***

ДОМ С ЗАБИТЫМИ СТАВНЯМИ

“Только тебе, Надежда, решусь рассказать, что было со мной в юности, - растерянно

 начал свой рассказ мой сосед по столу в профилактории. - Сейчас мне шестьдесят

шесть годков, но до сих пор силушки хватает работать в кузнице. Видишь, какой я

мощный и кряжистый, а в пятнадцать лет, когда умерла моя мать, был я как

цыплёнок.

Считался самым маленьким из одноклассников. Мать умерла и оставила отцу четверых

детей. Я был самым старшим.

Отец только вернулся с войны. Женщин было много в деревне. Правильнее сказать, в

деревне жили одни женщины. Выбор оказался у отца большой. Но отец почему-то

женился на очень красивой молодой вдове из соседнего села.

Это село находилось от нас недалеко. Всего восемь километров пути по большаку.

Село имело больницу, среднюю школу, библиотеку, магазин. Я туда бегал каждый день

 в школу. Иногда приносил по пути продукты из магазина. Мне нравилась папина

жена, но она почему-то невзлюбила меня. Только я сяду подле неё на кухне, как она

 сразу найдёт мне какую-нибудь работу во дворе.

Так мы прожили год. Я собирался идти учиться в последний десятый класс средней

школы. Учился я на одни тройки. Отец вообще считал, что я зря в школе время

перевожу.

И вдруг моя красивая мачеха предложила: “Давай его поселим в той деревне, где

есть школа. За нашей родней числится большой пятистенный дом на косогоре у сосен.

 В нём никто не живёт. Поселим его в кухне этого дома. Забьём дверь в большую

половину. Заготовим дров на зиму. Много ли надо, чтобы натопить в одной кухне!

Лес вокруг деревни большой, много валежника, а кормить его будет моя сестра. Он

ей заодно и по дому поможет, она ведь одна троих малых детей в такой тесноте

поднимает. А мы сестре продуктами поможем немного”.

Возможно, мачеха таким образом хотела помочь своей сестре с малолетними детьми.

Или я ей надоел. Я, ничуть не печалясь, согласился. Во-первых, не нужно рано

вставать, чтобы в такую даль пешком идти в школу, а во-вторых, столько свободы!

Первого сентября отец привёл меня в дом, раскрыл ставни на окнах кухни, оставил

короб яблок, а жениной сестре отнёс мешок продуктов, похлопал на прощание меня по

 плечу и побежал работать. Он трудился трактористом в этом селе.

Я с удовольствием обошёл свои новые хоромы. Кухня была чистая, со стенами из

тёсанных брёвен и большой белой русской печью. В этом доме жил до тридцатых годов

 кулак с семьёй. Потом его самого, а затем и семью отправили по этапу.

После школы я зашёл к родственнице – поесть и помочь в работе по дому, а

поужинав, пошёл в своё новое жилище. Отец заранее принёс мне керосиновую лампу

без керосина, поставил на подоконник, сказал, что до ноября и так света хватит.

Уроки я учить не любил, поэтому сразу приступил к обследованию своего нового

жилища. Первым делом слазил в подпол. Там были какие-то лари и пеньки, обросшие

большими белыми грибами. Я открыл лари. Они все были пустые. Потом стал

рассматривать грибы. Они своими кучками напоминали переросшие опята, только

совершенно белого цвета. Я понюхал их – пахнут хорошо.

Потом я слазил на чердак. Чердак оказался очень высоким, с большим окном. Пол

чердака, покрытый истлевшими сосновыми иголками, - мягкий и душистый. На чердаке

было пусто. Я нашёл только пучок полуистлевших лучин.

В кухне стоял стол, около него – широкая лавка, на которой я собирался спать. В

комнате стало быстро смеркаться. Я положил под голову холщовую сумку с тетрадками

 и учебниками, снял старые мамины сапоги, лёг на лавку и сразу уснул.

Вдруг сквозь сон я услышал какой-то гомон, топот и жутковатый смех.

Я открыл глаза. Дверь открылась от резкого толчка, и в кухню вскочили три мужика,

 по облику напоминавшие чертей. Они были совершенно голые. Всё их тело покрывала

шерсть, похожая на шкуры чёрных коров. Вместо ступней у них были копыта, а из

задницы торчал длинный гибкий хвост с кисточкой на конце. На чёрном лице блестели

 белые красивые зубы и голубые белки глаз. Черти были курносые, с очень задорными

 и смышлёными мордочками, а из чёрных кудрей на голове у них торчали маленькие

рожки. Я с перепуга сполз под лавку.

