(Найден черновик сиквела повести И.С. Тургенева"МУМУ"!)
Мало кто знает, что после выхода в свет знаменитой повести Ивана Сергеевича Тургенева "Муму", ему поступало немало предложений от издателей написать сиквел повести. Читателей интересовало: что стало с героями, после трагического инцидента с убийством собачки. Как сложилась её судьба? Что стало с Герасимом? Тургенев невнятно отнекивался: То, мол, дел много, то денег нет, то нога болит с похмелья, то - в карты проигрался Достоевскому…
Но, оказывается, он, запершись на чердаке, впотай писал продолжение этой повести.
И вот, как-то раз, разбирая, по обыкновению, хлам на чердаке особняка на Остоженке в доме 37/7, (это бывший особняк Варвары Петровны Тургеневой, матушки Ивана Сергеевича Тургенева) я обнаружил среди ветхой хозяйственной утвари: изломанных корзин, худых сапог, склянок, дохлых крыс, черепов, пыльных рогож, столового серебра, колотых крынок, гипсовых бюстов, старинных картин, прялок, серый, щегольской шушун, в коих в старину приказчики ходили на ярмарку, пусть старый, нехай – облеванный, но еще вполне пригодный для ношения.
Он сразу глянулся мине. Встряхнув наряд, я наскоро примерил его. Он пришелся мне в пору, и я, не долго сумняшеся, забрал его с собой. Дома я еще раз примерил его уже внимательнее, перед зерцалом, и вдруг нащупал в кармане что-то объемное. И вытащил из недр шушуна скрученные в свиток, исписанные аккуратным, мелким почерком листки грубой, оберточной бумаги. Что это? Нет! О! Боги! Это был тот самый, легендарный, черновик сиквела Ивана Тургенева, повести «Муму», который так долго искали по чердакам Герцен, Сытин, Ленин и Белинский!!!!! Можетъ быть, это естъ - фалшивка? Судить тебье, читателъ.
МУ-МУ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
(И.С. Тургенев)
Как всегда, по весне, старик Мазай собирался по зайцы. В этом болотистом низменном крае весной всегда случался сильный паводок, и все зайцы оказывались отрезанными от «большой земли». Деду Мазаю оставалось только подбирать их с островков в свою лодку.
Весна, почитай, весь год кормила Мазая и всю его многочисленную родню. Зять бил зайца в сарае до смерти, ошкуривал и долбил шкурки, сноха шила из них шапки, шурин заготавливал зайчатину, солил, вялил, коптил, и даже делал из них чучела, сбывал их на Новгородском рынке, в Самаре. Жена пекла пирожки с зайчатиной и продавала их в губернском центре.
- Шапку надень, шалопай! Не мальчишка уж! – ворчала Мазаиха беззлобно, скорее, с затаенной гордостью и похотью, провожая кормильца на промысел. Дет Мазай взял три холщовых мешка (зайцев он привозил мешками) и, перекрестившись, сел в лодку-плоскодонку.
Паводок в этом году случился на загляденье: вода дошла почти до самого дома Мазая. Надо было успеть свезти в сарай зайцев до того, как вода полностью поглотит многочисленные островки. В прошлом годе Мазаю пришлось вылавливать уже утонувших, дохлых зайцев. Такие шли только на продажу, в семье дохлятину не ели.
Дед Мазай греб сильными гребками к небольшому островку, на котором настороженно сидели перепуганные зверушки. Дед вдруг вспомнил, как два года назад он снял с островка необычного зайку: коричневого, с огромными, круглыми ушами, с большими глазами. Он не стал его убивать, а отдал деревенской ребятне. Они окрестили зверька Чебурашкой, да так и не убили. Он потом от них в конце концов сбежал. Его потом деверь видел по синематографу, в Москве.
Вода уже затопила большую часть зайцев. Крайние стояли по колено в воде, по самые "не могу", и громко и хрипло кашляли, сплевывая мокроту в мутные воды.
