Книга Звуки и звучания в Языке. Глава 4

Олег Глазов
Из серии “Рассказы детям о Языке”

Книга “Звуки и звучания в Языке”

Глава 4

Знания (в структуре значений звучаний) сформированные Сознанием с использованием (его исполнительног органа) голосового аппарата


Знания “место (источника звучания)” и “признак (источника звучания)” безусловно уже так важны. Но они, скажем так, являются обязательными вообще для всех вещественных признаков действительности (хотя бы потому, что от них самих они никак уже не зависят, а зависят только от того, точнее даже от самой формы Жизни того), кто их и воспринимает. А потому, с точки зрения Языка, большого значения (т.е. более развитую собственную структуру значений) в нём (как в части Сознания) эти знания не имеют. Проще говоря, эти знания появились у будущих человеков тогда, когда никакого такого Языка в Сознании у них ещё не было, - но ничего, как-то при этом они всё же, получается, жили.

Для Языка же гораздо более важными являются уже те знания, что были сформированы как результат процесса детализации Сознания и его исполнительного органа “голосовой аппарат”. Потому в этой Главе 4 на примере детализации естественного звучания “(СВ)”, - а сама же эта детализация является ничем иным, как результатом детализации именно Сознания и его исполнительного органа “голосовой аппарат”, - мы рассмотрим как происходит формирование значений (т.е. знаний соответствующих признаков) в структуре значений уже самого результата этой детализации, а именно звука “в” (”w”).

Ещё раз, - звук “с” возникает вовсе даже не непосредственно в результате детализации естественного звучания “(СВ)”, чтоб мы могли рассматривать его здесь в качестве примера вместе со звуком “в” (”w”). А потому мы ограничимся рассмотрением здесь в качестве примера исключительно звука “в” (”w”), который единственный, получается, возникает в результате детализации естественного звучания “(СВ)” именно что непосредственно.

Прежде всего для Языка наиболее важным знанием является знание того, что то или иное звучание было извлечено посредством именно голосового аппарата, а не чего-то ещё. Потому как с накоплением знаний (в Коллективном уже сознании, - т.е. не просто в Сознании, нет) значение [жи(вой)] несколько так уже изменяется. И теперь оно значит вовсе не признак действительности, способный издавать в различных контекстах собственные естественные звучания, а гораздо более так уже сложное знание (потому как и более же сложного признака действительности). А чтоб вы в этом не сомневались, замечу только, что и сегодня, со всеми уже нашими знаниями, значение [живой] так до конца ещё и не сформировано, - настолько само по себе это всеобъемлющее знание, чтоб мы запросто могли задать ему соответствующую структуру значений.

Проще говоря, если тот или иной признак действительности был так уже точно живым, - а наличия дыхания, чтобы ему быть так уже живым, было для этого более чем достаточно, - то вовсе даже не любое его звучание, что он мог вообще уже издавать за счёт особенностей его формы Жизни, могло иметь значение (знание соответствующего признака) в Языке. А только то его звучание могло иметь значение в Языке, что этот живой признак действительности издавал посредством именно что его дыхания, т.е. и рта в том числе, т.е. посредством, получается, будущего его голосового аппарата.

Например, если человек случайно пукал, то само это звучание не значило в Языке ровным счётом вообще ничего. Хотя бы потому, что было оно извлечено вовсе даже не через рот, а значит и помимо так уже воли человека, который его и издал. Потому как только звучания через рот человеки и могли уже так контролировать (своим Сознанием). Понятно, - то (звучание), что контролировать невозможно, за то (звучание) и отвечать уже невозможно, чтоб так оно (звучание) уже не имело и собственного значения (в Языке).

Но не все звучания, что человеки издавали через свой рот имели значения (в Языке). Потому как некоторые из этих звучаний они издавали совсем даже не специально (т.е. без всякого на то участия их Сознания), - те сопровождали различные процессы, что происходили у человеков без участия их Сознания. Например, тот же “ик”, - у него не то что значения нет в Языке, но даже и название как таковое отсутствует. Потому как да, - само это звучание издаётся у нас через рот, вот только контролировать мы его при всём нашем желании не можем никак. А потому само это звучание “ик” никакого отношения к Языку так уже не имеет.

