- Каждый раз, когда просовываю палец вот так, то он брызгает, - бормочет Мэри своей подруге Изольде. Кукла представляла собой довольно-таки плачевное зрелище: один глаз полностью стерся, от второго осталась только точка зрачка, резиновые ручки выцвели, став блеклого желтого цвета, платьице безвозвратно потерялось, как и левая нога. Облезлый пучок волос спутался и покрылся грязью. Однако, уродство Изольды ничуть не смущало Мэри. Наоборот, вызывало теплые, почти материнские, чувства.
Девочка сидела на ступеньках дома №8 по улице Ленина и чистила апельсин. Он был яркого оранжевого цвета, упругий и сочный. Шкурка покрыта пупырышками, сверху маленькая штучка, за которую, кажется, он крепится. Она не была уверена в том, что именно за вот эту шляпку, но почему бы и нет? Терпкий запах надломленной кожуры ударил в нос, когда она вонзила маленький пальчик под эту шапочку, брызнул фейерверк горького сока.
- И каждый раз, когда вот так поддеваешь, обязательно задеваешь несколько долек, - продолжала она поучительный монолог. У Мэри были спутанные русые волосы, как у Изольды, длинный прямой нос, который сильно выдавался на детском личике. Грязные ручки, разбитые коленки, пыльные сандалики – вечные спутники семилетних девочек. Конечно, не всех, а только тех, которые отличаются любознательностью. Как будто в доказательство тому, на носу у Мэри была тонка царапина.
- Ненавижу, когда ломаются дольки, - бормотала она. Потом бросила взгляд на куклу. – Говорить «ненавижу» нехорошо, но сейчас нас с тобой никто не видит, поэтому можно. Только тихо.
Апельсин был очищен наполовину. Оранжевые шматки летели, как лепестки ромашки. Они лежали то тут, то там, как будто их разметало взрывом. Внутри было что-то белое, название чего Мэри не помнила. Да и какая разница, никто не помнит, как называется белая кожура под оранжевой кожурой. За то Мэри помнит, что из-за этой шкурки на дольках апельсина остаются белые ниточки, которые тоже надо вынимать. «Иначе он горчит,» - подумала она, но в слух сказала:
- Сперва очищаем оранжевую кожуру, а потом вынимаем альбедро, - Мэри запнулась, не будучи уверена в точности слова, которое использовала. Затем повернулась к Изольде и показала замызганным пальчиком на белую часть апельсина, – Это вот этот белый слой.
«Интересно, зачем он апельсину? Разве одной кожуры недостаточно? Иногда его так много, а апельсина, наоборот, так мало. Наверное, такими вырастают только очень вредные апельсины, чтобы насолить тому, кто их попытается съесть. Хорошие апельсины чистятся легко, а белого слоя в них почти нет».
Мэри почесала нос липким пальцем. Несколько долек действительно пострадали, когда она начала свою расправу над цитрусом. «Пусть они некрасивые и помятые, но их всё ещё можно есть,» - рассудила Мэри и почувствовала себя очень взрослой.
- Важна не красота, а практичность, - сказала она вслух мамины слова и ласково погладила Изольду по спутанной голове. – Конечно, к тебе это не относится. Ты для меня самая красивая девочка.
Обрывки шкурки продолжали усеивать всё вокруг: две лежали на сухой земле, несколько оранжевых кусочков оказались на ступеньках, даже у потертой двери подъезда очутились апельсиновые ломтики. Мэри наморщила носик, пытаясь вспомнить, какого цвета была дверь: коричневая, зеленая или черная?.. До того она не обращала внимания, а сейчас это было и не важно.
- Какая разница, какая дверь. Главное, куда она ведёт! - закончила она свою мысль, многозначительно посмотрела вокруг, обозревая невидимых зрителей, и переключала внимание обратно на апельсин. В детских ладошках лежал оранжевый, в белых нитках, мячик, очень похожий на маленькое солнышко. «Взвейтесь кострами синие ночи,» - мурлыкал папа в её голове. Конечно, апельсинчик – не костёр, но всё же…
Мэри аккуратно разделила апельсин на четыре части. Одну она положила перед Изольдой, рядом с оставшейся ногой, остальные – на свои колени. Осмотрев все три части, выбрала самую большую. Она отделяла дольки и отправляла по одной в рот. Куски были большими, липкий сладкий сок стекал по подбородку и рукам.
За девочкой наблюдал Сухой Ветер. Он проскользнул между облезшими ракушками гаражей, медленно обошёл двор, пошуршал сухими листьями под перекошенными качелями, оценил перевернутую карусель, сломанные лавочки, кратер посередине площадки. Заскучав, ветерок отправился дальше, за дом №8. Он кувыркался в сухой траве, прыгал по осыпающимся елкам, шуршал черными ветками деревьев. Потом он полетел ещё дальше, за высохшую речушку, вымерший лес, к большом городу, так неприветливо смотревшему на каждого, кто осмелится приблизиться к его окрестностям. Никто не ругал Ветер за сорванную шляпу или подброшенный подол платья. Его уже давно никто не ругает, и ему это нравилось.
Мэри приступила ко второй четвертинке своего обеда. В голове всё ещё звучала папина песенка. Она стала её тихо напевать под нос:
- Радостным шагом с песней веселой… - Мэри запнулась, снова наморщилась, пытаясь вспомнить слова. Затем повернулась к молчаливой подружке, - ты не помнишь, что там дальше? – кукла молчала. Мэри продолжила напевать, но уже без слов.
К третьей и последней части апельсина она вспомнила ещё одну строчку. Это были единственные слова, поэтому она сосредоточено дожевала ломтик, проглотила и громко пропела:
- Близится время светлых годов! – Мэри даже немного привстала со своей ступеньки, чтобы звучало решительнее. Невидимые зрители зааплодировали, удовлетворенная исполнительница слегка наклонила голову в поклоне и опустилась на шершавый бетон.
Она сидела на ступеньках подъезда номер №8 по улице Ленина и доедала последнюю четверть апельсина. Дом был серым и безликим, смотрел на улицу разбитыми глазницами окон. Внутри было черным черно. Из-за угла дома выглядывали ботинки, грязные и уродливые. Мэри специально не смотрела туда, а если любопытный взгляд поворачивал голову в ту сторону, то она её запрокидывала, чтобы не увидеть пару неестественно торчащих ботинок.
Веселый мотив папиной песенки сменился гудением, переходящим в вой. Сначала шли низкие, утробные звуки. Затем они поднимались всё выше и выше, не зная преград взрослого сломанного голоса, переходя в детский визг. Добравшись до кульминации, звук стремительно падал в пропасть и начинал своё путешествие сначала.
Мэри подрожала воздушной сирене. Солёный сок стекал по подбородку и рукам. Вокруг тихо постанывала весна. Изольда безучастно смотрела вдаль, не притронувшись к апельсину.