ожидании встречи.

               Путь до Ванавары действительно вышел почти в три дня. На случившихся между делом дневках и ночевках Михаил окончательно донес все планы на будущее, и относительно меня, и про свое немногочисленное семейство. Жена с дочерью еще с зимы обосновались в краевом центре у тещи, а благородный муж, как только оформит перевод, так сразу же и отправится с багажом на местный аэродром краевого значения. Со мной и Альфой в придачу. А пока придется коротать нам время в двухэтажном бараке, где Михаил один проживал последнее время после возвращения с Нижней Тунгуски. Две просторные комнаты на первом этаже были обставлены точь-в-точь как в том углу заведения, где мне однажды суждено было доживать последние годы заключения. Почти родная стихия, вот только окна без решеток. Рулоном свернутые матрац с одеялом, крашенная зеленой краской трехногая тумбочка, два истертых стула – вот и все убранство моего нового жилища. Альфа ни в какую не желала ступать в темный тамбур, так пришлось уговаривать, да протаскивать силком. Прости меня, моя верная спутница, за такие декорации в новом представлении нашей с тобой жизни…               
              Михаил появился под вечер уставшим, и немного расстроенным. По его первым словам выходило, что перевод случится лишь через неделю, а, значит, следует пока обживаться на этой территории, да подыскивать занятие по душе. Либо улетать в Красноярск, а потом возвращаться обратно. Завтра все и решим, - таким стало его заключение, и мы засобирались на выход. Альфу привязал к кровати, постелил ей на полу кусок запасенной шкуры, и налил в жестяную банку воды. Михаил торопился успеть в столовую до закрытия, и после забежать в магазин за продуктами, а мне было все равно, что случится за углом этого строения, ибо пребывал в затянувшейся прострации, и чувствовал себя обузой в новом временном стоянии. Смалодушничал, поддался уговорам, дал слабину своему дряхлеющему организму, и как теперь быть – даже не представлял.

            В столовой горела всего одна лампочка. Те немногие посетители, что успели к закрытию, рассосались по углам, и явно пребывали в подпитии. Михаил поставил поднос с остатками пищи еще, наверное, утрешнего изготовления, и принес полный чайник еще парящего кипятка. Его озабоченность все еще не прошла, и, налив себе полный стакан чая, в задумчивости перемешивал с избытком наваленный туда сахар. Громкий смех в стороне, казалось, на немного вернул его ко мне на землю, но спустя мгновение, резко отодвинув стакан в сторону, уставился мимо в неопределенном направлении. Я скосил взгляд: шумная компания разливала по стаканам, и явно была навеселе. Видимо, работяги отмечают конец трудового дня. Здоровяк поднял руку с выпивкой, и держал речь. Что-то неуловимо знакомое было в его чертах и голосе, и я инстинктивно подался в сторону.
         - Ты куда? – казалось, что очнулся Михаил.
       - Я сейчас, - и направился неуверенно к шумному застолью.
       - Тебе чего, мужик? – бугай развернулся, и уперся в меня рукой.
       - Ты сын Владимира Ивановича?
       - Ну…И что? – бугай опрокинул стакан, и силой усадил меня рядом.
       - Что с отцом? Он жив?
       - Как ты, точь-в-точь, только вчера меня палкой обхаживал, - и, немного сузив глаза, уставился на меня:
       - А ты кто? Откуда знаешь?
       - Да так, старый знакомый…, - и направился было к себе.
       - А ну стой! А выпить за знакомство?
         Но я отмахнулся рукой, и попытался отыскать взглядом Михаила. Его не было. Уложив куски хлеба и жареную рыбину в бумагу, поспешил покинуть благоугодное заведение. Михаила не было и дома. Я предложил Альфе угощение, и, немного поразмыслив, она согласилась его принять. Застелив кровать, потушил свет и предался воспоминаниям. Как давно это было, и так недавно. Сын Владимира Ивановича навестил меня в больнице, преподнеся деньги и одежду, но вспомнить ту сиюминутную сцену вряд ли ему было суждено, да я и не в обиде. Главное, что мой товарищ жив, и меня теперь невыносимо тянуло к нему.

           Михаил вернулся за полночь. Я окликнул его, и он присел рядом:
      - Дядя Егор, у меня неприятности на работе. Не хотелось говорить, но придется.
      - Серьезные?
      - Из сейфа в кабинете пропали документы и табельное оружие, а это статья.
      - Давно?
      - Не знаю, сегодня эксперт весь день работал, завтра узнаю. Теперь о переводе можно забыть.   
       - А про что были документы?
       - Да три дела о краже со взломом, годичной давности. Одно возобновили перед самым моим отпуском.
       - Ну, значит, кто-то постарался. У нас на зоне сидел прокурорский, так вот, мне как-то рассказывал, что ему подложили взятку, на том и погорел. Подумай, может кто из ваших?
       - Да я весь день только об этом и думаю. Как все не вовремя, еще тебя в чем заподозрят. Вот бы куда вас отправить, но куда?
      Об этом и мне весь вечер думалось, уж сам хотел просить Михаила, да, видимо, провидение само случилось:
         - Помнишь вчерашнего мужика в столовке?
         - Ну?
         - Я узнал его, это сын моего старого товарища, и, как я понял, он тут живет. Думаю, что не выгонит…
      
          Записав его инициалы, Михаил направился к выходу, на ходу успев просить меня закрыться на защелку. Я выключил свет и присел у окна. Выходит, что и среди людей в городе не все так просто устроено, то и гляди, что кто-то норовит ударить в спину. Нагнулся и вытащил из-под кровати свой мешок с вещами. Ящик с арбалетом упакован на всю длину, а чехол с ножами – вот он, у самого верха. Достал, что покороче, и пристегнул у пояса под курткой. Так поспокойнее будет, вот бы еще дождаться Михаила. Тень и шаги разнеслись вскоре под окном, и через мгновение - знакомый голос за дверью. Не включая огня, я открыл дверь, на что донеслось еле слышное:
      - Ты что, хоронишься? – и громко рассмеялся. У дежурного Михаил разузнал адрес Владимира Ивановича, но где это – ни сам, ни тем более я, даже не представляли. Со слов дежурного выходило, что где-то на берегу, вниз по реке.
            С утра решено было мне уходить одному, чтобы как можно меньше народу видели нас вместе. Так решил Михаил, и я не стал ему перечить. Мелкий моросящий дождь, да наползающий с реки туман были лишь на руку, и на прощание товарищ лишь попросил:
       - Если остановишься у него, то я тебя найду. А если нет, то вниз по течению, на краю есть заброшенная звероферма, недавно мне там довелось побывать.
          На том и порешили.  Табличка с названием улицы случилась пока лишь на одном строении, а вот два ряда домов вскоре перешли в один, и где есть под номером восемнадцать – ни наблюдать, ни спросить. Альфа на поводке пытается утягивать хозяина вперед, как тот поводырь для незрячего, а мою неуверенную поступь неожиданно прерывает негромкий голос из-за забора:
     - Почто пса на волю не отпустишь?
   

Глава 21. Тревожное ожидание.

      Я оглянулся. За невысоким забором, в трех шагах от калитки, угадывалась фигура сидящего на скамейке человека.
     - Не подскажете, где восемнадцатый дом? – тотчас случился и мой вопрос.
     - Стой, где стоишь, - это была та фраза, которую Владимир Иванович не раз доносил мне, если вдруг случалось проявить оплошность, или же замешкаться на охоте. Вот и сейчас опять, и как же теперь не замереть на месте! Я подошел к забору, а Альфа просунула нос сквозь редкий штакетник. Уж было собрался кричать, что это я, Егор, как из окна дома раздался совсем другой голос:
     - Батя, ты с кем там? Долго тебя ждать?
      Владимир Иванович медленно приподнялся, и заковылял к своему жилищу. Я дернул Альфу, и мы переместились через дорогу, мимо кучи наваленного леса, как раз на берег реки. Отсюда нас в тумане, и под дождем, было не углядеть, а голоса из-за ограды разносились все отчетливее. Вскоре хлопнула калитка, и мне представилась удаляющаяся фигура с рюкзаком за плечами и небольшим чемоданом в руке. Ну, дела!

       Выждав с полчаса, я надумал вернуться на прежнее место. За оградой никого не наблюдалось, а дверь на веранду казалась распахнутой настежь. Постучав об косяк, и, не дождавшись ответа, по скрипучим половицам двинулся напрямик в прихожую. Альфа, пристегнутая у крыльца, пару раз неслышно тявкнула, как бы соглашаясь с моими намереньями, а в комнате неожиданно зажегся свет:
  - Позабыл что? – видимо, обращаясь к ушедшему сыну.
  - Это я, тот, что с собакой! – не осмелился назваться своим именем.
  - Чего тебе еще?
  - Не узнаешь меня?
  - А что за девица, чтобы тебя узнавать?
  - Егор, я еще жил у тебя…
       Владимир Иванович неожиданно распрямился, уткнулся в меня своей тростью, и молвил:
  - Поди прочь, нету давно Егорки…
  - Да вот он я! А вон и Альфа у крыльца!
        Оттолкнув меня палкой в сторону, хозяин жилища, с опаской поглядывая назад, направился к выходу.  Я же присел на табурет, и стал дожидаться развязки нашей, случившейся ненароком, встречи. Через пару минут с крылечка раздался голос:
      - Егор, поди сюда!
       Владимир Иванович сидел на самой нижней ступени и гладил собаку по голове. Я сел рядышком и положил ему руку на плечи:
      - Ну здравствуй, дорогой мой человек, - на что старик положил мне на колени свою голову и, как будто бы, заплакал:
      - Вот как бывает в жизни, Егорка. Только что простился с сыном, и казалось, что навеки остался один, так нет – тут же тебя принесло. Вот теперь дай поглядеть на тебя, и обнять наконец-то.

