Парфяне и странные руины…
Артабан и Сасан – единственные из катафрактариев, кто выжил в этой бойне с римлянами…
Их лучникам повезло куда больше… Но и римский легион при этом был буквально втоптан в древнюю каменистую землю. Налет на ауксилариев Вечного Города был сделан еще до зари, что тоже сыграло свою роль. Накануне длинные копья парфянских конников с легкостью нащупали тела противников. Острые стальные наконечники без труда пробили щиты и кольчужные рубахи, которые были, казалось бы, надежной защитой войскам Pax Romana. Беда катафрактариев была лишь в том, что их именно на этом участке сражения было слишком мало!
Первый из парфян, сохранивший наибольшую подвижность, поднялся с земли раньше. Долго он отцеплял от себя детали катафракты (мешающей двигаться усталому и сильно ушибленному телу). Ведь одевать и снимать такие доспехи можно лишь с оруженосцем. А лучше с двумя… Потом снял с павшего коня бурдюк с водой. Глотнул сам и, искривив рот от боли, стал прихрамывать в сторону товарища. Тот тихо стонал и, вероятно, не понимал, где находится. Из его бреда было понятно, что он уже в чертогах самого Митры и воспевает ему гимны… С мучительным выдохом присев на одно колено, Артабан тихонько хлестнул товарища по щеке: «Друг мой, очнись! Солнцеликий еще не готов к твоему погребальному костру. Ведь пока ты еще на нашей грешной земле. Той, которую топчет собака Красс. Но ему уже не долго осталось…». Приоткрыв один глаз, Сасан уже не мог оторваться от горлышка бурдюка, пока не опустошил его до последней капли: «Мы живы, брат?».
– Да. Мы живы – ответил Артабан, с опасением оглядываясь по сторонам. – И кажется, слава Митре, мы в безопасности. Великий Митра! Сколько ромеев нашло здесь свой конец! Трофеи можно сутками собирать! Наверное, лучники нашего драгона, временно спрятавшиеся от жалкой кучки римских ал, сейчас уже на пути сюда с повозками. Думаю, с ними мой слуга Бозан. Хорошо.
Уже подвижный (избавившийся от железа на теле) парфянин, Артабан, забрался на ближайший пригорок, поросший пахучей полынью, которую можно встретить сугубо в этих странных землях.
– Римляне отошли. Я наблюдаю их удаляющиеся на запад алы, изрядно потрепанные нами. Ну, а вся пехота ромеев вообще осталась лежать здесь. Ни мой дед, ни мой отец не имели чести быть в таком бою!... Как только мы с тобой оправимся – соберем кое-что себе. Скоро нагрянут мародеры.
– Арта, наши кони мертвы (пыхтящий Сасан, увы, не мог избавиться от слегка погнувшейся при падении катафракты – запирающие устройства были сильно испорчены). – Длинные копья теперь будут в тягость. Брось! Давай лучше одолжим у мертвых ромеев гладиусы. Думаю, мы еще успеем догнать свой вашт. Завтра. В седле. Смотри: повсюду бродят оставшиеся без хозяев кони. Много!
Соратник, наконец, оказался у неудобно распростертого на земле Сасана и помог ему в борьбе с его же доспехом. Теперь спасительной в этой ситуации подвижностью обладали оба парфянина.
– Слава Митре, наша армия покидает гиблую землю… Но посмотри на небо, Сасан! Начинается ливень. Давай укроемся в тех полузасыпанных развалинах. С виду не более 1 000 кадамов пути!...
Боевые товарищи, покачиваясь, и, поддерживая друг друга, добрели до «скелетов» странного вида зданий. Вовремя! Действительно пошел проливной дождь! На счастье путников, именно этот фрагмент руин сохранил еще и огромный кусок ветхого перекрытия. Присели, опершись о стену.
– Ты когда-нибудь был в этом уголке нашей империи? – Сасан начал зябко кутаться в огромный шерстяной плащ, вытащенный на поле боя из-под одного павшего воина (судя по всему, сармата).
– Здесь, в Антиохийской области? Никогда. Все ее города постоянно были в зоне войны. За них предки ромеев воевали с нашими предками столетиями. Потому их не успевают восстанавливать.
– Мой дед говорил, что здесь когда-то сменилась не одна цивилизация. Будто бы эти развалины помнят тысячи лет сменяющих друг друга совершенно непохожих храмов, статуй, дворцов, садов.
– Может быть… Стой, а что это у меня под ногами… Брат, даэвы похищают нас, держись, Сасан!!!
Артабан как-то неестественно быстро стал погружаться в песок. Образовавшаяся воронка утянула с собой еще и Сасана. Оба громко выругались: «Хравстра!... Митра, зачем ты кидаешь нас оземь второй раз за день! Да еще со всей силы!». Мужчины провалились на 2 человеческих роста ниже.
Зато выяснилось, что подвальная часть этих причудливых чертогов сохранилась намного лучше!
Двигаясь с помощью последних лучей вглубь старинных зал, Артабан внезапно нагнулся и вытащил что-то из-под сапога. «Это чуть не треснуло подо мной… Смотри-ка, брат, тут какие-то таблички из глины… Дай-ка стряхну песок вот с этой. Чудные буквы. Очень похожи на наши. Только на какие-то совсем древние! Ни словечка не прочитаю. А ведь интересно же. А ты?».
– Знаю я эти буквы. Это общий язык. Меня ему с детства учили. Ты ведь знаешь, что я родом с Хорастана. У нас десятки надгробий и обелисков на этом языке. Умные мужи словарь составили.
– Все вы, хорастанцы – дипераны, если вас послушать. А на самом деле знал я одного вашего земляка, Бехмена. Он и на пехлеви-то читать не смог. А тоже хорохорился про «общий язык»!
– Не веришь (Сасан в порыве странного возбуждения сорвал с себя подшлемник и кинул вниз)?!
– Пока нет! Пусть простит меня Митра (Артабан гордо подбоченился, засунув оба больших пальца за искусно сплетенный из кожи ремень). Мне и басен Бехмена хватило. Про древность Хорастана.
– Ну, так тебе завтра все слова на табличках и переведу! Сегодня Лучезарный исчез с неба и унес всю свою хварну. И поэтому я уже не вижу ни зги. Понимаешь? Темнота-то – главный враг чтению.
– Вот! Вот точно так! Точно так! Вот и Бехмен так говорил! Знаю я вас всех, «умных» хорастанцев…
– Ну да ладно, твоя взяла, Хравстра! У меня и взаправду в роду были дипераны. Вот эту стопку, с краю и сверху, я прочитаю тебе прямо сейчас. Под исчезающими лучами. Сейчас сдую всю пыль.
Ультар
«Приветствую того, кто, все же, найдя сюда вход, обнаружит мои письмена: прочитает мой завет Крови, откроет тайну всех людей нашего мира. Мира, который первые люди гордо звали Голбой, Глобой, Голбом, Глобом или просто Гло! К сожалению, мне не увидеть света – я как бы замурован в этой зале из-за землетрясения. Однако уже несколько дней как смирился со своей участью. Горжусь, что я познал грамоту в этом чуждом для меня краю желтокровных. И вот пишу. Да на общем языке.
Боги сделали так, чтобы моим последним приютом была зала для писцов – тут очень много запасов еды. Но главное – здесь бесконечное количество глины, формочек для лепки табличек и целый ворох палочек для письма. Поэтому буду описывать свое жизненное приключение во всех подробностях, которые смог запомнить. Что же мне еще остается. Воздух проникает через какие-то незаметные глазу отверстия. Настолько они малы! Конечно, ни в одно не пролезть.
Меня зовут Ультар. Я сын воина Алима. Наш вис находился на самом высоком ракше дахуи (долины) той реки, что мы звали Анди. Не знаю как сейчас ее зовете вы… Нас и жителей еще 3 дахуи именуют «хостами». Не знаю как сейчас окрестили то место, откуда все хосты (а, говорят, еще и хесты) родом. Но в мое время это место именовали Землей Красной Крови, а далекие соседи – Бами. Лишь у нас в венах кровь алого цвета и мы – древнейшие люди. Мы – последние, использующие «общий» язык, не приняв никакого иного. Окружены разными другими… Говорят, кровь нам досталась от самой богини Бами, но, увы, мы не знаем, кто это.
Много лет, спустившись с точки, расположенной выше облаков, я странствовал по землям племен и государств, а также по загадочным пустошам, населенным теми, кого можно назвать Нечто, а больше я слов про них не знаю. Ибо никаких знаков для их обозначения наша вековечная народность все равно не придумала. Возможно, я первый увидел Нечто (еще это место именуют Землей Мрачного Бога Расафа), отправившись туда, куда уходит Акхтаб (или Хорш – может, так вам будет понятней). Я познал многие тайны нашего общего предка, потомки которого обрели кровь разного цвета и стали забывать друг друга, рассеявшись в пространстве. Но многое понять мне было не суждено… Из-за этого землетрясения в проклятой Нечто! Может быть ты, кто читаешь письмена, ответишь на вопрос, почему люди стали иметь кровь четырех разных цветов и воевать друг с другом без перерыва? Моей магии (этим словом мы в свое время называли «сборник» всех наук) все же так и не хватило.
Итак… Просто начну рассказывать свою историю с самого начала. А началось все с пятна. С красной точки на моем лбу (строго по центру, а по высоте ближе к бровям). Я родился с ним. Объяснить причину такого знака никто не мог. Кроме высокочтимого Аши. Он и назвал меня Ультаром, намекая всему вису, что я человек, чья судьба лежит За Пределами. И вот мне 15 лет..
Аша приготовил для меня странную йагру (так у хостов называют превращение в мужчин)…».
Бесконечный спуск в мир реки Дану
С утра, прокашлявшись, оба парфянина приступили к двум последним стопкам табличек. Впрочем, когда солнце пропустило в дыру, в которую они провалились, еще больше лучей, выяснилось любопытное. Табличками с письменами была заставлена вся огромная зала! Сасан разбудил товарища, заявив, что намерен продолжить чтение. Ведь он не лжец! Сел и сразу начал.
«Что будет, если двигаться туда, куда в конце каждого своего дня скрывается Акхтаб (основа основ всего сущего). По воле светила, ты будешь слазить от одного ракша (горной ступени) к другому (более низкому). Как, например, слуги спускаются из богатых палат монджу-нманы (дворца верховного раткхана) во двор. Или как средние боги из Наба (неба) попадают в царство непредсказуемого Вайю, находящееся где-то так низко, что никто там никогда не был. Но именно мне, по предсказанию верховного жреца Аши, завещано было спуститься туда, куда спускается сам Акхтаб (да простит он меня, сына простого воина, за дерзость). Но сначала объясню вот что.
Каждый ракш это целая небольшая страна. Потому что это участок (ступень) какой-либо реки. Управляется такой кусок мира раткханом (выборным вождем). В гимнах поется, что весь путь каждой реки зовется «дахуи» («все течение»). Лидер ракша Аз (зовут его Ачъгьяс) объединил все ракши нашей реки Анди (переводится это как «кишка»). То есть теперь весь дахуи («течение») Анди – единая держава. У Ачъгьяса дворец. Потому что он ныне никто иной как реальный монджу. Первый монджу из тех, в чьих жилах течет именно алая кровь – святая жидкость древнейших.
Мудрый и достопочтимый Аша (освещай его Акхтаб вечно!) рассказал мне, что Анди – не единственная река, где живут люди, понимающие хостийскую речь. Есть еще 3 потока.
Однако все реки спускаются в одну Главную – в Дану. То есть, объединив все ракши в единую землю (во имя высшей Азу!), теперь любой хост может за десять жизней и смертей Акхтаба спуститься туда.
Но никто кроме Аши (самого древнего старца наших племенных союзов) не был внизу. Давно уже страшно это делать хостам! Признаться, и сам благочестивый старец запамятовал, что там. Ну, в самом низу. Слухи, говорят, что раткхан самого нижнего ракша даже имеет договор со странным народом, живущим на иной, дальней стороне Дану. Той, куда в конце дня скрывается лучезарный Акхтаб. На ином берегу на хостов не нападают. Именно мне, Ультару, боги-покровители хостов доверили задание двигаться за Акхтабом и узнать о том, где он погружается в сон. Ведь еще деду Аши было видение о том, что хостийский бог Херос испросил у Акхтаба особой чести для нас…
Юноша из опекаемого Херосом народа споет колыбельную Акхтабу. Малец с пятном на лбу!
Я, переживший всего 15 зим, стал как-бы светочем каравана из 5 человек. Ведь охранять меня отправили 4 старших юношей (они уже прошли через великий обряд йагры, став мужчинами). А моей персональной йагрой станет вся та затея, о которой, я уже и начал вам рассказывать.
Я (Ультар). Антикранта («Бродяга», кстати, он пережил уже 17 зим!). Навш (отец просто назвал 9-го сына по номеру). Джан («Знающий»). Балу (он и правда похож на медведя). Вот наш юный отряд.
После того, как каждому из нас одели на шею венок из цветов Победы и зажгли (под гимны Аши) вокруг нас ритуальный Вар, началось пиршество. В главной деревне моего родного ракша (а он на самом верху) съели в ту прощальную ночь немало горных козлов. Ракш под названием Хатт (где я родился и вырос в семье воина Алима) находится под самыми небесами. Слева и справа облака. Внизу туман. Наверху же всегда чистый свет неба, который у нас называют словом шин или «син».
Спускаться до следующего ракша вдоль шумящей Анди – дело, которое умеем только мы (хосты), наши смелые и неприхотливые лошади, горные козлы да леопарды. Все остальные люди и звери ждут уже ниже – под, а не над облаками… Ни одной травинки (только цветы, каждый из которых толщиной с мизинец). Невероятно крутые и постоянно осыпающиеся уступы. Широко распадающийся на мельчайшие ручейки поток, готовый резко превратиться в водопад (под ним-то зелено!). Под конец, вечно катящиеся булыжники, осколки скал. Хаэвас!
В ракше Пхал я был два цикла назад. Сопровождал своего илума (родного брата). Он высматривал невесту. Брат правда потом женился на Тиват, образовав свой собственный вис (род). В этом ракше мы ночевали вторую ночь пути. Здесь уже была трава. Даже какие-то странные кусты, запах которых всегда ассоциировался у меня с путешествием хоть куда-то (у нас наверху из всех запахов был разве что «аромат» кала горного козла и птичьего помета, а еще ощущение холодной влаги в воздухе). Именно тут, в Пхале, я впервые увидел лисиц и шакалов. Точнее, они уже были неживыми, свисая вниз головой… Брат с Тиват говорили: в ракше, который ниже, уже имеется лес (не было вообще слова «лес» в нашем, то есть в общем языке – взяли мы его от далеких людей). Там водятся медведи и много красивых птиц. Оба долго не могли уснуть, переживая за меня больше, чем я сам. Брат никогда не был ниже. Не знал, что такое лес. Просто говорил, что он есть.
«Лесом» оказалась странная трава, стебли которой были иногда толще моей руки, а рост такой, как будто меня поставили на спину дылды Навша, а сверху на плечи еще и Антикранту посадили. Мало того, стебли эти были подобны скрученным прядям шерсти. И наклонялись вбок. А «лапы» у каждого куста такой травы-великана были колючими и жесткими, а иногда просто состояли из игл. Основание чудо-стебля заканчивалось корнями, обхватывающими скальные уступы, а еще камни!
Медведей мы, однако, не видели. Зато слышали их рев. Но потом пхали (местные) сказали, что это брачный зов каких-то местных птиц. А косолапые-то у них, по правде, малыши по сравнению с нашим Балу (родители его на славу откормили и, признаться, с детства просили таскать тяжести)…
Ниже, на 1 «ступень», ракш под названием Вайал. Спускаться было куда проще. Это была уже не козья тропа, а целая горная дорога (аборигены этого ракша постоянно расчищали ее от обломков гор). Похабники вайальцы любили называть солнце (Акхтаб) прозвищем «Хорш», а штаны всегда засучивали снизу, так как были чуть ли не ежечасно по колено в воде. Выравнивали и заливали свой участок склона в некоторых местах, делая площадки. Поля. Там они сажали какую-то вкуснятину. Вареная она представляла собой упругие белые зернышки. В них кидали всякие ароматные порошки. Есть было странно! Но интересно. А «трава» была тут ростом уже со всех нас, поставленными друг на друга: вайяльцы смеялись, поясняя, что это не трава вовсе, а какие-то там «деревья».
С хостами-вайальцами, целыми днями проводящими на своих крохотных террасах-полях, мы провели целых два дня. Вкушали их слишком богатую на вкус белозерновую пищу («вайал») и рыбу (которую на этом уровне можно ловить – есть сбоку от потока хитрые запруды). Девушки их постоянно украшали себя яркими цветами. Понравилась Зарэ. Настоящая весна! Вернусь сюда…
Перед сном слушали истории от самого их раткхана о «чужаках» (людях с черным цветом крови). Их звали «хесты». Мол, когда-то мы были с ними братья, но потом они стали понимать общие гимны по-своему. Их землю прозвали Пиром Мертвых. Их главное святилище не примечательно для глаз. Они никогда не живут на одном месте больше 3-5 зим. Вокруг одни пустынные холмы. Но говорят, что раньше холмов не было. Они же их и насыпали!!! Это могилы вождей, постепенно нагромождающиеся одна на другую. Жители, проезжающие мимо (они-то любят жить в родных поселках) боятся этой святыни вечных скитальцев. А перед тем, как захрапеть, раткхан сказал, что местность, о которой ходят сказания именно в их ракше, должна быть как раз на нашем пути…
Правда, когда именно Пир Мертвых появится на нашем пути, не сказал. Мы еще день спускались, уже по еле заметному наклону и среди более густой (еще более странной) зелени. Это было самое высокое из того, что местные называли «деревьями» – узкие пирамиды, состоящие из того, что жители самого нижнего ракша (уже просто забитого селениями вдоль широкой дороги) окрестили «листьями». Каждый «листок» имел форму толстой капли чудного изумрудного тона. Приближались к полосе воды. Противоположный край потока еле угадывался. Это была… Дану!».
На другой стороне Дану
Артабан с восходом солнца выбрался из пролома (используя каменную мебель вместо лестницы). А потом сказал, что с холма видел огромный караван («верблюдов 200 и 100 лошадей»), идущих с направления Хатры. А еще он вернулся на поле сечи да пошарил там по торбам тех, кому они уже не понадобятся – из еды и питья удалось нарыть пару бурдюков с родниковой водой и 4 лепешки.
Друзья, очень надеясь, что Бозан и прочие лучники из их драгона прибудут на сбор трофеев раньше, молча занялись скромной утренней трапезой, предварительно восхвалив богов обеих парфянских религий…
Первым делом после этого Артабан, попросивший у Сасана прощения за то, что сомневался в его грамотности, буквально затребовал продолжения увлекательной истории Ультара и его земляков.
«Глубина реки тут была не более роста трех человек. Пугало лишь большое течение потока («штыр»). Смущало нас. Только не наших лошадей – те у хостов особенные, можно сказать «водные». На том берегу наш старший, Атикранта, приложил ухо к земле и сказал: к берегу двигаются три всадника. Один на старой кобыле. Выйдя из зарослей тамариска мы их увидели.
То «заречное» племя, на земле которого мы переправились через Дану, водило с нами дружбу и торговлю уже три поколения. У них были вакилы (встречающие всех, кто желал торговать, меняться или договариваться). Они различали нас, хостов, по одежде и речи. А еще знали 25 народов (ну и хвастуны, однако!). По договору пять наших ребят (в последние дни даже с оружием) могли всегда переправляться на их сторону. Договор работал. Вакилы вели нас к ратхкхану. Правда, на своем чудовищном языке те именовали вожака иначе: алмир и «илмир».
Нас пригласили в просторный гар. У приречного племени (как и на всем этом проклятом берегу) не было таких крупных построек как наши благочестивые монджу-нманы. Из-за того, по правде, что ни одного их вожака нельзя было назвать «монджу» (да простит меня Херос). «Заречные» были более темнолицы. С мясистыми носами и такими же припухшими губами.
Их волосы были темны как сам Тарк. А их тела были скрыты под ослепительно белым широкорукавным одеянием, доходящим до земли. Не то что наши короткие косые приталенные кафтаны. Говорят, под этим одеянием они не носили штанов (прости меня Херос)… Головные уборы разительно отличались от наших мягких закругленных колпаков со свисающим вперед верхом. Это был, казалось, бесконечный лоскут снежной материи, много раз намотанный вокруг головы. Нам сказали, что завтра, перед тем как отправиться в путь по мдаберу (так они называют «бесконечные» пески), нам обмотают вокруг голов смоченные в ближайшем колодце куски ткани.