Изначально голосового аппарата как такового у формы Жизни “человек” не было. А было одно лишь дыхание, работа исполнительных органов которого очень тесно связана с работой всей (т.е. со всеми другими органами и её частями) формы Жизни. Дыхание, работу которого в обычных ситуациях услышать практически невозможно. Но при этом очень даже возможно услышать работу дыхания в ситуациях необычных. А это значит, что посредством его уже тогда можно было получать много каких знаний о состоянии того представителя формы Жизни, который это необычное дыхание и издавал. Поэтому ничего удивительного нет в том, что у той же формы Жизни “человек” в Процессе Эволюции именно дыхание и исполнительные органы за него ответственные и развивались соответствующим образом. Т.е. развивались для возможности передачи так (посредством дыхания) знаний. Причём развивались для передачи знаний, скажем так, уже не автоматически, а именно что специально, т.е. с участием уже в этом процессе в том числе и Сознания. В результате этого часть исполнительных органов дыхания со временем и сформировала то, что мы сегодня называем уже как голосовой аппарат (человеков), т.е. исполнительный орган Сознания.

Ещё раз, - именно дыхание, звучания которого никак тогда ещё не зависели от желания (т.е. от Сознания) того, кто его и издавал, и служило так, - без Сознания, т.е. неосознанно, а это значит совсем даже не специально, - для передачи соответствующих знаний. И эти знания уже воспринимались (т.е. понимались) теми, кому это было необходимо. Т.е., - ещё раз, - сами знания так (посредством дыхания) уже передавались, но вот только Сознание в самой этой передаче никак пока ещё не участвовало. А участвовали те самые органы, что были связаны с дыханием, они и задавали этим звучаниям соответствующие значения (знания признаков). А это значит, что даже имея соответствующие значения, эти звучания словами быть так ещё не могли.

И теперь, чтобы они стали уже так словами, т.е. звучаниями с соответствующими у них значениями (знаниями признаков), дело оставалось за малым, - научиться человекам передавать эти значения (знания признаков) посредством звучаний дыхания уже специально, т.е. уже с участием (невещественной структуры знаний) Сознания. Т.е. передавать их без всякой на то необходимости совместной работы исполнительных органов дыхания с другими органами формы Жизни “человек”, а исключительно только уже за счёт совместной работы исполнительных органов дыхания и  Сознания. В этом случае исполнительные органы дыхания задействованные в самом этом процессе специальной передачи знаний становились так уже именно что голосовым аппаратом, т.е. исполнительным органом Сознания.

Или, - эта же мысль, но сказанная уже чуть по-другому, - Язык, это способ передачи знаний, но не только за счёт самого устройства вещественной формы Жизни, которое помогает издавать так соответствующие звучания в соответствующих же контекстах. А способ передачи знаний именно что уже осознанно, т.е. за счёт использования в том числе и устройства невещественной структуры знаний в Сознании, которое само является частью формы Жизни. Причём сама эта передача должна происходить вне контекстов, где эти же звучания могут быть изданы уже чем угодно, но только не голосовым аппаратом. Или, если всё же они там и издаются голосовым аппаратом, но вовсе так уже не специально, т.е. без участия в том работы Сознания, то это значит, что именно в этих контекстах и именно эти звучания словами (звучаниями с соответствующими у них значениями) так уже не являются.

Ещё раз, - естественные звучания являются неотъемлемыми признаками совокупного образа того или иного признака действительности. По этой причине их очень удобно использовать в Языке, чтобы посредством их передавать знания о самом том признаке действительности, совокупному образу которого они и принадлежат. При этом значения звучаний Языка (или, это если чуть уже по-другому, - значения слов), в которых использовались естественные звучания неких признаков, уточнялись в том числе ещё и за счёт знаний того контекста (без разницы, - Действительности или Языка, или обоих их вместе), в которых они и использовались.

Рассмотрим, как это работает, не примере естественного звучания “(СВ)”. Звучание “(СВ)” является естественным звучанием человеков во время их процесса питья (воды) с поверхности. А это значит, что значением естественного звучания “(СВ)” является так [пить(ё) человеком (воды) с поверхности]. А это значит, что в структуре значений этого естественного звучания “(СВ)” присутствуют знания признаков действительности “человек” и “вода”, и знания признаков сознания “пить(ё) (как процесс)”, “(быть) с” и “поверхность”.

