ПУЛАТ-ЗОДА’ (СТАЛЬЧЕЛ) И ДРУГИЕ
Часть I: ИЗ ПРИМЕРОВ ДРЕВНЕЙШЕЙ ИСТОРИИ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 100 ЛЕТ. ДО НАШИХ ДНЕЙ
Настоятельно, читатель, требуется ваше внимание на обстоятельства, которые очень важны и сейчас, и через год, и через пять лет, и через пятьдесят.
Не может быть никакого сомнения, что молодушке, внезапно овдовевшей с тремя малыми детьми на руках: девочке пять лет, а мальчикам два года и шесть месяцев, – безусловно, их матери выпала очень тяжёлая доля. Тем более в условиях российской деревни, задвинутой в нещадные тиски коллективизации сельского хозяйства. Поэтому будущая бабушка Пулата-зода’ никак не могла быть мягкосердечной мамочкой [пулат – с узбекского, сталь (а также – мужское имя у тюрков); зода’, зод – род, происхождение; то есть человек из рода Стальных – Стальчел]. Напротив, суровость, жёсткость, крайняя бережливость и ограничения в еде помогали выживанию. И она, вдовушка, перебивавшаяся под прессом трудов в колхозном поле, конечно, поколачивала своих детей. Что от неё и унаследовала дочь – будущая мама Стальчела.
Когда Пулат-зода’ был маленький (3-6 годков), мама иногда била его. Был он от Природы умным и каждый раз отчётливо понимал: не за что-то! без вины виноватый! И в то же время, будучи очень любящим, чувствительным и впечатлительным, сильно обижался, оскорблялся, страдал.
А какой доброй к Стальчелу держалась в те времена его бабушка – мамина мама!
С тех пор, как Пулат-зода’ стал школьником, мама не была столь же несправедливой и жестокой, как прежде. Но побои, бывшие до первого класса, держали его в боязни мамы ещё лет семь. Боль, испытываемая им в раннем детстве: не столь физическая от пары резких прикладываний маминой ладони к мягкому месту при удерживании его другой рукой, сколь моральная, душевная! – оставалась в нём и последующие полтора десятилетия, внесла долю в судьбу молодого человека. В целом – не самую главную. Но в искривление участи – достаточно существенную.
Эта боль – ещё и от нехватки материнской ласки, в которой прошли детские годы. Мама становилась внимательной, заботливой, мягкой, сердечной, лишь когда Стальчел недомогал из-за какой-либо болезни. И потому он любил болеть, ждал, когда его опять уложит в постель какой-нибудь недуг.
Наверно, Пулат-зода’ ещё и потому, что не добрал в детстве маминой ласки – и не мало, не мало не доставало! – видать, и потому с детства любил ту или иную девочку (в категоричнейшей тайне от всех! смена же пассии диктовалась её переведением в другую школу, или переездом с родителями в другой город). А с юношеских лет и много последующих смен времён года искал и ждал встречи с девушкой, красивой, и умной, доброй и душевной, которая на всю жизнь стала бы ему любимой, подругой, другом, женой.
Со временем, где-то в свои 36, Стальчел понял, конечно, что жизнь взрослого человека может преподнести ему такие мучения, что он спонтанно, круто и неожиданно даже для самого себя, срывает зло на том, кто заведомо зависит от него, кто неизмеримо слабее его физически. Потому-то сильный нисколько не сомневается – инстинктивно! – в том, что бессильный ответить не может. То есть во своё сиюминутное облегчение своего состояния или положения набрасывается на своего малолетнего ребёнка.
Тем более простил Po’lat Ota o’g’li (ота – с узбекского, отец, батя; угил – сын; значит – Стальчел Батькович) и даже оправдал свою родительницу, когда она где-то в его 53-54 написала, по его просьбе, «О себе и своей жизни», и по этой рукописи узнал, какими трудностями, испытаниями, страданиями, мучениями были полны её годы, когда он был маленький. И до его рождения. И даже до её замужества, начиная с раннего детства, когда скоропостижно скончался отец. И все последующие годы, особенно те, когда будущая мама, её родительница и братишки в поисках лучшего пропитания переехали из российской деревни в заштатный городишко Узбекистана. Для них оказавшимся во всём другим, круто отличавшимся от мест родных. А потому – чуждым. С которым всем своим существом не хотелось смириться. И в котором они застряли из-за Войны, грянувшей для них, как и для миллионов такого же рядового люда Державы, неожиданно, внезапно. А уж по годам, когда насмерть шло противостояние двух государств, когда на краю пропасти в беспощадном бою сцепились эти два дракона, когда люди в тылу мёрли от голода пачками, – остаётся только поражаться, как они, будущие родичи Стальчела, сумели остаться в живых!..
Мама Пулата-зода’ и в его взрослой жизни, когда у него были свои дети, утверждала: «Ребёнок должен бояться хотя бы одного из родителей». Подразумевая, что для этого не грех прибегать иногда к физическим наказаниям.
Это – болезнь. Имеющая совокупность симптомов. Которая в медицине носит общее название: синдром.