То есть у нас на головах будут такие же уборы как у них! Говорят, злой Чу убивает всех, кто не носит на голове этот тяжелый моток. Даже при свете дня! Все это долго не укладывалось в сознании. Непонятные плюющиеся животные. Ослепительно белая ткань, закрывающая все тело… Измучившись переживаниями, я почти без аппетита поел предложенных лепешек, запил их и будто сразу провалился в сон, не желая больше ни о чем думать. Уж не под силу…
Наутро нам пришлось обменять коней на «нечто». Понадобилось пересесть на странных чудищ, каждое из которых было с колышащимся на спине горбом и любило плеваться. Весь следующий день нас приучали держаться на них. Мы перевьючивали свои пожитки на спины этих воистину большеногих зверей… Выехала пятерка после того, как Акхтаб закатился спать где-то далеко вдали. А воздух начал немного остывать, но не настолько, чтобы возникло ощущение серьезной прохлады… Конечно, люди с того самого «приграничного» гара выделили нам провожатого. Даже на странной горбатой твари его спина держалась прямо. Да и вид его оставался непринужденным. Он все время говорил сказы про «рыжих Дьяволов»!
Днем одна и та же картина от восхода до захода Акхтаба! Выжженный беспощадным светилом песок!
Рыхлый, непонятно кем и как проложенный путь уныло петлял меж несметных, начисто лишенных растительности, желтых и красно-бурых барханов. На их фоне проход казался серым. Холмики песка поблескивали иногда у самых оснований под лучами Акхтаба. Будто неведомая сила заставляла нас восхищаться этой игрой. Просто до сих пор мало кто из нас видел мдабер…
Семидневный путь казался нам вечностью. Сейчас я думаю, что причиной этому было наше воображение, разыгравшееся из-за обрушившегося на глаза угрожающе непривычного пейзажа.
Наконец, мы съехали в низину, которая сверху казалась по форме причудливо изогнутой веткой.
О, Херос! Нас окружало море такого же сухого, но уже искрящегося местами песка. Кто-то из каравана взял горсть. Поднес ближе к глазам. Затем к носу. Наконец, лизнул: «Это соль, соль!».
Впереди были четко различимы жалкие останки какого-то большого глинобитного жилища. Да и те изрядно истрепанны были ветром… А еще тут проросло 2-3 кустика позорно низкой травы, коей я раньше никогда не видел – сине-зеленого оттенка. Песок был уже с солью и трава на вкус тоже.
Мы встали на привал, воспользовавшись скудной тенью руин, украшенных островком зелени.
Дальше, через каждое заметное перемещение Акхтаба по небу, красные и по-разному рыжие дюны стали приобретать все более белесый оттенок. А на темной кожаной обуви все отчетливее был заметен какой-то белый налет. Видимо, то была та самая «соль»…
Наконец, еще через одну жизнь и смерть Акхтаба барханы постепенно стали расступаться, одновременно превращаясь во все более низкие холмики. Пока впереди не оказалось то, что, признаться меня… напугало! Абсолютно ровное пространство. Белое! Здесь ничто не закрывало небо, кроме тех малозаметных песчаных наносов за спиной. Хаэвас! Как же спрятаться от врага! Я и не знал, что бывает такое огромное… Ничего. Пустота Пустот!!!
Я еще долго не мог решиться продолжить путь, убежав к последним дюнам. Мои старшие спутники тоже о чем-то долго спорили с проводником (кстати, звали его Пиллай). На их лице был виден испуг. Неужели мы уже в Нижнем Мире, о котором слышали лишь из сказок питаров (старейших людей своих племен). Долгими холодными вечерами у костра они говорили нам – детворе – удивительные вещи. Мол, в самом самом низу мира есть земля ровная как небо. Она более выпрямленная чем ровнейшее место на свете. То есть, чем Тарк (в котором холмы есть).
Наконец, сев в круг, мы взялись за руки и много раз повторили «Херос!», призывая Добрые Силы. Пиллай садиться в круг не стал. Заявил, что его бог следит за ним постоянно. И гимнов не просит… Заодно узнали: это исчадие Пустыни (больно уж смугл был парень) живет неподалеку.
Только после этого наша пятерка пошла за этим подозрительным «заречным». Дальше. Пиллай через непродолжительное время воскликнул, указывая вперед, на нашем языке: «Аб!».
Это значило «вода». Впереди друг за другом шли три озера. Я с нетерпением подбежал к ближайшему и, жадно зачерпнув ладонью жижу, опрокинул ее в рот, рассчитывая на тот вкус, к которому привык. «Сгинь в Тарк!», – сморщился я, скривив лицо от вкуса горечи. Провожатый, взорвавшись смехом, на ломаном хостийском объяснил, что это та же соль, только растворенная.
Долго отплевываясь, я заметил, что странной травы (похожей на фрагменты зеленой паутинки) тут больше. Да еще и целых трех видов! Пиллай пояснил, что надо идти за верблюдами – только они укажут на настоящую воду. А еще намекнул, что, если мы решимся двигаться дальше к месту, куда проваливается Акхтаб, то заметим, что травы будет прибавляться. Она будет другой. И куда выше… «Марг!» – последнее, что сказал он, показывая, что возвращается назад. Это слово понимали все народности из тех, что были известны даже отъявленным путешественникам. Смерть! Однако у «заречных» это чаще обозначало, что «там кончается наша земля» и не более…
Эту ночь мы решили поставить чатраг (натянутый на палки лоскут прочной ткани) у одного из озер. Потрапезничать остатками лепешек (уже достаточно твердых) и переночевать здесь. Привязали горбатых страшилищ к каким-то обломанным почерневшим стволам, торчащим из озерной глади (утром они еще должны были показать нам на воду). Воздух тут уже через ноздри обжигал солью».
Земля, где обитают ама
Когда драгоценные солнечные лучи лишились возможности проникать в образовавшееся отверстие, читать стало совсем трудно. Всадник с талантами диперана умолк. А его спутник уловил где-то далеко топот копыт, лязг металла и звуки людской речи – в том числе грубый мужской хохот. Сказав, что пойдет навстречу гостям, он привычно взобрался по импровизированным ступеням на поверхность и исчез в направлении далекой группы людей.
Сасан все же не выдержал собственного любопытства. Он перетащил очередную стопку артефактов под тот самый пролом, благодаря которому он с земляком оказался тут – лучи солнца упали на стопку табличек. Только после этого он продолжил чтение, поглотившее все его мысли.
«По легенде мужчина (мардан) и женщина (зан) созданы Акхтабом по одному подобию. Оба могут воевать, а, значит, и пировать. Но потом женщины сказали «Мы рожаем детей, готовим пищу всему вису, да еще воюем. А что делаете, вы, мужчины? Только воюете и охотитесь. Вот и владейте саком (большим ножом), луком и копьем сами. А нас на это не отвлекайте! На нас держится очаг». С тех пор женщины у нас, хостов, берут в руки лук или сак лишь по крайней необходимости. Но былины от патаров, рассказанные их дедами, указывают: есть странные зан.
Они зовут себя «ама», решив дилемму по своему: стали и рожать, и воевать. Но из их списка обязанностей пропало хозяйство. За очагом, мол, закреплены отдельные люди. Пиллай перед тем, как попрощаться, молвил следующее. В 2-3 днях пути дальше по курсу, когда «соляная пустота» перейдет в слабо холмистое место с более высокой и сочной травой, мы увидим смерть («марг»). Говорят, всех мужчин там попросту… убивают. Поэтому мы, все пятеро, через пару дней устроили вокруг себя небольшой вар, зажгли его и стали совещаться по поводу слов «заречника».
Каждый в волнении сжимал в руках глиняный амулет, висящий на шее – «сваруну» (изображение Акхтаба, чьи лучи изгибаются вокруг него, загибаясь направо). Говорят, такой должны были носить и предки наших родичей хестов, рассказ о судьбе которых представлял собой не более чем миф.
Однако наши долгие споры были прерваны проклятым Вайю. Сначала пылью нам чуть не выдавило глаза и не содрало кожу. Смерч поднял вверх все! Соль, песок, соленую воду озер, а затем наши пожитки (чатраг в первую очередь) и нас самих, как бы закрутив все это в воронку. Старейшины (которые у нас были и жрецами) именно так и описывали «самый низ мира», «дом Вайю» или «Марг». Все это были названия того самого природного явления, которое на нас «напало». Все это произошло как бы в одно мгновение. Слава Акхтабу, саки крепко держались у нас за поясами, а дротики мы мертвой хваткой сжимали в руках… С этими единственными предметами мы и поднялись в воздух. Вайю закружил нас в варе (по кругу), а потом понес куда-то вдаль. Не помню сколько мы барахтались в нижних пределах неба (от восхода до заката светила или несколько дней). Разумею я лишь, что спасло нас божество воды, подставив при падении какое-то тухлое болотце. Удар был такой силы, что один из нас (Навш) потерял сознание…
И нам пришлось его вытаскивать, пока он не захлебнулся в смрадной жиже (кстати, смрад на хостийском тоже называется «марг»). Выйдя из неглубокой трясины, отороченной от прочей местности тростником, мы даже не стали разбираться в том, где оказались. Голова кружилась так, что всем пятерым было удобнее лечь на траву (а ее здесь действительно было много – Пиллай не соврал). Перед глазами (с провалом в сон) оказалось лишь постепенно отмывающееся от пылевой завесы небо. Вдали окрашивалось краснотой. Это было красиво!
Проснулись мы от боли. Нас что-то тащило по заскорузлой земле – с колючками, очень жесткой травой и мелкими камешками. Этим «что-то» оказалась целая куча женщин в самых коротких рубахах из всех, что я видел до этого. На каждой сверху был панцирь из пластин, вырезанных из копыт и связанных жилами. Такие одевают только воины! А на их головах были высокие колпаки из твердого войлока (в детстве я видел такие на купцах из далекого запада). Конусы были декорированы орнаментом, смысл которого не поддавался прочтению. В основном, какие-то идущие в одну сторону завитки и силуэты рогатых зверей, но не козлов.
Снизу мне больше видны были только ноги наших «хозяек». Они были невероятно мускулисты. Из-под коротких рубах проглядывала белая материя, которой было надежно замотано все, чем Акхтаб их наградил между ног. Фигуры ама (а эти зан были именно амазонками вне сомнений) выглядели крепко сбитыми, но не грузными. Изредка некоторые с усмешками поворачивали головы назад – видимо кричали, чтобы мои связанные и не на шутку возмущенные спутники не дергались. Только в эти мгновения я мог видеть красиво вытянутый овал лица, завитки темно-каштановых волос, выбивающиеся из-под колпаков, невероятно прямые и непривычно тонкие носы, а также красиво изогнутые такие тонкие губы. Глаза у всех были или зеленые, или серо-зеленые (в общем-то, как и у всех хостов, которых я знал, но, говорят, и хесты выглядят так же).
В основном, я по специфическим жестам и мимике понимал, что самые юные из этих молодых ама далеко не в восторге от нашего запаха. Это понятно – наши тела с самой переправы через Дану не видели пресной воды. А тут еще эта зловонная лужа, в которую мы приземлились… Мой взгляд как-то сам собой зацепился за одну из тех зан, которые тащили за собой толстяка Балу. Она была наиболее изящна из всех, а выбивающиеся локоны были совсем светло-русого оттенка (у нас бы назвали такого человека «ровш»). Впрочем, в памяти вновь всплыл облик Зарэ, и я перестал разглядывать эту непохожую ни на кого аму.
Тем более, уже и некогда было. Предусмотрительно указав на вставших наготове лучниц и копейщиц, нас отвязали от тростниковых волокуш на берегу широкой реки (спасибо, Херос!) и знаками показали «Мыться». Сначала мы хотели зайти прямо в одежде, заодно решив доверить духам воды и чистоту нашей одежды. Однако смеющиеся зан начали показывать «Раздевайтесь». Избавившись от одежды (ремни с саками с нас сняли еще во сне) мы с радостью залезли в реку. Всласть наплескавшись, а, заодно промыв и полоску намотанной на чреслах ткани, мы вкратце обмолвились друг с другом идеей достигнуть другого берега и убежать от ама. Но потом еще раз взглянули на пристально взирающих на нас лучниц и передумали. Мы были на мушке. Этот широкий поток просто станет для нас могилой… Жадно напившись речной воды с еле заметным солоноватым привкусом, мы, наконец вернулись, рассчитывая на милость ама – чрезвычайно стройных, широкоплечих и вообще мускулистых.
Оказалось, уже подоспели смуглокожие и более толстогубые зан. Это были невольницы воинственных ама. Они некоторое время стирали наши белые тряпки поодаль, смирно потупив головы (я про те самые одежды, в которых мы были одеты с первого дня путешествия в пустыню). Они развесили эти наши ткани сушиться. Были все некрасивые…
Амы-то тем временем подталкивали нас копьями куда-то дальше. Видимо, в свое стойбище. Стана амазонок и правда оказалась всего лишь стойбищем. Лучших удобств в нем были удостоены далеко не люди. А лошади! Животные были мордами такой же породы как у нас. Только ноги у них были длиннее и тоньше. Мне даже кто-то говорил, что вот это и есть настоящие лошади, а наш-то низкоросленький «транспорт» зовется по-иному. Амазонки гладили и целовали лошадей (срамно говорить, но во все места). А еще говорили с ними. Своим служанкам они их ни мыть, ни чесать, ни кормить не доверяли. «Дома» женщин трудно было назвать не то что гарами. Но язык не поворачивался окрестить это даже нманами общинников-пастухов. Скорее, это были шалаши из тростника, укрытые сверху кусками шкур каких-то неведомых мне зверей. Вокруг, как и ожидалось, были одни только зан (амы и их невольницы, закутанные в длинные белые рубахи типа тех, в которых вынуждены были странствовать мы и с такими же намотками на голове). А вот из мужчин были только мы.
У одних ама был богатый рисунок на лице, у других скоромнее. Лица юных были чисты как новая дощечка для письма. Но вот на плечах тату были у всех. Абсолютно. Это был рисунок бабочки!
Что было в центре станы (временного поселка)? На высокой скамье (где была постелена шкура того же неведомого зверя), у горящего очага (уже вечерело) сидела, полностью спрятанная в плащ с яркой вышивкой, не старая еще ама. На голове у этой широкоплечей зан был не колпак, а высокий курхарс с украшениями в виде отлитых из какого-то неведомого металла (точно не меди) бабочек. Между ними обвивались также металлические лозы дикого винограда. Более красивой вещи я в жизни не видел! Поэтому и уставился на вождя ама без всяких церемоний. Видимо, она это поняла по-своему. Неспешно подойдя ко мне (пленнику, в спину которого упиралось острие копья) главная зан резко сдернула с моих чресел исподнее. Сразу со всех сторон раздались гул и улюлюканье остальных зан, многим из которых я дал бы на вид максимум 13 циклов. Бесцеремонно схватив меня за нефритовый стержень, широкоплечая лидер стойбища потянула меня в то, что у ама – монджу-нмана (дом вождя) – обычный, но большой шатер. На телеге. Правда, он у них зовется по другому – я запомнил слово «сколота» или что-то такое…
Там она скинула с себя плащ, под которым оказалась та же сверхкороткая рубашка как у остальных. Затем аккуратно (как нечто святое) сняла с головы курхарс, поставив его на отдельный предмет нехитрой мебели. На плечи рассыпались светло-каштановые волосы. Потом избавилась от рубашки и набедренной намотки. Настолько упругих, буквально «каменных» женских прелестей (что спереди, что сзади) мне до той поры не довелось видеть (в минувших годах вообще не с чем было и сравнить). Думаю, дальнейшее описывать мне не имеет смысла. Зачем тратить время на то, милый читатель, о чем ты и сам уже догадался.
Добавлю лишь: утром остальные четверо из нашего братства признались, что имели такие же ночные «приключения» как и я. Их поместили в широкий круг. А потом лучшие их выбрали.
Оказывается та самая (ну, молодая, светлая и наиболее изящная) зан немного знала хостийский. Она (опять же под наставленными на нас стрелами) приказала невольницам завернуть нас в наши уже просохшие тряпки (те, что для головы, были предусмотрительно намочены). А потом, по ее словам (а голос у нее был божественный!) мы должны были идти вперед и не оглядываться. Тысячу шагов. Не меньше. Или они нас всех расстреляют из луков.
Мы долго шли вперед. Сзади все дальше удалялся звук какой-то возни, грозных женских приказов, а потом конский топот и скрип колес. Джан отсчитал тысячный шаг (так хорошо считал только он). Обернулись назад. Стойбища будто и не было на участке огромного луга».
Обретение Ровш
Слава всем богам, Артабан угодил не на тот дальний караван (видимый им с большого холма), а на остатки их драгона (большого отряда лучников), имевших с собой 3 крепких с виду кобыл, каждая из которых была впряжена повозку. Обрадованный Артабан спустился в пролом уже не один, а со слугой Бозаном. Второй присвистнул, увидев такое количество каких-то табличек. И зачем они нужны?
Видимо, он и не заметил, как задал этот вопрос вслух. Ведь сразу после этого Сасан произнес «Это история всех нас. Здесь ответы на вопросы, которые возникают при изучении нашей древности».
– Понятно, господин. – И что же написано в этих табличках? Буквы, признаться – какая-то невидальщина…
– Это общий язык – теперь я тоже знаю как выглядят его буквы – прервал своего слугу Артабан. – Давай ты послушаешь с нами еще одну главу. Но сначала тащи сюда еды. Сасан проголодался…
«Итак, впереди не было ничего кроме стремящегося к своей колыбели светила (так мы называем красноту неба перед сумерками – Сурью). А под этой краснотой расстилалась слабохолмистая пустота. После мдабера (так зовут «грязноногие» свои «бесконечные пески») нас уже не пугали такие подозрительно плоские пространства, уходящие за самый горизонт.
Трава тут была какой-то остро душистой. Колосящейся. По пояс высотой. Вот к этому мы пока еще не могли привыкнуть, обзывая ее меж собой «зеленым морем». Справа слабо извивалась река по правую руку. Из этой артерии мы с удовольствием пили. В ней же регулярно мочили ткань «головной обмотки», как учили нас «заречники». В траве жило много знакомых нам птиц. Мы знали как на них охотиться. А еще прекрасно представляли, как разводить огонь. Смерть от голода в этой непривычной, но благожелательной местности нам точно не грозила. По правде говоря, даже заучка-Джан сбился со счета, пытаясь запомнить сколько раз Акхтаб вставал у нас за спиной и садился впереди нас. Река со временем стала уже извилистей.
Потому что ей (а вместе с ней и нам) пришлось петлять между все более возвышающихся холмов (покрытых куда менее высокой травой, а где и просто землей). Тот чудо-бугор, что совпадал с линией горизонта, приближаясь, обрел размеры настоящей стены, возвышающейся на полнеба. На подходе к нему былая зелень сменилась очагами чахлых пучков травы. «Стена» эта была как бы из разноцветных полосок. И дырявая как кусок сыра! Снизу отверстия казались ласточкиными гнездами, но, поднявшись до нижнего ряда «гнезд», мы поняли, что это целая страна пещер! Входы в некоторые были такой высоты, что не надобно было и наклоняться…
Побродив по нескольким из них, наш «отряд» понял: есть маленькие и короткие, есть просторные, но все равно тупиковые. Некоторые потолки были не различимы во тьме верха. Но почти во всех этих полостях были следы обитания каких-то примитивных людей.
Внезапно, метнувшись словно тени, в большой и извилистой галерее на нас напали фигуры в звериных шкурах. Один камнем поцарапал плечо Антикранты, и мы увидели его (Антикранты) кровь. С того же момента, Навш, вспорол горло одного врага, будто ведомый кем-то сверху (не задумываясь). Так он нам сам потом объяснил. Но 2 других агрессора просто убили бы половину нас, так как уже успели замахнуться на нас чем-то. Только позже мы выяснили, что это – дубинки с привязанными к ним жилами грубо обработанными камнями. Когда ТАКОЕ начинается – все как в тумане, будто нами кто-то управляет. Да и не помнится ничего…
Но уйти к Акхтабу (умереть) нам тогда было не дано – внезапно в спины тех двоих вонзились стрелы. Тут уж мы ногами оттолкнули от себя заросших как звери (и в звериных шкурах) людей. Ведь они были так сильны, что и простреленные пытались довести взмахи до конца! Карабкались, пытаясь встать, как маленькие дети, все гуще харкая брызгами крови и рыча.
Но кто были наши таинственные спасители? Оказывается он был один. Точнее, не он, а она.
