Как же мы познакомились? Это было достаточно давно, поэтому из памяти очень сложно достать какие-то осколки прошлой жизни, которая уже так далеко от меня. Это было на Сенной, я тогда только начал работать в издательстве. Она была начинающей писательницей, приходила к нам, чтобы издать свой роман. О чем он был? Нет, это не был обычный роман о любви, это было что-то другое. Почему я забыл об этом? Может быть, из-за того, что я не хотел об этом помнить. Я читал его, причем несколько раз. Но о чем же он был? Основанный на реальных событиях ее жизни, описывающий самые страшные ее моменты. А именно разрыв с бывшем мужем. Как созависимые отношения превращались в ужасную череду измен и ссор. Очень чувственное произведение, его было сложно читать. Слишком эмоциональная вещь. Я всегда считал, что нельзя описывать реальную жизнь. Это какое-то издевательство над твоим кругом общения, над событиями, которые произошли с тобой. Хотя, я не до конца уверен в этом. С одной стороны, это самая высшая похвала, писатель хочет запечатлеть эти моменты в вечности. Но с другой… Это издевательство, постоянное коверкание фактов из жизни, ведь писатель не может помнить каждую минуту своей жизни;
ложные имена, за которыми прячутся вполне живые люди. Я никогда не писал о своей жизни, только вымышленные истории. Наверное, поэтому все мои произведения только притворяются литературой. Я никогда не вкладывал все свои эмоции, никогда не писал о том, что меня действительно трогает. И вот сейчас я сижу перед чистым листом, пытаюсь наполнить его словами, предложениями, абзацами. Я хочу в коем-то веке запечатлеть свои истинные эмоции, вывернуть самого себя наизнанку, впервые быть откровенным с Искусством. Это должен быть диалог, а не монолог. Я должен говорить с Искусством, должен отдавать ему свою дань в виде своей жизни.
Я закрыл ноутбук и начал ходить по комнате. На сегодня хватит. Я привык писать по несколько страниц в день, но сегодня слова не хотели выливаться. Кувшин не переполнен, хотя эмоций предостаточно. Что-то должно произойти, чтобы я снова вернулся к роману. Обычно, письмо для меня — это психотерапия. Но как будто я лгу своему психоаналитику, прикидываюсь другим человеком, прячусь за маской Демиурга, который знает все о жизни, но так боится, что хоть малейшая частица его Я проникла на страницы. С этим надо бороться. В моей голове Довлатов и Лимонов, которые писали свою жизнь. Насколько достоверно — не знаю, но ощущения складываются такие, что они прилюдно себя препарируют, как в далеком прошлом, когда люди смотрели на операции над человеком будто в театре, но тут они сами себе и хирурги, и пациенты. Я подошел к зеркалу и посмотрел на себя… Долго пялился на свои глаза, пытаясь понять, что за ними стоит. Есть ли хоть одна честная эмоция в этом взгляде? Если в ней хоть что-то, о чем можно и нужно рассказать? Я в последнее время ощущаю себя чистым листом. У меня нет мнения, у меня нет эмоций, я просто существую. Может так было всегда, просто раньше у меня был пример для подражания, раньше я хотел стать человеком таким, как она… Я притворялся, что не просто кукла, а настоящий человек. Она… Она значила для меня все, я так хотел стать ею. Я часто проникал в ее голову, старался думать, как она, старался подражать ее повадкам, поведению, старался разделять ее интересы. Поэтому, когда она ушла, я потерял себя. Как ребенок, у которого внезапно уходят родители, я остался один на один с миром, который для меня был новым. Новым именно потому, что я должен был смотреть на него своими глазами. И вот сейчас я на них смотрю. Обычные глаза обычного человека. Ничего в них нет такого. Как в этой дурацкой фразе “Глаза — зеркало души”, ее глаза отражали ее существо. Она вся горела жизнью, она всегда что-то делала: писала романы, сочиняла музыку, постоянно встречалась с местным бомондом. А я был обычный редактор в издательстве, у которого за плечами было несколько романов, не пользующихся спросом. Мы сразу полюбили друг друга. Я редактировал ее роман. Чувственный, как она сама. Я знал, что читаю ее, что это просто инструкция к ней, как к мебели из “Икеи”. Это был флирт с читателем. Я на него попался. К концу романа я знал ее больше, чем себя самого. Я влюбился. В бесконечных обсуждениях между нами загорелась искра. Мы долго не могли признаться в чувствах, я боялся, что стану героем ее романа, да и она боялась того же. И вот нас больше нет. Прожили вместе мы десять лет. Я за это время она успела закрепить свое место среди знаменитостей. Сейчас она едет по всей стране с презентацией книги. А я сижу и не могу выдавить ни строчки.