Обозначим склонность родителя к насилию над своим ребёнком: да пусть наказание будет редким, пусть небольшим, пусть кратковременным, пусть не калечащим внешне, пусть физически вполне переносимым, но душевно, морально оно всё равно тяжёлое, – обозначим склонность к такому явлению и его применение синдромом СД (спонтанной дури).
Синдром СД, конечно, передался и Стальчелу. От мамы. Тем более что в скоропалительном, своевольном браке (ещё в студенчестве!) он сильно и скрытно мучился чуть ли не с третьего месяца: ошибка! не та! не понимает! не люблю! На исходе пятого года семьи нагрянула Любовь. Которая, по меньшей мере, два предыдущих десятилетия мучила его жаждой. Такой же, как мираж озера в палимой солнцем пустыне, когда давно кончился запас воды, а куда и сколько идти – неизвестно. Любовь настигла – будто ударная волна при взрыве бомбы громадной мощи. Одарила безмерным воодушевлением. Рвущей душу сумасшествием. Великой болью за своих мальчика, девочку и жену, которая была матерью его детей. Любовь вскоре вышла из сердца. Стала реальным существом вне ноющей груди – не слышно ни для кого из окружающих людей, но для Пулата-зода’ оглушительно и беспрестанно. Он это существо действительно и видел, и осязал, и ощущал вне себя, рядом с собой. Которое ни на мгновенье не теряло и магнетической, скорее, сверхъестественной, связи с его сердцем. Любовь привела к благосклонности своего объекта лишь через 4 года, когда он устроил жену на хорошую работу, потом сумел добиться для неё и детей отдельной квартиры, затем – официальной свободы для себя. Не встреть мученик Вершинную Любовь, его грызло бы чувство напрасности своего рождения и жизни своей. А не приведи ВЛ к супружеству, до конца дней своих считал бы себя ущербным, неполноценным, калекой. Да, вторая жена внешне, красотой, очаровательностью, обаянием, была Единственной и Неповторимой. Но! Она, как и подавляющее большинство советских людей, имела синдром ОВЭРНОН [отрицательного влияния эпохи, родичей, недообразованности (диплом вуза у ней был!), окружения, недоразвитости (о чём "совки" даже не подозревали!)]. В браке с ней Пулат-зода’ познал и настоящее счастье, и унизительное ползание по чуждым ему путям, и страдание невыносимое, и жгучее желание лишить себя жизни. Последнее однажды, скорее всего, было бы исполнено, если бы не её болезни. Вначале – заложенные ею в себя тем, что по малейшему поводу и даже без каких-либо явных причин глотала таблетки. Затем, через 7 лет, – постановкой самой себе, не будучи ни медиком, ни философом, ни аналитиком, ни интеллектуалом, страшного диагноза, оказавшегося вымыслом, плодом её дутых мнительности и боязни подурнеть, постареть, умереть. Долгие хождения по ташкентским врачам не разубедили её. И поверила только московским светилам медицины: онкологии – нет. Но семена надуманных страхов, заложенных ею самой в своё сознание, стали прорастать соматическими сорняками. Которых не было бы, если бы не синдром ОВЭРНОН! Которые не только не поддавались выведению-лечению ни таблетками, ни уколами, ни прочими средствами, ни даже сеансами Анатолия Кашпировского (этот экстрасенс, жутко популярный в тот год, приехал в Ташкент, и достать билет на его шоу в огромном Дворце спорта было непросто). Напротив – "пырей", "бодяк", "лебеда" и прочая лабуда разрастались и разрастались. Постепенно приковали её к постели. Отняли всё, чего может лишиться тяжело и продолжительно болеющий человек, оставаясь, как ни парадоксально, ещё живым. И в один день, для неё прекрасный (но – не для Стальчела!), так как тогда пришло давно желанное избавление от страданий и мучений, – наконец, комплекс недугов и перевел её за черту между двумя мирами.