Какое-то время нам был виден только двигающийся к нам женский очень стройный силуэт (фигура шла от входа в пещеру – против света). Мы крепко сжали в руках дротики, а я даже попытался поднять одно из орудий, которыми нас только что хотели расплющить «люди-звери» (впрочем, мне так и не хватило сил). Впрочем, через пару мгновений мы кое-что поняли. Если бы эта худая зан хотела нас убить, то уже давно перестреляла бы как зайцев (две пущенные ею стрелы разделяло полмгновения – при этом взор невинный как у божества…)!
И действительно! Зачем убивать тех, кого спасла. Расслабились… В следующий миг (когда она чуть повернулась) слабый луч Акхтаба все-таки упал на ее лицо. Тогда-то мы удивились, узнав ту юную светловолосую аму, которая знала хостийский. Она положила лук. Мы положили дротики. Это ведь в наших землях предшествует всякому разговору с незнакомыми людьми...
– Мы твои должники – начал Антикранта как самый старший (потому что мы просто стояли, раскрыв рты – зачем она здесь?). – Но зачем ты спасла нас, ама? И почему ты вообще здесь?
– Вы мои должники уже дважды. Это я упросила свою мать (нашего вождя) не убивать вас.
– Ама хотели убить нас?
– Вы удивлены? Пленников-мужчин трудно охранять. А просто отпустить – пришлось бы покидать благословенные места (вы бы позвали сюда своих). Мне долго пришлось уговаривать Ее. Кончилось тем, что я вбила Ей в голову: «Даруй жизнь лишь ему» (она повернула голову в мою сторону). Но кто-то из вас порезался, и мы увидели, что ваша кровь – красная. Сами понимаете… Таких надо убивать сразу всех! Или никого! Ну, вы поняли о чем я… В общем, мать исполнила мое единственное (за всю жизнь) желание! Сохранила жизни вам всем. Нам в качестве платы за такое решение пришлось свернуть всю свою стану. Ведь вы теперь знаете наше место! На первой же стоянке собрался ТУМ: на нем меня обвинили в этом всем… Изгнали!
– И твоя мать просто так согласилась? – не удержался от любопытства Джан.
– В первую очередь, она ама-кхан-ун! А только потом моя мать, – услышал я снова этот чарующий голос, звучащий под сводами пещер как-то выразительнее. Решение ТУМа для нее – закон… Да чего уж там… Меня в родном племени все равно никто не любил. Да и среди всех бабочек. Я много говорю. У меня светлые волосы (а не каштановые как у прочих). Во-вторых, мне почему-то не хочется убивать людей. Тем более мужчин (снова взглянула на меня). Вы – загадка… В общем, за годы «сестры» начали подозревать, что я какой-то странной крови (не черной и не красной). Мать запретила мне называть цвет своей крови. А чтобы ее не увидели – наложила табу на мое участие в сражениях. Я лишь стреляла откуда-нибудь издалека. Но ропот по поводу тайны моей крови продолжался. Когда мое тело стало женским, мне вообще пришлось прятаться по кустам (кровь могли увидеть и без раны). Мать рада, что избавилась от меня…
– Ты хочешь идти с нами? – вставили, наконец, свое слово улыбающиеся Балу и Навш.
– Если я дважды спасла вас, то можно и попрошу о двух одолжениях?
– Говори – Антикранта как старший уже привык решать за всех.
– Во-первых, я пойду с вами, покуда мне это будет выгодно. Во-вторых, я хочу в мужья его – указала она на меня рукой.
– Наш младший соплеменник не горный козел на площадке для межплеменного обмена! Мы не можем распоряжаться его судьбой. Мало того, он выбран самих Херосом для нашей миссии. Видишь пятно? Это не краска! Почему вообще обратилась с этой просьбой к нам, а не к нему?
– Простите, если чем обидела. У ама ко всем, у кого кое-что меж ног, относятся как к товару.
– В наших краях ни один человек не является товаром – как-то неожиданно гневно ответил я. – Даже слугами монджу становятся по доброй воле – от всего сердца. А слово «слуги» и слово «дети» различаются всего 1 буквой. Запомни, ама: красная кровь – никогда и ни у кого не вещь.
– Простите, я еще многого не знаю об этом мире. Мне всего 15 зим – без всякого сожаления ответила беспардонная белокурая лучница, все еще разглядывающая меня так, как наши зан разглядывают ожерелье или отрез дорогой ткани (причем водила глазами сверху донизу)…
– Как тебя зовут (наконец-то она впервые обратилась лично ко мне).
– Ультар… А теперь назовись-ка сама, коли хочешь стать спутницей в отряде, Светочем которого являюсь я (тогда я был еще глуп и как-то особенно смешно задирал подбородок).
– Я слышала все ваши разговоры (вы говорили громко, поняв, что наши ама не понимают вашу речь). А я понимаю. Кстати, за любознательность к языкам меня тоже ненавидят. Я слышала, что вы зовете меня «ровш» («светлая») – так и продолжайте звать! Буду Ровш!
– А какое у тебя настоящее имя? – продолжил беседу я, заметив, что соплеменники попросту исчезли из пещеры (до встречи с агрессорами была идея настрелять перепелов).
– В детстве мать называла меня так, как хотел перед смертью отец. Но это секретное имя. А бабочки с рождения придумали мне сущее обзывательство – «Йул». Я надеюсь, хоть вы-то меня не будете так окликать.
– А что это у вас значит?
– «Синяя».
– Почему «синяя»?
– Племя моей матери думает, что есть и такая кровь. А одна из бабочек (Амаха) даже уверяла, что как-то проткнула одного мужчину (во время стычки далеко на востоке). И узнала, что есть такая кровь. Говорит, глаза его были узкие и темно-коричнегово цвета. Может, врет… Черная кровь умеет врать – все амы из рода хестов. Я видела их кровь – она черная.
– А что ты знаешь о черной крови? – мне уже давно кому-нибудь хотелось задать сей вопрос.
– Она заставляет ее носителей делиться на мужские и женские общества. Вместе мужчина и женщина живут лишь недолго – для зачатия детей. А потом каждый возвращается в свое общество. Только мужчина с сыном, едва достигшим 5 лет. А женщина – с дочерью. Они абсолютно нелюбопытны. Слишком жестоки и угрюмы. Их однополая община – для них ВСЕ. Ради нее готовы убивать и врать. Но кровь разрешает им не мстить за родичей, а брать плату лошадьми. Сама про себя я зову их всех «лошадниками». И ама, и сакалотов (это мужские общества). Хороший скакун для них достойная плата хоть за мать. Я не их крови…
– Но ведь ты не с узкими глазами как у ящерицы. Не с коричневыми, а с почти голубыми. Зря прозвали «Синей»? Говори свое имя, – неестественно серьезно вперился я тогда в нее глазами…
– Не скажу.
– Хаэвас! Ну вот, теперь я узнал, что ты точно не красной крови.
– Ну, так это и так понятно, – усмехнулась она в мою сторону как на дурня. – Ты вообще когда-нибудь видел красную кровь с такими волосами как у меня? Скажу тебе, что я сама за всю жизнь не встретила человека с волосами почти песочного цвета. Да. Я, конечно, видела свою кровь. Она не красного, не черного, не синего и даже не желтого цвета.
– А что – бывают еще какие-то цвета?
– Бывают, глупый – Ровш расхохоталась. Но не забивай себе голову. Просто представь, что в моих жилах краснота – как у тебя (она вдруг подошла ко мне вплотную и толкнула меня на гладкий подозрительно плоский камень, а потом села рядом – нога к ноге: наши женщины, разумеется, ведут себя так только с мужьями).
– Для нашей крови ты слишком темнишь в разговоре… А будешь ли ты за меня мстить?
– Ну, во-первых, ведь я и не вру. А, во вторых, память павшего можно почтить не только местью…
– Замолчи! Что ты такое говоришь (я вскочил с камня и отстранился на несколько шагов)! Месть за красную кровь священна! Эту кровь нельзя обменять и на хороших скакунов. Кровь только за кровь! Какое еще почтение может быть кроме смерти убившего красную кровь!
– Ладно! Прости, прости, прости! – она очень аккуратно подкрадывалась ко мне как охотник к рогатому горному зверю. – Потом взяла меня за руку и довольно сильно (несмотря на изящность рук) усадила на место.
– Я почему-то всегда чувствовала, что человек дороже коня и охотничьей собаки. Хотя бы родной человек… – продолжила она уже тихо, аккуратно поглаживая мне спину. – За такие разговоры меня не взлюбили еще больше. А ты знаешь, что говорят про желтую кровь?
– Много всяких слухов ходит. Но я никогда не видел желтой крови. Может, ее выдумали.
– Я видела! Сама! Сама! Сама, слышишь (она вдруг начала меня трясти)!
– О Херос! Да ты что – была во всех мирах? У меня нет причин тебе доверять, если я даже не знают цвета твоей крови…
– Я видела раненого в живот (она встала и гневно топнула ногой).
– Хаэвас!!!
– Я с амазонками, зовущими себя «бабочками», с детства странствовала повсюду. И была даже на стороне Быка-Луны. Там все, кто живут в сельских висах и в городах – желтая кровь. И амы, и сакалоты других союзов хорошо изучили людей Луны (многие из них часто надолго там селились и воевали то за одних, то за других желтокровных…). Люди Луны (желтокровные) могут кровную месть заменить даже не принятием в дар лошадей (как чернокровные). Еще хуже! Могут взять с убийц нужные в быту вещи (из меди и еще какого-то металла), украшения со сверкающими камешками, а некоторые (кто еще проще) – даже продуктами.
В этом месте меня вдруг вырвало от сказанного ею вчерашней едой. И я спел воззвание Акхтабу три раза.
– То, что они говорят никогда не сходится с тем, что они делают.
– Я как-то слышал такое в сказаниях от патаров!... Это же и есть ложь?
– Может быть. Но я лично слышала, что ложь (мне говорила это Амаха) это когда ты говоришь то, чего не было, нет и даже потом не будет…
– Что это все за сказки (я снова вскочил и вырвался)?!! Что за страшные вещи! Разве такое бывает, о Херос, прости, что услышал такое! Не гневайся! Не гневайся! Не гневайся! – Я схватился за свой амулет и быстро прочел гимн, очищающий место от скверны:
«Господин небес и земли!
Земли не было, и ты создал ее.
Свет дня не был, ты создал его.
Утренний свет не был, ты создал его. Ты заставил его существовать.
Высшее существо живет.
Он господин небес и земли.
Он создал землю. Он сотворил свет дня».
Однако то, что я услышал от Ровш позже, еще сильнее подняло мои волосы дыбом (мне пришлось еще два раза читать гимн и царапать знак сваруны на стенах пещер)…
– Моя мать зачала меня в самом далеком северном походе. А потом я была со своими ама, наоборот, так далеко на юге, что там и скалы дымятся. Там на скалах можно пожарить яйцо.
– Так ты знаешь своего отца?
– Конечно нет! Наша ама-кхан-ун убила этого производителя сразу после зачатия. Но еще до этого он сделал для нее кое-что, за что она согласилась исполнить всего одну его просьбу…
– Какую же?
– Он знал, что у Нее родится девочка. И попросил назвать ее так, как надо ему. А потом до 15-й зимы повторять мне то самое имя. Она запомнила это имя. И называла меня так. Но лишь, когда мы были вдвоем… Пока я не скажу это слово тебе. Не спрашивай почему… И вот еще. Думаю, и волосы мне достались от отца. Даже не думаю, а уверена.
– Более странной истории я не слышал за всю жизнь.
– А как же история о твоем пятне?
– Да нет тут никакой тайны! Наш жрец сказал всем, что я избран. И что мое имя Ультар. Хотя никто понятия не имеет, что это вообще значит. А старейшина (он же наш жрец), Аша, тоже не может ничего объяснить. А придумывать-то красная кровь просто не умеет! В итоге есть только одна правда. Ее и говорит он. Это слово как-то связано с пределами мира.
– Не густо! Ты так же загадочен как я. А я с детства люблю загадки, пугая этим черную кровь.
Только сейчас мы с собеседницей заметили, что мои спутники не только настреляли, а уже и ощипали местной дичи, разведя костер на выходе из пещеры. Наш разговор только и закончился из-за того, что мы уловили пленительный запах жареного мяса. Ушли есть и спать».
Пещеры, открывшие мне голос крови
– Понимаете, насколько важные вещи из истории Державы мы узнаем, друзья – голос Сасана был необычно громким и выразительным, глаза горели. Жадно вцеплялся глазами в обоих земляков.
Если Артабан во время чтения этих ветхих текстов демонстрировал умеренный интерес, то Бозан все время скучающе почесывал затылок и порывался выйти наружу. «Там повозки можно трофеями наполнить – на этот уголок поля брани пока другие не добрались» – шептал он хозяину.
– Да плевать на эти римские железки! – снова начали гореть глаза Сасана. – Повозки нам понадобятся для перевозки вот этого всего, этих бесценных знаний – провел он рукой в направлении всего зала с артефактами. Каково же было его удивление, когда он услышал Бозана.
– Еще чего, светлейший! Небольшой обоз для мечей, копий, шлемов, доспехов, щитов. Этим всем можно вооружить целый драгон! Неужели вместо этого, о, великий Пастырь, мы повезем никому не нужные выдавленные застрявшим тут чудаком слова! Слова, выдавленные от скуки на глине…
– Да как ты смеешь! – Сасан порывисто шагнул в сторону невежды Бозана. – «Никому не нужные слова»?! «Какой-то чудак»?! Как ты можешь в таком духе изъясняться про великие знания… Артабан, выдай несколько плетей этому хаэвасу, этому недалекому пхалу! – Сасан в гневе начал ощупывать кушак. Привычного клинка за ним и не нашел. От отчаяния сплюнул в сторону Бозана.
– Господин (оруженосец в испуге схватил за рукав своего хозяина)! – Ну, ты ведь со мной согласен. Неужели мы оставим настоящие ценности (оружие собак Красса) в поле, а вместо этого начнем заполнять повозки ерундой (увы, при слове «ерунда» Бозану снова пришлось отпрыгнуть назад)?
– А ну-ка успокойтесь оба – встал между слугой и боевым товарищем Артабан. – Сасан, мой храбрый товарищ, я слышу твои великие мысли, твое стремление познать историю Парфии (да хранит ее Митра). Когда мы заполним все конные подводы, то, так и быть, закидаем сверху несколько десятков этих глиняных штук – тех, что ты еще не прочитал. Ты будешь читать в дороге.
– Хаэвас! Да вы оба не понимаете! Мы прикоснулись к великой разгадке тайн всех народов Парфянской империи. То, что я здесь читал, Артабан, было написано много столетий назад, нашим далеким предком. Если думать об истории Фарса, Алама, Карманы, Мадайи, Атропата, Хорастана, Харахваты, Арейи, Согда, Бактра, Систана, Газнаина, то есть о нас с вами, то эти тексты священны.
– Не богохульствуйте, светлейший! – смело подал голос простолюдин. – Священными могут быть только гимны Митре или заповеди Великого Пастыря. Вы, северяне, отошли от его заветов… Ой!!!
В голову Бозана полетел небольшой камень. А потом Артабану снова пришлось разнимать людей.
– Как ты набрался смелости так говорить со мной, пхал! – Ты же просто вообще ничего не понимаешь… Все, что ты выучил за свою жизнь, ходя за плугом – заповеди Золотого Верблюда…
– Господин! Держите этого безумного хорастанца, или я за себя не отвечаю. Я-то – пхал (земледелец, который всегда нес мир). А, ты, северянин – дикарь на лошади. С какой это стати вы, северяне, вознамерились считать себя господами над нами. А еще дипераном себя возомнил – изрыгал проклятья Бозан в сторону Сасана (лицо того полыхало румянцем, пугая собеседников)…
– Смерд! Давай посмотрим, какого цвета твоя кровь! Там от красного оттенка, наверное, ничего не осталось. Коричневая (мама с «заречными» согрешила)? Может, морковная (какая у всех в этих чертовых землях, которые наши предки окрестили Стороной Луны)? – Разгневанный аристократ (воспитанный на другой стороне Копетдага) отвернулся и больно сжал кулаки. – Артабан, ты же благородный. Скажи свое слово. Это история!
– История, друг мой, творится клинками, копьями и стрелами, а не какими-то словами… Вот мы с тобой на том поле творили историю. Давайте сейчас все остынем и послушаем еще одну главу (впрочем, чтеца долго просить не пришлось – он итак последнюю минуту сдувал пыль на очередной табличке из очередной стопки, конца и края которым еще не было видно). Итак,…
«С утра нас разбудил голос Навша. Он стоял уже не в пещере, а был снаружи – на общем уступе, через несколько пещер левее. Махал рукой, призывая нас к себе. Ожидая чего угодно, мы сразу подбежали к нему, заранее забрав с остатков костра все, что было при нас…
Навш не вытерпел и исследовал еще несколько пещер. Просто почти в каждой были следы человеческого пребывания… Но тут было интересным не только это! Галерея-то оказалась «проходной». Уводила, изредка поворачивая то туда, то сюда. Куда-то совсем уж в «полный тарк» (как любят молвить все наши). Какое-то время вся группа решила посовещаться – не потеряться бы. Но все решили, что пойдем вперед. Не просто же так сюда зашли, о Херос!!!
Причиной исследования стали любопытные наросты на полу и потолке, как бы тянущиеся друг к другу. Они были склизкие (некоторые даже мокрые). Да еще и стольких оттенков! Многие из них я увидел впервые! Наши родные пещеры, скорее, углубления. Но и это не все! Нас гнали вперед изображения под сводами. Кем-то тут было нарисовано Нечто (просто мы не знали обозначений для этих существ). Они с огромными головами (через примерно сотню шагов мы увидели их уже с маленькими головами, но держащими эти шары в руках). Это что? Оболочка для головы? Да и контуры тел были обведены с внешней стороны. Существа внутри существ? Но на других наскальных творениях Нечто уже было с одинарным контуром, но держало в руке отдельно свой контур, а оболочка в виде шара изображена была уже чуть поодаль. Да и головы-то странные… Мы долго петляли вместе с пещерой и вдруг увидели лик Акхтаба – то бишь дневной свет впереди. Мы прошли «Стену» насквозь!!! Оказались на другой стороне!!!
Но яркий свет отвлек нас от чего-то еще более интересного. Мы чуть не запнулись о котлы, сделанные из незнакомого нам материала, совсем не похожего ни на полированный камень, ни на кость, ни на медь, ни на обожженную глину! Они были изумительно ровной формы. Ровш даже не вытерпела и начала прикасаться к ним руками. Мы, признаться, никогда бы на такое не решились. А потом выяснилось, что она, воспитываясь среди черной крови, чего только не видела в повозках с тем добром, которое и женские, и мужские кланы отбирали у побежденных ими племен! Все эти дивные вещички были ей давно знакомы. Касалась их без всякого страха…
Вокруг, насколько хватал глаз, белели кости каких-то зверей. И только, обратив взор на затененный угол, мы, увидели, что тут находимся не одни.
На «удобном» камне (на нем был еще и кусок шкуры) неподвижно сидел старец с поникшей головой. Аккуратно приблизившись, мы поняли, почему он не мог проронить ни звука. Кто-то не так давно будто бы прокусил огромными зубами его шею – из нее выливались уже последние капли крови – черной как Тарк!
На последнем издыхании он сделал знак рукой: мы подобрались к нему ближе. Переводила Ровш.
– Какая у вас кровь?
– Красная.
– Вам повезло. ОН лакомится только черной. ОН придет за всей черной кровью.
– Кто ОН? – испуганно выпалили мы чуть ли не хором.
– Он Тварь… Мы (Черная кровь) поэтому и кочуем всю жизнь. Думаете, нам это нравится?… Я умираю. А поэтому не прошу вас о помощи. Идите. Дальше на закат. Ведь черная кровь родом с восхода. А Тварь столетиями идет за черной кровью. Красная кровь, убейте Тварь! Она не может жрать красную кровь (это для нее отрава). Ее гнездо восточней вашей реки Манди.
– Анди?
– Наверно, не помню… Не перебивайте, дурни! Внимательнее! Люди синей крови. Они там живут, где Тварь живет. Там, где ваши (краснокровные) зовут синекровных «тарк-анами». Просто когда-то давно вы появлялись у них, перейдя весь безжизненный и сухой Тарк. Все…
– Как Тварь выглядит?
Но старик окончательно застыл. Глаза его остекленели.
