"Детская мечта моя так и не осуществилась..." - Петр Дедов
Стихи, если это можно назвать стихами, я начал писать с десяти лет. Творческая искорка передалась мне от старшего двоюродного брата Владимира Друзика.
Однажды, навестив Володю, я заметил, что он от меня что-то прячет. Это не только, несколько обидев, удивило, но и пробудило нездоровое любопытство. И я стал настырно приставать к своему брату с расспросами. Володя помялся, помялся и, наконец, открылся мне в том, что он "делает" газеты. Приподнял край клеёнки, взял в руки плод своего труда и протянул мне.
Это был большой лист из амбарной колхозной книги. На нём уже красовался рисунок и несколько стихотворений. Я прочёл их и вернул свежий номер газеты редактору. В ответ же получил предложение посоревноваться в выпуске "газет". Так и началась наша состязательная творческая игра!
Спустя месяц, переписав одно из стихотворений, я принёс его в школу и похвастался перед девчонками. Галя Луконина выпросила у меня листок, прочла моё творение и отнесла его на суд учительнице. Мария Ефимовна тут же пробежала глазами текст и авторитетно заявила, что это не стихи. Конечно, было горько узнать такое. Но правда есть правда! Пришлось смириться с тем, что открылось. Но одновременно и озадачиться: а что же такое на самом деле есть эти самые стихи?
Справиться по данному поводу было не у кого, зато у меня под рукой были книги... К тому времени мы с Володей уже вели соревнование по формированию домашних библиотечек, и в моей коллекции находился том Михаила Ломоносова из "Библиотеки поэта", в котором имелось "Письмо о правилах российского стихотворства".
Проштудировав его, я понял, какая сложная задача стоит передо мной, потому что на уроках пения было выявлено, что я с самого рождения лишён музыкального слуха. Но желание стать поэтом было так велико, что я с невероятной настырностью взялся за постижение поэтических ритмов, размеров...
Конечно, моё сочинительство не было в ущерб учебному процессу, увлечению химией, шахматами, баскетболом, волейболом и обширному чтению разнообразных книг. В старших классах было даже своего рода соревнование с лучшей ученицей Галей Устиновой по знанию наизусть проходимых по программе классиков. И Галя всегда держала надо мною верх. Зато я интересовался поэтами и писателями Болотнинского района, Новосибирской области, Сибири, центральных областей, национальных республик...
Обычно на вопрос, кто твой любимый поэт, можно услышать: Пушкин, Есенин, Некрасов, Лермонтов... Я же в подобных случаях неизменно отвечаю Кубышкин Михаил Павлович! Не потому, что "Вот стихи - и всё понятно!", а потому, что сам поэт проживал в моём родном городке, ходил по одним и тем же улицам, что и я, дышал одним и тем же воздухом, что и я... При этом ещё писал такие простые и близкие сердцу стихи, которые сходу глубоко врезаются в память образным строем зримого русского языка.
С творчеством Михаила Павловича нас познакомила преподаватель русского языка и литературы Валентина Александровна Нетелева. На один из своих уроков она принесла сборник местного поэта "Судьба серпа", рассказала об юбилейном вечере в честь Михаила Павловича, его биографию и прочитала несколько стихотворений из поэтической книжки.
Пожалуй, в каждом крупном поселении, в районном городке России найдутся подобного рода поэты и писатели. В областных и краевых центрах их побольше. И возможность выбора своего кумира уже носит состязательный и довольно осмысленный характер. Это я испытал на себе, когда пришлось для себя выделять лучшего поэта Владивостока, в котором я хорошо знал и лично встречался с Геннадием Лысенко и Юрием Кашуком.
Чашу весов в этом выборе перевесило всего лишь одно слово, которое не позволило мне купиться на громкую славу Лысенко Геннадия Михайловича, признанного критикой лучшим поэтом Сибири и Дальнего Востока семидесятых годов прошлого столетия, а выделить в своих приоритетах исследователя-поэта Кашука.