         Почти до самого вечера мы проговорили о нашем житье - бытье и, уже под самый конец дня, Владимир Иванович отправил меня топить баню:
      - Мой то всю неделю прогулял, и как только я его не просил, а тебя и уговаривать не придется.
         Пока носил воду из колодца, да накалывал помельче полешек, все обдумывал историю о своей кончине. Принесла ее медсестра из той самой больницы, где однажды довелось очутиться с воспалением легких. По невероятному стечению обстоятельств ей и Владимиру Ивановичу суждено было встретиться в доме для престарелых, куда определил его на время сынок. Однажды, разговорившись, она рассказала про больного, которому оставалось жить считанные часы, да еще назвала и имя, и фамилию, да и мою физиономию описала. А уволилась в тот же день, так и не пронаблюдав моего нежданного исцеления. Владимир Иванович, конечно же, ей поверил – ну не может быть так, чтобы костлявая все время обходила меня стороною…               
         Михаил не объявился ни на следующий день, ни через два. Я рассказал Владимиру Ивановичу и про эту историю, на что он дал мне свой, вполне убедительный ответ:
       - Сейчас всякое может случиться. В прежние времена уже бы нашли виновного, а теперь закроют дело, да забудут. А Мишку могли и арестовать, но не наши – тем ума не хватит. Вот если в край кто донес, тогда,  пожалуй.  А ты не переживай, я сегодня схожу, разузнаю.   
        Во дворе я обнаружил две лодки:  одна широкая и длинная, другая поменьше. Было видно, что не ходили на них как бы ни с прошлого года.   На мой вопрос – что думаю с этим богатством делать? – Владимир Иванович лишь отмахнулся, да ближе к вечеру мне прояснил:
     - А что с ними делать? Разрублю на дрова к осени, все равно никому не нужны.
      
        На разведку хозяин отправился уже затемно, к своему старому знакомому, который в местной ментовке, по его словам, занимал какой-то ответственный пост. А мне наказал кашеварить,  да я третий день  только этим и занимался. Что-что, а эту мою забаву Владимир Иванович хорошо помнил. За домом, возле бани под навесом, красовалась кирпичная печь, местами обмазанная глиной. Вот ее то и выдал мне в услужение повелитель прилежащих окрестностей.  Альфа уже почти свыклась со свалившейся ей на голову такой сменой картин пребывания. Рожденная и выросшая в лесу, она никак не могла понять, почему я который день сижу на одном месте, и даже не собираюсь проведать лесных жителей, с Огоньком к ним в придачу. И даже позу свою променяла на другую – свернется калачом и лежит с закрытыми глазами. Владимира Ивановича, однако, почуяла издали, и тотчас припустила к калитке. Потрепав ее по холке, новоявленный дознаватель сразу же донес до меня то, что удалось разузнать:
   - Нету его нигде. Говорят, что в тот же день как ты явился, с напарником уплыли, и до сих пор не вернулись. А куда и зачем – никто не знает.
        Мы допоздна засиделись у огня. Отварной рис с тушенкой пришелся по душе и Альфе, и хозяину дома.  Владимиру Ивановичу не составило большого труда, чтобы вскорости убедить меня в том, что Михаилу сейчас не до меня, да и потом, когда все уляжется, я буду только обузой. Ведь еще семья у него, а это поважнее будет. На вопрос – а куда мне теперь? – выдал как будто бы уже давно заготовленное – есть одно местечко, вот только кое-что разузнаю, так и решать будем. Оставаться здесь надолго я категорически отказался, на что Владимир Иванович огрел меня палкой по спине и подытожил:
      - На то я решать буду, а укрыться на время с глаз подальше не помешает, мало ли куда Мишка вляпался.
      - Знать бы еще, что он задумал, и куда уплыл!
      - Нечего тебе знать про то, все равно не помощник. А завтра с утра и начну тебя собирать в дорогу. Вот проводника не дам, нету такого. А ружьишко и провиант найдется. Ты пока спать будешь – обмозгуй, что подкупить мне завтра в продмаге.
 
      
Глава 22. Против течения.
      
            Весь последующий день истратил на лодку.  Конопатил, да замазывал гудроном щели по бокам. Владимир Иванович так и сказал – если не хочешь шагать пёхом, то с утра и принимайся за работу. А такого подряда у меня еще не случалось быть, да и бензиновая лампа в руках то и дело норовила не то, чтобы заплавить пробоины, но и воспалить мой лицевой волосяной покров.  Как раз за таким противоестественным занятием и застал меня новообразовавшийся Михаил:
      - Что, дядя Егор, в поморы готовишься?
      - Стало быть, так, – и распрямился навстречу долгожданному гостю.
          Мы обнялись, а из дома для знакомства уже ковылял Владимир Иванович. Лишь за полночь закончилась наша беседа, из которой вытекало, что завтра Михаил улетает в Красноярск, а я буду поджидать его здесь пару недель. Вины Михаила в том, что пропало оружие, совсем не было, а подозрения падали на стажера, который исчез как раз перед нашим появлением, и поиски пока не дали результата. По всем раскладам выходило, что искать его теперь придется в краевом центре.  А мне, стало быть, выдавалась вольная, и хочешь – плыви, а не хочешь – пошастай пока по тайге, или по местным городским проспектам.

             Еще до ночи сбегали с Михаилом к нему на работу в гараж, откуда на служебной «буханке» доставили три канистры с бензином, да почти не хоженый «Ветерок» в придачу. Были и другие, но Владимир Иванович остановился на этом моторе. Сколько верст отмахал он с таким по реке! И пока проверял, да подкручивал винтики в его содержании, я проводил товарища до квартиры. Самолет завтра после обеда, и выходило, что провожать мне надобности не представлялось, а посему и выдал свою последнюю заготовку:
        - Никуда я не полечу с тобой, повидались, и хорошо! Поэтому, как все устроится - лучше напиши Владимиру Ивановичу, все будет спокойнее на душе.
        - Нет, дядя Егор, обещай, что к концу лета будешь здесь, но на каникулы ты меня уговорил. Можешь покататься по реке, только недалеко! А мне так и так сюда еще не раз являться!
        - Ну и ладно, а план у меня простой – подняться вверх по реке до старого кордона, где когда-то зимовал Владимир Иванович. Говорит, что жить там можно, а мне больше ничего и не нужно.
        - Да, чуть не забыл – завтра к обеду пришлю водителя с поклажей, в тайге сгодится…

              Серебристый самолетик образовался только под вечер. Сделал разворот над селением, и, круто задрав нос, двинулся в неведомую мне сторону. Не пришлось в жизни прогуляться на таком транспорте и, может быть, зря перечил Михаилу, да стоило бы испытать судьбу на старости лет. Владимир Иванович все ж таки углядел меня с задранной головой, и сверху от берега наговаривал:
        - Что, Егорка, никак Мишкин самолет?  Вот бы нас с тобой туда засунуть, я бы сразу обделался…
            И что он меня так зовет? Всего-то на семь лет постарше! Но мне нравилось его такое, почти отцовское, расположение. Видать, что недолюбил своего сынка-полярника, а теперь на мне изгаляется.  Но ответить то нужно было:
          - У меня теперь мотор попроще будет, да и водная стихия как-то посподручней.
Лодка была почти готова, осталось лишь закрепить брезент на носу, да чуть нарастить борта. Мотор завелся с пол-оборота, и Владимир Иванович уж как час назад сделал на ней восьмерку по реке, и дал добро на мое к ней расположение. Но это случится завтра, на сегодня же у наставника напрочь пропали и силы, и желание, заниматься таким учительским делом…

              … Как необычны были взлеты, и следующие за ними падения! И как же трудно было свыкнуться с таким поведением нашего нового напарника, да и Альфа своими ушами пыталась вторить моему удивлению. Но вскоре угомонилась, и лишь изредка поглядывала на проносящиеся за бортом потоки. Лодка с надрывом шла против течения. Набегающие волнорезы так задирали ее нос, что мне казалось, что еще один такой прыжок - и мы черпанем наконец пролетающей водицы! И мне посчастливится во второй раз испытать на себе то подзабытое чувство, что случилось однажды на большой реке! Солнце слепило вовсю, теплые брызги обносили лицо, а непонятного сословия деревянная птица, прибитая на лодочном носу Владимиром Ивановичем, на своих крыльях уносила нас в то единственное местечко, о котором я, наверное, мечтал во сне все эти годы.
               И как рассказывал днем ранее самый дорогой мне человек, вдруг давший мне добро на столь увлекательное путешествие, в двух днях пути случится на реке правый узкий приток, на берегу которого лет двадцать назад, по настоянию местной ассоциации любителей всякой живности, было отстроено добротное двухуровневое строение. Последний раз Владимир Иванович бывал там прошлым летом по просьбе старых друзей из большого города, вдруг надумавших убить с пользой свое отпускное время. Вот и сейчас он предостерег меня на всякий случай быть готовым к их повторному появлению, ибо прошлая поездка оставила в оных сердцах глубокий и незаживающий рубец.  А чтобы лишить меня всяких на то недоразумений, так и сказал на прощание: – Жди гостей, и будешь для них вместо меня и проводником, и кулинаром. Уж не по этой ли причине он так неожиданно принял мою сторону в разговоре с Михаилом? Ну, дела! Да я и не отказывался, не было у меня других путей в этом временном стоянии.

