Принцесса, Василий и Николай

Кирилл Серебренитский-Дёнгоф
.
СССР, июль 1964 года.
Журнал "Смена",  № 891.   Статья: 
"Понятное слово Счастье. Открытое письмо журналистке принцессе Полине Мюрат".
(По моим воспоминаниям, "Смена" - журнал молодёжный,  плоский, с большими картинками; а тут текст - гигантский, - в полномера, что ли?).

Автор - Вас. Захарченко.
То есть:  Василий Дмитриевич Захарченко (1915 + 1999), "советский писатель, публицист и общественный деятель, журналист";
(и научный фантаст, впрочем, малоизвестный).
Член Союза писателей СССР с 1944 г.
В Литературном институте вёл курс поэзии, доцент кафедры литературного мастерства.
Член КПСС с 1947 г. С середины 1950-х годов - Председатель Комиссии по культурным связям Советского комитета защиты мира.
С 1949 года редактор журнала «Техника - молодёжи»; в 1984 году "уволен после публикации в журнале романа Артура Кларка «2010: Одиссея Два», некоторые персонажи которого имели фамилии известных советских диссидентов. Публикация прервана после второго номера.".

Адресат - принцесса Полин Мюрат
(Pauline Marguerite Marie Louise Murat princesse Murat
( 18 septembre 1931 - 2 mars 2018 ),
французская журналистка, "chargee des relations exterieures du groupe Louis Vuitton-Moet-Hennessy".
Из средней, - "грузинской", - ветви; её прабабушка - принцесса Саломэ, урождённая княжна Дадиани-Мингрельская.
Джоакино Наполеоне, король Обеих Сицилий - её предок в шестом поколении.

2.

"... вы, Полина...", "Понимаете, Полина", "видите ли, Полина...".
Имя принцессы так и рвётся - сквозь решётку чёрной  кириллицы.
"Вы стремительно сорвались вниз по склону и, делая плавные петли между флажками, почти по-мужски проходили дистанцию.
«Вот тебе и принцесса, – думалось мне. – Неплохо даже для мужчины!..»
"Жму вашу смелую руку."
Несомненно, тридцатитрёхлетняя принцесса как-то особенно обожгла почти пятидесятилетнего советского романтика тов. Захарченко.
Жаль, не могу найти её фотографий.
(Если принцесса Полина была похожа, скажем, на свою племянницу, - Жордан Шаландон, (Jordane Chalandon), - то можно понять пожилого фантаста, (тем паче, что он ещё и поэт).

Письмо принцессе - так начинается:
"... Но всех их объединяет одно – стремление жить в мире, стремление быть счастливыми.
О самом главном в жизни – о счастье – и говорится в этом письме.
Здравствуйте, мадемуазель Полина. Это письмо явится для Вас, видимо, полной неожиданностью. Вот так, встретились с незнакомым человеком, несколько дней покатались с ним на лыжах, и вдруг письмо... Не удивляйтесь. Вспомните наш разговор, который так или иначе, прерываемый многими событиями, продолжался несколько дней, и Вы все поймете.
Это было у вас, во Франции, в Куршевеле, куда собрались со всех концов мира лыжники-журналисты, чтобы поговорить и поспорить по самым актуальным проблемам, имея тому невинным поводом международные лыжные соревнования. Мы, советские, прибыли на такие неожиданные соревнования впервые....
– Полина, не посрами французскую аристократию, – добавил в микрофон развязный стартовый судья, объявлявший о Вашей очереди спуска.
Вы стремительно сорвались вниз по склону и, делая плавные петли между флажками, почти по-мужски проходили дистанцию.
«Вот тебе и принцесса, – думалось мне. – Неплохо даже для мужчины!..»
Разговорились мы позже на открытой веранде, окруженной пушистыми отвалами снега. Скинув лыжи, мы пили горячий кофе, яркое альпийское солнце обжигало лица. Горячим оказался и наш спор.".

( *** - А на каком языке? Принцесса свободно владела русским? Или Захарченко - французским?).