Черти сели за стол. Двое на лавку, третий подтащил к столу от печи пенёк, на

котором рубили дрова для растопки печки.

Комната сразу осветилась ярким светом. Весёлые и непринуждённые черти начали

раскидывать карты, отпуская каждое мгновение шутку или прибаутку.

И началась игра. Черти с каждым часом становились всё серьёзней и деловитей.

Обменивались какими-то замысловатыми фразами. Реплики их становили всё сдержаннее

 и сдержаннее, позы тел – всё напряжённее.

Вдруг один из чертей уличил другого в обмане. Что тут началось! Черти вцепились

друг другу в волосы. Потасовка продолжалась бы, наверное, до утра, но один из

чертей задел при драке мою холщовую сумку со школьными принадлежностями. Она с

грохотом упала на пол. Третий чёрт нагнулся, чтобы разобраться, что же упало, и

обнаружил под лавкой меня. Он вытащил меня за шкирку из-под лавки и поставил на

стол. “Ты кто такой?” - спросили черти меня в один голос. Я рассказал, кто я

таков, как попал сюда. Черти испытующе посмотрели мне в глаза и сказали: “Будешь

в игре четвёртым? Ну а если проговоришься про игру, то изведём тебя! Понял?!”

Я, конечно, со страху всё понял и только пролепетал в ответ, что играть в эти

карточные игры не умею.

“Научим!” - коротко сказали черти.

И так из ночи в ночь три чёрта стали меня обучать мастерству игры в карты.

Карточных игр, оказывается, на свете великое множество. Многие из них для меня

оказались сложны. Но черти были очень настырные. А если я соображал туго, то они

отвешивали мне такие щелбаны да щелчки, что к утру у меня на лбу вырастала рогом

шишка. Мачехина родственница иногда журила меня за эти шишки: “И где это тебя

черти носят?! Смотри, без глаз останешься!..”

Я очень уставал от своих ночных бдений. Очень похудел, часто спал на уроках.

Помогая кое-как сестре мачехи, я прибегал домой и спал до тех пор, пока меня не

будила в полночь чёртова компания…

Наступила поздняя дождливая осень, а потом суровая снежная зима. Я сам закрыл

ставни и забил их досками, чтобы меньше дуло. А печь по ночам топили сами черти.

Они и не вставали из-за стола, но в кухне всегда был свет, а в печи горели дрова…

Так прошла длинная изнурительная зима. С весной стало полегче.

Рассветало рано, и чёртова компания разбегалась с первыми петухами. За эти

длинные изнурительные ночи черти обучили меня сотни всевозможных карточных игр.

Кое-как я закончил школу и после вручения мне аттестата с радостью вернулся в

отцовский дом.

По совету мачехи отец пристроил меня учиться в город в профучилище.

Потом, после окончания училища, меня призвали в армию. Я попал в погранвойска.

Служил на границе с Афганистаном. Это был высокогорный район.

Границы Таджикистана, Узбекистана, Туркмении с Афганистаном проходили по очень

пустынному, безлюдному району.

Воинская часть наша находилась в горном ущелье. Застава была очень дружной.

Вечерами, потихоньку от начальства, мы играли в карты. Равных мне в карточной

игре на заставе не было.

Обычно солдаты были закреплены за одними и теми же участками границы, которые они

 знали наизусть с закрытыми глазами. Пограничники могли в полнейшей темноте

пройти по склону горы, не задев ни одного камушка.

Но вскоре произошла реорганизация заставы, у нас увеличилась численность, и для

охраны нам добавили высокогорный хребет.

В первую же ночь я ощутил на этом голом пустынном месте невероятное волнение. Мой

 же напарник имел всю ночь весьма бравый вид.

На третью ночь дежурства меня охватило страшное беспокойство. Не прошло и

двадцати минут после этого странного ощущения дискомфорта, как из-за скалы

появилась очень крупная фигура человека-нарушителя. Я толкнул своего напарника в

бок и показал рукой в сторону скалы. Напарник напряжённо вглядывался и пожимал

плечами. Он не видел ничего.

Вдруг фигура направилась в нашу сторону огромными и быстрыми шагами. Не прошло и

минуты, как она приблизилась к нам. Человек ростом с многоэтажный дом прошёл мимо

 нас с напарником, как мимо пустого места.

Единственное, что я смог отметить про себя, что доставал головой только до колена

 этого великана.

Несмотря на ужас, охвативший меня, я всё-таки собрался весь в комок и стал

стрелять в ноги громиле.