              Первая, и единственная, ночевка случилась на гладкой и широкой песчаной косе, ковылять от которой до прилегающего леса стало для меня делом утомительным и противоестественным. Набрав кое-как охапку из подвернувшихся веток, и споткнувшись за обточенный водой камень, неожиданно нашел умиротворение у слабого огонька под самым бортом своего нового транспортного средства. Альфа примостилась рядышком, не сделав вослед ни единого шага, и теперь с вопрошанием изучала телодвижения своего двуногого компаньона. Такой усталости, как в этот раз, мне не перепадало, наверное, с тех первых лет отсидки, когда мокрыми осенними неделями приходилось вкалывать на лесной деляне, складировать за пильщиками в огромные кучи обрубки от сосен, а после сушить свою робу на еле живых кострищах. Правая рука онемела, и от локтя до самой шеи иногда простреливала колючими уколами. Кое-как оторвал ее от руля при подходе к берегу, и теперь вот наслаждался возвращением в привычное пребывание.
              Уже завтра мой корабль прибудет по своему назначению, а в этот теплый и гостеприимный вечер вдруг выпала доля раскинуть свои конечности вдоль береговой песчаной дюны, да предаться воспоминаниям о своих товарищах. Владимир Иванович сейчас, наверное, по своей привычке, расположился внутри двора и провожает взглядом каждого запоздалого прохожего.  Михаил с женой и дочкой поднимаются на свой этаж с полными сумками угощений, чтобы отпраздновать новоселье, а Огонек в загоне у Пузырька пофыркивает, да потряхивает своей рыжей гривою, разгоняя надоедливую мошкару.
      

Глава 23. Шалаш на крутом берегу.

               Путь по притоку шириною в десяток метров занял не более часа. Лодка с трудом пробиралась между обточенных водою  валунов,  и уже пару раз пришлось глушить мотор, да выпрыгивать за борт, чтобы протиснуться  вдоль узкой протоки. Альфе все это казалось в диковинку, и, не в силах более терпеть мои телодвижения, спрыгнула за борт, дабы трусцой сопровождать груженый и новообразовавшийся конвой. Теребить поклажу в поисках болотников совсем не хотелось, и вскоре, мокрый по самую грудь, ступил у крутого обрыва, на краю которого угадывались очертания совсем неведомого строения. Владимир Иванович перед самым отъездом доносил до моего сознания о прелестях открывшегося общежития, но вот то, что  оно своими корнями раскинулось на такой крутизне, повергло меня в изумление. Надо бы искать объезд, да, наконец, сушить весла.
            Еле различимые ступени змейкой уводили вверх, и, по нанесенному в половодье песку, казалось очевидным, что по этому, кем-то заботливо выложенному творению, давно не ступал приблудившийся сапог. Ну, а Альфе то все можно, и, не дождавшись приглашения свыше, я вскоре наблюдал ее пребывание далеко над головою. Ну, дела! И как же я буду таскать сюда все свое добро, накопленное непосильным трудом?
           Прямо у края обрыва расположилась небольшая будка, крытая мятым ржавым железом, а в пустом проеме от двери угадывалась куча непонятного хлама.  Шагах в двадцати, вглубь от реки – ровная площадка с белым крестом в самом центре. Зачерпнул горсть – песок, перемешанный с известью. На кой понасыпали? Жилое строение просматривалось под самым лесом, и я невольно залюбовался увиденным. Остроугольная крыша ниспадала до самой земли как у шалаша. Дверь, украшенная черепом непонятного зверя, и широкое окно у самого козырька вселяли уважение к давно не тронутому жилищу. Прям как в старых русских сказаниях!

                - Альфа! Ты где там? – окликнул пропавшего из поля зрения пса, а в ответ получил задиристый лай в стороне от строения. Ну, вот и хозяин объявился, - подумалось вдруг, - а ружье то далеко внизу. Но не оставлять же собаку наедине с первыми встречными? И посеменил на голос. Так вот что: в небольшом удалении от шалаша, а именно таким словом нареку предстоящую жилплощадь, красовалось искусственное холмистое сооружение, в основании которого пребывала дыра с мою голову. Неужто барсук? Или все-таки сурки? Пусть пес сам разбирается с таким удивительным соседством, а мне пора уж посетить терем, да испросить разрешения на проживание.
               Дверь оказалась заколоченной двумя ровными досками снизу и сверху, а в окне, до которого еле доставал рукой, красовалась физиономия лесного духа, с шишками-глазами, да длинной волосяной гривой. Чудные дела, да ладно – сначала буду разгружаться, а потом уж брать штурмом заколдованный терем.
              На самом исходе дня расположился в окружении подвалившего вдруг нового начинания. С востока, у холма, пребывает Альфа в своей излюбленной и подзабытой позе. За спиною, в южной стороне - белый и пугающий крест. Если глянуть на запад, то можно углядеть ворох барахла, только-что снесенного и поднятого с берега, а вот северную часть украшает все еще заколоченное строение.  Пожалуй, что в темноте нет смысла пробираться вовнутрь и проводить инвентаризацию, а посему и остается только, что ставить палатку, да разжигать огонь. Благо, что мелких рубленых веток, да всякой щепы – вон, целый ворох у кромки леса.

               Ночь подступала теплая, и чистая от облаков. Давно уже высветились местные магические созвездия, а я все еще просиживал у костра. Но вот только что воротился с края обрыва, где выдался случай наблюдать и вслушиваться в раскинувшуюся во все стороны таежную глушь. Этот выступ на реке, окруженный с двух сторон речушкой, а с других - темной чащей казался мне неестественным и фантастическим по своему пребыванию. Зимой в этом местечке, наверное, невероятно красиво, и так захотелось остаться здесь до конца дней своих, да так, что защемило где-то под самым сердцем.  Альфа, недавно накормленная впервые за этот день, казалось, что тоже разделяла мои престранные помыслы, и с тоскливой мордой вытянулась навстречу догорающему огню. Живую дичь у норы добыть ей так и не вышло, а посему, как и сам, довольствовалась гречневой кашей, в которую неожиданно понанесло от костра полуистлевших хлопьев, и откуда вдруг явился этот ветер-проказник?  Неужто духи местные дают знать о себе?
            Как – то, уже в новом своем селении, Владимир Иванович завел речь про мою старую работу. А сколько их было? Уж и сам не помнил!  Да и на зоне не одну получил квалификацию. Но вот то, что  однажды случилось работать на молзаводе и варить сыр, товарища моего развеселило:
       - Ну, ты Егорка и чудик! Кто ж тебе не давал - то  по сей день это делать? Глядишь, и не загремел бы под фанфары.
         И правда, не сиделось на одном месте, а шоферить вышло по случаю. Товарищ сманил за длинным рублем, а в итоге ни денег, ни славы так и не приобрел, хотя пара грамот за успехи в работе и поимелась.  Но вот мое последнее пребывание Владимир Иванович расценил не иначе, как дар судьбы, и наказал не жалеть о былом. Да я и не жалел особо…

              Уж засветло выглянул из палатки. Альфы поблизости не наблюдалось, а снизу от воды берег заволакивало туманом. Вся поляна переливалась капельками от настоявшейся за ночь влаги, а где-то на том берегу протяжно трубил косач. Вот и пришел первый день на новых берегах, и пора бы заняться делом, а то расслабился в своей оседлости так, что и Альфа ушла уже куда подальше в поисках других зрелищ. Первым делом собрал двустволку и поставил рядом с возможным входом в святилище. Уж больно внешний вид строения напоминал мне его. Как -то у северных людей довелось побывать в подобном строении, но лишь заглянул вовнутрь, а дальше не пустили. А тут сам себе и соглядатай, и шаман поневоле. Доски оказались прибиты основательно, наверное, чтобы ни случайный путник, ни озабоченный зверь не осмелились нарушить вывешенное на двери предостережение.  И, провозившись с полчаса, чтобы ненароком не изломать дверь, вступил наконец во владения, но не один, а с невесть откуда просочившейся между ног Альфой.
           Прямо у входа крутая лестница из плоских ступеней уводила на второй уровень, а напротив просматривался большой деревянный стол, по краям которого расположились дощатые лавки, персон на десять, не менее. Ну дела! Принимать столько гостей не входило пока в мои планы, но, видимо, прежние хозяева не случайно установили тут такую обеденную мебель. Что-то недоговорил мне Владимир Иванович. Все остальное казалось совсем обыденным: крупная железная печь, полупустые полки на всю стену и…две небольших лампочки, спускающихся с потолка.
          Ступив же на десять ступеней вверх обнаружил не менее удивительные дощатые нары, выстеленные оленьими шкурами и свернутой в рулоны постелью, а по углам и у большого окна – творения рук неведомого мне автора в виде лесных духов и прочей местной нечисти!

Глава 24. Прибытие с небес.