Этим словом оказалось слово "байбак". Оно зацепило меня в одном из небольших рассказов Юрия Иосифовича. Помню, тогда по ходу чтения в моей голове невольно промелькнула тень сомнения: "Неужели ещё кто-то на самой окраине России заглядывает в "Толковый словарь ЖИВОГО великорусского языка" Владимира Ивановича Даля?.."
И в реальности оказалось не только заглядывает, не только читает, но и глубоко даже изучает, делая выписки на определённые карточки (на тот момент их было около двадцати тысяч) с одним желанием достичь чего-то значимого в литературе. В конце концов результатом данного постижения русской языковой старины явилась первая часть поэтической трилогии "Месяцеслов" со стихотворением:
"Наш язык для других не кумир,
Но известно тысячу лет,
Что по-русски Вселенная - мир
И по-русски Вселенная - свет!
Не по замыслу, не от ума
И слова здесь совпали и суть:
Мир и свет - не война и не тьма,
А России ЕДИНСТВЕННЫЙ путь!"
В десятом классе вызрела, сформировалась и побудила к определённым действиям моя, выстраданная шестилетними творческими муками, мечта о поступлении в Литературный институт имени Горького. К этому времени я написал поэтическую новеллу "Я, людей слеза", рассказ "Последний покос" и, как некоторые мои одноклассники, пробовал себя в различных жанрах.
Один из них, Виктор Бочарников, однажды поделился с нами своими поэтическими успехами. И, хотя я в глубине Души самокритично признавал, что, творчество Виктора на голову выше моего, но всё же не оставил мечту о поступлении в Горьковский институт, а, наоборот, тут же приобрёл "Справочник для поступающих в вузы"...
И всё же червяк сомнения начал где-то внутри свою работу. Поэтому, после получения аттестата, я решил испытать себя в районной газете. Собрался с духом и оказался в редакции "Путь Ильича".
Редактором в то время был Михаил Денисович Сурганов. Человек, умудрённый не только фронтовым, но и житейским опытом. Он усадил меня перед собой и, подбадривая доброжелательным взглядом, выслушал моё пожелание поработать корреспондентом. После немного помолчал и по-мужски прямо сказал: "Я бы тебя взял, но ты ведь жизни не знаешь!"
"Не знаешь жизни..." и повлияло на окончательный мой выбор: не поступать ни в какие институты, а идти служить в армию.
...С тех пор прошло почти полвека. Шестнадцать лет назад я приехал к больной маме из Владивостока, где после демобилизации служил в пожарной части по охране Фрунзенского района и одновременно учился в университетах.
Правда, суть не только в этом, а в большей степени в том, что по возвращению на родину с моих глаз как бы начала спадать пелена, и я стал по новому оценивать те события, которые были поворотными в моей жизни.
Прочитав рассказ о любимых писателях "Несбывшаяся мечта" П.П. Дедова, я вновь вернулся к несбывшейся мечте своей юности об Литературном институте. И тут вдруг ясно высветилось то обстоятельство, что я вовсе и не собирался в него поступать. Так как серьёзно не работал над материалами необходимыми для творческого конкурса, не вёл усиленную подготовку к вступительным экзаменам...
А немного погодя на поверхность из глубины прошлого проявился незначительный факт из 1972 года, который предшествовал моему желанию с помощью учёбы "заделаться" поэтом.
Это случилось в школе, в феврале, когда ещё не стоял остро вопрос о выпускных экзаменах и явно не проявлялось беспокойство по поводу поступления в какое-либо учебное заведение.
Сейчас не помню, но в какой-то момент урока я на листке в клеточку начертил ось координат и, разделив её на десять частей, вынес на новое положение одну часть и снова разделил её на десять частей... И продолжил такой манёвр до тех пор, пока не закончилась страничка.
Это постижение бесконечности с помощью математических наглядных возможностей меня так захватило, что я возвращался к нему несколько раз дома, пока твёрдо не уразумел, что данный метод - это дохлый номер и что с помощью математического анализы ничего конкретного не добьёшься, ибо упрёшься в границы окончания определённого цикла, как в данном случае.