Мы еще долго смотрели на него, не в силах что-то сказать. Возможно, слишком долго… Очень много «высосанный» хест «вылил» нам на головы…
Лишь через продолжительное время, после бессмысленных споров о сути сказанного, мы, наконец, спустились с этого уровня к самому подножию «разноцветно-полосатой» стены. Навш и Ровш, не сговариваясь, ушли посмотреть внутрь полости, над которой красной охрой был намалеван знак в виде глаза. «Айн» – сказала Ровш.
– Что такое «Айн» (я подбежал к ним)?
– Значит, «глаз» на языке именно тех желтокровных, кои умеют переправляться через море. Там – на стороне Луны. Просто запомнила… Язык их легкий – все слова-то короткие в нем…
У нас остались кое-какие припасы со вчерашней вылазки на перепелов. Мы решили присесть у входа в «глаз», не заходя в него. Больше не хотелось нарваться на пещерных людей с неподъемными дубинами. Или на истерзанных чьей-то чудовищной лапой стариков. Тут, в спасительном свете Акхтаба, всегда было как-то спокойнее.
– А кто такие страшные и жестокие ракшасы? – как-то неожиданно прервала наши мрачные раздумья Ровш.
– Насколько они страшные, ты можешь судить, глядя на нас – начал Антикранта.
Ровш недоуменно подняла брови.
– Сейчас все объясню – впервые заговорил с амой Балу (до этого всегда чем-то занятый). – Каждая из 4 рек хостов имеет уровни высоты. Ведь все «тела рек» (дахуи) – это ее ступени (потоки бегут с гор). Каждую такую ступень (где порой умещается до 10 деревень) называют «ракш». Наш ракш зовется Аз или Ас – в честь той самой горы, откуда сбегает Анди. На нашем диалекте - Хатт (но его кроме нас все равно никто не знает). Ведь мы на самом верху той горы. «Нижние люди» (те, что вообще на другом берегу Дану) не понимают, что «ракш» и «Аз» это 2 отдельных слова. Они всех нас зовут «ракшас» или «ракшасами». По именам нас не называют, считая их магическими проклятьями «по их душу». Кстати, мы всех «заречников» тоже зовем одним словом – «грязноногие».
– Это еще почему? – Ровш опять прижалась ко мне (пытаясь, к тому же, сесть на колени).
– Потому что они даже не омывают ног, зайдя в монджу-нману (в дом своего вождя вождей). – Задорно вмешался в разговор Навш. – Те еще нечестивцы!
– «Грязноногие» сочиняют мифы о том, что их родина дальше на закат (это уже Джан сказал). – Поэтому они тоже заинтересованы в том, чтобы мы сходили за Марг и узнали, что там. Выделили нам даже проводника, его родовой вис (поселок) находится у самого Марга. И вот видишь как нас одели (мы улыбнулись). Только в таком одеянии, оказывается, по Маргу ходят.
– Не только там – ответила Ровш. – И дальше к югу тоже. Там Марг повторяется много раз.
– Ничего себе!… Хаэвас!
– Кто такая Зарэ, имя которой ты повторяешь во сне? – резко развернулась ко мне ама (за свое «неженское» поведение она в наших висах точно нарвалась бы на взбучку).
– Девушка из ракша Вайал. Он потом хочет ее украсть у этих рисоводов, весь день ходящих с засученными штанами по своей странной жиже. – Это захохотал Балу, тут же поперхнувшийся костью (Антикранте пришлось стучать Балу по спине и в очередной раз говорить грузному обжоре, что делать 2 вещи – есть и говорить – опасно, многие умирали…).
– Можно я тебя еще кое-что спрошу?
– Говори.
– Я тебе нравлюсь?
– Не знаю. Но из-за тебя мой нефритовый стержень становится толстым, вытягивается и твердеет – почему-то бесцеремонно ответил за меня Балу…
– Да. Он правду говорит! – я все-таки оттащил руку амы, водящую пальцами по моей рубахе там, где был «спрятан» под обвязкой уже мой (почему-то тоже увеличивающийся) орган.
Наконец, теперь уже я решил пойти за дичью. С тремя собратьями (слишком уж непривычно мне было с Ровш – этим исчадием, воспитанным хестами, а рожденным вообще не понятно от кого). А Ровш вместе с Навшем все-таки вошли в пещеру с знаком «айн».
Если бы я только знал, чем это закончится! Я никогда бы не отпустил ни ту, ни другого. Вернувшись к «глазу» мы уже не нашли этих двоих. Зато двое пещерных людей, как всегда возникнув «ниоткуда», стали к нам приближаться. Хотя Балу был сильнее и грозно потрясал дротиком с каменным наконечником, он был неповоротливым из-за своего веса. Как быть?!
Внезапно один из троглодитов метнул тяжелую дубинку с каменным «чеканом» на конце (он прятал вооруженную руку за спиной товарища).Красная кровь густо окрасила крохотные пучки заскорузлой травы. Кровь Балу. «Медвежонок», неестественно дернув головой, рухнул наземь. О нет! Неужели мы потеряли главную опору своего маленького отряда?! Джан и Антикранта лишь пару мгновений стояли в растерянности. Я был ведом искушением спасти свою шкуру (спрятавшись за камень). Но это было лишь несколько мгновений (1-й раз так всегда)! Потом со мной произошло То, что я видел у товарищей, но еще не испытывал сам. Что я вместе с ними делал не помню (все как в тумане!), но, когда мы «очнулись», то просто сверху донизу были вымазаны «соком» из вен врагов. И снова «сок» этот был черным. Троглодиты – хесты.
Первым был Джан. Пока один из этих плечистых монстров не схватил его, он метнул свой дротик (ведь троглодит, запустивший свое страшное орудие в Балу, еще не успел вернуть равновесие). Копье вошло точно в глаз (Джан был самым точным метателем в ракше). Потом Джан и Антикранта просто разодрали на части поваленного острой болью «пещерника» с помощью второго дротика и своих саков. Но я это уже понял потом, потому что бежал за последним, третьим, троглодитом, явно не ожидавшим такого исхода и скрывшимся в ближайшей пещере. Этот только и успел запустить камнем в Антикранту (тот увернулся и удар камня пришелся ему в плечо, а не голову). Я не понимаю кто руководил мной. Я бежал за существом, которое выше и шире меня в 2 раза и способно было метать то, что я не мог даже поднять. Размахивая хорошо заточенным саком, я быстро определил пещеру и вскарабкался к ее входу (мы все-таки были горцами). Умом я понимал, что затея убийственная, но не мог остановиться, так как, увы, не ум, а лишь цвет крови правит всеми типами людей.
Полость была достаточно широкой для того, чтобы я именно бежал, а не проползал здесь. Даже не видя врага и, не участвуя до этого в бою, моя рука как бы сама слышала его дыхание и шаги. Кем-то направлялась рука моя, знала куда бить, вымеряя каждый взмах острого сака. Здоровяка, который наивно пытался спрятаться за выступом пещерного свода, я нагнал очень быстро. Тот тяжело дышал, значительно запыхавшись (скорее всего, ранее он вообще ни от кого не бегал, так как сила и размер его позволяли всех убивать). Загнанный в угол, он рычал, делая резкие выпады с целью схватить меня между взмахами моего сака (тогда бы мне бы уж ничто не помогло). Но мой отец был воином. Я умел наносить раны животным, не подходя к дичи вплотную. Мне пришлось учиться фехтовать боевым ножом с 5 лет. Дождавшись, когда троглодит начнет дышать еще тяжелее, я два раза ткнул его саком в нужное место на шее, а потом резко отпрыгнул назад, вернувшись лишь тогда, когда он уже катался по полу, хрипя. Вернулся, чтобы окончательно окончить его мучения… Это была первая человеческая кровь, пролитая лично мной. Я зачарованно смотрел на растекающуюся по каменной поверхности жижу оттенка непроглядной ночи. Но, оказывается, на нее же смотрело и Нечто. Оно прыгнуло ко мне, но, обнюхав, сморщилось и отпрыгнуло в сторону. А потом подбежало к телу троглодита и, нисколько не смущаясь меня, начало буквально высасывать его. У Твари были человеческие руки и ноги. Но передвигалось оно сразу на 4 конечностях, а голова его была как бы сплющенной сверху и вытянутой вперед, имея почти черные глаза. Как у ящерицы. Я обомлел, а Нечто, довольно хрюкнув, уже через пару мгновений просто исчезло в глубине «провала»…
Придя в себя, мы трое, забрызганные быстро сохнущей чернотой, пошли собирать тонкие и изогнутые стволы деревьев, когда-то поваленных здесь неведомой силой. Мы соорудили погребальный костер для Балу, возложили его на него, зажгли и отправили собрата к Акхтабу.
Теперь-то нашему собранию (а нас осталась половина) ничего не мешало обсудить все происходящее реально. А также то, как нам действовать дальше. Настал момент.
Река отводила нас в сторону от курса, к виднеющимся на горизонте огромным горам. Но она настолько бурная, что идея перейти ее или переплыть привела бы к концу путешествия! Стоит ли подчиняться реке? Вокруг происходит черт знает что (увидим ли вообще когда-нибудь Анди и родной ракш?). Нужно ли искать Ровш и Навша! Видимо, последний раз поев сытно, мы решили что выбора у нас особо нет. Ведь заново залезать в проходную пещеру, чтобы «сдать назад» или идти вдоль этих предательских пещер было бы еще большим безумием… Решили, что судьба нас сведет с Ровш и Навшем как-нибудь позже (впрочем, потом я очень жалел об этом нашем решении: зачем-то снилась Ровш). Мы последний раз позволили себе слезы – оплакали юношескую безмятежность, втоптанную в грязь осознанной нами реальности…
Дождавшись следующего утра (спали мы теперь в «тайных» зарослях, дежуря по очереди), мы сжали в руках дротики, и, поглаживая рукоятки саков за кожаным поясом, двинулись к горам».
Стена, разделяющая землю Солнца и землю Луны
– Мне пора, господин – «ординарец» Артабана полез наверх, в пролом. – Насчет трофея решено?
– Иди, Бозан. Я тебя догоню (Артабан повернулся к Сасану). – Дружище, ты и правда собрался везти все в Теспван, в столицу, которую на модный эллинский манер принято звать «Ктесифон»? К нашим мудрецам-диперанам, в библиотеку? Но это же слишком большой груз. Тут нужны еще минимум 10 повозок! Может, обозначим место и вернемся как-нибудь потом, мой мудрый друг?
– Оставьте меня оба! – единственное, что молвил Сасан устремившимся за трофеем землякам…
«Изредка нам попадались пастухи. Скорее всего, хесты. Кто еще мог жить в травяных равнинах за Маргом и соляными пустошами? В земле, разделенной полосатой «стеной» с пещерами. Мы видели слишком много черной крови для того, чтобы сомневаться в этом…
На всякий случай мы не раскрывали рта (как нас учили) – не смущали местных «языком красной крови» (многие слова которого были известны во всех известных мирах). Ведь не понятно было, в каких отношениях именно местные хесты с красной кровью! Какой-то мудрец говорил «Именно тот, кто молчит, может услышать». И мы слышали! Близ ручьев пхалы (местные пастухи), указывая вперед, говорили «Стена» (на любой речи «препятствие» звучит схоже – ТУР, ТОР, ТАУР, мы не раз слышали понятие от грязноногого проводника). И действительно! Если ту «продырявленную» стену можно было назвать просто длинной горой (не сказать даже, что очень высокой), то впереди перед нами с каждым восходом Акхтаба вырастала стена в полном смысле этого термина. Спустившись с последнего предгорного холма-стола, мы оказались в вади, на иной стороне которой была непосредственно стена. Почти отвесная.
Местность вокруг совпадала с описаниями во всех знакомых нам мифах, сказаниях и сказках. Скорее всего, это и была граница мира Солнца (нашего) и мира Луны. Поэтому у нас на Анди (а особенно в родном ракше Аз) эту «разделительную черту», которую никто не видел кроме умирающих старцев, именовали Аку. Это значит «Через». Что стена делит? Мы испуганно переглядывались на нашем последнем привале перед восхождением... Неужели (о, милостливый Херос!) мы по ту сторону будем видеть вместо Акхатаба одну лишь Луну – Мах. Страшно же!
Верховья реки, вдоль которой мы шли (они быстро превращались в обычный ручей) здесь виделись водопадом – поток падал с высоты, разбиваясь с такой силой, что капли до нас долетали за 50 шагов. Приятно охлаждали перегревшуюся даже сквозь белое одеяние кожу. Раздевшись донага, мы трое нырнули в большой бассейн, выбитый в камне этим потоком.
Встали очень рано утром – знали, что карабкаться по камню, раскаленному Акхтабом – самоубийство. А перед нами был именно камень, на котором что-то росло лишь изредка. Любой, кроме нас (потомственных горцев) отказался бы от затеи идти тропами козлов. Но для нас это было вполне естественным (наш ракш – верхний уровень, исток Анди на пике Аз).
Утренняя прохлада и большое количество естественных навесов на теле склона (в разгаре дня под ними можно было прятаться от изнурительного пекла) сделали свое дело: мы живыми и здоровыми поднялись на гребень. Стена была такой длины, которой я за свои 15 зим еще не видел. Обычно у нас нечто подобное зовут Римна («длинный ремень»). Но я-то понимал, что настоящая Римна (самая большая во всех мирах) находится вообще в противоположной стороне от нашего курса (чтобы появиться у подножия настоящей Римны, судя по эпосу «Маг», мы должны вообще спускаться с родного Аза по противоположному склону – в Тарк…).
Итак, здесь нас охватила уже не паника со слезами (такого больше не повторялось), а, скорее, некое благоговение перед тем, что открылось взору. Я никогда не видел столько всего! С родного Аза, куда ни взгляни, видно было только «молоко» из облаков. Селяне с нижних ракшей прозвали нас (из-за надоблачного положения) НАБарами «(небесными людьми»). А тут впервые никаких облаков! Было видно все – возможно на десятки, а то и сотни дней пути вперед. Что за азу («жажда справедливости», «рок») вел нас вперед? С вершины этот «перед» представлял собой сначала (прямо под ногами) добрую сотню ручьев (соединяющихся еще ниже в одну громадную петляющую реку), затем с каждой «ступенью» (ракшем) речное тело сильнее покрывалось зеленью. Справа и слева были такие же огромные и просторные дахуи («долины»).
Весь этот пейзаж поражал до глубин наши души! Ведь дахуи разделялись горами самых причудливых форм. Потому мы, забавляясь, дали им прозвища: Дема Вайю, Алам Кух, Себья… Одна из вершин была даже со снежной шапкой (на такую даже из наших горцев мало кто покусился бы). Но еще кое-что интересное обнаружилось на самом горизонте справа – даже всезнайка Джан обомлел. Там была вода, конца и края которой было не видать. Он сказал, что вероятно ЭТО и было Сакалотское озеро (то есть на его берегах хесты всех ама… убивали)!!!
У Антикранты зрение было как у орла – он подтвердил, что вода в сторону заката не кончалась. Но единственный путь, доступный именно с той точки – вперед и вниз. Выбора-то и не было. И все же стоит признать, что далеко впереди наша дахуи все же поворачивала к закату. Перед тем, как Акхтаб лишил мир последних лучей, мы оглянулись – как бы попрощались с бесплодными холмами (часть которых похожи были на столы) и той стеной из разноцветных полос с пещерами (которую на самом горизонте разглядел один Антикранта).
Доев то, что мы выменяли у чернокровных пхалов на дротики (на склон мы с ними все равно не полезли бы), мы решили провести ночь на «разделителе» мира Солнца и мира Луны. Ведь ночью можно поставить ногу не туда и попросту сорваться вниз, разбившись о скальные выступы. И даже легкое увечье сделало бы нас («ракш-асов») уязвимыми перед хищными горными птицами.
А утром мы, приободренные любопытством от того, что увидели, начали неторопливый спуск. Долина поворачивала перед иными горами (уже менее высокими и более зелеными). Причем шла на закат, к колыбели Акхтаба (куда и вела миссия, ставшая для нас главным азу, а для меня на первых порах еще и йагрой)! Однако потом русло возвращалось на курс. И поэтому мы перешли реку (тут она уже была, хоть и бурной, но не смертельно). А потом решили пересечь высоту, которую оценили как довольно «слабенький» ТУР («препятствие»). На вершине мы поняли, что на «столе». Не на гребне, после коего надо было уже карабкаться вниз. Все, что рассказывали нам патары про спуск с этого места, заняло ровно 2 дня – вплоть до появления на этом плато, дальний склон которого оказался в «башенках» и «верандах» (будто некий великан высек на нем целую монджу-нману для какого-то важного раткхана раткханов). Спускались мы по этому хозяйству уже в течение третьего дня, питаясь зажаренными на огне змеями…
Наутро заметили, что находимся или на новой излучине первой дахуи, или уж на соседней к ней (в сторону заката). Спускаться нам пришлось по удивительно изогнутому склону, на котором и ровного пятака уже не было. Но главное, что все его впадины, плоскости и выступы плотно заросли чащей из деревьев стольких видов, сколько мне еще не удавалось видеть! Еще ниже виднелись даже пальмы (но не такие как на берегах Дану). Громко пела дичь удивительной красоты. Неужели это и есть сказочный Бахарлан («Весны Лоно»)?! А, может, и сам Гирлан («сладкое лоно»)… С удивлением (будто вокруг сплошное Чу) мы озирались по всем сторонам, спускаясь по скользкой козьей тропке (настолько обгаженной, что мы поняли – главный спуск)».
Благословенная Мадайя
– Мы все собрали, Сасан. Пора в путь! Кони ждут, а там, вдалеке, и войско. Всего не прочитать…
– Но я, во славу Митры, все же намерен это сделать… Вы не оставили мне выбора. Я узнаю все до конца, потому что не знаю – сведет ли меня Солнцеликий с этим важным местом еще хоть разок…
– Что ты говоришь, Сасан! Ты останешься здесь?! Один? Против местных племен, каких-нибудь возможных остатков римлян, летающих стервятников и шакалов? Мне больно слышать такое!!! Давай ты прочитаешь еще одну главу. Ведь друзья Бозана нашли на месте брани еще много ценного и только что подают нам знаки (ох уж эти дикие нечестивцы из Харахваты, которые от скуки могут сделать с баранами или овцами что угодно, да простит меня Солнцеликий…).
«Пусть меня простит читатель. Ибо дальше я не помню никаких подробностей до самого прихода к «выходу» той долины. Перед нами впервые за все путешествие выросла монджу-нмана. Да еще и такой красоты, которую ни мне, ни заучке Джану, ни даже великовозрастному Антикранте (которого уже брали на опасную охоту) не приходилось видеть. Нам было непонятно за что эту землю звали «землей Луны». Тут было все так же – днем светил Акхтаб, а ночью – видоизменяющаяся Мах. А еще мы услышали повсюду явно хостийские слова, только слегка как бы «изуродованные». Мы омыли наши ступни в специальном каменном корыте. Потом нам объяснили, что мы в большой стране под названием Мадайя. Город звался Акбатан, а дворец, куда вела дорожка из чистого булыжника – жилище монджу всей Мадайи – прославленного победителя фарсов и аламитов по имени Аштаагья. Тум (народное собрание) не переизбирал его уже больше двух лет – настолько почитаем был этот кшатра! Нас, о Херос, встречала целая делегация, так как накануне Аштаагье приснился вещий сон, где к нему явилась Тримурти – троица посланников с давно забытой родины. Этой Тримурти и оказались мы! Аштаагья объединил всех раткханов красной крови. А красной крови в земле Луны пока мало – соседи (аборигены) делали набеги на крохотные ракши краснокровных. Но теперь мы тут едины и дали отпор сначала фарсам, а потом и более далеким аламитам… Вот почему нам никто не удивился, а, скорее, обрадовался! Тут были даже 2-3 правителя иных городов красной крови. Впервые за долгое время мы общались с теми, кто не умеет врать. А поэтому слушали с предельным вниманием. Но это потом! А сейчас, после того, как монджу Мадайи сжал нас всех троих в жадных объятьях, он попросил своих «старших детей» (слуг) искупать нас в бассейне с цветочной водой и переодеть в одеяния, более приличествующие красной крови. О, Херос! Как мы соскучились по нешироким штанам из приятной на ощупь ткани и косым распашным курткам, украшенным причудливой тесьмой! Куртки были красного цвета, олицетворяя кровь, к которой мы принадлежали…
За скромным торжественным обедом, который мадайский «раткхан раткханов» устроил в нашу честь, мы беспрестанно отвечали на вопросы о четырех реках хостов, о нашей родной андийской дахуи, ну и, конечно, о своей малой родине – ракше на самой вершине горы Ас или Аз. После этого Аштаагья вдруг по-хестийски резко вскочил (хосты так не делают) и обнял нас снова. Оказалось, что его прапрадед родом с Манди (местная красная кровь уже забыла правильное название нашей реки Анди). И даже дед рассказывал ему о «высотниках», т.е. НАБарах – ракше Ас, обитателей которого за рекой звали «ракш Ас» или просто «ракшасами». Увы, сотню лет ни один посланец с земель красной крови тут не появлялся. Отосланные туда воины Мадайя не возвращались. Связь прервалась – многие слова красной крови забылись.
