Я шёл в послеобеденный час вдоль изгороди нашего палисадника. Подснежники уже отцвели, их белые головки поникли и увяли. Зато сочными зелёными стрелками вышли и устремились вверх к солнцу бледно-синие анемоны, раскрыли розовые соцветия крокусы, весёлым детским хороводом рассыпались колокольцы первоцветов, засветились радостные звёздочки примул.
Дул холодный сильный ветер, шевеля стебли цветов и трав. Вдруг возле столбиков изгороди мелькнуло тёмное бархатное тельце. Как? Неужели шмель? Третьего-то апреля. Не рано ли? Цветы ещё не пахнут, а он уж тут как тут. И ошибся. Стол накрыт, но без яств. Такова судьба одиночки, опережающего время. Шмель, словно услышав осуждающие слова, застыдившись неуместности своего раннего появления на ещё не просохшей земле среди едва проснувшихся цветов, не успевших послать миру своё нежное детское благоухание, тут же спрятался между жердочками.
Фенологи обещали к концу апреля снег и совсем не жаркую погоду. В такую пору не полетаешь между яркими медоточивыми головками. Но весенний влажный снег всё же не мороз – и рано вылетевший на поиски мёда охотник где-нибудь найдёт укрытие. А там и снег растает, напоив землю весенней влагой.