              Совсем скоро ко мне явилось то чувство, от которого иногда в былые времена хотелось бежать, а сейчас плыть подальше в любых направлениях.  Это осознание того, что всё увиденное создали иные, незнакомые мне, люди, а наше с Альфой пребывание здесь совсем не обязательно в этом временном стоянии, и только нарушает местные устои. Зря послушал Владимира Ивановича, нужно было сплавляться вниз по реке, да оседать в одном из брошенных домов, что показывал мне Пузырек. Возможно, что так и сделаю через пару дней, а пока поживу в палатке, да поброжу по окрестностям, ведь травосбор запрещать мне вроде бы пока и некому. Альфа давно уже усмотрела узкую тропинку, уходящую вниз в сторону реки, и вот мы с ней идем-бредем как в наши лучшие времена, совсем не представляя, что поджидает нас вон за тем камнем, или за густыми кустами, стеной укрывающими местные прелести.
               Негромкий собачий лай чуть добавил поступи, и через мгновения мне открылась ровная площадка, в центре которой красовалось кострище, по периметру которого кто-то искусно выложил крупные кругляки, вырубленные под людское тело. Прям, как диваны, - вдруг подумалось мне, - ну вот, и зона отдыха образовалась. Альфа запрыгнула на один из них, и вновь разразилась, но уже своим задиристым лаем. В трех шагах под обрывом открывалась наша река, а с этого берега на другой тянулся узкий подвесной мост. Ну, дела, такого творения человеческого в этих краях мне еще не доводилось созерцать в свою бытность!   
            Вдоль берега вверх по реке просматривалась тропа, совсем не хоженая этим летом, и кое-где уже покрытая мелкою зеленой порослью. Что ж, по всем представленным нам знакам, выходило, что я первый посетитель этого местечка в наступившем временном стоянии, и можно с небольшой натяжкой считать себя правителем этого мира. Вот только бы Альфа про это не пронюхала, иначе придется иметь с нею душевный разговор:
         - Ну что, Альфа, пошли обратно?

             Первая неделя нашего пребывания подходила к своему завершению, а я так и не решился двигаться в обратный путь. В будке на берегу обнаружилась вполне пригодная лебедка с проволочным тросом и, отцепив мотор, вот уже полдня пытаюсь закрепить ее, да подтащить лодку подальше от воды. За эти дни вода два раза пребывала и опускалась, и если бы не случай, то ловили бы наше транспортное средство сейчас уже где-нибудь у большой реки. Накануне с полудня зарядил дождь, а к ночи разразилась гроза. Пребывать в палатке уже не было смысла, и я поднялся к окну на второй уровень. Небольшая свеча на подоконнике не шла ни в какие сравнения с чередующимися молниями, но все же ее огня хватило для того, чтобы шальная птица ударилась в стекло и отвалилась вниз.  Я спустился и углядел, как молодой и промокший детеныш филина ковылял по направлению к реке, и ухватить его пришлось уже у самой береговой кромки. Новый яркий разряд осветил округу, а также и лодку, уже покачивающуюся на прибывающей воде, и я бросился вниз.
           Мотор подсушил и перенес в строение. Две канистры с бензином оставил в береговой будке, а лодку подтянул так, что уж и не помышлял, как буду спускать ее обратно. Кроме лебедки обнаружил и несколько заправленных керосином ламп, а также и запас топлива к ним. Но почему они здесь, а не в строении? Видимо, бывший хозяин таким образом пытался обезопасить свое жилище от возгорания, или был нетерпим к их едким эманациям.   Птичий детеныш все же надломил себе крыло, и после мучительных манипуляций мне удалось соорудить ему подобие корсета и отпустить бродить по второму уровню до выздоровления. Где вот только корм для него сыскать? Придется расчехлять ружье, да идти отстреливать мышей по окрестностям.   Альфа только этого и ждет, да и мой желудок уже требовал свежего мяса, хотя голова всячески противилась этому начинанию, а ноги и вовсе распоясались, да требовали горячительных ванн.

                С утра и собрался. По ночным звукам в тайге, да многочисленным катышам у воды, выходило, что дичь пребывала в изобилии, но вот растревожить ее я не решался, да и отвык за последний месяц от любимого промысла. Двустволку шестнадцатого калибра держать в руках приходилось лишь единожды, и как жаль, что так неожиданно отказался от своей вертикалки-подружки. Но Михаил тогда категорически отказал мне появляться в селении с оружием, а точно такой в запасах у Владимира Ивановича не оказалось. Но зато эта была почти новая, и вышеупомянутый ее хозяин сильно ее не баловал.  Куда двигать – даже не предполагал, но уж точно не по мосту на левый берег, ибо совсем не помышлял, как поведет себя верный пес на такой переправе. Оставался один путь – в западную сторону, туда, откуда прибыло наше товарищество неделю тому назад.
             Густой с виду лес через пару верст сменился на почти лысую возвышенность, и это было добрым знаком. Только на хорошо просматриваемой полянке можно повстречать зайца-беляка, а на большее я и не рассчитывал. Валить сейчас молодого оленя или залетную кабаргу – значит нарушить извечный таежный закон, и быть человеком без совести. Куда мне столько мяса? Но обойдя открывшиеся просторы, так и не углядел подходящую жертву, да и Альфа вдруг совсем распоясалась и вовсе не хочет проявлять участие. Видно, так тому и быть, и охоту придется отложить на день-другой. Но на самой окраине леса, прямо над головой стартовала вдруг птица, и Альфа запрыгала ей во след. Я невольно залюбовался полетом случайного встречного. Неужто канюк? Редкий экземпляр в сибирской тайге, нужно запомнить место, да при случае пронаблюдать из засады, когда еще выпадет такое удачное знакомство.

               Альфа все-таки отыскала себе подходящую жертву и, взобравшись на корень поваленного дерева, лаяла куда – то под самое основание. Пусть порезвится, может и добудет что для нашего вчерашнего подранка. Узкий проторенный след в сторону реки сообщал о пришествии стада оленей, а куски рыжей шерсти по деревьям доносили о недавнем чёсе косолапого.  Вот и полнится тайга соседями, вот и пусть сами разбираются друг с другом по своим понятиям, а нам пора домой, если так можно называть наше новое местечко.   

           По возвращении первым делом спустился к реке за водою. Десятилитровая алюминиевая канистра, выданная мне в пользование Владимиром Ивановичем, была вещью необыкновенной. С его слов – завезенная из самой Европы, и подаренная ему старым товарищем. Да вот и буквы нерусские выбиты на боку. Набрав полную, поднялся наверх, и слабой поступью направился к жилищу. Отдаленный, нарастающий и вибрирующий гул заставил оглянуться и бросить ношу на землю. Звук, предположительно, шел с южной стороны и, поддавшись неведомому доселе мне чувству, вдруг попятился к стене.  Вертолет вынырнул из-за макушек ближайших сосен и, неожиданно для меня, вдруг собрался было навестить наше скромное пребывание. Спустя минуту все три его колеса коснулись самого центра площадки, и мое, смутно явившееся, предположение относительно белого креста вдруг нашло свое подтверждение. Дверь открылась наружу, кто-то из нутра выбросил лестницу, и в тот же миг вниз скатились два черных существа. Разинув свои пасти на рыжей голове они мчались прямо на меня в бешенной ярости обгоняя друг друга. Я даже не мог предположить, что будет в следующее временное стояние, и приготовился принять на себе всю приближающуюся мощь. Но парочка, не сбавляя скорости, пролетела мимо и, вызвав во мне новую порцию смятения, исчезла в глубине так недоступного для Альфы холма.
 

Глава 25. Встреча.

          Следом по лестнице на полусогнутых спустился пожилой мужчина и, помахав мне рукою, повернулся к двери. В проеме возникла мелкая фигура, и первый новоявленный гость протянул к ней руки. Ну, дела! И пацана с собою притащили. Мальчонка, склонив голову, присел на корточки у земли, а лопасти винта понемногу завершали свое круговое движение. Третий образовался с огромным оранжевым рюкзаком в руках и, сделав пару шагов вниз, бросил его под колеса и пропал из виду. Я огляделся: парочка пришлых псов все еще пребывала в норе, а Альфа, выдвинувшись чуть впереди меня, оставалась в стойке, вполне схожей с моей. Вместе с тем, в проеме двери изнутри, уже начали выкладывать стопку из зеленых ящиков, и это действо, наконец, отключило все оцепенения, и мы с Альфой посеменили на встречу. Пес вдруг надумал заняться пацаном, уткнувшись в его объятия, а в моем направлении тянулась крепкая загорелая рука:
        - Очень рад тебя видеть в полном здравии! Петр Петрович, так меня величать! Ну что, будем разгружаться? – и что-то крикнул вовнутрь. Два молодых и здоровых лица тут же проявились в своем обличии, и тоже помахали мне по очереди.
       - А что делать? – наконец явился от меня ответ.
       - Бери поклажу, да носи подальше от этой стрекозы!
         Я поднялся по ступеням и взял верхний ящик. Тяжелый, вот бы с патронами, - подумалось вдруг, а с чем же еще? Вспомнилось, как однажды, на кордоне у Владимира Ивановича видел точно такой же, под завязку с зарядами.

         Мальчонка с Альфой убегали к строению, а мне же не хотелось бросать груз посреди пути, и тоже за ними вослед приближался к брошенной у входа канистре. Альфа неожиданно крутнулась на месте, и вся, озабоченная игрою, парочка открылась мне как на ладони.  Что – то неуловимо знакомое явилось вдруг в образе пацана и, опустив ящик, встал пред ним на колено и обхватил лицо руками:
        - Юрка, ты что ли?
        - Ага, - и этот его ответ лишил меня дальнейшего речевого повествования, и я лишь крепко прижал его к груди.
       - Ну что, встретились? – раздался над головой уже знакомый голос.
       - Откуда?
       - Долгая история, еще расскажу! А сейчас выгружаться нужно, такой транспорт простоя не любит.