Писцы еще долго записывали за нами правильное произношение разных слов «красной крови»… Старейшины-жрецы все еще помнили, что наш бог – Светило. Но называли его Хвар, как фарсы. Фарсы, вроде как, были когда-то тоже красной крови, но забыли свои корни. Помнили несколько слов языка, кое-какие обычаи, не более того. «Дурная желтая кровь пропитала их» – так говорили. Они были уже, скорее, "полукровками", но цвета своей крови не стеснялись. У самого почитаемого в Акбатане патара, Шократу, мы узнали, что язык красной крови общий.
В Мадайе мы втроем провели остаток жаркого сезона, рассказывая местной знати о всех пока еще совсем немногочисленных доблестях исчезнувшего Навша (так было принято поступать с памятью о любом представители красной крови). Пытались узнать, что значит знак «айн», который был на входе в пещеру, где наш соплеменник пропал. Монджу, знать и старейшины деревень сочувствовали, но никто такого слова не знал. Про амазонок мы решили умолчать (пребывание в их плену считалось позором). Если бы хоть кто-то обмолвился на эту тему, то кровь заставила бы все выложить. Но у знатных людей красной крови в этой местности считается неприличным начинать разговор о хестах (чернокровных) – хоть об амах, хоть о сакалотах. На вопрос «Почему?» Джан получил ответ, который мы не поняли… А если не зашел разговор про ама, то не было речи и о Ровш (хотя она-то все чаще снилась мне).
Ну, и слава Херосу (Хаэвас с этими ама!)! Главное-то – мы узнали все, что можно о тех местах, через которые должен был проходить Акхтаб по пути к своей колыбели. Колыбель почему-то никогда не увеличивалась. Складывалось ощущение, что мы нисколько и не продвинулись в ее сторону. Мудрецы той страны, чьими гостями мы стали (чуки) только пожимали плечами в ответ на наши вопросы по этому поводу. Никому из них не приходило в голову гнаться за Светилом. Поэтому даже они склоняли свои седые головы перед нами – решившимися на такое. Но алая точка на лбу не давала им никакого сомнения – я Избранный. И чуки («совы», то есть самые знающие мудрецы мадайцев) не сомневались, что нас ведет Херос, а не подлец Хаэвас.
Не получив ответа на главный из своих вопросов, мы добыли ответы на многие остальные. Красная кровь не умеет обманывать (надо было пользоваться моментом – когда мы еще встретим однокровников...). Оказывается, строго на заход здесь идти не получится – придется пробираться, немного склоняясь к югу (если смотреть точно на колыбель Акхтаба, то виднелась та самая стена с заснеженной шапкой). Мы, конечно, могли бы рискнуть отыскать там какой-то пусть даже гиблый перевал… Но получили сведения о том, что уже через 7 заходов можем повернуть строго на свой курс – такой путь хоть и не прямой, но нас уверили, что он быстрее и безопасней. И все же дали пояснение, что понятие «безопасный» – скорее, относительное. Уже через 3 заката мы покинем благословенную землю и вступим в Фарс. Говорят, фарсии (так звали тамошних обитателей) вроде как уже и не красной крови. Один из наших погонщиков на пограничной территории сцепился с тамошним. Дело дошло до резни, и обнаружилось, что кровь у них, скорее, оттенка апельсина. Краснокровные предки фарсиев прибыли на много поколений раньше наших. Женщин в том кучеру (потоке мигрантов) было мало, и краснокровные стали брать в качестве жен коренных обитательниц – желтокровных (признаться, их и в Мадайе можно встретить – они посредничают на пограничных площадках для обмена, устанавливая его правила, так уж тут много лет идет). Последние недели мы обучались у местных патаров (ходивших когда-то в далекие делегации) языку фарсиев. Вроде бы и похожи были слова, но не наши. А некоторые вещи именовались совсем уж непривычно – даже светило звалось там не Акхтаб, а Хвар. Выучив все слова, что знали патары-путешественники (часть их народ провозгласил чуками), мы отправились!».
На юго-запад
– Но вот и все, Сасан. Мы загрузились так, что колеса скрипят! – Артабан даже не стал спускаться в дыру, крича сверху. – Я уважаю знания и почитаю эти твои реликвии. А жизнь все равно дороже…
– Оставьте мне на привязи одного скакуна. Я с вами не поеду… Догоню позже. Ты ж меня знаешь.
– Да что вы с ним миндальничаете – послышался еще дальше (наполовину относимый ветром) голос Бозана. – Если хотите знать, то мы с вами, господин, не должны слушать то, что читает вам ваш друг-хорастанец… Сражение в Патиграбане 500 лет назад все решило. Это единственная история, которую надо знать 8 парфянским народам. – Я не верю в эту чушь от ромейских и вавилонских чуков и некоторых хорастанских нечестивцев. О цветах крови. О том, как они влияют на судьбу и характер… Вот вы верите в Митру, а я в Заратуштру. А еще мы из одной большой страны. Вот и все, что таким как нам с вами надо знать. Я и ребята, которые со мной, тоже не доверяют северянам. Людям, которые передают от отца к сыну хорастанские шаманские сказки. Тьфу! Это – неправильные чуки, за которыми записывают что-то такие же неправильные дипераны. Вам надо сходить к магам…
– Ладно, Бозан… Что-то ты разболтался. Вас такому красноречию учат маги Великого Пастыря?... Трогайтесь. Я вас догоню… Признаться, хотелось бы услышать еще хотя бы одну главу сказания…
– Опасайтесь, господин! Через вашего друга-северянина к вам в сердце проникает Ахриман! Да какая разница, какого цвета у людей кровь? На своем веку я уже не видел ни одного чистокровного. А были ли такие вообще? Все басни… Взываю – вернемся домой, сходите к магу.
– Да что ты заладил уже со своим магом! – гневно топнул ногой Артабан (слуга испуганно исчез). – Сасан, мой отважный соплеменник, настоящий парфянин! Все-таки я хочу услышать еще главу…
«Нас провожали торжественным ужином и специальными гимнами. Слышалось «Тримурти!» (так продолжали называть нашу троицу местные патары – жрецы и чуки). А за ними повторяли слово и раткханы. Ведь все князья Мадайи приезжали сюда в паломничество, чтобы одеть каждому из нас гирлянду из красных цветов и что-нибудь услышать об Анди, которую они звали «Манди» (а сказания о нашей родной реке – «МандАла»). Местный скульптор, кстати, сделал с нас изображения. Город Акбатан послал самого знающего чука провожать нас до границ своего государства. Мы надеялись до сезона дождей и пылевых бурь (скромного тут) пересечь весь Фарс и переждать непогоду на рубеже с пространством загадочных аламитов, все их поселения, говорят, стоят на склонах. За эти 3 дня. Нам дали привычных коротконогих коней, навьючив на них дары (несколько дротиков, колчаны со стрелами и новые луки, несколько бурдюков с лимонной водой, много лепешек, овечьего сыра, жареных перепелов и даже хороший запас хорошо просоленного и провяленного козлиного мяса). Мы пели им гимн.
А потом нас просили узнать жив ли еще богатырь Руша Львиноголовый. Половина людей Мадайи, поясню, думали, что это всего лишь герой одного из краснокровных мифов. В него лишь жители Алама верят, считая, что он у них родился. А они вообще не краснокровные. И им об этом привезли весть из Марга. В общем, путаница какая-то, из-за которой все патары спорили. Вот нам-то и предстояло выяснить – живой это был человек или какой дух из мифа.
Шли протоптанной тропой, петляя меж небольших слабо лесистых гор (меняльщики Мадайи ходили этой дорогой с товаром в Фарс – в точку обмена). Пожилого чука звали Джар, и он признался, что сам когда-то был меняльщиком. Даже не раз общался с мудрецами фарсиев, которых те окрестили «адурами» («огнями», так как именно огонь олицетворяли со знаниями). Так вот. Один фарсийский адур молвил, что кучеру (поток) их предков на сторону Луны был не первым из краснокровных! Их старые адуры оставили письмена, где значатся краснокровные, звавшиеся нашили, ка-нашили, митанни и еще одни (мушки, которых местные звали «хайяса»)… Те уже давно – желтая кровь (но, может, лишь чуть-чуть близкая цвету моркови: капелька красноты и совсем чуть-чуть слов, отдаленно похожих на «общие» слова).
С каждым днем небольшие (удобные для восхождения) возвышенности все более «лысели» – деревья на их склонах постепенно становились похожи на кусты, а потом уж мы видели тут лишь крупную траву – какую-то невероятно жесткую и кустистую. Через 3 дня, как нам и обещали впереди возник длинный ряд с высокими пиками, на которые были насажены черепа горных козлов (типичный признак пограничья). Джар крепко обнял нас, произнеся это уже поднаторевшее нам «Тримурти» (а все из-за якобы вещего сна их монджу – Аштаагьи!!!)».
Неприветливый Фарс
– Ты посмотри, какой гладиус (Артабан протянул товарищу один из трофейных клинков). – Не иначе как подарок легионеру от какого-то ромейского сенатора… Ну что же, брат мой! Пора! Или нам уже не догнать своих… Сасан, да благословит тебя Митра. Больше того, что я услышал, я уже не хочу знать. Митра не велит – а я верю только в него (все остальное шлет нам Хаэвас). Прощай!
Боевые соратники обнялись, после Сасан молвил «Скажи своему пхалу, что время Заратуштры ушло, да и новые боги будут уходить один за другим. Но есть древние Владыки. Здесь все написано"…
– Да простит тебя Солнцеликий – скорее, про себя, чем вслух произнес Артабан и выскользнул…
«Небольшие травянистые вершины тут заканчивались, а впереди была какая-то бесконечная пустошь из торчащих, то тут, то там камней. Одни были по щиколотку, другие по колено, а третьи могли быть высотой в два, а где и в три человеческих роста. Ветер тут был в разы сильнее, трава под ногами – еще ниже и суше, а впереди (куда ни глянь) горизонт закрывали большие холмы желтоватых оттенков. А это значило, что склоны их покрыты той же травой, что была под ногами. Продвигаясь вперед неспешно до заката, мы затем переночевали в узком проеме меж трех камней (как раз тех, что самые гигантские). Утро.
Позавтракав, уже через половину пути Акхтаба по небу встретили вис (деревеньку), где проживали люди, закутанные во все белое (наподобие той одежды, в которой мы вошли в Мадайю). Это были обычные (по виду слишком запуганные) крестьяне. На моей родине я никогда не видел таких испуганных людей (также как у «грязноногих», в Марге и уж, тем более, средь хестов, у каждого из которых спина была ровная как кол, а глаза горели азартом). Но нет! Эти люди больше напоминали грызунов пустошей, любопытно наблюдающих по сторонам. Но лишь до тех пор, пока чей-то взгляд не падет на них! Вот и тут – только мы пытались в кого-нибудь вглядеться в ответ, как любопытный тут же опускал глаза и убегал куда-то по делу. Однако мы все же успели заметить, как люди на нас реагируют. Одеты мы были слишком странно для этих мест. К тому же у нас были светло-каштановые или темно-русые волосы, а у местных они были черные как сам Тарк. Или же нет! Как ночь, в которой вдруг пропала Луна… А такие носы и губы мы видели только у грязноногих. Здесь они были даже в два раза толще…
Мы хотели попросить разрешения наполнить освободившиеся бурдюки водой обитателей этого виса (следы местных лошадей привели нас к колодцу). Но все разбежались по кое-как сделанным хижинам (слепленным из смеси глины с соломой). Джан запомнил от мадайских чуков много слов Фарса, но никто из аборигенов (а нам так и не попалось ни одного взрослого мужчины), видимо, ничего не понял, крича нам из-за стен что-то такое, чего не могли понять уже мы сами. Что ж… Хоть это было не по правилам, но нам пришлось наполнять водой из их колодца пару своих больших бурдюков. Получается, без разрешения. Но сначала мы вдоволь ею напились.
Посидев какое-то время, мы снова двинулись в путь. Но не успела исчезнуть по левую руку изгородь последнего двора, как сзади мы увидели весь горизонт в пыли и явственно услышали топот такого числа лошадей, сколько было пальцев на руках и ногах. Местные, которых нам еще было видно, махали нам в сторону, куда мы и так двигались, вероятно, призывая поспешить. А после того, как оказавшийся ближе мальчишка провел рукой по горлу, крикнув «фарси!», мы поняли, что стоит действительно ускорить ход (нам уже описывали, что фарсии могут по-всякому отнестись к чужакам, иногда начав стрелять без всякого повода).
Лошадей нам дали вполне быстроходных, а половину провианта мы уже итак съели, значительно облегчив участь скакунов. Мы неслись во весь опор, но расстояние между нами и преследователями все равно уменьшалось. Достигнув, наконец, ближайшего холма, мы быстро взяли все оружие, что с нами было и начали забираться на вершину (решили, что отстреливаться отсюда будет куда выгоднее). И вовремя успели! Стрелы уже свистели за спинами, но самая близкая долетала лишь до места в 100 шагах от нас. Мы же не стали тратить свои стрелы, понадеявшись, что фарсии (как нас и предупреждали старейшины) удовольствуются брошенным нами имуществом. Так и произошло – они увели лошадей со всем, что было на них. Там была еда (дня на 3) и бурдюки с питьем (лишь один из них был у нас – Антикранта в свое время приделал к нему ремешок и, вешая через плечо, закидывал за спину).
Ветер шел в нашу сторону и мы прекрасно расслышали и перевели немного слов наших преследователей. Получилось отрывочно – что-то вроде «Два крыла одной птицы снова будут вместе!» и «Во имя золотого верблюда!» (мы уже у «заречных» узнали, что такое верблюд). У всадников, судя по скорости передвижения, выправке и четкости движений были хорошие охотничьи или даже военные навыки. Они были в куртках такого же покроя как у нас, но испещренных какими-то вычурными орнаментами. То же можно было сказать и про штаны. Да и на голове у них были не привычные для нас небольшие колпаки, закругленные вперед, а полукруглые шапочки из сваленной шерсти. Волосы были темные, но не такие откровенно черные, как у людей в оставленном нами висе. В отличие от мадайцев, фарсии (а, судя по речи, это были они) не умели заплетать бороду и волосы в мелкие косички. Из шапки свисали прямые слегка вьющиеся космы, а бороды были абсолютно прямыми и очень длинными. Они оглянулись на нас, приготовившихся стрелять, последний раз и убрались прочь. Их было минимум в 3 раза больше нас, но они не захотели связываться с тем, чтобы попробовать захватить нас (их позиция для стрельбы была и правда невыгодной, а Антикранта все-таки выпустил одну стрелу, точно пронзив один из захваченных ими бурдюков). Видимо, это и отпугнуло фарсиев…
Но это еще не значило, что отряд не поджидает нас где-нибудь за ближайшим холмом (они как раз исчезли в том направлении, куда собирались и мы). К закату мы, от греха подальше, устроились в распадке (видимо теле пересохшего ручья), который разделял 2 небольших бугра. Ночью стало как-то зябко (напомню, что жаркий сезон был позади). Не помешал бы костер, который мы умели разводить в любых условиях. Но дым могли увидеть фарсии: мы были все же уверены, что «кавалерия апельсиновой крови» поджидает нас неподалеку. Кончилось тем, что Антикранта решился дежурить первым, а мы с Джаном все-таки смогли отойти в мир снов, полностью завернувшись не только в плащи (которые, слава Херосу, всегда были на нас), но и, тесно прижавшись друг к другу. Я чувствовал, как Джан вылезает, чтоб сменить среди ночи Антикранту, но потом меня будто отключили – настолько глубоким был мой сон.
Проснулся я от головной боли – кровь сильно прилила к мозгу, покуда я некоторое время свешивался с коня и сильно трясся от движений его задних ног. Я, связанный по рукам и ногам, был перекинут через мягкое (спасибо Херосу!) седло. Приподняв голову, чуть не ослеп от лучей Акхтаба (он уже стоял достаточно высоко) и заметил, что два моих товарища были удостоены такой же участи, что и я сам. Наших колпаков на нас уже не было (разумеется, острых саков, также как и мастерски изготовленных ремней, за которыми они находились). Наши пленители были достаточно опытны в захвате людей. Я заметил, что на ногах у нас не было обуви – утрать они бдительность, мы, даже развязавшись, не убежали бы по камням и каким-то чрезвычайно острым колючкам. Таких я до самого появления в Фарсе ни разу не видел.
Голова болела уже совсем невыносимо, и я крикнул Джану (видно было, что он не спит), чтобы он попросил фарсиев разрешить нам сесть нормально. Я, увы, не запомнил слишком много слов Фарса… Джан расслышал меня не сразу. Всадники (в том числе тот, который меня вез) как-то громко расхохотались, услышав мою непонятную речь. Наконец, наш «заучка» что-то быстро сказал по-фарсийски. Сразу после этого несколько черноволосых длиннобородых агрессоров начали о чем-то переговариваться. Разговор перерос в жаркий спор, из него я понял одну лишь услышанную на днях фразу «Во имя золотого верблюда!». Ее вставляли по делу и без дела. Много раз. Ведь спорили люди в полукруглых шапочках долго – мы уже покинули лощину меж холмами, выехав в открытое пространство, имеющее не холмы, а бугры. Акхтаб, тем временем, встал совсем на самый верх (тени исчезли – даже тень от спины моего невольного «перевозчика» больше не спасала меня от его лучей). Противно стало вдвойне – с этого места из-под копыт начала подниматься какая-то совсем уже невыносимая пыль. Как раз ею приходилось (в силу моего положения) дышать! Заметил только что мы пару раз поднимались и спускались на плоские как стол площадки. На них повсюду была твердая почва вперемешку с мелкими камнями. Наконец, когда я уже понял, что мою судьбу взял в свои руки не Херос, а подлая обезьяна Хаэвас (исчадие мрачного Тарка), я начал терять сознание. Конный отряд наших «захватчиков» спешился у каких-то полуразрушенных стел с нацарапанными словами.
О Акхтаб! Тут снова появились деревья. К ним-то конники и привязали своих лошадей. Когда меня скинули на землю и сняли путы с ног, я, наконец, придал себе естественное положение. Но стоять не мог, тут же повалившись. Этим вызвал еще более радостный хохот этих чернобородых исчадий Тарка. Прислонившись к ближайшему стволу, услышал, как точно так же теперь потешаются над Антикрантой и Джаном. Кровь к моему облегчению отлила от головы. Пейзаж вокруг перестал видеться темно-красным. Теперь, отпив из всунутого мне в рот бурдюка воды, я разглядел окружающее пространство. Теперь и травы было не видать! Все вокруг было из камня. Кроме островка деревьев тут не было ничего за что бы зацепился взгляд. Впрочем, чуть поодаль были те самые стелы с письменами. Как раз у них сидела основная масса бородачей – ели лепешки. Я приковылял к стелам и ясно все прочитал. Херос! Это был общий язык! Но что значил текст? К примеру, на одном обелиске была надпись «Кровь это яркость. А цвет крови – наша суть». Понятия знакомые, но совместить их в одно осмысленное предложение не получилось даже у Джана. Бородачи (видимо не умевшие читать) поняли, что мы пришли попрошайничать поесть и запустили в нас с Джаном лепешками. Мы поймали их даже связанными руками… Кстати, тут и вспомнили, что не мешало бы поесть…
«Заучка» объяснил мне что такое «суть». Значение термина «яркость» я знал и сам. На другом камне, так же отшлифованном и украшенным по краям изумительного вида узором мы прочли еще более бредовую «шараду». «Маердан, супруг Бамы, имел троих дочерей – выдал их замуж за Тварь. А дети дочерей были синие, желтые и черные…». Дальше камень был разбит, но мы с единоплеменником-полиглотом собрали куски: «Доехали они до Ясеня, не являясь уже красными». Из всей этой буквенной «чехарды» мы с Джаном на двоих знали лишь 7 слов. Маер Дан – «Миром Данный». Прекрасно представляли, что такое «супруг» и «дочери». Еще «синий», «желтый», «черный» и «красный». Весь остальной текст так и остался набором букв – то есть звуков… Слово «Тварь» мы слышали только из уст покуссаного чернокровного старика. В тех пещерах. Теперь мы поняли, что умирающий старик не бредил. Тварь есть. Может, тогда и правда преследует черную кровь, считая ее лакомством? Бред сразу перестал быть бредом. «Люди синей крови. Они там живут. И Тварь там живет. Там, где красную кровь синекровные зовут «тарк-анами» – сразу всплыли в голове слова умирающего хеста. Что это значит?!