Ещё раз, - напоминаю, - признаки действительности это те, знания которых формируются из информации от наших органов чувств. А признаки сознания это те, знания которых формируются исключительно за счёт работы Сознания. А это значит, что признаки сознания ни потрогать, ни увидеть, ни услышать, ни понюхать, ни... и т.д., мы просто не можем. В отличии от признаков действительности, с которыми мы что-то из того, что было здесь перечислено, можем проделать запросто. Другое дело, что знания признаков сознания, как знания достаточно так уже сложные, могут включать в том числе и знания признаков действительности. Как и сложные знания признаков действительности могут включать в себя в том числе и знания признаков сознания. А всё потому, что все знания образуют единую невещественную структуру знаний в нашем Сознании. (Её можно назвать и как “единая структура невещественных знаний”, - это кому как уже больше нравится, - от перемены мест слагаемых сама их сумма никак не меняется.)

(Кстати, - и это важно! - любое достаточно сложное знание может содержать в своей структуре много разных знаний, - и знаний признаков сознания, и знаний признаков действительности. Более того, сегодня значением большинства звучаний является не просто знание одного какого-то признака (т.е. значение), а именно что целая их структура значений, т.е. совокупность знаний признаков со знаниями связей между ними. Связано это с возможностью наиболее рационального использования знаний (известных звучаний) вообще в Языке. А для этого в разных контекстах Языка (т.е. в разных языках) из структуры значений того или иного звучания могут использоваться и разные его знания признаков (т.е. разные так его значения). При том, что могут быть и такие (знания) связи между знаниями признаков в структурах значений некоторых звучаний, которые, скажем так, разрешают нам использовать некоторые её знания признаков во всех контекстах этого языка только вместе, и никак иначе! (в смысле только не по отдельности). В противном случае так уже меняется значение самого этого звучания, что вовсе даже не способствует взаимопониманию носителей этого языка.

Детализация подобных, - назовём их совмещёнными, - значений, состоящих из двух знаний признаков объединённых одной общей связью (знанием связи), на два уже знания этих признаков, но связью не объединённых (т.е. на два отдельных уже так значения) происходит в том или ином языке естественным образом. Просто в таком языке всё чаще начинают возникать контексты, где из двух совмещённых знаний этого признака необходимым является только какое-то одно. А это значит, что знание связи, что было между совмещёнными знаниями этого признака, в этом контексте этого языка так уже не учитывается. А это значит, что при достаточно так большом количестве подобных контекстов в этом языке, оно (знание связи в совмещённом значении) однажды так просто исчезнет. А это и есть один из способов смены (детализации) значений у одних и тех же звучаний в Языке, - было одно совмещённое знание признака, а без знания связи вместо него у этого признака появляются так два уже знания, но уже так отдельных.

Смена значений звучаний, - ещё раз, - это естественный процесс вообще в Языке, обусловленый изменением (в первую очередь количества) знаний в его Коллективном сознании. И пока он такой, - естественный, - ничего страшного так ещё нет (на то он, собственно, и естественный). Страшное же начинается сразу тогда, когда язык меняют уже специально. А тем более страшно, что меняют специально такой язык именно что из-за своей безграмотности (отсутствия соответствующих знаний) те человеки, что призваны его охранять. Тем самым они ломают естественный процесс изменения языка, а с ним и наше об этом языке знание и всё, что так с ним уже связано. Потому как такое отношение к языку в итоге однажды приведёт к тому, что сам этот язык мы не будем знать совершенно. А будем знать одни лишь только правила писания в нём. (Именно так и обстоит сегодня дело почти во всех вообще языках.) А ведь любой язык, это прежде всего отображение истории того народа, который он так представляет.

Так, например, значение вотского слова “морт” сегодняшние лингвистики называют как [чужой] и как [человек], т.е. называют их по отдельности как два разных значения у одного и того же звучания, что неправильно. Потому как между признаками “чужой” и “человек” в структуре значений вотского слова “морт” существует неразрывная связь. А это значит, что знания этих признаков во всех контекстах вотского языка могут использоваться теперь только вместе. И значит оно в вотском языке именно что [чужой человек].

Это знание тем более важно для нас, что в нём заключена одна из наиболее важных страниц Истории вотского народа. Подобное же извращение Языка (в данном конкретном случае именно вотского языка) лингвистиками, которые кроме правил писания в Языке никаких других знаний (тем более связей) в нём ни чуть-чуть себе так и не представляют, ведёт к извращению, а через него и к полной утрате знаний уже о самой Истории (в данном конкретном случае Истории вотяков). Той самой Истории, которая если и могла у вотяков как-то ещё сохраниться, то только в виде их языка, - увы, сам образ жизни вотяков не предполагал каких-то других способов сохранения их Истории.)