         Через полчаса у строения высилась гора из ящиков, мешков и рюкзаков. Петр Петрович, весьма довольный нашей проделанной работой, сидел на одном из ящиков и утирал полотенцем раскрасневшееся лицо. Два же его спутника спустились к реке смыть пот в более подходящих условиях, а я предался готовке на огне угощения для вертолетчиков.  Выходит, что гостями с небес явились четыре души, если не считать пропавших из виду двух безумных псов и пилотов. А в такой компании мне пребывать давненько не приходилось!  По услышанному разговору между оставшейся у строения троицы выходило, что они посещают это местечко не в первый раз, а тот, что казался постарше, и вовсе с Петром Петровичем облетал всю Сибирь и знал все окрестности без всяких карт. Неожиданно вспомнив про меня, первый встречный на этих берегах озадачился ко мне вопросом:
      - Выходит, что Иваныч сдержал слово? И ничего тебе не рассказал?
      - О чем это? Он лишь намекнул, что жди гостей, а мне подумалось, что говорил про себя, да товарища.
      - Про Мишку, что ли? – и рассмеялся.
        Кто же такой, этот Петр Петрович? – с тревогой подумалось мне, и желание общаться дальше вдруг сошло на нет. Да и говорить то стало некогда. Летчики на траве расстелили палатку и начали готовиться к трапезе, а Юрка уже вертелся вокруг костра, да заглядывал в котелок.

        Явившаяся с реки парочка первым делом оседлала гору и свистом подавала команды ее новым обитателям. Краем глаза углядел, как образовавшиеся на свет подземные обитатели получили по ошейнику и нашли себе место по разным углам строения. Ну, дела, с такой охраной не соскучишься! Петр Петрович уже расположился на краю покрытия в раскладном кресле и, окинув глазами окрестности, призвал всех к столу:
       - Ну, что, друзья мои, вот и случилось то, о чем мы вели с вами речь весь этот год! Но сначала хочу представить вам нашего нового хранителя и душеприказчика – Егора! Иваныч сказал, что лучше его не сыскать! А теперь о нас по порядку: Руслан, мой старший сын, Жора, ухажер моей дочери, и небесные соколы – два Николая, первый и второй. Как тебе, Егор, такая компания?
        Попытался было что-то ответить, но Петр Петрович похлопал меня по плечу и перевел речь в другое русло:
       -Ну, хватит слов, давайте выпьем за наше благополучное прибытие! – и достал из моего ящика литровую бутыль с желтоватой жидкостью.
        Я отпил с полстакана – тягучая и сладковатая на вкус, не пробовал такой напиток. Да и пора ставить на стол горячее. Все лучшие мои кулинарные способности собрались в этом съедобном изделии и ждали своего экспертного заключения. И оно последовало, но в первую очередь от Юрки:
        - Дядя Егор, а я помню, что, когда тех бандюков сожгли, ты сварил точно такую же вкусную.
        Сидевший сбоку от меня первый пилот поперхнулся, и уставился на всю честную компанию, а Петр Петрович следом продолжил Юркину историю:
        - Ну да, из бандюков всегда добрая похлебка. Так Юрок?
        - Да-а, - и все дружно рассмеялись, кроме меня.
      
          Взлет винтокрылой машины случился вскоре после небольшого перекура от обеда. Николаи пожали всем руки, и ровным строем отправились к центру стартовой площадки. В какой-то момент, по мере их удаления вдруг вспомнился перевернутый вертолет в тайге, да возникло острое желание пролететь с ними над всем этим краем, аж защемило под сердцем. От вихря, созданного винтами, чуть не снесло наше обеденное покрывало, а волны теплого воздуха вновь растревожили и лицо, и грудь. Да, видимо, что в прошлой жизни мне довелось послужить еще и небесным извозчиком.
         Проводив эту оказию, Петр Петрович ухватил меня за руку и повел к берегу. Я и не противился. Спустившись вниз, он первым делом сбросил с себя одежду и плюхнулся в заводь с холодной водой. Исполнив потребность души и тела, вернулся обратно и начал свою отложенную речь:
        -Рекомендую, и зимой это делаю. А про Юрку я все знаю. Это же с подачи Иваныча я отыскал его, а Мишка помогал в этом деле. Так с ним и познакомился. Не то что тебе хотели угодить, да сюрприз сделать, а то, что мы с Иванычем в детстве были такими же брошенными, и никому не нужными. С тех пор и дружим, и готовы ради этого на все. Юрка побудет тут с нами, а к школе я его уже определил в кадеты – теперь и этому у нас учат. А пока силенок поднаберется, да мужского духа. Как тебе такой расклад?
        Я не знал, что ответить на все сказанное, да и вопросы всякие в душе вертелись, но всему свое время…
   

Глава 26. Петр Петрович.
   
              Утро следующего дня встречал на берегу. Вода вновь вчера в ночь прибыла, и клубок из собранных по берегам веток вынесло прямо к моим ногам. Не таким я представлял себе здешнее пребывание, вот и смутные события на реке как бы вторят моим сомнениям и вносят в душу разлад и смятение. Из вчерашних слов Петра Петровича выходило, что все их прибытие основано на развлечениях, да культурном отдыхе, а мне уготовлено место у костра с котелком. Еще с вечера Руслан с Жорой вскрыли один из ящиков, и, к моему удивлению, а к Юркиному восторгу, достали парочку рыжих лисят и запустили в нору, закупорив затем чурками все три дыры в горе. Захмелевший Петр Петрович пытался было меня расспрашивать про былое, да неожиданно вдруг распрямился в своей качалке и провалился в мир грез и сновидений. Молодежь не осмелилась его беспокоить, и все свое оставшееся время посвятила перемещению груза по этажам. Парочка норовых собак – терьеров, как мне объяснили, была уведена в глубь строения, а Юрке я успел лишь наказать, чтобы они не разорвали где-то запропастившегося внутри совенка.
             Зачерпнув воды, поднялся наверх. Привязанная у будки Альфа лишь махнула мне хвостом, да и этого жеста внимания с ее стороны было через край – совсем за эти дни забыл про нее. Если вода в ведре не отстоится, то, пожалуй, что отвяжу пса и прогуляемся вместе до ключа, в сторону леса. Маленький ручеек на краю поляны обнаружил накануне, случайно, и его след вывел к небольшому углублению, заполненному чистой водой, почти в двухстах шагах от строения. Кресло-качалка оказалось свободной от своего подопечного, и, оглядев окрестности, пребывания Петра Петровича не обнаружил. Наверное, другой тропой спустился к реке окунуться. Подкинув дров в огонь, все-таки решился на поиски, но ни у кострища внизу, ни вдоль реки его не наблюдалось. Неожиданный голос с реки, заставил встрепенуться и двигаться дальше:
        -Егор, иди ко мне!
         Петр Петрович стоял посреди навесного моста и бросал в воду мелкую гальку. Ну, дела! Раз первым делом после ночи поспешил сюда, значит имелась на то своя причина…

       - Ты, я вижу, еще не ступал сюда, иначе бы на том берегу были следы.
       - Нет, даже и не думал.
       - Ну и правильно, как-нибудь вместе сходим, - уклончиво ответил собеседник, и потянул меня обратно.
       В лагере первым нам проявился Руслан, бегающий кругами в одних трусах, выбрасывая поочередно вперед руки. На что его отец вполголоса донес до меня:
       - Боксер хренов, мало по башке били, вот и привез его сюда от греха подальше.
    - А что так?
    - Да связался со шпаной, говорит, что начальный капитал себе сколачивает.
    - Деньги, что ли?
    - Деньги…, - отмахнулся от меня рукой, и пошел вовнутрь.

        Спустя час вся компания, кроме Юрки, расположилась у раскладного столика. Петр Петрович налил себе уже покрепче из фляги, а все остальные, включая и меня, отказались.
Руслан, всё в тех же трусах, а на самом деле – шортах, как сам пояснил мне, раскладывал на столе нарезанные помидоры и колбасу, а Жорик, в шерстяных носках и толстом свитере, трясся у костра. Выпив вторые пятьдесят, и, слегка закусив, любитель пригубить с утра, взял слово, хотя никто другой и не собирался ему перечить:
     - Ну, значит так, сегодня все отдыхают, а завтра пойдем делать дело.
     Едва уловив его последнюю фразу, как сразу явился мне из памяти сосед по нарам. У того в каждой истории выходило «ходить на дело», а вот куда же эти удумали? Ни магазина, ни сберкассы на горизонте не наблюдалось.
     Я поставил на стол котелок с варевом и потянулся к ящику за тарелками, на что Петр Петрович резко оборвал мое действо и издал команду:
    - Жора, а ну давай разливай по чашкам, ты что жене обещал? – на что послушник сразу засуетился, а я, враз освобожденный, подался к строению.
          Юрка спал сразу у окна, и я не стал его будить. Спустился вниз. Собачья парочка, натянув веревки, рвалась наружу, но встревать в их судьбу не было ни желания, ни времени. Оставлю знакомство с ними на потом, а сейчас пора прогуляться по реке, да, наконец, спустить Альфу, а то совсем загрустила от такого соседства. За столом высилась поленница из коробок и разных мешков, и, с трудом дотянувшись до стены, сдернул двустволку и вышел наружу.
      - Далеко собрался? – как будто бы поинтересовался моими начинаниями Петр Петрович.
     - Пройдусь…
     - Только умоляю, Егор, не вали по-крупному!
     - Как пойдет, - казалось, что я выдержал интонацию собеседника и поспешил к Альфе. Пес стремглав кинулся вниз, и вдруг подумалось, что не кормил его сегодня. Как, впрочем, и себя.   

