Мишка пришёл домой и кинул ранец на табуретку у печки. Табуретка покачнулась и рухнула на небольшую поленницу. Дрова с грохотом обрушились вниз.
Мишка хлопал глазами и чувствовал, как в носу у него засвербело. Всё не так! Рухнули надежды.
Неделю он лепил сюжет на конкурс, урывками между уроками и тренировками. Не ходил на улицу. Отмахивался от Ваньки и Кольки, сразу после школы мчал домой.
— Пропал пацан с потрохами, — ворчал дед. А сам радовался, что внук такой упорный. — Иди поешь, червячка замори.
— Червячка? А чем?
— Чем? Совсем нюх потерял? Жареные гвозди, конечно! Для таких настырных — в самый раз.
— Не, не хочу, — смеялся Мишка.
— Ну хоть чай попей, — вздыхал Матвей Иванович. — Засохнешь. Вот зайду в комнату, а у планшета лежит сухопутная черепаха с запёкшимися глазами и лапками морщинистыми еле шевелит. Был внук и весь вышел.
— Да, печаль, — смеялся в ответ Мишка, представляя свои глаза поверх панциря. — А с чем чай сегодня?
— С "таком".
— С чем? — переспросил Мишка, не отрываясь от дела.
— У меня — с "таком": так, как есть. А у тебя — с чем захочешь: хошь с мёдом, хошь с вареньем, а хошь с Ванькой или Петькой. Зови своих. Давно не видел закадычных, куда пропали?
— Не до них мне, деда.
И правда, не до них было Мишке. Он подбирал удачные кадры и слова, брал интервью у деда. Искал подходящую музыку. Переписывал заново. Потому что за всем за этим маячил приз: голосовой помощник. Домашний робот. Ух!
Так было вчера. А сегодня... Сегодня он узнал, что вся работа его была впустую. Он складывал дрова на место, когда дед Матвей вернулся из магазина.
Не знаю как, но дед сразу понял, что с внуком что-то неладное. Может быть, по тому, что внук стоял на коленях, спина согнулась, плечи опущены вниз и руки вяло собирали поленья. Может быть, по тому, что Мишка так и не повернулся на скрип двери.
Дед молча прошёл к холодильнику и пополнил полки запасами. Захочет, сам расскажет. Что в душу-то лезть?
Мишка сложил поленницу, сел на пол, раскидал ноги циркулем и уставился в окно. Там сосулька лила слезы, поблёскивая на солнце. Апрель.
— Не видать мне "помощника", деда, всё зазря.
— Понимаю, — вздохнул дед, — без помощника всем туго. Картошку почисть, а я пока мясом займусь.
Мишка вздохнул и пошёл к раковине:
— Не понимаешь. Это голосовой помощник. Умный. Ты ему скажешь, что сделать, а он тебе и музыку найдёт, и погоду скажет, и к уроку, что надо. Да вообще, хоть что! У Наташки такой есть и Ваньке подарили.
— Да, ценная вещь. Ну, про погоду — это ты не боись. Я тебе помогу. Наши пустобрёхи погодные соврут — недорого возьмут, а я тебе точнёхонько прогноз выдам. Но приз, конечно, жалко. А кто выиграл-то? За кого из друзей радоваться?
Мишка запыхтел.
— Пока — ни за кого. Узнал сегодня, что во втором туре песню надо будет петь.
Дед открыл банку со сметаной и хохотнул:
— Смотри, сметана даже ржёт над твоей бедой.
На крышке загустел отпечаток смайликом: улыбка и две выпуклых капли-глаза.
— "Нам песня строить и жить помогает", — пропел он. — Ты чего сдаёшься-то раньше времени?
— Так я не умею, не получится победить.
— Ты первое задание сделал?
— Сделал.
— Ну и молодцом. Сразу сделал? И точно знал, как получится?
— Нет.
— Ну и здесь не беги впереди паровоза. Дай созреть решению.
— Так как ему созреть, если я петь не умею? Да ещё на камеру. Будто не знаешь.
— А я тебе историю расскажу. Давнюю. А дальше сам решай.
Матвей Иванович достал с полки перец и ещё какие-то специи, закатал рукава. Мишка медленно пилил картошку, весь в своём горе.
— Морковку ещё почисть — мясу понравится...
Мишка вздохнул в ответ.
— Вот смотри, — дед решительно орудовал ножом по кухонной доске, — сейчас ты сам себя загнал в угол, вместо того, чтобы искать решение. У тебя внутр бой идёт. И ты его сам себе проигрываешь. Потому что решил проиграть.
— Да как же решил? Я же говорю: не умею петь. Медведь на ухо наступил. Не научусь ведь я за неделю.
— Ладно. Хватит ныть. Слушай. Давно это было в шестнадцатом веке. Во Франции. При дворе короля. А король, я тебе скажу, это всё равно, как завуч в вашей школе. Он и конкурсы объявляет, и награды раздаёт, и на казнь отправляет, и деда в школу вызывает, если что не так.
Мишка повернулся, нож остался лежать в раковине.