- Ну, косые, - весело гаркнул дед Мазай, причалив к островку, - прыгай в лодку по одному!
Зайцы настороженно смотрели на Мазая, все еще не веря в свое счастливое спасение, и не решались прыгать. Первыми прыгнули крайние. Им надоело испытывать судьбу. Да и ноги озябли. Следом за ними стали прыгать остальные.
- Нелегальные мигранты, едрить вашу мать! – хохотнул дед Мазай. – добродушно похлопывая крупную дородную зайчиху по круглой заднице. Зайчиха смущенно отстранилась, но не очень далеко. Когда островок опустел, Мазай увидел возле березки дрожащего мокрого ушастого щенка с обрывком веревки на шее. Тот стучал от холода зубами и растирал себя лапками, пытаясь согреться.
- А ты откуда взялся? – удивился Мазай, - а ну-ка подь, сюда, шельма! Шапкой теперь будешь! Ха-ха-ха!
Щенок смотрел на Мазая с недоверием и подозрением. Деду пришлось самому сойти на остров и взять упирающегося щенка в лодку. Щенок-таки умудрился укусить деда Мазая за пальчик. Но дед Мазай не стал его убивать. Что-то остановило его. Жалость, наверное….
Причалив в берегу, обождав, пока зайцы выпрыгнут на брег, дед Мазай легенько шлепнул щенка по костлявому заду, и гаркнул во всю мощь своей луженой, стариковской глотки:
- Беги, несмышленыш! И боле мне не попадайси!
****
Герасим валко возвращался с охоты весьма довольный собой: сегодня он бил белку в глаз, да так удачно, что белка от удивления померла. Он и глухаря бил в глаз. Всех, кого не встречал Герасим – всех бил в глаз, и выпь бил, и каплуна бил, стерха бил, уряднику Криштиану Моисеевичу тоже изрядно досталось в глаз, да и соседа своего Архипа Соломоныча бивал в глаз частенько, и только маленького любопытного сурка-сурбагана, выскочившего из своей норки взглянуть: что за шум, ударил в не в глаз, а в пах.
- Любопытной Варваре, на базаре нос оторвали, - лукаво улыбался Герасим, втискивая скорчившегося от боли сурка в переметную суму. Полный перемет разной одноглазой дичи нес Герасим домой.
После отмены крепостного права крестьянской реформой 1861 года, Герасим стал свободным охотником. С барыней он расстался полюбовно, без скандала, хотя неприятный осадок остался.
В последнее время Герасим уже не отрабатывал барщину старинную, а играл пантомиму в крепостном театре. Слава о его игре вышла за пределы поместья, волости, губернии. Сам князь Юсупов хотел выкупить его у барыни для своего театра в Архангельском, да реформа помешала.
- Феодалы чертовы! – с досадой думал Герасим, - Эх! Сколько лет тупого, бессмысленного подчинения административной и судебной власти! А Юрьев день! Это же беспредел! Будь проклято Соборное уложение 1649 года!
Вдруг чуткий слух Герасима уловил частое, зловонное и возбужденное дыхание за спиной. Оглянувшись, он оторопел, и застыл как соляной столб. Волосы на голове встали дыбом, штаны в одночасье стали мокрыми.
- Ты? – спросил он дрожащими руками. – Разве… Разве ты не утонула? Как ты меня нашла???
Возле березы стоял сучка породы бульмастиф, размером с новорожденного теленка, с огрызком веревки на шее и смотрела на Герасима, взглядом, преисполненным лютой ненависти. Большой знаток и любитель собак, Герасим навскидку оценил породистость экземпляра, его экстерьер, гладкую шерсть, крепкие лапы.
- Узнал, кабель вонючий? – ухмыльнулась собака одними глазами.
- Но, постой, ты же… Я не верю своим глазам! – Герасим растерянно размахивал руками, не веря очам своим.