         Что двигало мною сейчас вниз по реке? Быть может неудержимое желание побыть одному, да обдумать случившиеся перемены. Или все-таки закравшиеся в душу всякие подозрения ко всей этой компании? В любом случае завтра все прояснится, а оставаться дальше с ними, или убираться обратно – решить завсегда успеется.  Внезапно Альфа разразилась своим недоверчивым лаем, и я поспешил вперед. По мелководью двигалась пара красавцев оленей, а на другом берегу их поджидало и само стадо. С таким количеством особей столкнулся впервые с тех самых пор, как ходил к северным людям. Да и они, скорее всего, человеческую породу созерцают как смутное видение, иначе бы не вели себя так спокойно и непринужденно. Не знаю – отчего, но вскинул ружье, да выпалил дуплетом вверх, на что получил незабываемую картину из брызг и молний летящих тел. Вот и Альфа поддалась моим эмоциям, и вослед за беглецами уже почти одолела водное расположение.  Сяду, пожалуй, да подожду, пока все распрощаются…
         Обратно пошел лесом той же дорогой, которой пару дней назад уже хаживал. Именно там и видел утоптанную оленью тропу, вокруг которой кружился косолапый. Большого труда завалить теленка ему не занимать.  Тем более, что по таким камням молодняку особо не разбежаться. И действительно - внизу у ручья проявились остатки истерзанной туши, над которой разносился рой из мух и мошки. Внезапный треск впереди заставил меня свалить вправо, и поспешить на открытое место, поближе к реке. Альфа было воспротивилась, но вскоре, вероятно, тоже почуяв постороннего, проявилась уже впереди. Ну, дела! Зверем тайга полнится, а мы вдруг стали лишними на этом празднике жизни и смерти. И всего - то в паре верст от нашего пристанища. Надо будет Жоре рассказать, а то он вчера уже заикался про охоту на местное население. Да и показать место – пусть позабавятся со своими терьерами. Уф, что-то я удумал такое, не иначе как решил отыскать в себе жестокость на старости лет…

Глава 27. Хождение за протоку.

         Еще за ужином Петр Петрович объявил, что завтра, ближе к полудню, приглашает меня и сына прогуляться на ту сторону нашей речушки, а Юрка с Жориком остаются на хозяйстве следить за собаками, да займутся сбором мелкого сушняка по окрестностям. Дрова действительно были на исходе, и я уже пару раз отлучался в лес на поиски сухих валежин. Просить же кого-либо об этом одолжении язык не поднимался, но, видимо, бывалый таежник углядел это недоразумение, и рассудил все на свой лад. Про Альфу разговора не было, и я был крайне удивлен, когда она отказалась следовать за нами по раскачивающемуся мосту, и выбрала себе дорогу с водными препятствиями. Я перешел последним, когда отец с сыном уже расположились на поваленной сосне в ожидании меня и подвернувшейся вдруг беседы:
       - А ты не помнишь, как мы переход тянули?
       - Помню, но смутно. Вроде бы, какой-то мужик носил меня по нему на плечах.
       - То Семён был. Из Барнаула, с тех пор мы уже не виделись.
       Я встретил Альфу, а у Петра Петровича вдруг пропало желание говорить о чем-либо, и мы тронулись в глубь леса. Вполне пригодная для экскурсии тропинка сначала уводила вниз, а через сотню шагов мы начали подниматься в гору.

          Как и по мосту, я шел последним, если не считать Альфы. Она уже испробовала все свои пребывания, и сейчас плелась позади нашей процессии. Никакой поклажи у моих спутников за плечами не наблюдалось, лишь фляга с питьем на поясе у Петровича, да видеокамера на груди у Руслана. Ну, дела, хорошо, что хоть я в последний момент успел прихватить ружье. Шастать по лесу без оружия – это занятие мне в данной компании казалось таким неразумным времяпрепровождением.  Тропа уже несколько раз поднималась и спускалась среди каменных россыпей, пока мы не вышли на вполне ровную площадку, в центре которой проявилось выложенное из камней замысловатое сооружение. Наш проводник присел было с краю на угловатый гранит, и рукой указал нам на схожее действо:
        - Вот здесь, сынок, и похоронена твоя мать, - чуть слышно сказал Петр Петрович, и отвернулся в сторону.
        - Как похоронена? Здесь? – выдал после минутной паузы Руслан и склонился над отцом, - а в городе, на кладбище, тогда кто?
        - Рюкзак с камнями, с этой поляны…
        Я обхватил ствол соседнего дерева, чтобы не свалиться от услышанного, но, видимо, что и без меня было достаточно присутствующих, готовых к этому начинанию, а спустя неопределенное время посторонним было уготовлено предназначение оставить бедных родственников наедине, и возвращаться к другим людям, но Петр Петрович донес и для меня свои заготовленные изречения:
        - А теперь о самом главном, собственно, о том, зачем мы сюда прилетели, и зачем я вас сюда привел. Тебя, Егор. Ты ведь знаешь – мы с Иванычем старые друзья, и это он похоронил здесь мою Татьяну, а тебя, вот, буду просить похоронить здесь, рядышком, и меня…
        - Батя, ты с ума сошел! – выпалил Руслан, и кинулся прочь в сторону.
        - Да уж, было бы лучше, - видимо, что для меня проговорил Петрович, - да и пойдем следом, а то занесет куда-нибудь.

          На обратном пути мне вкратце была поведана трагичная история, случившаяся почти двадцать лет тому назад. Экспедиция, организованная в эти края для геологоразведки, не предвещала каких-либо эксцессов, и близилась к завершению. Петр со своей женою заканчивали обследование верховьев вблизи данной протоки, а в том месте, где сейчас был наш приют, располагался базовый лагерь геологов. Медведь вышел лицом к лицу, и первым делом ударил лапой Петра по груди, располосовав в кровь. Очнулся, когда хищник уже склонился над второй жертвой. Две пули сделали свое дело, но не смогли уберечь его спутницу. Кое - как вышел к палатке на берегу, где был лишь Владимир Иванович. Дальше сам все помнил смутно, ибо, чтобы спасти товарища, напарник наскоро перебинтовал и отправил одного на моторе до ближайшего селения. Как доплыл, до сих пор не помнил, а осознание произошедшего явилось лишь спустя неделю. За это время Владимир Иванович смог кое-как отыскать, и похоронить несчастную женщину.
         Уже на подходе к мосту, вдруг вспомнились вчерашние слова Петровича, и возникло острое желание прояснить все до конца:
         - А вчера про какое дело говорил-то?
         - Дело? А-а, так это про камни, таскать камни, для меня тоже нужны будут. Ну, теперь в следующий раз, - и бодро, почти вприпрыжку, пустился по мосту.

          В лагере, у стола, наблюдалась целая гора сушняка, а терьеры гоняли кругами по поляне.  Альфа увязалась было за ними, но неожиданно вспомнила о своем собачьем статусе, и замерла вдруг в своей излюбленной позе. На вопрос – а где Руслан? – был дан ответ, что на верху и, видимо, спит. Послали Юрку, и он, спустя минуту, явился с подтверждением, на что Петр Петрович одобрительно хмыкнул, и велел подать ему качалку, да ящик с вином. На этот раз от выпивки я не стал отказываться, чем вызвал у собеседника неподдельное одобрение, и новые для меня открытия:
         - Руслан был не в курсе и про мою болезнь. Дочь, вот, знает, а до него не успел донести. Осталось мне немного, до осени не доживу. Спасает лишь алкоголь, да наркота, что у сынка ненароком конфисковал. Хотел еще вернуться в город, да уж думаю, что не стоит. Не знаю, как теперь все сыну объяснять, но сдается мне, что быстро все проглотит,  и с выгодой для себя.
        - Я бы тогда на твоем месте летел бы сюда один, - случилось вдруг на все мое мнение.
        - Так и хотел, но пообещал дочери свозить парней на это место, где в молодости с женой хаживали, да вот и Юрка так кстати образовался. Так что не получилось. Но учти – знать им про это не нужно. Натаскаем камней, да и отправим всю троицу обратно в город. А детям скажу, что поплыву еще погостить у Владимира Ивановича. Усек?
        - Ну да…, а Юрка?
        - За ним дочь присмотрит, не оставлять же его тут с нами?


         К вечеру Руслан проспался и, объявившись у стола, первым делом спросил:
        - Батя, а мне теперь что делать?
        - Ничего, завтра пойдем таскать камни.
        - Какие камни?
        - На могилу матери, или ты мне не поверил?
        - Поверил, а что сразу не рассказал? А сеструха в курсе?
        - Нет.
        - Дурдом, я как знал, что ты меня сюда не просто так тащишь, - и полез к костру с термосом заваривать себе чай.
        К немалому моему удивлению, по такому случаю, Петр Петрович распорядился организовать торжественный ужин. Сам приоделся в светлую рубаху с галстуком, а на радость Юрке достал откуда-то коробку с шоколадными батончиками. Мы сидели в ночи у разгорающегося костра, а он, захмелев, все говорил и говорил, а мы все слушали, разинув рот и уши, об его похождениях по здешним территориям, и к ним примыкающим…
      

Глава 28. Дары от Петровича.