" – Если бы не лыжи, мне было бы нечем жить, – бойко ответили Вы на мои комплименты. – Жизнь пуста. А счастья – его нет...
– Где же Вы потеряли главное в жизни? – перебил я.
– Да, для нас главное – жить, существовать. А для вас, советских, этого недостаточно – вам весь мир подавай.
И Вы рассмеялись своей шутке.
– Зачем же весь мир?.. – отпарировал я.
И здесь-то завязался между нами разговор, затянувшийся на несколько дней.
О чем мы спорили? О цели жизни, о стремлениях. О богатстве кармана и богатстве души. Но в конечном итоге это был спор о самом главном, о понимании счастья. Не так ли?
– Дайте богатство в руки любого вашего советского человека – он станет таким же, как мы, – бойко говорили Вы.
– Нет, – возражал я. – Это же совсем другой человек... С деньгами он поступит иначе.
– Чепуха, – возражали Вы. – Деньги сделают свое дело...
Мы не доспорили. Этот спор я и хочу продолжить сегодня, отлично понимая: можно говорить о счастье с разных позиций.".

И - финал статьи:
"... Простите меня за прямоту, Полина.
Но черты открытия нового мира и в том документе, которого Вы откровенно боитесь: в замечательной Программе нашей Коммунистической партии.
Где они, более высокие идеалы, чем те, что предлагают человечеству коммунисты?
Мир, Труд, Свобода, Равенство, Братство и Счастье – то самое счастье, о котором все мы мечтаем и спорим, – вот эти идеалы. Их отстаивают советские люди, полные убежденности, которой Вы завидуете. Что может противопоставить им старое, уходящее капиталистическое общество? Задумайтесь над этим, Полина. И если Вы поймете меня, я буду считать, что спорили мы не зря. Жму Вашу смелую руку.".

3.

Продолжение - через год: "Смена",  № 923, ноябрь 1965 г.
 
"Уважаемая редакция!
Я прочитал в № 13 вашего журнала за 1964 год открытое письмо журналистке принцессе Полине Мюрат «Понятное слово «счастье». Меня очень заинтересовала эта статья, написанная В. Захарченко. И я решил поспорить с журналистом. Сразу предупреждаю вас, товарищи, что я буду откровенно высказывать свое мнение и прошу вас и товарища Захарченко на меня не обижаться.
Во-первых, товарищ Захарченко, зачем нужно было печатать эту статью в журнале? Вы могли бы прекрасно это письмо отправить лично Полине Мюрат во Францию.
Во-вторых, я совсем не согласен с тем, что вы пишете в своей статье. Зачем вы обманываете самих себя и молодых читателей? Вам, сидя в Москве или разъезжая по стране, легко писать такие статьи, я на вашем месте делал бы то же самое, а вот попали бы вы к нам в поселок Ольгино да поработали в лесу годика два-три, тогда бы заговорили совсем о другом.
Много в вашей статье говорится о деньгах. И очень правильно сказала Полина Мюрат: «Дайте богатство в руки любого вашего советского человека -он станет таким же, как мы». Вы, товарищ Захарченко, возражаете Полине. А я уверен, что большинство молодых людей, прочитавших вашу статью, не согласны с вами. С некоторыми молодыми людьми из нашего поселка я разговаривал, и они все за то, что деньги - основа всего, что без денег нет и не может быть счастья. Вот вам, товарищ Захарченко, правда, настоящая правда, а не та, о которой вы пишете Полине Мюрат. Ее вы тоже не переубедите, даже если и приведете тысячи примеров из жизни советских людей.
Вы, товарищ Захарченко, говорите, что читали журнал «Твен», в котором напечатана анкета: «Что вы думаете о будущем? Каковы идеалы вашей жизни? К чему вы стремитесь?» Молодые люди Западной Германии честно ответили на анкету, и их ответы опубликованы. А у нас? Многие ответят точно так же, как и за рубежом, но их ответов «Смена» не напечатает. Я уверен, что и мое откровенное письмо в редакцию тоже не будет напечатано, да это и ни к нему. Один совет я дам редакции. Напечатайте, пожалуйста, анкету: «В чем счастье советского человека?» Вот тогда и можно будет убедиться, прав ли я.
А какое может быть счастье у нас в лесном поселке? День работаешь, придешь домой, сходишь в столовую, затем в кино - и спать. А утром опять на работу. И так изо дня в день, из года в год. Ну разве это счастье?
Есть в поселке клуб, но там, кроме кино и танцев, ничего не проводится. Есть и комсомольская организация, но она не работает. Товарищи из райкома годами не заглядывают к нам. А о парикмахере и говорить не стоит: забыли, когда он здесь был.
Зато не забывают руководители Деревянского леспромхоза завозить в наш магазин водку, ее всегда достаточно. Вот молодежь и проводит все свое свободное время за бутылкой водки и в этом находит счастье. Очень плохо у нас заботятся о лесозаготовителях, а ведь их труд тяжелый. Вы сами бы убедились в этом, товарищ Захарченко, если бы приехали к нам.
Я долго думал, отправить это письмо в редакцию или нет, 'и мое сердце подсказало отправить. Прошу вас еще раз, пожалуйста, не сердитесь на меня.
С приветом
Николай Смирнов
Мой адрес: Карельская АССР, станция Деревянка, поселок Ольгино, общежитие.".