Он остановился, улыбнулся, взял меня на руки и стал подкидывать вверх и ловить,

как отец в детстве. Потом засмеялся, высоко поднял над головой и, бережно

поставив на землю, пошёл назад к скале.

Я посмотрел на своего напарника. Он, стоя, спал. Я стал его тормошить. Он

встрепенулся и удивленно спросил меня: “Ты чего меня трясёшь? С ума, что ли,

сошёл?!”

Я стал рассказывать ему о великане. Он с сожалением посмотрел мне в глаза,

покрутил пальцем у виска и, махнув на меня рукой, стал пристально смотреть на

скалу.

На каждое дежурство, когда я находился на этой точке, великан приходил ко мне из-

за скалы, подкидывал меня вверх, целовал, ставил на землю, гладил по голове и

уходил опять за скалу.

Я потерял покой. И хотя великан не причинял мне никакого вреда, каждый новый его

приход наводил на меня ужас.

Я никому не говорил о его визитах, боясь быть осмеянным товарищами по службе. И,

хотя так весело и хорошо, как на заставе, мне нигде не жилось, я стал считать

месяцы до демобилизации.

Однажды в хмурую осеннюю ночь из-за скалы вышла группа нарушителей, которых

увидели сразу и я, и мой товарищ. Мы залегли за камень и стали ждать. Группа

быстро приближалась к перевалу и состояла из четырёх человек. Они были смуглые,

черноволосые, бородатые, одетые во всё серое. Как только расстояние между нами

стало меньше пятидесяти метров, мы с товарищем открыли предупредительный огонь по

 ногам нарушителей. Они сразу упали на землю и открыли ответный огонь.

Осколок камня отлетел от глыбы, за которой мы прятались, и ударил моего напарника

 по голове. Он охнул и упал. Я подполз к товарищу, чтобы осмотреть раненного,

прижался к его груди, чтобы послушать – бьётся ли сердце. И в этот момент рядом с

 нами разорвалась граната. Я почувствовал острую боль в плече и в шее. Последнее,

 что я помнил – лицо склонившегося надо мной великана.

Товарищи быстро подбежали к нам на выручку. То, как они потом описали увиденное,

меня привело в замешательство: я и мой товарищ лежали на тропинке без сознания, а

 четыре нарушителя валялись внизу у подножия горы с нашей стороны границы. Как

мы, двое тяжелораненых солдат, смогли справиться с четырьмя бандитами, стало для

меня большой загадкой.

Прямо с места происшествия, оказав первую помощь, нас отправили в госпиталь в

Фергану. Поправлялись мы очень долго, особенно мой товарищ. Когда мы пошли на

поправку, нам разрешили гулять в окрестностях госпиталя. Я часто садился

поболтать со стариком, который жил при сторожке около морга.

Мы с ним беседовали всеми вечерами. Оказывается, раньше он был священником, но

потом, в связи с атеистической пропагандой, церковь его была уничтожена. Он смог

устроиться только сторожем, и теперь около морга коротал свою одинокую старость.

Он был удивительным слушателем. За эти вечера я ему рассказал всю свою нехитрую

жизнь. Особо внимательно он слушал рассказы про мои карточные игры с чертями в

далёкой юности.

Но рассказ о великане и его помощи в борьбе с нарушителями границы заинтересовал

старика больше всех.

Как только я закончил свой удивительный рассказ о моём чудесном спасении, он

спросил меня, крещённый ли я. Я сказал, что, видимо, крещённый, раз у меня есть

крестная и крестный. Он осенил меня крестом и сказал, что будет молиться за меня,

 и чтобы впредь я никогда и ничего не боялся. “Всё это - нечисть. Плюнь на неё

через левое плечо да перекрестись, сынок…”, - закончил он тихо.

Выздоровев, я вернулся на заставу. С большим волнением я шёл на охрану границы:

мне очень хотелось встретить великана и поблагодарить его за спасение в той

стычке с нарушителями. Но сколько я не стоял на этом хребте на дежурстве, ни разу

 великан больше не вышел из-за скалы.

Надежда, как ты можешь мне объяснить всё это?”

“Вы знаете, это, наверное, галлюцинации. Я в детстве читала военный детектив. Там

 были тоже описаны грибы, которые вызывали страшные галлюцинации. Вы ведь

сказали, что в подполе на пнях росли грибы, похожие на опята. Их запах и вызывал

у вас галлюцинации. Только вот кто вас научил так играть в карты?

Кстати, вы единственный в профилактории, кто так искусно играет в преферанс и

покер. Это меня удивляет во всей этой истории больше всего…”, - озадаченно

ответила я.

Профилакторий, г. Ульяновск