         Уже два дня минуло, как мы с Юркой остаемся одни. Терьеры в сопровождении мужской троицы с утра удаляются за реку, а возвращаются поближе к вечеру. Вот и сегодня Петр Петрович донес до меня, что ожидать их следует часам к пяти, и неплохо было бы, если б я порадовал его своей фирменной похлебкой. Он прямо так и выразился, а что в ней такого особенного? Разве что свежее разнотравье, набранное у ручья. Юрка от меня не отходит, и, наверное, те зачатки родственной души, что проявились в нашем пешем странствии, напомнили вдруг о себе в полную силу.
         - Дядя Егор, а где мы будем с тобою зимою жить? Здеся?
         - А ты бы где хотел?
         - На природе, а дядя Петя говорит, что мне учиться надо, и школу мне показывал. Большая – пребольшая!
         - Ну да, он дело говорит. Как же ты в лесу уживешься не ученым-то?
         - Так ты меня обучишь.
        Я улыбался во вновь отрастающую бороду, да поглаживал мальца по голове:
         - Ты учись, а я буду тебя ждать на следующее лето. Вот Альфа принесет маленьких щенят и будет тебе забава!
         - Ну ладно!

          Я и сам не знал, где буду на следующее лето. Владимир Иванович уговаривал вернуться зимовать к нему, а там еще и Михаил со своими правами на меня вдруг объявится. Зачем мне такая канитель? Может и прав был Петрович, когда выслушав всю мою подноготную, посоветовал задержаться в этом местечке, да и с провиантом обещал помочь. Странный он какой-то, но за эти дни, проведенные вместе, я все больше проникался к нему, и уже представлял себе немыслимой его вероятную кончину. Как-то обмолвился про давнего товарища, на что увидел в его глазах озорные искорки и желание к скорой встрече. На мой вопрос – может быть сплавать? – случился и ответ – сам обещался прибыть. Ну, дела.
          Юрка, наконец -то, разыскал потерявшегося подранка, а я углядел на стене моток алюминиевой проволоки. Вот сидим сейчас с ним и плетем для него клетку, а то ненароком станет добычей для бесовой парочки, как потом буду с мальцом объясняться. Говорит, что заберет его с собою, вылечит, и на следующее лето привезет. Ну-ну.
         
          После полудня начал накрапывать моросящий дождь, и небо затянуло быстро летящими тучами. Такое ненастье ожидало быть долгим, а компания трудящихся ушла к нему совсем не подготовленной. Определив Юрку во внутрь, собрав все имеющиеся в хозяйстве дождевики, и не забыв про ружье, выдвинулся к переправе. Альфу запер вместе с мальцом, да она и не противилась моему начинанию, а только ждала момента, когда определю ее в сухое местечко. Чем дальше удалялся от реки, тем большие потоки воды обрушивались на редкие по краям тропы деревья. Лишь бы не удумали двигать сейчас обратно, а схоронились под пихтами у поляны. Иначе, для больных легких Петра Петровича, может случиться непоправимый удар, с которым справиться мне вряд ли будет по силам.  И, как я и полагал, вся честная компания проявилась уже на полпути, но вопреки моим ожиданиям, они шли гуськом, и каждый укрылся с головою большим целлофановым пакетом. Завидев меня, Петрович разулыбался, и поднес до меня свои дифирамбы:
         - Ну, Егор, зря пожалел я вас с Юркой, всем бы скопом враз к дождю успели бы, да поди того, что натаскали, хватит. А нет, так донесешь потом!
         Я набросил на него плащ, и, придерживая за руку, помог подняться на последний перед мостом пригорок. Молодежь же отказалась от моей химзащиты, и быстрым темпом уже почти скрылась из виду. Мы присели под елью на мягкую подушку из ссохшихся иголок, и Петрович надумал продолжить свое повествование:
         - Почти каждый год приплывал сюда, а когда и прилетал, но ни разу не случилось такого желания как в этот раз!
         - Что еще? -  я изобразил удивленное лицо.
         - Разобрать камни над могилой. Он ведь и похоронил ее почти на голой земле. Лишь укрыв палаткой, да закидав лапником. А потом почти неделю таскал снизу камни, и все выкладывал и выкладывал. Поэтому, очень прошу тебя, ты все сделаешь точно так же.
         Мне не нашлось, что ответить, да и без всяких слов собеседнику все казалось таким очевидным и обыденным.

         Почти две недели, проведенные в такой компании, пошли всем на пользу, и добавили каждому в свой жизненный опыт самых разнообразных достижений. Юрка так быстро научился разжигать костер, что Петр Петрович объявил ему благодарность с занесением в личное дело по возвращении, а Жорик пару раз уже сходил на охоту, и в каждом случае удачно, так что без свежего мяса мы уже не обходимся. Руслан спустил на воду мою лодку и уже сжег, наверное, канистру бензина в поисках доселе неведанных только ему таежных уголков. Терьеры, наконец-то, выцепили из нор одного несчастного лисенка, и сейчас развлекаются и рвут его на части. Петр Петрович целыми днями гуляет по лесу, и уже несколько раз отлучался к своему месту последнего земного пристанища, а вот сейчас уговорил меня вынести на свет два тяжелых длинных ящика и подать топор:
         - А теперь, Егор, буду тебя удивлять по-настоящему! – и поддел слабо прибитую крышку. Внутри покоился черный кожаный мешок с ручкой, за который он потянул, а потом сунул мне в руки:
         - Это мой тебе первый подарок, сам еще не держал в руках, да никто, пожалуй, в этих краях. Ну, не бойся, расчехляй.
         Дернул за молнию и остолбенел:
         - Калашников?
         - Нет, что ты! Это «Сайга», карабин такой, только начали выпускать, а так похож!
         Я взял игрушку в руки: черная, легкая, со складным прикладом и оптикой наверху.
         - Нравится? Ну, будет с чем охранять наш покой! Шучу, сегодня же опробуем.
         Во втором ящике открылись моему изумленному взору набор ножей из черной стали, тридцатикратный бинокль, и небольшая портативная рация, указав на которую, я и спросил было:
        - А это к чему?
        - Сейчас и узнаешь! – Петр Петрович щелкнул тумблером сверху, а в ответ она разразилась тремя разноцветными лампочками и треском в моих ушах, - Первый, Первый, вызывает Третий! Николай! Как меня слышишь? Отлично, мы, кажется, созрели! Забирай груз, и в полет! До встречи!
        - Как такое возможно?
        - Возможно, спутниковый телефон. Могу и в Москву позвонить! Есть кому?
   
        Но мне не кому было позвонить. Последний раз держал трубку телефона в первый месяц отсидки, когда начальник колонии пригласил к себе, и попросил набрать номер моего последнего места работы. Но никто не ответил, а причину на это случайное действо мне знать было не положено.
 
Глава 29. Друзья - товарищи.

             Пошел уже седьмой или восьмой день, как я подсадил Петра Петровича на отвар из трав, что удалось собрать по ближайшим окрестностям. Сначала он с подозрением отнесся к моей, а по его словам - глупейшей, затее, но когда я поведал ему историю о старой эвенкийке, посвятившей меня однажды в чудодействие ее рецептов, то согласился на дегустацию, но при одном условии – запивать, если не понравится, будет чем покрепче. Я и не возражал. Затяжные прогулки по прохладной  вечерней тайге, кажется, немного его бодрили, и вот уже который день он укладывался ко сну чуть позже обычного, и даже, с его же слов, почти не потел по ночам.  Руслан с Жориком понемногу начали собираться в обратный путь, чем наводили грусть на Юркино пребывание. Он даже заявил дяде Пете, что спрячется, и никуда не полетит, на что имел воспитательную беседу, и последний вечер просиживал у костра хмурым и надутым. Да и с Русланом у Петровича вышел разговор на повышенных, а вот к чему они пришли – то мне было неведомо. Но собираться куда-либо Петр Петрович явно не думал, а сегодня с утра на реке затеял большую стирку, и, наверное, вся одежда, что была в его арсенале, сейчас трепыхалась на веревках вдоль береговой кромки.
            Транспорт с небес предполагался на сегодня, а к самому полудню неожиданно, с западной стороны, раздался редкий в этих краях звук, и винтокрылая машина, сделав круг над нашим пребыванием, двинулась на посадку.  Часть подсохшей было одежды отправилась на повторное полоскание, а Альфа, озабоченная случившимися вибрациями, разразилась несвойственным ей лаем. Дверь на выход долго не открывалась, и по рядам встречающих уже начало продвигаться сомнение в реальности происходящего, но, наконец, была объявлена разгрузка, и первым, но пока единственным нашим гостем проявился человек со своим любимым ружьем за плечами в лице… Владимира Ивановича. А за ним следом - Николаи под своими номерами. Как же я об этом не подумал раньше? Так вот на что намекал мне Петрович!
   