- Скажи мне только, скотина – за что? – Му-му (а это, как вы догадались была она!!!!) подалась вперед.
Герасим смущенно, отступил на всякий случай на десять шагов назад, стал одергивать зачем-то армяк, поправлять ермолку, дергать себя за нос, за ухо, за уд, теребить переметную суму, мошонку.
- Отвечай же, мразь! – говорили собачьи глаза. Му-му оскалилась, обнажив острые желтые клыки.
- Ситуация с стране тогда была такая. Отчаяние, безысходность, жестокость крепостного права… - невнятно и вяло ответил Герасим левою рукою.
- При чем тут крепостное право? – в отчаянии гавкнула Му-му, - Эх! Герасим! Тварь ты бессловесная и бессовестная! А я, дура, верила тебе! Я любила тебя! – она в волнении сорвалась на визг. В этом визге Герасим услышал кроме отчаяния и скрытую угрозу.
- Я тоже любил тебя…
(флэшбек)
Память Герасима принесла на легких крыльях облака воспоминаний картинки счастливых солнечных дней, когда они с Му-му весело бегали вперегонки по роще, валялись в стогу сена, нарочно боролись в свежескошенной траве, купались в пруду, дурачились, как дети. О том, чтобы топить кого-либо не было о речи. Казалось, счастью их не будет конца. Герасим и сам плохо понимал себя тогдашнего. Что-то перемкнуло его тогда, на измену попал он в тот день. Не надо было енту траву курить… Но с табаком у крепостных было туго….
- Молись, Герасим! – мрачно зарычала Му-му.
- Отче наш… - начал, было, Герасим, но опомнился, и пылко воскликнул обеими руками, - Подожди, Му-му! Зачем тебе сегодня лишние жертвы? Что тебе это даст? Прошло так много времени! Я стал другим! Я теперь промышляю охотой, бью белку в глаз! – пытался оттянуть время Герасим. – Вот – полный перемет! Хочешь – забирай все! Тут и перепел есть и каплун и даже сурок. Все свежее, сегодняшнее…
Му-му жестоко рассмеялась.
- Чмо вонючее! Псина жалкая! А когда ты меня, кабель обоссанный, беспомощного щенка, бросал в воду с камнем на шее, ты думал о том, что лишаешь меня жизни, которую дал мне не ты, но Бог! А я ведь жалобно визжала, лизала тебе руки…. За все, слышишь, за все в этой жизни, Герасим придется отвечать! Поэтому я вначале откушу тебе уд! Медленно! Наблюдая за твоими мучениями! Месть, Герасим, это сладкое блюдо! А Зло, Герасим, понятие не относительное, но абсолютное!
- Я не согласен! – воскликнул двумя руками Герасим, - Абсолютных понятий в этике нет! Во многих культурах существуют ритуальные убийства. В жертву Богу убивают ягнят, баранов, и даже людей! Это считаются добродетелью перед Создателем!
- Это не твои мысли, приятель! Гегеля начитался, Джорджа Фрезера, да Хайдеггера. Эту доктрину, Герасим, придумали люди, для оправдания своей жестокости!
- Да, но в природе тоже есть жестокость! Сильный съедает слабого. Волки едят зайцев, зайцы едят березу, люди курят траву… Сильные остаются, чтобы родить здорового. Это естественный отбор! Таким образом природа избавляется от балласта. Это закон природы, способ существования жизни!!! – в отчаянии заломил руки Герасим, в последней попытке спасти свою жизнь.
- Правильно, согласилась Му-му, - Вот как раз я тебя сейчас и съем, в подтверждение твоего тезиса! Через силу! Преодолевая отвращение! Подонки, предатели, воры, политики и догхантеры редко бывают вкусными! Ха-ха-ха-ха!
В последние минуты своей жизни Герасим по привычке пытался попасть гогочущей, хохочущей собаке Му-му в глаз, но промахнулся….