Позже к Джану подошел вожак отряда воинов (все же это были не простые охотники, судя по груде мышц, слишком уверенному взгляду и слишком большим медным сакам в ножнах, закинутых за спину). Они прекрасно друг друга поняли. Джан обернувшись к нам сказал, что сейчас фарсии снимут путы с наших рук. Мы поедем за спинами трех всадников. Джан сказал, что уже дал обещание не делать попыток к бегству, а что такое обещание красной крови фарсии, видимо, прекрасно знали. Имели дело с мадайцами. А поэтому-то не особо и переживали. Даже на стоянках. Оказывается, Джан уже спросил лидера этого отряда о нашей участи. Но тот лишь ответил, что наши жизни им не нужны, а наши тела поступят тем, кто даст за них настоящее «богатство». Правда, что такое «богатство» Джан не знал. А спрашивать постеснялся – не хотел, чтобы о нем думали как о каком-то деревенщине. Еще через пару восходов и заходов, пройдя мимо небольшого озера соли (белизна уже не смущала глаза…) наш «караван» резко повернул в сторону захода (колыбели) – тот самый поворот (кем-то веками натоптанный), о котором нам говорили еще в Мадайе. Местность за последней соляной гладью (после которой дорога шла исключительно вверх) несколько отличалась – трава становилась все гуще и сочнее, а, перевалив невысокий гребень, мы увидели море! Море не только высокого травостоя разных видов, но и какие-то яркие пятна в нижней части спуска, где мы скоро оказались. Выяснилось, что это цветы (много всяких цветов). А еще ниже блестела в небесных лучах гладь большого озера сложной формы. На другом его берегу (до самого верха гребня) были строения – дома, дворцы, храмы… Направо и налево по берегам озера – куда доставал глаз. Правое или левое окончание водоема мы не видели, даже находясь на высоте. И узнали, что это именно озеро, а не река от Джана, а тот – от вожака фарсиев.
– Город! – впервые обратился ко мне тот, кто меня вез (это фарсийское слово я знал).
– Его название? – спросил я.
– Имя нет – внезапно бросил мой собеседник на общем (то есть на моем) языке. – Зачем имя? Один Город. Больше не знать ни один город. Вот он – только он Город. Остальное все – вис…».
Фарсашахра
«Уже много лет спустя я узнал, что у фарсиев и правда всего один город. Да и то они устроили его в месте, которое столетиями до них обживал один из народов расы желтокровных. Сами фарсы (большинство) жили в обычных висах. Крестьяне где-нибудь у воды (а она здесь – главная редкость). Воины-разбойники устраивали свои селища в пустынных горах, заставляя местных добывать им воду прямо из скал (повсюду в дороге ходили разговоры, что желтокровные давно умеют это делать). Каста охотников была и у тех, и у тех. Был еще и третий вид фарсиев – морские рыбаки. «Море» – это такое озеро, у которого нет берегов кроме того берега, на котором ты стоишь сам! В Мадайе один чук сказал, что если мы не будем поворачивать на закат, а пойдем вперед (тем курсом, которым вышли из Мадайи), то к зиме окажемся у огромного марга. Но водного, а не того привычного, который из песка или из соли… Но судьбе было суждено сделать так, что до того "водного марга" так никто из нас и не дошел.
Итак, вот Город.
Город этот имел имя только у иностранцев (коих тут обитало много – меняльщики, люди дипломатических делегаций, ученые, мастера тех ремесел, секрета которых не было у самих фарсиев). Все они, как правило, были из разных древних народов желтой крови. Именно ученых звали «халдеями». Они хвастливо называли себя потомками самых первых людей на стороне Луны, а кто-то даже именовал себя «древнейшим во всех мирах». Нас провезли через половину Города (как уверяли сами бородачи). Но даже эту половину мы преодолевали время, за которое успели бы пройти 2, а то и 3 ракша! Казалось, это было самое «бесконечное» поселение из всех. Но увы – я еще не узрел тех городов, которые меня ждали в будущем!!! Наконец, все мы спешились перед портиком какой-то самой большой монджу-нманы из красивого камня, которого мне не приходилось ранее видеть. Здание было с двумя боковыми приделами. Надо сразу признаться, что дома вокруг представляли собой среднего размера квадратные сооружения из глины, перемешанной с сухой соломой. Еще на родине (на нижних ракшах) мне объясняли, что глина – размоченная в воде специальная земля. Перед монджу-нманой мы заходили в один такой простой дом. Пара фарсиев показывала нас каким-то серьезного вида старцам с такими же заплетенными в тонкие косички волосами и бородами, как у мадайцев. Стены были чем-то выбелены. Внутри был очаг. Более громоздкий, но более удобный чем в наших хижинах. Напротив была огромная ниша для статуэтки (человека в короткой набедренной повязке с накинутой шкурой льва). «Ламги!» – сказал мне бородач, указывая на статуэтку. А потом бородачи насильно опустили нас троих на колени перед статуэткой. Пользовались своей неимоверной силой. После седые старцы довольно заулыбались, и только после этого фарсии поняли, что мы можем уходить. Причем, и они, и мы уходили согнувшись. И лицом в сторону статуэтки, что меня сильно рассмешило (никто все равно не видел улыбки)…
Только снаружи я обратил внимание, что лошади тут были больше наших. С еще более длинными и крепкими ногами. И на них никто не ездил верхом. Их запрягали в колесницы. До того я видел изображения колесниц только на плитках с рассказами из «общих» мифов…
В самом дворце все стены были разрисованы разными красками. Повторялись всего три сюжета. Тот самый Ламги или Лагми (постоянно таскающий за волосы богато разодетых людей разного цвета кожи). Голая по пояс женщина с широкими бедрами и кучей грудей с огромными рогами на голове. Всегда в юбке из белой шерсти. Еще был тот самый знак «айн»! В центральной зале (в которую поместился бы 3 раза дворец нашего монджу) красовался… Бык!
Дальше нас передали молодой женщине! «Нао» – сказала она, указав на себя, а потом услышала наши имена (бородачи в это время будто бы испарились…). К тому времени я уже с трудом мог вспомнить как выглядела Зарэ (в голове более четче читался образ Ровш). Но теперь в голову начали ярко «вкрапляться» черты новой девы. При виде Нао (а ее нам пришлось видеть еще долго) я забывал вообще все. Она была стройна, гибка и с бедрами, чуть более широкими чем у наших женщин. Единственное, что меня еще долго смущало – кончик носа (мясистый и загибающийся к низу), а также чуть пухлые, но невероятно красивые (как бы манящие) губы. За рекой Дану изредка нам постоянно попадались такие люди. Но тут их была вообще тьма, я еще не мог привыкнуть к таким губам и носам. Больше всего меня зачаровывал невероятно красивый оттенок ее кожи (желтой меди). Главное – она знала общий язык хорошо. Потому единственное, что выдавало в ней «чужую» для нас – внешность и акцент.
– Наш храм Бала давно хотел получить в качестве дара немного красной крови. Наш жрец (Свидетель Лагми) отдал за вас фарсиям кучу оружия из нового металла. Будете знаниями!».
Жизнь при храме Бала
Повозки двигались на восток – подальше от спорных с Римом территорий. Бозан, покачиваясь в седле, не унимался. Его задели надменные высказывания Сасана, и он все продолжал ворчать…
– Господин, но вы сами-то как думаете? – Есть ли хоть какой-то прок в сказочках, на которых помешался вас хорастанский друг?... Ни мои родители, ни их родители не видели ни чисто желтой, ни чисто красной, ни чисто черной или «далекой» синей крови. Есть цвета моркови, апельсина, коричневая, моему отцу иногда приходилось видеть и зеленую. Чистая-то кровь это выдумки…
– Может и так, Бозан… Я как-то никогда об этом не задумывался… Но ведь Тварь до сих пор рисуют на стенах, воротах, одеждах, вытачивают в виде украшения мебели. Хотя и не видели ее… Если наши отцы и деды чего-то не видели – еще не значит, что этого не видели наши прадеды… Древнейшие предания говорят, все привычные нам люди из одного места... Даже те, что в Руме.
А в это самое время увлеченный изучением табличек Сасан, далеко позади, снова начал читать…
«Главным в Фарсашахре был этот храм, стоявший тут еще до прихода самых первых фарсиев. Фарсии, которые переселились в Город, ничего в нем не стали менять. Взамен аборигены покорно подчинялись своим новым хозяевам. Потому что слово «верхушки» города (которая быстро сдружилась с захватчиками в целях сохранения безопасности) было законом для остальных. Как я и предполагал, зная, что мы – красная кровь, местный храм решил использовать нас для пополнения правдивых знаний о далеких народах. Нам позволили оставаться в своих одеждах (наоборот, они привлекали к храму большее число гостей, а с ними и подношений). Мы ели до такой степени, чтобы никогда не чувствовали голода, нас пускали в чашу для омовений и часто угощали местным пивом (к которому я и потом не мог привыкнуть). Как и полагается, главным в храме был верховный жрец. Нао командовала всей прислугой: Свидетель Лагми не мог унижаться до непосредственного общения с чернью. Из-за этого заставил Нао задавать нам вопросы о нашем социальном статусе. И вот тут мы загнали его в тупик своими, безусловно, правдивыми ответами. Мы сказали, что любая красная кровь равна перед Акхтабом. Также считают и хесты, называющие Акхтаб словом «Хорш».
Только после встречи с такой умопомрачительной для него реальностью, повелитель культового центра явился перед нашими очами лично. Он долго рассматривал нас, а мы его. Пожилой служитель Бала (так тут называют Быка) не отличался от уже виденных нами старейшин ничем, кроме головного убора. Убор был высоким. С закрепленными с помощью жил бычьими рогами. Они опоясывали его колпак из выбеленной сваленной шерсти 3 кольцами… Нао переводила его вопросы нам, а наши ответы – ему (меня как-то умилял ее чарующий акцент).
– Вы, красная кровь, действительно утверждаете, что люди могут быть равными? – начал он.
– Да. У нас никто никому не принадлежит – первым начал отвечать от нашего имени Антикранта. – Просто у всех свои задачи. Выборный старейшина управляет висом, когда вопросы касаются общих дел. Поэтому его должны слушаться. Но он не считается выше родом. Раткхан управляет целым ракшем («ступенью» внутри реки). Раткхан раткханов – всеми ракшами (всей рекой – дахуи). Он монджу. А рек у нас четыре и все спускаются в Дану…
– Ваши князья ведут себя с простолюдинами как равные?! Могут даже прикасаться к ним?
– И прикасаться, и обнимать – как обычно присоединился к разговору Джан. – Ни одна из наших каст не подразумевает превосходства над другой. Правители правят. Крестьяне выращивают. Пастухи следят за стадами. Медники делают нужные для всех нас вещи. Охотники добывают дичь. Жрецы общаются с богами. У каждого работа одинаково почетна.
– А как же женщины? Разве и эти неполноценные существа (жрец презрительно взглянул на потупившую взор Нао), по вашему, равны по значению нам с вами? Ну, вот тут уж нет?!!...
– Женщины делают такую же важную работу – не унимался Джан (не позволяя ни одному из нас больше вступить в этот занимательный диалог). – Акхтаб даровал им способность поддерживать очаг каждого рода. А когда для виса или целого ракша становится опасно, то они тоже берут в руки оружие. Как и дети, которым исполнилось 5 зим. Красная кровь равна!
Тут Свидетелю Лагми стало как-то не по себе, и он приказал ближайшему рабу затворить двери в главную залу, чтобы никто не услышал этих «срамных» (как перевела Нао) разговоров.
– Постойте-ка! – не унимался сильно раскрасневшийся и начавший брызгать слюной «рогатый» старик. – А кто же тогда обязан прислуживать вашей знати. У вас и рабов нет?
В Мадайе нам рассказывали, что такое рабство. Это когда пленник становится вещью (как мы, когда попали в плен к ама, а уже в Фарсе – к доставившим нас сюда воинам-разбойникам).
– Так как у раткханов, а, тем более, у монджу становится больше дел, чем у простых общинников, кто-нибудь обязательно вызовется помогать ему в домашнем хозяйстве. – Уже не выдержал я, вступив в разговор. – Понятие «слуги» у нас произносится «старшие дети». Чем больший авторитет заслужил избранный правитель у тех, кто ему доверился, тем больше у него «старших детей». А помогать самому монджу – особая честь, она не ниже той чести, которой удостаивается прославленный воин, мудрый старейшина или верховный жрец.
– Как смеешь ты верховного жреца (слугу царей небесных) сравнивать с черным человеком – со слугой царя земного?! – Свидетель Лагми стал совсем уж пунцовым и начал гневно трясти посохом, рукоять которого была украшена вырезанным из кости изображением точно такого же быка, что стоял средь залы (гул его голоса разлетался широко и отзывался где-то эхом…).
– Еще раз говорю – наши люди все без исключения равны перед богами. Мы сами – есть друг для друга наибольшая ценность. Человек красной крови (даже покрывший себя позором) все равно будет наибольшей ценностью для иного человека красной крови. Он так же дорог, как свет Акхтаба…
– Какая ересь! – Вы не видите разницы в своих людях, между мужчинами и женщинами и даже сравниваете свою ценность со светом одного из светил! Наверное, вы уже прокляты богами.
– А что такое «прокляты»? – вдруг не выдержал наш старший (Антикранта), услышав от прекрасной переводчицы слово, значение которого никто из нас не знал… Но вспотевший и испуганно поющий какие-то молитвы владетель храма уже дал знак ближайшим младшим жрецам (те подхватили его под руку и увели в его огромные и, как мне сказали, богатые покои).
Лишь когда створки двери за ними хлопнули, Нао смогла поднять взор (перестав разглядывать циновку, где стояла на коленях). «Свидетель Лагми сказал, что на сегодня хватит» – произнесла она нам. Однако разговор со стариком разжег ответное любопытство у нас…
– Что значит «Свидетель Лагми»? Имя? Должность? Профессия? – произнес я.
– Пожизненный титул – тихо, озираясь, с каким-то потаенным страхом произнесла чаровница. – Так в Городе зовут именно служителя Бала (верховного жреца). Есть Друг Лагми – это уже служитель Бала, которому подчиняются все земли стороны Луны. Есть Сын Лагми – любой из рода Древнейших Царей. Братом Лагми, говорят, звали первого царя стороны Луны. Все титулы передаются по наследству. Увы, чернь передаст детям только рабскую участь. Намного больше мелких титулов – Ноги Лагми, Живот Лагми, Глаза Лагми, Чресла Лагми…
– Постой! А кто тогда сам Лагми? – задал давно назревший у нас вопрос Джан.
– Меня с детства учили, что это Главный Царь или Царь Всего (это одно и то же).
– А как же Бал?
– Бал это небесный бык (ночью он превращается в Луну) – страж, которого Лагми оставил перед тем как уйти.
– А куда Лагми ушел? – не унимались мы с Джаном чуть ли не хором.
– Туда, откуда пришел.
– Как это так? Куда ушел?
– Понятия не имею. Все дети Фарсашахры (а, может, и всей стороны Луны) задают этот вопрос родителям. Но взрослые в ответ лишь пожимают плечами.
– Какие пределы у стороны Луны?
– Госпожа – внезапно перед Нао пал на колени кучерявый мальчишка в одной набедренной повязке и с еще более смуглой кожей. – На кухне уже готов обед. Как прикажете распорядиться?
– Сегодня несите мои кушанья в покои людей красной крови, я буду трапезничать с ними…
Мы покинули главную залу (Обитель Бала, место церемоний) и перешли туда, куда нас поселили – низкий стол (за которым надо было есть, стоя на коленях) уставили яствами, поедая которые мы продолжили свой разговор. Первой надо было отпробовать священную лапшу в честь Лагми – ЛАГМАн. Потом я сразу же напомнил свой последний вопрос…
– При храме мне объясняли, что сторона Луны это все земли, где поклоняются быку Балу, который и есть Луна (месяц это его рога). Говоря проще, это уже весь мир желтой крови.
– И ты сама желтой крови?
– Конечно.
– Если тут так презрительно относятся к женщинам, то как ты стала помощником жреца самого Бала, Свидетеля Лагми?
– Я – помощник по хозяйству и встрече гостей. Помощниками именно по священным церемониям могут быть только юноши – потомки Свидетелей Лагми или еще выше – Друзей Лагми (они же могут заменять жреца на посту, если у того нет сына). Только они (обладатели всех титулов, заканчивающихся на слово «Лагми») и могут прикасаться друг к другу. Мне бы и должность помощника по хозяйству не грозила, не родись я в семье человека с титулом Глаза Лагми. Это каста надзирателей за порядком в городах, стражей при судах, соглядатев и палачей.
– Стой! – ты сказала «в городах»… Есть еще города? Но фарсии сказали, что это – единственный город!
– Единственный в Фарсе – вдруг улыбнулась нашей наивности Нао, закидывая в рот очередную виноградину (и тут я заметил ее сиятельную улыбку, после которой и черты Ровш начали стираться в моей памяти). – Дальше в сторону заката, за Хребтом Аламитов, есть долина Главной Реки такой ширины, что ее надо пересекать десять восходов и закатов. Длину ее знают только величайшие путешественники стороны Луны, ни с одним из которых я не общалась. Сама вода, ходят слухи, укрыта с обеих сторон тростником с 3 человеческих роста. Но остальное пространство долины абсолютно ровное и удобное. Городов там не счесть! Когда-то, века назад, каждый из них был отдельной страной. Мой отец и дед как-то бывали в ближайшем (к Хребту Аламитов) городе. И говорили мне, что он в 3 раза больше Фарсашахры.
Во время следующего нашего «допроса» жрец приказал прибыть писцам и записывать за нами все слово в слово. Через 3 таких «церемонии» прислуга видела как глиняные таблички с записями загрузили на 3 большие повозки, которая, по слухам, отправилась в те места, о которых недавно и повествовала Нао. Я уже начал постигать языки желтой крови, общаясь при храме с людьми разных каст и занятий. Слова всех языков были одного корня, но разные нации слабо понимали друг друга. Но почему-то все понимали «халдеев», которые хвастливо называли себя «древнейшими» на стороне Луны. Любого простолюдина за такую дерзость могли бы обезглавить. Но в том-то и дело, что любой халдей был особой касты. Не ниже Свидетеля Лагми. А смотрителем школ был вообще ученый из клана Друзей Лагми. На любые чудачества таких господ соглядатаи и городские надзиратели всегда смотрели сквозь пальцы, стараясь изображать, что они ничего не слышали. Глаза Лагми умели закрываться, когда это нужно…
Мы могли гулять по улицам, но только с Глазом Лагми (старшим братом Нао). Когда мы спросили его имя, то он нам его не сказал. Да и про имя сестры, «Нао», сказал, что оно «храмовое», «для работы». Настоящими именами родичи называли друг друга только дома… Только тут я понял, почему жреца никто даже из равных ему никогда не называл по имени… Черные люди (слуги, половина из которых вообще были рабами) удостаивались кличек. Мало кто из них вообще помнил как его звали мать или отец. А половина и родителей не знали!!!...
Прошел остаток осени и вся зима. Если честно, времена года тут были слабо заметны. О календаре я узнавал от халдеев, которые, почему-то, отнеслись к нам с уважением, узнав о цвете нашей крови. И они, научившие меня со временем говорить и писать на основном языке стороны Луны, не боялись говорить свои настоящие имена. Правда, они были такими длинными, что мне ни одного так и не удалось запомнить. Оказывается, каждое перечисляло: прародину и всех известнейших предков по мужской линии. Конечно, станешь умным, если предки тебя с младенчества заставят запоминать хотя бы твое имя (в 3 строки текста!).
Но самое интересное - другое. Услышав понятия "хест" и "хост" они смеялись, поясняя, что "варвары" почему-то всегда сокращают все названия. На самом деле красная кровь в древнейшие времена звалась хост ариан (восточный ариан), а черная - хест ариан (западный ариан). Их народ звал красную кровь (нас) именем "дахи" - из-за того, что мы все делимся по долинам или ущельям рек - дахуи.