Ещё раз, - если само это естественное звучание “(СВ)” не издавалось  специально (т.е. издавалось без участия (работы) невещественной структуры знаний Сознания), то это значило, что оно являлось так всего-лишь звучанием самой формы Жизни “человек” в процессе питья (воды) её представителем, а значит и словом оно так уже не являлось. А это значит, что и соответствующего значения (знания признака) оно не имело, потому как само являлгсь так самим этим невещественным признаком “звучание питья (воды) человеком с поверхности”.

Таким образом мы установили условия, при которых естественное звучание “(СВ)” с его значением [пить(ё) человеком (воды) с поверхности] становится уже словом с Языке с этим же самым у него значением, перечислим их.

Во-первых, - это звучание “(СВ)” должно было быть произнесено голосовым аппаратом, потому как только так и возникает знание, что это звучание похоже (потому как в зависимости от контекста) произнесено именно что специально, т.е. с участием (невещественной структуры знаний) Сознания.

Во-вторых, - звучание “(СВ)” как соответствующий признак практически полностью должно совпадать с естественным звучанием признака “пить(ё) человеком (воды) с поверхности” с его значением [пить(ё) человеком (воды) с поверхности], потому как только так оно само сможет иметь такое же как и у него значение.

В третьих, - чтобы знать, что звучание “(СВ)” было произнесено так уже специально, т.е. с участием уже Сознания, необходимо было знать, что среди знаний признаков того контекста, где это звучание и произносилось, отсутствовало хотя бы одно из тех знаний, чьё присутствие в структуре значений естественного звучания “питьё (воды) с поверхности человеком” обязательно. (Это не касается знания “человек”, потому как его (человека) присутствие в Языке является обязательным. Потому как кроме человеков тогда говорить больше никто и не умел.)

Проще говоря, когда человеки произносили звучание “(СВ)” там, где его не могло быть как естественного звучания с тем же самым у него значением (не было воды, чтобы её пить, например), то это значило, что было оно произнесено так именно что с участием Сознания, а это в свою очередь значило, что произнесено оно было для передачи так знания “пить(ё) человеком (воды) с поверхности]. В противном случае а зачем тогда такое (со значением [пить(ё) человеком (воды) с поверхности]) его вообще издавать, тем более в контексте в котором нет воды?

Соблюдение всех этих условий и было той необходимостью и достаточностью, при которых естественное звучание “питьё (воды) с поверхности человеком” становилось звучанием “(СВ)” с тем же самым значением, т.е. уже соответствующим словом в Языке.

Слово “(СВ)” потому уже стало первым словом вообще в Языке, что оно изначально произносилось, скажем так, голосовым аппаратом. А потому, для того, чтобы из естественного звучания стать ему уже словом, человекам оставалось только поменять сам контекст, где оно и произносилось. В отличии от других естественных звучаний, которые прежде следовало ещё научиться произносить голосовым аппаратом так, чтоб другие понимали их уже однозначно.

Необходимость в возможности передачи большего количества знаний порождала необходимость в развитии голосового аппарата той формы Жизни, представители которой эти знания так и передавали. Уши же, как органы слуха, так те изначально уже были готовы эти самые звучания воспринимать. В смысле как-то ещё развиваться специально никакой такой необходимости у ушей тогда уже не было.

Понятно, что пока знаний было немного, их запросто можно было передать за счёт одной лишь только модуляции самого звучания, без разницы частотой или аплитудной, или обеих их вместе. Проще говоря, при виде опасности (признака, одним из значений в структуре совокупного образа которого было знание “опасность”), например, в зависимости от того, какой именно она уже так была, человеку можно было кричать (издавать Сигнал присутствия, чтобы передать так знание “опасность” уже всем остальным человекам) очень уже так по разному.

Так, если это была мышь, то следовало, - но это уже по желанию, в смысле по одним только своим физическим возможностям, - визжать, т.е. кричать достаточно громко, но исключительно, скажем так, в высокой тональности. А, если это был медведь, то следовало обязательно уже так орать, т.е. кричать громко, но уже в низкой тональности. По этим звучаниям человеки, которые саму опасность ещё не видели, заранее получали о ней знания, а именно, - насколько опасность сильна (т.е. велика, в том числе и по её размерам) и близко так уже к ним находится.