Я вышел в кухню, где стоял холодильник. На нем было множество магнитов из разных стран, где мы побывали. Каждый из них — маленькая история, о которой можно было бы написать. Вот висит наша фотография, я не смог с ней ничего сделать. Я хотел ее порвать, но сил не хватало. Уж больно она мне важна. Ненавижу фотографии, так как это отпечаток прошлого, которое уже не вернуть. У меня дома даже нет фотографий родителей, так как их давно уже нет на свете. И каждый взгляд на эти фотографии возбуждал во мне ворох воспоминаний, после которых на глазах появлялись слезы. Я их убрал в дальний ящик. А вот с ее фотографией сделать ничего не смог. Наверное, это из-за того, что я в тайне надеюсь, что наши отношения вспыхнут с новой силой. Она поймет, что я больше нее ее копия, а настоящий человек. Но для этого надо найти себя, построить себя заново. Да, я точно это сделаю, но для этого надо вспомнить себя, кто я, зачем я здесь. Но нельзя же жить одними только воспоминаниями о том, кем ты был. Воспоминания — это только основа, на которой уже строится личность. Нельзя быть их заложником. Но сейчас я пленник. Пленник ее глаз. Не своих. Хотя, каждый писатель пленник именно своих глаз. И вот снова на меня смотрят с фотографии ее глаза.
Я снова сел за компьютер, пытаясь понять, о чем писать дальше. Историю нашей любви описать сложно, она была полна взлетов и падений, ссор и радостей, расставаний и сближений. Но вместо строк, я решил посмотреть страницу в ее соцсетях. Я с замиранием сердца нашел ее, готовясь к самому худшему. И, действительно, лучше бы я этого не делал. Она была счастлива. У нее появился новый ухажер, с которым она ездит по разным странам, прямо как со мной когда-то. Я ощутил себя Гансом Шниром, который расстался со своей Мари. Он обзывал ее всяческими плохими словами, он не мог представить, как она могла делать тоже самое со своим мужем, что делала с ним. Я в ярости закрыл ноутбук. И решил прогуляться.
Уже было где-то семь вечера, лил маленький теплый дождик. Я без зонта, хотя какой петербуржец выйдет без него из дома. Я был таким. Решил прогуляться вдоль набережной, потом зашел на Марсово поле, затем решил пройтись до ближайшего книжного магазина. Там была очередь. Я протолкался и увидел, что на последнем этаже идет презентация новой книги. С ужасом я понял, что это ее книга, что она здесь, в Санкт-Петербурге, что она даже не позвонила мне. Не пригласила на презентацию, хотя я бы и сам не пришел. Ради интереса я заглянул на последний этаж. Она была там. Сидела в лучах славы, рассказывала о своей книге. Как всегда красива. Ее черные волосы спадали на лоб, поэтому она постоянно их поправляла. Она о чем-то оживленно рассказывала. Я присел на последний ряд, начал слушать. Как и ожидалось, роман был про ее жизнь. Про нашу жизнь. То есть, мой роман теперь не имеет смысла. Она все сделала за меня. Я стал ее персонажем, как мы и опасались. Я смотрел на нее с презрением, а она в легкой форме выкладывала все про нашу жизнь. Она смотрела в зал, но мои глаза найти не могла. Я старался сохранять инкогнито.
Когда презентация закончилась, я решил купить книгу. Образовалась целая очередь за автографами. Внутри меня все сжалось, я хотел убежать домой, но что-то меня сдерживало. Я хотел показаться ей. Я хотел сказать этим, что жив. Я очень хотел поговорить с ней, несмотря на то, что ужасно волновался. Я чувствовал боль. Но я решился, занял очередь и спустя десять минут оказался перед нею.
— Вам кому? — спросила безучастно она, как будто не видя меня.
— М. с любовью от С., — сказал я с улыбкой.
Она подняла свой взгляд, и на секунду я увидел в ее прекрасных желтых глазах ужас. Она растерялась.
— Зачем ты пришел?
— На самом деле, случайно.
— Я не хочу тебя видеть.
— А я хочу, — я на секунду замолк, — пошли выпьем через полчаса?
— Нет, у меня другая жизнь.
— Как старые друзья. Десять лет никуда не денешь, как бы ты не старалась.
— Я покончила с тобой. Эта книга тому доказательство. Убирайся, пожалуйста, ты задерживаешь очередь.
— Я никуда не уйду.
— Тогда я вынуждена буду вызвать охрану.
И все-таки я струсил. Как ребенок, которого поймали за шалостью, я вышел из здания, с книгой в руках. Дождь ее не трогал, а я уже достаточно промок. Уже дома, я решил прочитать то, что она написала. Я был в ужасном настроении не только из-за того, что она отказалась со мной встретиться, но еще и потому, что моя работа сведена на нет. А я так хотел устроить себе публичную порку, хотел через этот роман доказать, что я существую, что я тоже человек, которому больно. Я хотел обрести в нем себя. Расстаться с прошлым. Но она это все сделала за меня и поставила жирную точку на моей жизни, списав ее в утиль.