Так как весь город узнал, что мы вообще не относимся ни к каким кастам и титулам, то мы свободно могли заводить товарищей на любом «уровне» (кроме Свидетелей Лагми и выше). То есть хватать за предплечье (в знак уважения) и обниматься с ними (в знак уже дружбы). Часто я помогал Нао управлять храмовым хозяйством (наслаждаясь ее чарующей улыбкой и звонким смехом). Джана нельзя было оторвать от разговоров с халдеями. А вот Антикранта не мог отвести глаз от красоты и величия местных лошадей, которых запрягали в это «чудо» – в колесницу. Его можно было часто увидеть шныряющим по городскому гарнизону, при котором и находилась самая большая (армейская) конюшня. Наш Глаз Лагми (с виду строгий брат Нао) через несколько дней перестал не только ходить с нами, но и посылать своих соглядатаев. Но это еще не значило, что они не волочились по Городу тайным образом, подслушивая нас. Чуть позже я уже вообще мог различать слова почти всех здешних языков и понял, что Фарсашахра в сравнении с остальной цивилизацией стороны Луны – «большая деревня». Фарс (которым уже не владела желтая кровь), а с ним и его единственный город считались «варварской провинцией». Так как фарсиев (красную кровь, лишь разбавленную желтой) и мадайцев (красную кровь) аборигены называли про себя не иначе как пришельцами-варварами. «Ку» означает «мясо». Подобострастно кланяясь фарсийским сборщикам налогов, даже последний раб из расы желтой крови гневно сплевывал, как только они исчезали, злобно произнося «Ку!». Как я понял, «варварством» считалась отсутствие с трудом понимаемой нами системы разделения людей на классы и подклассы и тысячи связанных со всем этим ритуалов. Это все».
В самый центр цивилизации Стороны Луны
«Однако наше безмятежное существование в Фарсашахре неожиданно закончилось. Местный Свидетель Ламги попросил Нао перевести фразу о том, что Совет Свидетелей Ламги ждет несмешанную красную кровь в главном городе всей Стороны Луны – в Аккаде. Нас снова доверили фарсиям (на всей Стороне Луны этот народ специально использовался для охраны и сопровождения при перевозках). Те же угрюмые плечистые бородачи-полукровки погрузили нас на этот раз в кибитки. Мы отправились на запад – в сторону Гор Аламитов. Их склоны приближались очень быстро. Поселения аламитов густо усеивали и восточный, и западный скат названной высокой гряды. Повсюду была душистая зелень всяких разновидностей.
С вершины гребня сказочно смотрелась местность, которую мы покинули – вытянутая котловина озера, вся покрытая высокой мягкой травой и яркими соцветиями! Красиво…
Третья ночевка была у нас как раз перед спуском на другую сторону. «Наши» фарсии выбрали поселок, население которого хорошо их знало. А поэтому дозорный впустил наш маленький обоз внутрь. Аламиты были прямо-таки точной копией «заречных» или «грязноногих», которых я не раз тут описывал – такая же внешность, одежда, привычки… Может, аламиты и «грязноногие» – одна кровь? Если да, то странно их было видеть на таком огромном расстоянии от родичей. Как мы поняли, не меньше 10 месяцев пути. Да и гар, который любезно нам предоставил угол для ночевки, очень напоминал жилище «заречных». Хозяин был не очень богат – мы ели свое. Однако он налил в наши глиняные чаши что-то веселящее из своего бурдюка… По законам здешнего гостеприимства он не должен был уходить спать, пока не уснем все мы. Оказалось, он неплохо знал общий язык, чем воспользовались мы с Джаном, атаковав его вопросами. Намекнули на «заречных»… Выяснилось, что кровь аламитов слишком широко расселилась по всему свету – хотя она и не такая древняя, как желтая или наша… Он сказал, что она имеет оттенок травы. «Как так?» – не унимались мы. – «Разве и такая бывает?». «Бывает» – улыбнулся хозяин гара. – «Когда-то, в невообразимо древние времена сюда, на землю желтой крови, которую принято называть Стороной Луны, проникли Укротители Твари – люди с очень узкими глазами, проворные как обезьяны. Их кровь синяя. Они осели лишь на том берегу Дану, о котором вы мне чуть ранее рассказывали. Их мужчины брали в жены женщин желтой крови. Желтое с синим дает изумрудный оттенок. Эти горы заселяли мы – их потомки».
Я уже слышал о синей крови от Ровш. Неужели это правда?
И тут Джан спросил…
– Скажи, уважаемый чук, почему ты называешь синюю кровь «Укротителями Твари»?
– Так их называют наши старцы. Название это передается в наших легендах от отца к сыну… А можно и я задам тебе вопрос, красная кровь?
– Задавай – ответил Джан (мы отлично знали, что главное, что хотят повсюду от красной крови – ответы на вопросы: мы же не умеем врать).
– Правду ли говорят, что Тварь питается только «лошадниками», черной кровью?
– Это так, уважаемый. Мы даже сами в этом убедились в одной просторной пещере. Еще у себя, на Стороне Солнца… Вы именуете хестов «лошадниками»?
– Да! Они ведь ценят коней выше людей. Вы видели высокие деревянные помосты для умерших лошадей? Они тратят редкое в степях дерево на такие вот постройки. А сами живут в шалашах. Я знал нескольких хестов – и из мужских, и из женских обществ. Все они только и говорят о лошадях. А большинство даже говорят с лошадьми. Неужели лошади лучше людей?
– А может и так – что с того? – вдруг вмешался в наш разговор Антикранта. – В Фарсашахре я начал понимать, что кони и колесницы – возможно, самое интересное, что есть в мире…
– Друг мой – это заблуждение – в сердцах выпалил Джан. – Человек – верх творения Акхтаба.
– А можно еще вопрос? – снова заговорил хозяин гара.
– Можно – чуть ли не хором среагировали мы с Джаном (Антикранта уже начал зевать, а фарсии давно храпели или делали вид, что храпели).
– Ваши «провожатые» сказали, что они же захватили вас и проезжали с вами через весь западный Фарс… Вы видели Надписи?
– Стелы с текстом «Кровь это яркость. А цвет крови – наша суть»?
– Наверное, они... Я никогда там не был. Что еще написано на тех памятных древних камнях?
– «Маердан, супруг Бамы, имел троих дочерей – выдал их замуж за Тварь. А дети дочерей были синие, желтые и черные…». Уважаемый, там было написано точно то, что я сказал. Скажи, как можно выдать дочерей замуж за Тварь?
– Я вам не могу объяснить значений этих текстов. Но точно знаю, что их оставили люди вашей крови – самая первая их волна, из тех, что приходили на Сторону Луны.
На следующий день мы начали неторопливый спуск с Аламитского хребта, оставляя позади (как бы выше) тесно прижавшиеся к причудливым выступам домишки невообразимых форм...
Ниже расстилался тот пейзаж, что описала мне прелестница Нао – «длинная широкая вода, что укрыта с обеих сторон тростником с 3 человеческих роста». С каждым часом пейзаж этот надвигался на нас все ближе (блеск воды уже не был виден из-за высоченного тростника)».
Аккад
«Прошла еще пара ночевок. В проходе между закрывающими почти все небо стенами тростника мы начинали все явственнее чувствовать тухлый запах ила, а еще и речную прохладу. После этого нам открылся город без конца и края. Он застилал горизонт по всем трем сторонам, вода Большой Реки, видимо, была уже за ним… Где-то чарующе пахло костром из тростника. При въезде нас осмотрела грозная охрана – вооруженные огромными копьями мужи, одетые в закрученную ткань с большим количеством бахромы. С заплетенными в десятки косичек бородами. Наконец, мы начали двигаться сначала меж утлых хижин, но потом нам открылись центральные квартала, где было слишком много людей всяких рас и всяких одежд (мне никогда доселе столько не приходилось видеть). У многих были дорогие одежды, а на шее – гирлянды из цветов. А на многих – ничего кроме набедренных повязок (колонны таких бедолаг разного цвета кожи и волос подгоняли кнутами надсмотрщики)…
Тут – куда ни глянь – были или слишком уж просторные гары, или дворцы с храмами. То, что это храмы, мне объяснили еще халдеи Фарсашахры. Напоминали ступенчатые пирамиды. На самой верхней площадке каждого сооружения находилось объемное изображение быка с рогами в виде месяца. Некие здания (видимо, для проживания знати) были размером с 15 наших хижин!
Я весьма надеялся, что нас опять доставят в храм Бала (тут он был такого размера, что оставался виден всюду в Аккаде). Но вместо этого вдруг спустили в глубокое подземелье!!!
Хаэвас! Нас и правда бросили в темницу. И тут уже был узник. Судя по запаху, который от него доносился, сидел он тут уже давно. Поначалу мы подумали, что сидячий, «намертво» приклеившийся к стене человек не дышит. А не упал только потому, что удачно прислонился. Джан, зажав одной рукой нос, осмелился коснуться его рукой. «Мертвец» резко повернул в нашу сторону голову, чем заставил наши сердца сжаться. В общем, не буду описывать подробности пребывания в этом затхлом месте (специально старался их забыть). Сосредоточусь тут лишь на разговоре с заросшим от головы до пят узником. Незнакомцем для нас он был недолго, пока охранник ходил за водой и лепешками. Вернулся уже с ними. Мы трое ели.
– Ктооо тыыы, стаарчее? – кое-как утолив голод, молвил Антикранта на нашем языке, даже и не надеясь, что это странное дурно пахнущее существо вообще поймет то, что он у него спросил. – Мы плохо гоовоорить ваш язык – добавил наш старший спутник, не слыша ответа.
– Если плохо выучил местную тарабарщину, то я нисколько не удивлен. – Внезапно произнес на нашей родной (хостийской) речи старик. – Меня зовут Нарамсин – удивил нас всех бедолага. – Красная кровь! Очень вам рад! Вы, верно, слышали имя Нарамсин.
– Нет – выпалили мы втроем, не сговариваясь.
– Значит, вы из очень далеких мест… Ну-ка, скажите еще что-нибудь. Имена свои, например.
– Антикранта, Джан и Ультар.
– О! Какой хороший акцент! Сколько же лет я его не слышал? Лет? Нет… Десятилетий… Сам я уже так говорить не могу. Ну, только, если все последние дни буду с вами, вернув себе дар своей родной речи… Так вы, судя по диалекту, родом из дахуи Манди.
– Анди!
– Хаэвас! Видите, я скоро тут совсем забуду родную речь. Совсем…
– Ты – хост? – Антикранта и Джан начали от радости лупить вопросами наперебой (в то время как я лишь вглядывался в собеседника, насколько позволяли редкие лучи лунного света, пробивавшиеся в оконце далеко наверху). – А почему такое странное имя, мудрый патар?
– Подождите! Вам тут тоже другие имена выдадут. Повторяйте свои, чтоб не забыть.
– Откуда ты родом?
– С дахуи Таджан. Сейчас я – пленник Быка-Луны. А еще не так давно я был главным здесь!
– Что это значит «пленник Быка-Луны»?
– Ну вы же заметили, что всех здесь заставляют поклоняться Быку? А месяц на небе – его рога. А я с рождения поклоняюсь только Акхтабу, Хоршу, Хору, Хорсу (Как вы его сейчас там именуете?). Знаю, что черная кровь называла светило одним из этих слов. Я бы и еще десяток прозвищ вспомнил, так как в свое время изъездил на боевой колеснице все земли хестов и хостов. Настал момент, когда желтая кровь больше не стерпела моей веры! Клятые жрецы! А ведь я когда-то был во главе огромного войска, где были и ряды прекрасных боевых колесниц. Мы пришли с Марга. И вы, конечно, там были. А потом пересекли Стену, Мадайю, Фарс, Алам.
– Да, мы везде там были. Постой! Но как ты узнал?
– Глупые мальчишки! На сторону, где поклоняются Луне и где изначально у людей была лишь желтая кровь, нельзя попасть по-другому. Только через то, что наши патары и жрецы зовут «Царством Вайю», через Марг! Когда-то пустынь и соли в нем вообще не было. Вам же говорили это?
– Да. В одном большом городе. В 4 днях пути от последнего стойбища ама…
– У ама нет родины – вдруг прервал Нарамсин. – Я еще кое-что помню о Стороне Солнца. Ама могут появиться где угодно. И раствориться будто их никогда и не было. Постойте. С вами они сделали то же, что и со мной?
Мы промолчали, поглядывая друг на друга…
– Молчите? Значит, я прав. Значит, я прав – как-то безумно выкатил глаза дед, растянув рот, скорее, не в улыбке, а в болезненной гримасе. Вы остались живы? Значит, мифы иногда врут, как и в случае со мной. Я попался одному женскому обществу хестов еще в далекой юности… Мы с вами редкие везунчики… – После этого наш собеседник расхохотался, наполнив ближайшее к нам пространство едким смрадом (Великий Херос! Сколько же месяцев он не полоскал рот цветочной водой)… Откуда все хесты (и мужские, и женские кланы)? Вы задумывались? Вы слышали про Пир Мертвых? – старик, наконец, закончил есть и пить.
– Загадочное место с курганами, насыпанными хестами? И где лошадей хоронят на высоко поднятых деревянных перекладинах?
– Никакое это место не загадочное! Я бродил меж этих рукотворных холмов целыми днями, после того, как мое войско стало союзником хестов. Курганов сотни! Высокие они. До самого верхнего мира (до Наба) тянутся ввысь… Их там на сотню переходов – как в сторону восхода, так и в сторону заката.
– А что такое «переход»?
– Местные купцы называют так расстояние от одного гара для путников до другого.
– Так сколько же это?
– Весь Пир Мертвых – земля, которую пройдешь от весны до следующей зимы, никак не меньше. А если нестись на колесницах, то хватит и одной весны. Но тогда останавливаться можно лишь для сна: как у нас тогда было…
– Так Пир Мертвых – это не одно место?
– Оно одно. Но очень и очень длинное.
– Но все реки хостов можно пройти сверху вниз за половину этого срока! Получается, это целый мир?
– Очень подходящее слово! Как хорошо, что вы мне его напомнили. Но это не тот мир, где правит один царь – «рум». Это мир, где правит народ – «тум» (а, может «дум» – я уже и не помню). Здесь такого понятия нет! Пространство измеряется городами, каждый из которых как бы маленькая страна. Но все они объединены в большой союз. Угадайте, кто его создал? Я!
– Тум – «собрание множества» – подсказали мы. – Ты хорошо помнишь язык, мудрый патар.
– Знайте кое-что странное! Хесты (также как и «исчадия» этого народа – амы) управляются вождем, выбранным всеми людьми племенной лиги. Он в любой момент может смениться. А вот здесь – на стороне Луны (Быка) – титул правителя переходит от отца к сыну. Мерзость!
– Как же так – возмутились мы опять чуть ли не хором. А так разве можно? То несправедливо.
В следующие два дня мы только и делали, что задавали вопросы нашему соседу по темнице. Факт того, что про нас еще не забыли, обозначался лишь тем, что нам приносили пищу и воду.
– Укореняется какая-то семья на троне и все – продолжил наш сородич. – Здешний правитель может даже никогда в руках меча не держать. Но главное – с юности прикинуться жрецом, как минимум, Другом Лагми. Приносить жертвы статуе Быка или «Тельца», как они его зовут (АЛ-еф, ААЛ, ЭЛ, а сами жрецы - Б‘ААЛ или В‘ААЛ – это смотря из какого места эти лысые ханжи и дармоеды)… Какое же непотребство, да простит меня Хорш!... Но все по другому среди халдеев (вы же знаете, что это главные хранители древних как мир знаний)…
– Один из нас даже с таким книгочеем общался…
– Так вот… Был тут один, который высмеивал поклонение Быку и всю связанную с ним традицию. Он предвестник справедливого мира Иеговы, который настанет в будущем. Его четвертовали. Был еще один диперан. Уже из наших. Он ждет мессию, который родится тоже в будущем. Но в Фарсе. Среди погонщиков золотых верблюдов. И его ждала та же участь. А я защищал обоих, и за это угодил сюда. Хотя на самом-то деле я неприкосновенен. Понимаете?
– Как так?
– Я стал императором – объединил все полисы или станы Стороны Луны в единую державу. Простые люди всех земель роптали на этих мерзких людей. На власть предержащих («быкоголовых – так их шепотом называет простой люд в грязных проулках – т.е. вдали от Глаз Лагми»). Требовали, чтобы я (хоть и красная кровь), но все же встал во главе всей новой державы… Да за мной стояла и армия красной крови – из станов канашили (те мои бойцы расселились потом на землях погибшей народности хаттов, так их местные и прозвали потом «хеттами»). В итоге «быкоголовые» сдались – дали мне имя Нарамсин и долго учили всякому чудо-этикету… А на самом-то деле мое имя… Руша…
– Тот самый Руша, который с головой льва?
– Все-таки вы меня знаете! Только под настоящим именем… Вдвойне приятно (старик не смог скрыть хвастливой улыбки)… Только, как видите, голова у меня вполне человеческая. Но байка про льва действительно начала ходить с определенного времени. Дело в том, что убив как-то льва на охоте, я повсюду стал ходить в его шкуре. Эта тварь водится на иссушенных солнцем лугах в паре переходов отсюда. К югу. А голова зверя служила мне головным убором. Канашили прозвали потом и всю созданную мною династию (а у меня скоро и правнуки родятся) – АРША («Львы»). Произносят это все по-разному. Здесь – АРЬЁ, гости с далекого Средиземья АОРС, полукровки из Фарса АРСА, а на самом далеком востоке (за Тарком) – АЛАСЬ (чудная синяя кровь вообще не умеет выговаривать «Р» и заканчивать слово звуком «А»). А в Марге, слышал, АЛАМ. Ведь там думают, что синекровные называют словом Алась не мою династию, а землю Алам. Маргианцы, веря глупым мифам, уверены, что я родом из Алама. Такая вот путаница…
– Так вот почему лев изображен на стенах всех дворцов, которые мы видели?!! – осенило меня.
– Да. А видели повсюду еще и кучу статуй? Их приказывали ваять, вырубать или высекать всякие друзья, братья и свидетели Лагми (будь они все неладны!). Меня потом постоянно заставляли ходить в этой шкуре – мой голос как бы вылетал из пасти этого хищника. Больше львиную шкуру во всей империи никто не имел права носить… Эх! Как же было хорошо первые лет 20! Своих братьев по красной крови я сделал наместниками провинций (бывших мелких «быкоголовых» государств). После я хоть и был императором, но никакой воли уже не знал. Зато я первый, кто собрал в единое целое вообще все места Стороны Быка-Луны! Знайте то!
Было же время за эти 20 лет (старик ностальгически зажмурился, растянувшись в улыбке)! Мое могущество настолько укрепилось, что бывшие царьки слали мне своих дочерей (те становились наложницами), а также правители соседних объединений (те дары это уже мои жены). За свои 5 десятков лет я прожил такую жизнь о которой даже и не мечтал – каждый день меня ждала новая красавица. Я даже не знаю в лицо всех своих детей, представляете!!! Конечно, это была уже жизнь не по привычным мне обычаям красной крови. Я воссоздал не Тум, а Рум! Царство! Это когда отец передает ближе к смерти власть сыну. Нет тут собраний народа!
Запомните, что люди желтой крови совсем не такие как красная и черная кровь (хесты и хосты). Они привыкли идти на смерть не за свой народ, а всего лишь за… своего правителя! Каждый из таких вовсе не лидеров, а наследственных выскочек уже к концу жизни заявляет, что сначала был Другом Лагми, а затем Братом Лагми. А он, мол – посланец самого Быка (Аала, Баала, ну, и как там его еще?). Жрец надевает ему на голову обруч с бычьими рогами и требует хоронить его как бога (Руша нервно сплюнул). А Лагми! Мол он был 1-м Львом мира!
– Хаэвас! – сплюнули мы втроем от потрясшего нас возмущения и даже наметившейся брезгливости. Мы думали, что такие поступки совершали лишь животные персонажи сказов… – Какие мерзкие варвары!
– Это не все! – перешел наш собеседник на крик, видимо заразившись теперь уже нашим настроением. – Эти толстоносые черноголовые людишки, проживающие к западу от Алама, пишут в своих табличках, что они происходят из рода Львов, которые якобы были и до меня! Запомните! Желтая кровь может поменять всю вселенную в своих табличках. Налгать потомкам. А еще они постоянно сотворяют себе кумиров (всегда должен быть кто-то один). Далее они поклоняются ему (готовы целовать во все места). Никогда не размышляют. Ожидают приказа Господина. Готовы убить кого угодно за одну его улыбку. Но при этом требуют, чтобы он решал проблемы каждого рода и искупал все их грехи перед Быком. Вот и мой черед уж настал… Местная кровь давала непроизносимые имена всем моим наместникам (ранее военачальникам). Вы удивитесь, но Супиллилума это никто иной как мой свояк Кшатра, а Шамуршаммат это всего лишь его жена Тиват.