Так знание о величине опасности человеки получали из сопоставления тональностей звучания, - высокая тональность, и человеки это уже знали, соответствовала признаку (со знанием в его структуре значений) небольшой (по размеру) опасности. Низкая же тональность соответствовала уже большой опасности, со всеми из этого вытекающими следствиями.

Другое дело, что опасности у человеков уже тогда были очень разными. А потому при их обнаружении следовало действовать тоже очень уже так по разному. А это, - необходимость действовать по-разному, - и была той необходимостью, что требовала сами эти звучания с их знаниями так уже уточнить. И уточнить именно что за счёт включения в структуру значений своих звучаний со значением [опасность] в том числе и естественных звучаний самих тех признаков, которые этой опасностью для человеков и являлись.

(Кстати, - чтобы лучше понять, как это было тогда у человеков, достаточно рассмотреть пример сегодняшних сурикатов. Сурикаты используют в своём языке около дюжины слов со значением [опасность]. А отличаются сами значения этих слов тем, что содержат в структуре значений разные знания (звучаний), - “человек”, “змея”, “орёл”, “койот”, и т.д. Этих знаний сурикатам вполне уже так достаточно, чтобы в зависимости от сигнала “опасность!” действовать правильно, - “опасность-змея!” - подальше бежать от норы, “опасность-орёл!” - бежать в нору, “опасность-человек!” - шухер так уже полный, но здесь уже каждый решает сам за себя, в зависимости от обстоятельств, в которых он так оказался.)

Или, если человек мяукал как кошка, а “мяу” это естественное звучание (контекста) признака кошки, то это значило, что таким образом он передавал значение (знание признака) “кошка”. В соответствующем контексте Действительности само это звучание “мяу” имело значение “кошка”, да, но безусловно уже уточнённое знаниями тех признаков действительности, в контексте которой оно и было так сказано человеком (как в контексте именно этой уже части Действительности).

С отдельными звуками (не с естественными звучаниями, которые представляют собой обычно несколько звуков, нет) всё уже было не так. Будучи по природе своей звучаниями (т.е. являясь так уже невещественными признаками действительности) привычных значений соответствующих признаков, какие и были у естественных звучаний, они уже не имели. Проще говоря, по одному только звуку (в смысле по одному только его так звучанию) сказать, кому он принадлежит (в смысле знание какого именно признака находится в структуре его значений), было уже невозможно. А всё потому, что звуки в отличие от естественных звучаний имели в соответствие не одно уже какое-то знание одного какого-то признака (проще говоря, не одно какое-то только значение), а уже целую структуру таких значений. Которая и состояла из знаний соответствующего признака, объединённых знаниями связей между ними. Значения (знания признака), которые уточнялись за счёт знаний именно того контекста Действительности, где это звучание с соответствующей у него структурой значений и использовалось.

Например, в Языке становится словом естественное звучание “(СВ)” со значением у него [питьё человеком (воды) с поверхности]. Да, само это значение не такое уж, получается, и простое. Но главное, что отличало его как любое естественное звучание вообще, это наличие у него единственного так значения, - [питьё(ё) человеком (воды) с поверхности]. Что, безусловно, давало возможность задавать однозначно соответствие с ним в Языке, - удобно, не правда ли? - у одного и того же (естественного) звучания одно и то же значение в любом контексте Действительности, ошибиться с таким невозможно.

Но вот происходит детализация естественного звучания “(СВ)”, в результате которой формируется в том числе и звук “в” (”w”). Естественно предположить, что если до этого звучание звука “в” (”w”) было частью естественного звучания “(СВ)”, то, похоже, что и значение звучания звука “в” (”w”) было до этого частью естественного звучания “(СВ)”. Значение же естественного звучания “(СВ)” мы так уже знаем, - [пить(ё) человеком (воды) с поверхности]. Из этого значения остаётся так выделить только ту его часть, что и стала бы уже значением звучания звука “в” (”w”). Что древние человеки достаточно скоро тогда и проделали, выбрав для значения звучания звука “в” (”w”) знание “человек”.