           Владимир Иванович бодрячком добрался до нашего строя и, обнявшись с товарищем, задался вопросом:
           - А что это вы за сигнализацию устроили на берегу? Мы уж собрались было лететь дальше!
           - Да это батя свои подштанники поразвесил, - встрял было озабоченный сынок, но шутка его вмиг утонула в громких и радостных приветствиях с разных сторон, а я начал накрывать на стол.
           На все про все у нас было около часа. Так пояснил командир корабля, а новую гору коробок, что явилась дополнительным грузом, решено было перенести к строению за чуть меньшее время, и лишь силами Руслана с Жориком. Пока старшие ведут беседы, да пилоты заправляются внутренней энергией. Юрка все-таки в последний момент сбегал за клеткой с совенком, а в придачу тащил увесистый мешочек с камешками, собранными по берегам, на что Петр Петрович имел свое мнение:
          - Настоящим геологом будет, не то, что эти лоботрясы, - и покосился на раскрасневшуюся от рабского труда парочку.
          На борт поднялись особенно не прощаясь. Лишь Юрка пустил слезу, да терьеры, которые ни в какую не хотели покидать охотничье угодье, чуть не покусали своему хозяину его верхние конечности. Петр Петрович на всю эту картину смотрел с умилением, и даже несколько раз погрозил пальцем тем лицам, что проявлялись по очереди в круглых оконцах.
          - Ну что, Иваныч, не обделался в полете? – случился от него вопрос, как только затих уходящий шум, - я не забыл, как первый раз тебя понесло, иль запамятовал?
          - Да помню! И так, как ты позвонил, три дня ничего в рот не брал, а то бы кишки вывернуло!
          Я слушал разговор двух давних товарищей, и улыбался себе в бороду. Как же им подфартило по жизни, что имеют такую возможность иметь столь дружеский разговор и прочее, а мне такого уже и не видать. Казалось бы, услышав мои чаянья, Петрович вдруг вспомнил и про меня:
          - Егор, а не сообразить ли нам на троих?

           Ближе к вечеру парочка удалилась к реке, поближе к переправе. Со слов Владимира Ивановича – последний раз он побывал здесь три года назад, и то проездом. Заскочил на минутку, проверил окрестности и поплыл дальше. А с Петровичем виделись совсем недавно, в большом городе, куда однажды определял его сынок на содержание. На мой вопрос – а кто такой этот Петрович, коль распоряжается вертолетом, да и подарки такие делает? – случился мне престранный ответ – какой-то новый русский, и вертолетов у него с полдюжины. Ну, хоть русский, - подумалось мне в ответ. А сейчас вот два человека, с русскими именами и русскими отцами, пошли проведать родную землю, по которой немало хаживали, и в которую уйти навострились.
          Как-то враз все опустело вокруг, и я вдруг почувствовал в себе невыносимую тревогу за всех людей, что окружали меня все эти дни. Сможет ли Юрка перебороть в себе уже почти закончившееся детство и взяться за учебу? Что будет с Русланом, если вдруг останется без отца, и как они с Жориком будут после этого делить вертолеты? Уж лучше бы я остался в чуме у Нижней Тунгуски, с Огоньком, Альфой и ее потомством, чем забивать себе голову всякими думами…

           В одном из ящиков обнаружились два мощных аккумулятора, и, по просьбе Петра Петровича, подцепил к ним лампочки над столом первого этажа. Стол был большим, и добрую его половину сейчас занимали разнокалиберные коробки, содержимое которых и волновало меня, и удивляло. Куда столько? Вон старых еще половину не разобрали. Уж не собирается ли эта парочка проживать здесь до скончания веков? На такой вопрос мой вскоре случилось и разъяснение, когда Петрович достал коробку с надписью «Лото» и предложил нам рассаживаться поудобнее:
          - Это была наша любимая домашняя игра, когда еще была жива Татьяна, и мы проживали у ее родителей. И это та самая коробка, и единственная сохранившаяся вещь, что она держала в руках. Давайте, друзья мои, сыграем, но я буду играть сегодня на двух полях – за себя и за нее.
          - Ну, Петрович, ты, как всегда в тяжелые минуты, находишь верные решения, и кому, как не нам, поддержать тебя в твоих начинаниях, - выдал вдруг философски Иваныч, на что явилось вмиг от собеседника:
          - А ну, повтори, что сказал, - и оба непринужденно рассмеялись.
          - Ну, а пока игра не закончилась, будет для вас такая моя дорожка: пару недель поживем здесь, и, если копыта не отброшу, то есть у меня последнее желание – сходить по воде на дальний кордон, где приняли мы с тобой, Иваныч, тогда крещение. Как думаешь, осилим?
          - Вполне!

ЭПИЛОГ
Вопреки моим ожиданиям, товарищи будто бы подзабыли о переходе на ту сторону реки, а может и какой договор случился средь них на эту тему. Ни за ужином, ни между слов даже и не упоминали про образовавшуюся на днях проблему, а неожиданным для меня образом увлеклись вдруг собирательством, и большую часть дня проводили в лесу, или на дальних примыкающих территориях. Стоило мне лишь показать им пару ароматных соцветий, как уже к вечеру парочка являлась с увесистыми букетами и требовала продолжений. И даже Альфа всецело поддерживала это начинание, каждый раз отправляясь за ними следом, а после еще и задерживаясь где-то на пару-другую часов. Ну, вот, чем не помощники мне в этом травяном деле, - думалось в такие минуты, а однажды даже поделился с Владимиром Ивановичем:
      - Не все еще повыдергали, и собираетесь куда подальше с ночевкой?
      На что получил вполне разумное пояснение:
      - Петька все хорохорится, и впрямь подбивает меня к отплытию, а посему таскаю его по тайге – вдруг образумится, да остепенится.
      Но Петр Петрович ближе к вечеру за трапезой проявил свою окончательную решимость:
      - Так вот, друзья мои, неожиданным образом силы вернулись ко мне, неужто и правда Егор ты что подмешал мне в питье? А раз так, то нет больше мочи сидеть на одном месте, и завтра, Иваныч, начнем собираться! Как ты на это смотришь?
      - Дак не близкий путь, осилишь ли?
      - А хоть и не осилю, что с того? А сюда доставить меня, живого или мертвого, ты завсегда успеешь. Хочу побыть с тобою в это лето, как в далеком пятьдесят седьмом.

            В лодку сложили все самое необходимое, лишь бы хватило припасов до жилища Владимира Ивановича. А там уж придется искать судно попросторнее, да помощнее, ибо путь предстоял неблизкий – неделю плыть по течению, да день по притоку против. Уже перед самым прощанием я вдруг задался к Петровичу вопросом:
      - А рацию забыли погрузить?
 На что случился вполне убедительный ответ и дружеское похлопывание по плечу:
      - Не забыли, моя всегда со мною, а ты на свою вечером жди звонка!
 Ну и хорошо, значит будем налаживать связь вдоль Тунгуски, и удивляться ее удаленной сущности. Да и будет мне возможность напомнить лишний раз Петровичу, что пора принимать мое питье, да заваривать свежее.
        Я шел вдоль берега, провожая затихающий на воде мотор, а с западной стороны в лицо налетали прохладные и усиливающиеся воздушные эманации. Плохой признак, возможно, что и дождь соберется, а на реке это так некстати.  Я не верил в их недетскую затею, скорее всего доплывут до селения, и на этом их путешествие закончится. Владимир Иванович найдет повод, чтобы не тащить товарища за тысячу верст неизвестно куда. Туда, где они были последний раз так много лет тому назад, и где впервые потеряли своего товарища. Это была, со слов Петровича, их первая потеря, а сколько было потом – он уже и не помнил. И где-то там, далеко в тайге, на берегу притока Подкаменной Тунгуски, было местечко, где они провели месяц в поисках товарища, но так и не нашли его следов.

           Альфа проводила меня лишь до излучины реки, за которой минуту назад скрылись искатели приключений, и легкой рысью отправилась восвояси. К чему бы это? Неужто опять отыскала себе друга, рыская по окрестностям следом за собирателями соцветий?  Если все так, то случится к зиме приплод, да пополнение в хозяйстве. Я вновь по привычке улыбнулся себе в почти отросшую бороду, и расчехлил бинокль. Собственно, для этого и потащился вослед за лодочниками, ибо еще в прошлом сюда прибытии заприметил на том берегу приличный кусок белого камня, а Петр Петрович как-то за разговором обмолвился – вот бы найти лунный камень, да установить на могилку. Это был самый любимый минерал его жены, и он даже показал мне табличку с инициалами, которую хотел привинтить к нему. В оптику камень был как на ладони, но лунный он или земной – это мне было неведомо. А вот то, что он искрился на пробивающемся солнце, вселяло надежду на мою неожиданную находку, и, значит, на днях организую экспедицию на противолежащий берег.  Дождь действительно вступал в свои начинания, и, перекрестив западное направление, поспешил следом за псом – прибрать оставленные при сборе вещи на берегу, да подсыхающие травы в тени елей.

        Рация действительно напомнила о себе, но уже ближе к полуночи, когда я наконец-то расположился ко сну на верхнем ярусе:
     - Егор, как слышимость?
     - Вроде слышу! Попали под дождь?
     - Попали, сейчас отогреваемся в палатке, да тебя вспоминаем. Иванычу налил что покрепче, а себе ни-ни, только твое питье. Вот держу сейчас горячую кружку в руках!
     - Владимиру Ивановичу привет, будьте внимательны на реке!
     - А то что? – и засмеялся.
       От случившегося разговора сон пропал совсем, и, набросив дождевик, выдвинулся наружу. Дождь закончился, а ветер уже почти разогнал тучи до самых ярких звезд, и хоть иди, да рассматривай в оптику подступающее небесное стояние. Вот знать бы еще их все по именам, то подвиг бы себя рисовать в небе контуры всяких мифических тварей, да и на камни у берега перенес… Ну, дела, что-то новенькое открывается в моей философии, не иначе как от недосыпа. Вот посижу полчасика у потухшего костра с беспокойными мыслями, да отправлюсь все-таки спать, а то на день настроил уже планов, да и за реку шастать будет несподручно после бессонной ночи.