– Тиват! Красивое имя – вдруг оживился я – У меня жену брата так зовут… Прости, великий мардан, что перебил тебя…
– Херос! Меня много лет уже никто не называл марданом – т.е. мужественным человеком. Спасибо тебе, Ультар (старик пустил слезу)… Здесь меня превращают в Ничто. Я жду Конца… Но мне еще так много следует вам сказать. Слушайте же мой последний сказ… Аккадцы записывают биографии всех известных царей (в том числе и мою) с помощью писцов из рода халдеев. Те проживают в земле Бабилон (названной так по имени своей столицы). Сами же бабилонцы меж собой говорят на языке, который не понятен вообще ни одному из современных народов. Поэтому и любят устраивать заговоры – это для них проще простого. Несколько раз уже область Бабилон превращалась их силами в независимую страну. Так вот… На халдейском языке говорила сама Тварь…
– Ты тоже слышал о Твари? – на этот раз «запылал» уже Антикранта.
– Здесь в нее никто не верит… Слишком уж далеко на юг вы забрались… Аккадцы-простолюдины (их прадеды и деды вообще не были кем-то кроме воинственных пастухов). Ничего в этом не понимают. Те, кто слышал этот язык, зовут его «шипением ящера». Ящера, убравшегося далеко на север. А потом и на восток, за Тарк. Всеми забыт. Много слухов есть! Ныне, мол, возвращается. В эту державу проникло ужасающее шипение (слышали, сколько слов с «Ш»?). Все, кто жил в той части империи, что зовется «Бабилония» готовы Быком клясться, что иногда видели на фресках в их странных (старинных) домах тщательно прикрытые занавесями изображения ящериц. Их и видела-то пара человек, но в мой дворец сходилась вся информация (я в свое время создал приказ шпионов, и каждый из них создал свою сеть)… А еще желтокровные – невыносимые похабники. Женщин приравнивают к скоту. Они у них 2-й сорт… И в летописях пишут: «Такой-то мужчина произвел на свет такого-то мужчину». К примеру, моего сына Равану мои же писцы (из канашили) записали на нашем общем языке как Руш Лан – «появившийся из лона Руши» (я тогда еще не был императором Нарамсином). Сказали, что и в здешних землях теперь так заведено. Ну, как у всех желтокровных. А собственного имени знать не положено (его используют лишь простолюдины)… Теперь моего старшего сына величают Нарамсин-Илума – «Из лона Нарамсина». Не знаю как зовет его мать – не положено этого знать по здешним обычаям.
– Странно – вдруг не сдержался Антикранта. – А у нас «Илум» – всего лишь «брат». А на других реках это еще может обозначать «домочадец» или «родич». А тут каждый знатный себе вдруг прибавляет эту частицу.
– О Херос! Какое похабство! Да простит их всех Акхтаб… – на этот раз не выдержал Джан, быстро, но громко спев очистительный гимн и, нацарапав на стене куском разбитого когда-то кувшина знак Акхтаба. Заверченный крест с округлыми лопастями.
– Да, мальчик мой – поддержал Руша неприязненное удивление Джана. – Желтокровные – не приемлемые для нашего мира люди. С ними бесполезно о чем-то договариваться. Они нас как бы видят насквозь. А мы их – нет.
– А что такое «видеть насквозь?» – не смог я скрыть жуткого испуга.
– Не знаю, сынок… Мать еще так говорила. Прожив тут большую часть своего века, я ей верю.
Признаться, мой неожиданный читатель, нам троим и дальше было интересно часами слушать поразительные вещи от любопытной личности. Той, которая возомнила себя Рушей Львиноголовым (мы с Антикрантой верили ему, а «заучка» Джан, пока бородач спал, шептал нам, что все это россказни – мол, Руша Львиноголовый это миф, завоевавший всех краснокровных на Стороне Луны). Но зато он был согласен, что Нарамсин здорово коротал нам время между приемами скудной пищи и сном. Между тем, даже нашему умнику представилась возможность убедиться, что сказанное почтенным патаром (то бишь стариком) – правда.
Дело в том, что на следующий день после последнего нашего с ним разговора за ним пришли два огромных тюремщика и попытались куда-то уволочь. Он оказал им мужественное, но тщетное сопротивление, заработав порез на щеке от удара плетки. Из щеки полилась кровь. Красная! Невероятный старик не был выдумщиком – красная кровь не умеет врать. А мы трое (как только нам позволяло связанное положение) инстинктивно начали бить охранников. Напомню, что красная кровь неконтролируемо мстит за ту же кровь, стоит ей начать течь.
– Не верьте ни одному человеку желтой крови! – кричал нам на прощание Руша (на этот раз мы знали, что все сказанное им - правда).
– Все они произошли от дьяволов-ашаков, изгнанных на другое полушарие мира. Это вам расскажут даже за Стеной и за дальше – аж за самим Тарком! Вот теперь я все вам сказал! Смерть чужакам! (собеседника, наконец, выволокли из клети: куда?).
Касательно тюрьмы, остается добавить, что с того момента нас сковали куда крепче (запах крови единоплеменника еще обитал у нас в ноздрях), а желтокровные ужасно боялись нас ныне.
Мы весь этот день мозговали над речами «Нарамсина». «Бред» получил доказательства Истины. А вот на следующий день, проветрив нас на воздухе, с нас уже сняли кандалы (правда, провожатые потребовали от нас предварительно клятв о том, что никто из нас не нападет на них…).
Мы спросили Джана, что все ЭТО могло значить. Неужели описанное нашем родичем похабство действительно имеет место быть?
– Аша всего один раз общался со мной на тему желтой крови – ответил он полушепотом (будто, сам того не понимая). – Видимо, просто уберегал нас от всей этой темы… А, может, и он сам не знал всего… Кстати, и Аша в тот день как молитву повторял всего 1 фразу «Не верить желтому цвету!». Я-то тогда вообще не понимал о чем он. Думал желтой может быть лишь осенняя трава.
А вот отсюда, добрый человек, я буду излагать все более кратко. Так как последующие события куда меньше врезались в мою память и малость перепутались, прости меня Акхтаб!
Нас усадили в роскошную повозку, где какие-то заросшие смуглые люди (одетые в одни лишь набедренные повязки) постоянно растирали наши запястья и щиколотки (места, где ранее их сковывали кандалы). Растирали приятно прохлаждающим – успокаивающим кожу маслом. Что касается растительных масел, то мы видели: все достойно одетые люди умащали ими головы. Половина из них шла туда же, куда двигался и наш транспорт. Несли пиво, хлеб, животное и сливочное масла, а также тащили за собой коз. Мы уже знали, что это – приношения в храм. В Главный. Тот, в котором очень скоро предстояло оказаться нам самим».
Главный Лунный Храм
«Как я уже говорил, все события после общения с Рушей запомнились уже не настолько ярко – моменты самых первых удивлений чуждой цивилизацией прошли. Ведь дни сменялись месяцами, происходило то, к чему я привык и уже не удивлялся… И вот уж год так минул – кстати, тут меня научили понятиям «год» и «месяц». Каждый цикл (как и область неба) делились на священное число 12. В виду всего сказанного я уже не буду приводить далее никаких разговоров, а просто опишу простым и кратким языком все, что происходило до того, как я попал в эту ловушку (где я скорбно пишу свое послание людям красной крови). Ведь и глина уже кончается…
Главный Лунный Храм был точной копией всех храмов Быку – только увеличенной. Раз в пять!!! Признаюсь, что слукавил о том, что меня больше ничего не удивляло – вот это сооружение (внутрь которого мог поместиться весь мой родной вис, а в высоту – 5 висов) все же удивило… По сути, это был как бы город в городе, причем состоящий из нескольких террас («этажей»).
Однако тут не происходило ничего такого, чего мы не ожидали. Напротив, мы даже предсказали все, что будет: нас несколько дней закидывали вопросами, записывая на таблички чуть ли не каждый вздох… А затем представляли всякой знати, в конце имен которой была частица «Илум», а в начале – «Лагми» (или «Ламги» – часть народов могла это прозвание лишь так выговорить). А в середине стояло слово, которое и отличало одного от второго. Все эти люди были напыщенными и сильно смахивали на брюзгу и зазнайку, которому прислуживала Нао (как жаль, что здесь ее не было с нами). Далее каждому из нас предлагали по жене, а, когда узнали, что мы не хотим по жене, то, смекнув что-то по своему, предложили каждому по гарему (в этом «наборе» были красотки всех рас). Но мы продолжали отказываться…
Антикранту взяли на службу в Армию Колесниц. Время шло неумолимо. От него не могли отвести взгляда самые знатные местные красавицы. Нос у него был прямым, с тонкой переносицей, не коротким и не длинным, с аккуратным окончанием. Волосы желтой меди. Тело плечистое, но изящное. Глаза серо-зеленые – не большие и не маленькие. Вскоре этот непривычный тип внешности стал тут идеалом красоты. От Антикранты родили детей сотни местных зан. Забегая вперед, укажу, что он основал династию воинов, этот род люди канашили прозвал Саурматы (так как за Антикрантой давно среди воинов закрепилось прозвище Саурма – «северо-восточный человек»). Что касается Джана, то он не вылезал из Храма Знаний, «стрелял» аккадскими словами как опытный лучник стрелами. Джан не вытерпел и соблазнился на предложение учиться в Храме Знаний, где всем заправляли халдеи.
Город был настолько многонациональным, что тут никто не удивлялся ни ослепительно белой, ни черной как ночь, ни медной, ни красноватой коже, ни даже узкому разрезу глаз, широким скулам и мелким кучерявым волосам на голове (такие были у самых темнокожих). И еще. Когда я какое-то время провел в Храме Знаний, халдеи не прекращали мне повторять, что Аккад это еще не самый большой город Стороны Луны. Как это? Его можно было пройти, потратив весь день – от восхода до заката Акхтаба (кстати, светило тут положено было звать непроизносимым для меня набором звуков – «Шемш»). А, выяснилось, что есть город намного больше. Зовется он Тмск (Тамаск или Димаскос)… Даже от изучения аккадского я задыхался. Но он еще был относительно сносный. Невозможным был «общий» язык Стороны Луны (простолюдины обзывали его «языком плевков», и его знали лишь чиновники, писцы и ученые). В том языке в слове из 4 букв 3 буквами могло быть «ш». Эти похабники сменили нам имена, назвав понятиями именно из этого древнего языка (точный смысл которых никто уже не помнил) – видимо для того, чтобы, называя друг друга, мы как бы плевали друг другу в лицо. Антикранта стал зваться Шаммушаш, Джан – Шеккелим, меня величали Хшашшшд (ужас!).
Из нашего «Тримурти» лишь я еще помнил цель нашей миссии – Запад (колыбель Акхтаба)…
Сердцу Джана были милее халдеи и их таблички, чем два соплеменника.
Я не один день заводил с ними разговор о продолжении Пути. Но, узнав тут много всего, они повторяли мне лишь одно – Светило никогда нельзя догнать – оно всегда к концу дня будет западнее. А большим кажется вовсе не от того, что мы к нему приближаемся, а от того, что мы смотрим на него под другим углом…
В итоге я назвал обоих побратимов «похабниками, впустившими в себя желтую кровь» и начал строить планы побега отсюда (знал, что за каждым моим шагом следят Глаза Лагми и их соглядатаи из черни). Жить я продолжал при Главном Лунном Храме, и слежка начиналась уже здесь. Я даже не был уверен, что в стенах нет маленьких отверстий.
Прошел еще год – тот который мы опять провели именно здесь. За это время я сносно овладел аккадским, и это дало мне шанс понимать то, о чем говорит большинство людей (в Лунных краях язык считался «новым общим»). Мне было все здесь неприятно: тысячи незнакомых людей, постоянная слежка, неравенство. В общем, так мерзостно, будто кошки на душе скреблись. Жаль, что собратья перестали обращать внимание на это критическое чувство, свойственное поначалу также и им.
Как-то, овеянный описанной только что грустью, бродил я по шумным улицам Аккада. Услышал разговор на аккадском трех меняльщиков с Запада. Я напросился с ними – они уже готовились возвращаться на родину. В ответ они лишь рассмеялись: просто так из города никого не выпускали. Должна быть маленькая табличка с символом, который каждый день менялся, так что кто попало его не знал и не мог подделать.
Тогда я отдал этим жадным до сверкающего добра почти все драгоценности (многие роды хотели иметь меня в качестве мужа для дочерей, и каждый приносил часть приданного в залог – редкая в этих краях красная кровь очень привлекала людей правдивостью и жаждой мести).
И они скрыли меня в огромном тюке с разными товарами (дышал я через крохотную соломинку, торчащую со дна этого тюка – проходящую меж досок повозки). Эти люди были родом с противоположной стороны не только этой, но и следующей длинной реки (идущей параллельно этой). Так что на плотах-переправах нам пришлось побывать не один раз – перемещения через реки стоили очень дорого. Но того, что я дал своим новым знакомым, хватило бы на сотню таких переправ. Кстати, поэтому они еще неплохо меня кормили и поили знаменитым пивом Междуречья. Междуречьем называлась самая населенная область Стороны Луны. Имена моих спутников быстро вытерлись из памяти, потому что те ничего для меня не значили. Они жили на самой границе плодородных месопотамских земель со степью, которую называли Сурья. Мои провожатые абсолютно не понимали значения этого названия – оно было из языка, не принадлежащего языкам Стороны Луны. Но я-то прекрасно понимал значение этого слова (хотя и держал это в секрете). С общей речи красной крови это значило «Западение Акхтаба». Значит, колыбель Акхтаба есть, если есть такое название?…
Каково же было мое разочарование, когда Хорш продолжал исчезать от меня на таком же расстоянии. Только много позже я понял, что догнать его действительно нельзя…
Заштатное поселение у самой степи, наименование коего я запамятовал, на запад открывало взору такую картину. Море высокой травы, уходящей к горизонту, на котором еле различимо угадывались какие-то холмы. Местные сказали, что это отсюда они кажутся холмами, а на самом деле это горы, пусть и невысокие. Дорога к ним всего одна. По мере удаления от последнего притока Западной Реки (где мы и расстались с моими провожатыми) трава закончится, сменившись пустошью, состоящей из засохшей земли и камушков. Будут встречаться оазисы.
Я, разумеется, оставил себе пару украшений, так как понял, что за спасибо (как у нас) на Стороне Луны никто и ничего делать не будет. Так же как мы делали у «заречников» (казалось, это было целую вечность назад) я договорился в обмен на одно из украшений (оказывается, дорогое) получить право ехать в караване. Верблюда мне предоставили, а одежда у меня итак была для зноя подходящая – свои собственные вещи давно уж пришлось выменять на еду и сак, который у меня отняли еще в Аккаде.
Все так и было, как мне сказали в месте расставания. Через 10 дней (не раньше) караван оказался у подножия тех самых низких гор. Мне поведали, что это Страна Меняльщиков – сами же себя они величали Людьми Моря. Ведь дальняя их половина, сказывают, жила уже на Средиземье – так называется то море. Люди эти звали себя Ханаан – все они сплошь работорговцы и приносят в жертву уже известному вам Быку детей.
Узнав об этом, я опечалился, так мне сказали, что, вероятнее всего, за этим хребтом (на южной оконечности Ханаана) я окажусь объектом обмена! Только на этот раз меня погрузят на конструкцию из досок, которая умеет плавать по Тому, что называется «Морем». По водоему, противоположных берегов которого не видно! Якобы в Ханаан можно приходить с огромным хорошо вооруженным отрядом. Тогда тебе предложат или обмен, или участие в экспедиции по водной глади Средиземья. А если ты один, то у тебя все заберут – даже свободу. Сначала море омывало разные страны светловолосых людей, которые и назвали пустошь Сурьей (у них сложилась единая держава Канашили, но иные ее зовут Царством Хеттов).
Само же море уходит дальше, пытаясь догнать Светило. Но есть и другой вариант попасть в Царство Хеттов – прямо отсюда двигаться строго на север. Тогда Ханаан обойдешь стороной (он все время будет за хребтом). Также как и самый большой град в мире – Тамаск (он был длинной в 3 дня пути – в каждую сторону). Последнюю драгоценность я отдал за движение в караване на север (опять же верблюд, еда, ночлег).
И оказался в итоге (уже без всяких средств к существованию, с одним саком за поясом) в земле Митанни. Его жителями были краснокровные, давно смешавшие свою кровь с желтокровными. Причем, с теми, кто, как халдеи, считают себя «первейшими людьми» и которых в народе обзывают «ящерами». Тут меня нашла Нао (оказывается, влюбилась в меня с первого взгляда и, усыпив бдительность брата, все-таки выскользнула из Фарса). Мы построили себе маленький гар, а вскоре я узнал, что она беременна от меня... Еще до ее появления я устроился работать писцом в этом Храме Знаний – собственно, вы сейчас тут находитесь и читаете (очень надеюсь) то, что я написал. Осталось лишь рассказать вам то, что я услышал от коллег (они это записывали). По счастливой случайности короткая история о мрачном боге Расафе связана с теми, кого я потерял очень давно. С моим собратом Навшем и с амой по имени Ровш…».
«Мрачный» бог Расаф
«Говорят, где-то в той части земель Митанни, где одни только невысокие полупустынные горы, жил в небольшой крепости вождь одного из малоизвестных племенных союзов. Звали его Булга. И была у него красавица дочь (Ачхар). Так ее прозвали за чудный голос… Как только ей исполнилось 16, кто-то из знатных людей постоянно присылал сватов. Во время совместной работы над пряжей и прочих домашних дел Ачхар признавалась своей матери (старшей жене Булга), что не очень-то и хочет покидать отчий дом…». На что мать, мудрая зан, сказала, что последний из претендентов на ее руку и сердце (Хатт) очень нравится Господину (ее отцу). «Не противоречь отцу, покорись». Так сказала старшая супруга досточтимого Булга.
Хатт соблюдал все традиции митанни – появляясь, на пороге их дома-крепости всегда протягивал кулак (как и полагается – костяшками вперед). Ачхар (как и водится после этого знака) пускала его в свои покои – где был ее собственный очаг. Хатт всегда был одет как воин. И его уже видели в приграничных стычках с армией канашили (которых желтая кровь уже сотни лет зовет «хеттами»). А как-то Хатт еле добрел до их жилища – в порванном красном приталенном «косом» кафтане (митанни еще не забыли одежду красной крови) и даже с небольшими царапинами. Ачхар сразу же взяла его верхнюю одежду в починку… А что же Хатт? Он долго сидел перед очагом с мрачным видом. Ачхар из уважения к его возрасту (он был на 10 лет старше ее) не решилась задать вопрос о том, что с ним стряслось. Его задала ее мать…
«Расаф!… Они называют его своим богом!». Это первое, что ответил знатный гость дома.
Вскоре выяснилось, что Они – это пришельцы с далекого северо-востока, спустившиеся с той области, где стоит огромная гора Урарту. Но сами они из земли северо-восточнее Урарту. Красная кровь звала ее Арьяминья, но это прозвание давно забылось (так как красная кровь была в этих опасных краях в меньшинстве). А «извечные» люди тамошних гор (чей язык мало кто понимает) звали и зовут ее странным словом «Хайаса». Сеча с этими чужаками была страшной – их миеры (союзные племена) были полностью разбиты (тот дас, который он возглавлял, был отправлен им в помощь). Через день-другой пришельцы будут на землях Митанни. Но самое страшное – осознание одного факта, который не укладывается в голове у Хатта. Ранив одного из них, он увидел цвет его крови – он был ему незнаком. Но не это самое удивительное! У них в дасе был чук («мудрейший»), который был ошеломлен не меньше, чем остальные (уж он-то знает все цвета)! На стяге Их армии – треугольник с глазом, который они зовут «айн». А их предводители – красивая женщина с подозрительно светлыми волосами и молодой еще мужчина. Хатт сказал, что этих пророков Расафа именуют словами, характерными для почти забытого языка красной крови (местные полукровки его окрестили «общим»). Воительницу все они кличут Ровш, а ее соправителя – Навш. Их божество Расаф «мрачным» обзывают лишь местные. А далее Хатт молвил, что сами пришельцы именуют его не иначе как «Твердь», на своем языке произнося его имя исключительно как Русафа. Это язык той самой зан – Ровш…
Вся глина и запасы еды сегодня закончились. Скорее всего, тело мое так и умрет, будучи замурованным здесь. Но сам я буду жить – я мысль Акхтаба, сохраненная в этих табличках, а кровь моя в моем сыне».
Закончив чтение последнего глиняного артефакта, Сасан растворился в странном ощущении сопричастности ко всему, что стало ему теперь известным. И он твердо решил с этого момента разгадать все загадки, которые обнаружились в ходе увлекательного путешествия в прошлое…