— Ты слушай, да про дело не забывай, мясо картошку ждать не будет, — напомнил дед Матвей. — Ну так вот... И был при том дворе шут. Звали его Трибуле. А по характеру он был наподобие вашего Сашки Петухова: его хлебом не корми, дай запрет нарушить. Прямо до зуда в одном месте. Только шут этот повзрослее Сашки был и много мудрее. Советы давал самому королю, и тот прислушивался. Ценил король шута своего, потому что не раз он спасал государство и корону. И правду-матку не боялся сказать, не лебезил, как другие. Даже в самом заковыристом деле, считай тупиковом, — вот как у тебя сейчас, — всегда выход находил, да такой неожиданный выход, что дух захватывало. Потому и вёл себя вольно и многое ему прощалось.
Вот скажет ему король: "Жалуется на тебя королева и фрейлины её. Запрещаю тебе высмеивать их". А шут не может поперёк характера своего идти: увидит, как вышагивают важные напыщенные дамы, как их трехметровые причёски качаются под потолком, того и гляди люстры со свечами смахнут, и пожар устроят. Ну он и отвесит острое слово, да не где-то тихонько, а на торжественном приёме: что, мол, какая это красота? Флотилия плывёт. А бабы на корабле к несчастью, или ещё чего похлеще брякнет. Поднимет на смех... Запомни, Миха, на всю жизнь, самолюбие бабы задеть — это что самому себя с лица земли стереть. Себе дороже. В общем, оконфузил их. Зашипели змеюки королю. Надули губы гусыни важные. Весь приём насмарку. И вся злость — не на шута: что с дурака-то взять? На короля злость: почему позволил над королевой и её дамами изголяться?
— Не пойму, причём тут моё задание? — нетерпеливо встрял Мишка.
— А притом. Ты чисть картоху да слушай. И на ус мотай... Вот как-то достали короля жалобы. Перешёл Триволе шутками своими все мыслимые границы. Уже в каждой французской деревне хохочут над его дерзкими словами. Того и гляди, королевские указы уважать не будут. Авторитет государственный рухнет — вон, как твои дрова. Что делать? Жалко шута, но каждый должен знать своё место. Простые наказания не помогли. Услышал король о новой выходке. Переполнилась чаша терпения, озверел: "Да что он себе позволяет? Взять под стражу!" Велел собрать народ на площади и объявить приговор. Собрался народ, гудит, шепчется. Помнишь, когда Сашку Петухова из школы исключали, тоже вся деревня гудела? Так и тут. Попутал берега? Отвечай. Зачитали глашатаи во всеуслышание: "Волею короля приговаривается придворный шут Трибуле к смерти, чтобы другим неповадно было". Ну, всё, толпа глаза выпучила, зароптала, любимца Франции казнят. Тут король вспомнил про свою благородную кровь и решил проявить великодушие, говорит: "За твои заслуги разрешаю тебе самому выбрать, как умереть, чтобы не долго мучиться. Хошь, гильотину, хошь, яду своего дам, хошь, заколют во сне. Смерть — на твой выбор".
Дед Матвей замолчал. Поставил чугунную сковородку на огонь. Кинул сальца туда. Подождал, как зашкварчит, заиграет, запрыгает, и добавил мясо румяниться. А сам присел перед печкой на стул, приоткрыл дверцу, пошевелил кочергой угли, добавил полешко и уставился на огонь задумчиво.
Красиво прыгает пламя, хохочет, облизывается будто знает, что случилось потом, будто слышало из каминов дворца, что же выбрал Трибуле.
Мишка дочистил картошку с морковкой и поставил на стол.
— Всё. Готово. Я не понял, убили его? Что он выбрал-то?
— Убили бы, если бы думал, как ты и как король, или оглядывался бы на зевак на площади, которые уже молитвы заупокойные читали.
— Не понял... Не убили? Сбежал?
— Нет. Он выбрал смерть... От старости.
— Как это?
— Вот ты и подумай, как? Как человек не сдаётся до последнего? Как принимает правила игры, но выигрывает. Даже когда его жизнь поставила перед смертью, а та косу уже точила, он не влепился в жертву, не стал бараном на верёвочке. Он ведь мог выбрать предложенную смерть через казнь, проиграть... Ух, и зауважал я его, шельму. Такие шуты правят и своей жизнью, и целыми королевствами. Вот так, одним словом короля обыграл. Да ладно, короля, судьбу победил и саму смерть отодвинул, на место поставил.
Огонь плясал и вспыхивал искрами смеха, стрелял салютами. Он вспоминал, как двор притих. Как восхитился король такой выходке. Как народ радовался и кидал шапки вверх.
Дед Матвей закрыл печную дверцу. Он кромсал кусками картошку и выдуманное поражение внука:
— Вот и посмотри на свою беду по другому. Ты видишь один выход, где ты влепился с проигравшего. Но если ты внутри себя станешь на место победителя, то будешь думать, как победитель. И возможности искать, как побелитель. И тогда они найдутся. Пусть смешные возможности, нелепые. Пусть ты даже не победишь, но ты будешь идти, а значит не проиграешь, не застрянешь в болоте. Вон, глянь в окна через улицу. Баба Ира застряла и которую зиму со двора не выходит. Доживает. Выбор — он у каждого есть.
Мишка смотрел в окно. Он половину пропустил мимо ушей, но на душе стало легко. Солнце светило радостно. Сосульки дружно барабанили за стеклом. Капель пела бодрую песню.
— Деда, а ведь никто не говорил, что песню я должен петь один. Можно ведь и папу позвать и его Людмилу. Они ведь красиво поют.
Дед подошёл, прижал внука одной рукой, а другой взъерошил ему макушку:
— Можно, тебе всё можно.