Поэтому я тут же охладел к математике и остановил свой основной взгляд на гуманитарной сфере, продолжая отслеживать и вершинные успехи в области точных наук.
Теперь мне стало понятно, почему я отдал предпочтение не институту Горького, хотя и горячо мечтал о нём, а самому НАДЁЖНОМУ институту познания - университету жизни!
Ещё больше укрепилась моя уверенность в этом, когда в одном из рассказов моего земляка Н.А. Александрова прочёл о том, что его литературный герой тоже делал попытку постичь бесконечность. Но каким путём, каким образом, автор умолчал. Это значит, что по ходу своего образовательного процесса и сам Николай Александрович прельщался, как и я, идеей постижения бесконечности.
Александров Николай Александрович появился на свет в Болотном в том же году, что и я. Только на восемь месяцев позже. Через три года вместе с родителями переехал в Новосибирск, где учился в престижной элитной школе "Надежда Сибири". Возвращался в родной городок, работал в нём, а затем поступил в... институт имени Горького, по окончанию которого стал известным прозаиком и президентом Издательского Дома "Историческое наследие Сибири". Но самое замечательное в этом то, что при своём высоком положении, и как писатель, и как издатель, не забывал своей малой Родины.
Получается, что я с мечтой о поступлении в институт Горького не занял чужого места по той причине, что оно в силу каких-то неведомых мне обстоятельств было предназначено для другого. В данном случае для моего младшего земляка, который, как видите, достойно оправдывает своё высокое предназначение, выпуская миллионными тиражами книги о Сибири. Они уже нашли своё место на полках многих библиотек мира!
А моя несбывшаяся мечта всё ещё продолжает оставаться несбыточной. Правда, пройден её очередной этап. В 1999 году, через двадцать семь лет после возникновения идеи познания бесконечности, как бы подводя итог своего познания, я написал акростих перевёртыш (вертикальный) "Бесконечность":
...Вокруг барханы и пески...
Ему всё так обрыдло!
Развалко носит он тюки -
Баран, байбак и быдло.
Лопух по пеклу держит путь:
Юлить, халтурить стыдно.
Добряк не может обмануть!
Юлить, халтурить стыдно.
Лопух по пеклу держит путь -
Баран, байбак и быдло.
Развалко носит он тюки -
Ему всё так обрыдло!
Вокруг барханы и пески...
Вы думаете, что после этого я закричал, как Александр Сергеевич при окончании "Бориса Годунова": "Ай, да, Буслов! Ай, да, сукин сын!.." Вот и не угадали! Потому, что я ещё потратил целых десять лет своей жизни, чтобы в глубинах мировой культуры (четыре-пять тысяч лет назад) отыскать то, что подобная идея бесконечности в древности уже выдвигалась на поверхность бытия. Правда, она так и осталась неосуществлённой. Поэтому и торжествует до сих пор Екклесиаст с утверждением, что ничто не ново под луной, и всё суета сует!
Но это меня не обескураживает, потому что сама жизнь продолжается. А она-то и есть та самая бесконечность человека в человеке, что вернулся в своё детство и во всю ширь своей Души радуется, как разноцветной радуге-коромыслу в голубом небе, изданию полновесной поэтической книги Сергея МихайловичаМелехова, который после этого прямо на глазах в своём творчестве вырастает до поэта уровня Всероссийского масштаба!
Мифических совпадений было и у меня не мало... Но самым значительным был зелёный, незрелый первый рассказ 1971 года "Последний покос", суть которого образно, с глубоким знанием крестьянского труда передал Петр Дедов в эссе "Песня о Родине" в абзацах повествования о деде Парфене. Мой черновик затерялся где-то, но сама светозарная жилка через десятки лет связала меня с Петром Павловичем, и я в 2019 году стал Лауреатом конкурса имени П.П. Дедова.
Вот и моя несбыточная мечта стала выпрямляться в нечто своё, незаёмное!!!