4.
 
Разумеется, письмо это опубликовано - не само по себе.
(И то - чудо; оттепель, одно слово. Ещё года три продлится).
По следам этого письма в Карелию выехал корреспондент - Виктор Левашов.
Уже первые строчки журналиста - отечески ласково угрожающие:
(  - штаны охломона ещё не спущены, но задумчиво поглаживается пряжка папашиного ремня).
"... Эти строки вызвали у меня раздражение. ... поколебавшись, я списал эти строки (назовем их мягко: непродуманные) на полемический запал...".

А Смирнов Николай - уже пропал к тому времени из посёлка.

"...Я говорю сейчас об ольгинской молодежи и не упоминаю Николая Смирнова потому, что ему не удалось воспользоваться плодами своего письма. Когда я приехал в Ольгино, Николая там уже не было. После одной «остроумной» шутки (рецепт ее таков: берешь лошадь под уздцы, заводишь ее в комнату общежития, затем поджигаешь хвост и быстро выскакиваешь, заперев за собой дверь), Николай Смирнов был вынужден в самом срочном порядке покинуть поселок, чтобы избежать встречи с участковым уполномоченным, обладающим не столь развитым чувством юмора. ... Но вернемся к Николаю Смирнову. Сегодня в Ольгине по-разному оценивают его последнюю шутку, а также и все предыдущие, о которых не стоит говорить подробно. Самая крайняя точка зрения у милиции: хулиганство. Другой полюс у некоторых его знакомых: озорство. А среднее - у большинства: дурью мается парень.
Был киномехаником. Тем самым киномехаником, который крутил фильмы в «голом», так сказать, виде и пальцем не шевельнул, чтобы хоть чем-либо их сдобрить. Потом лесником. Кем стал нынче, никому не известно.
Во всяком случае, сейчас ясно одно: Николаю Смирнову не хватило как раз той самой «мелочи», которую не купишь ни за какие деньги. А именно - работы по душе, творческого начала. И, написав в редакцию письмо, пронизанное от первой до последней строчки острым недовольством собственной жизнью, он, в сущности, признался в этом. Перечитайте внимательно, и за категоричностью суждений, за страстной неприемлемостью других мнений вы увидите не злопыхателя, не самодовольного мещанина, а растерянного человека, человека, теряющего под собой почву.
И конечно же, не для того, чтобы разрешить проблему парикмахера, ехал я в Ольгино! Если бы наша встреча с Николаем состоялась, я бы спросил прежде всего:
- Достаточно ли ты изучил свое дело, чтобы с полной уверенностью сказать, что оно не для тебя, что к нему у тебя не лежит душа? Если так, то попробуй себя в чем-нибудь другом.
Случаю угодно было распорядиться иначе: Николай обошелся без моего совета. Но дело ведь не только в Николае!".