Ещё раз, - звук “в” (”w”) могли говорить только одни человеки (но точно не животные, нет). А потому естественно то, что одним из знаний в его структуре значений стало так знание “человек”. А так как не все человеки тогда имели звук “в” (”w”) в своём лексиконе, то более точным знанием для него в его структуре значений было именно что знание “человек “В”. Т.е. человеком “В” был тогда тот человек, который уже использовал в своей речи звук “в” (”w”) с соответствующим у него значением. Или, другими словами, значением звука “в” (”w”) в некоторых контекстах Действительности (т.е. в некоторых так коллективах) было [человек “В”]. Среди самих же человеков “В” одним из его значений безусловно было значение [человек].

Ещё раз, - накопление знаний в разных коллективах шло очень по-разному. Потому знания в них накапливались не только разные, но и с разной в них скоростью. При том, что обмен знаниями между разными коллективами существовал уже и тогда. А это значит, что человеки в коллективах, где детализация естественного звучания “(СВ)” с выделением из него звука “в” (”w”) с его уже значением ещё не произошла, заимствовали его именно как звук “в” (”w”) со значением [человек “В”]. Таким образом они сопоставляли само это звучание звука “в” (”w”) со знанием именно тех человеков, которые его уже и использовали. Каких-то других знаний в структуре значений звучания звука “в” (”w”) как у заимствованного знания у них просто быть не могло.

А ведь знание “человек”, и мы знаем это из знания значения естественного звучания “(СВ)”, изначально было в нём совмещённым знанием. Проще говоря, человеком “В” тогда был не абы какой  человек, а именно тот человек, который пил (воду) из реки. Той самой реки, которая была тогда ещё и дорогой. Таким образом знания “человек” и “дорога” в структуре значений звучания звука “в” (”w”) в тех коллективах, где и произошла детализация естественного звучания “(СВ)”, оказались так совмещёнными. Со всеми из этого вытекающими следствиями...

Так в языках huntы и ками ещё одним знанием, что было тогда в структуре их значений звучания звука “в” (”w”), было знание “направление движения”. Оно такое могло в ней (структуре значений звучания звука “в” (”w”)) возникнуть только, -
-во-первых, - если детализация естественного звучания “(СВ)” произошла именно в их коллективах:
и.
- во-вторых, - в результате дальнейшей детализации значения звука “в” (”w”) в языках этих коллективов его совмещённое знание “человек (пьющий воду из) реки (дороги)” разделяется как минимум на два знания, - “человек” и “дорога”.

Таким образом в зависимости от контекста звучание звука “в” (”w”) в языках huntы и ками могло значить или [человек], или [дорога]. А вместе с соответствующей жестовой составляющей оно могло уже значить и [направление движения]. Потому как, если человеки в те времена и пробирались зачем-то сквозь лес, то цель у них всегда была так одна, - выйти именно что на дорогу, т.е. к реке. А потому, если кто-то из них по каким-то приметам первым угадывал, где дорога (река) уже есть, то звучанием звука “в” (”w”) с соответствующей жестовой составляющей он показывал, куда всем следует так идти. Именно так и возникло значение [направление движения] у звучания звука “в” (”w”) в языках huntы и ками.

(Кстати, - в структуре значений звучания звука“в” (”w”), вы помните, помимо знания “направление движения” присутствовали ещё знания “дорога (река)” и “вода” (которая в этой самой реке и была). А это значит, что в зависимости от контекста Действительности, звучанию “в” (”w”) могло соответствовать в нём любое из этих знаний признаков, т.е. значений. При том, и мы это знаем, что значение [вода] уже было тогда у звучания звука “с”. (Но только не у звука “s”, хотя бы потому, что его такого тогда ещё не было вообще в Языке.) Поэтому, когда было накоплено достаточно уже соответствующих знаний, присутствие которых потребовало задать значение [вода] уже звучанию звука “в” (”w”), то наличие знания “вода” в структуре значений звучания звука “в” (”w”) облегчило эту задачу. Почему будущие руские как и будущие англичане запросто перешли тогда у себя в языках для значения [вода] от звучания “с” уже к звучанию “в” (”w”).)

Ещё раз, - со звучанием звука “с” и с его значением всё было гораздо уже сложнее. Потому как это вовсе даже не оно присутствовало в естественном звучании “(СВ)”. Впрочем обо всём этом я обязательно расскажу вам уже дальше.

e-mail для писем, - olegsingurt@yandex.ru
№ карты для денег на поддержку проекта, - 2200 1523 3323 6894 (Ирина Вячеславовна К. )