А тут ещё и крах горбачёвской Перестройки. Которая для Пулата-зода’ была источником больших надежд. И верой в исправление Административной Системы. И отдушиной. И содействием в осуществлении желания, два десятилетия горевшего в груди и не находившего выхода (Система – не позволяла!): стал, наконец, пишущим человеком, штатным, профессиональным, боевым газетчиком. А тут ещё крушение СССР. А тут ещё навалившиеся непомерной тяжестью условия выживания. А тут ещё новые правила, неписанные, негласные, но распространившиеся сверху донизу: «Притворяйся!», «Лицемерь!», «Ври!», «Обогащайся!», «Урви!», «Воруй!», «Грабь!» и т.д. и т.п. И одиночество, духовное. И старуха Смерть, раз за разом зовущая его в свои объятия добровольцем. Нет, не имел он права поддаваться этим навязчивым уговорам: дети были ещё малы! Недаром же он – Пулат-зода’, из рода Стальных! Во своё спасение пустился в поиски подруги. Нет, не любовницы – жены! Находились вроде бы приличные. Но бабьими капризами (в просторечии точнее и правильнее – выкидонами) он был сыт по горло в прежней жизни – и отношения обрывались. Потом бывало так худо, что казалось ему: приму любую! Нет! Никакая не лишена синдрома ОВЭРНОН! Он, конечно, в те времена не задавался обозначением несуразностей. Да и нужна была ему тогда не "топонимика" диагноза "совков", но крайне требовалось просто спасение. И пришлось – ты ведь, Стальчел, честен и правдив, и простишь меня, хроникёра, за откровенность! – пришлось тебе, как изящно обозначил в одном из своих произведений Н.С. Лесков, – пришлось тебе совершать "выходы". Только у Николая Семёновича мастеровой человек называл выходом пьяный загул. А у Пулата-зода’ – другое. Посему точнее – "полёты". С доступными "птичками". С особыми, конечно, и притягательнее, и приятнее. Но на них ведь нужно много денег! А тут для детей и себя едва хватало! Ради спасительных "полётов" понадобилось отвернуться от осуждения близких. А они – не угоманивались! Неужто им было бы легче, если бы Стальчел взобрался бы до кратера доменной печи (таковые были и есть в Узбекистане) и низринулся бы вниз головой в расплавленную шихту? – Поначалу, конечно, поплакали бы: «Эх, как жалко! Ох, что же он так! Ах, какой был замечательный человек!». А спустя немного времени, продолжая своё "овэрнонство", успокоились бы, а несколько позже предали бы Стальчела забвению...
Всё это – другая история, большая, сложная, трудная. Но связанная с темой данной новеллы, а именно – безмерностью страданий. Потому и упомянута здесь тезисно. А повествовать о ней – в другом месте нужно…
Нет, Пулат-зода’, как ни страдал, как ни горел в огне земного ада, но детей своих не бил. Однако относился к ним строго, временами – довольно жёстко. В порыве внезапной ярости, вызванной каким-либо действием ребёнка, как ему казалось, недопустимым (на самом деле – шаловливым, или познавательным, или исследовательским, или просто случайным, по незнанию, из-за детской неосведомлённости и неопытности) встряхивал своего ребёнка, отталкивал, отпихивал. Действовало. Но так поступать – не следовало. Нельзя так! Это Стальчел Батькович давно понял и признал.
Текущие годы нынешнего XXI века не лишены трудностей и страданий. Пусть у каждого – по-своему. Но время, условия и требования таковы, что каждый родитель, имеющий малых детей, должен спросить себя: «А нет ли у меня синдрома СД?». И если поймёт, что имеется, что он всякий раз, когда поведение ребёнка или просто его местоположение сочтёт неправильным, отчего вскипает гневом и может совершить физическую грубость к своему чадо, он должен тут же, упреждающе, обратиться к самому себе: «Стоп! Разве ты тряхнул бы, разве ты пихнул бы, разве ты резко оттолкнул бы в такой же ситуации, скажем, отца своего? Или тёщу? Или постороннего человека, который может тебе дать сдачу? Нет! Не стал бы ты так делать! А почему же позволяешь себе проявлять насилие к слабому?! Тем более – своему ребёнку?! К тому же малому, не способному ответить тебе чем-то подобным?!».
Избавься, родитель или родительница, от синдрома СД! Гони его прочь от себя! Не медли! Не откладывай на "потом"! И впредь близко не подпускай его! Тебе сие избавление и доступно, и необходимо! Иначе однажды в будущем, лет через 10-12-15, не миновать тебе возмездия за свою дурь!
Малые дети, если шалят, или что-то делают не по-твоему, или стоят не там, где ты считаешь единственно правильным, или трогают нечто, что ты относишь к неприкосновенным для детей, или какая-либо иная малость, то вовсе не потому, что хотят обязательно навредить тебе, или намеренно испортить вещь. А потому, что они – дети: им многое ещё неведомо, но всё интересно! они жаждут узнать! и так – они развиваются, растут! Засим категорически не следует трясти такого ребёнка, резко отпихивать его, отшвыривать, тем более – бить. Если потребуется твоя строгость, то достаточно взгляда, мимики, жеста, слова. Если необходимо отодвинуть ребёнка, переставить его на другое место, то это нужно делать не вдруг, не со злостью, а спокойно и сдержанно. Иначе твоя грубость, твоё насилие над ребёнком, не только травмируют его морально, душевно и психически, но кирпичик за кирпичиком вколачивают в него синдром СД, который однажды, в будущем, может обернуться и против тебя, и против твоих внуков.
Знай: ребёнок – это человек, персона, личность.
И запомните: чтобы ваше дитё стало таким, что все три характеристики его существа можно будет писать не строчными буквами, а прописными (Ч, П, Л), архиважное значение имеют в его младенчестве, детстве, тинейджерстве и юношестве ваши, родители, правильные взаимоотношения, поведение, слова, взгляды, жесты, образы действий и жизни.
03-07 апреля 2024 года.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ * * *
Часть II: ПАМЯТЬ О ЛЮДЯХ, УШЕДШИХ В МИР ИНОЙ
http://proza.ru/2024/04/24/1333