По затопленным дорожкам (отражения неба, мертвые травы сквозь воду) я иду к дальнему краю парка. Люди не ходят сюда, здесь нет ни каруселей, ни ларьков с едой. Грязный мартовский снег и спящие деревья не кружат и не кормят, погруженные в свою жизнь и смерть.
Я несу чашку со своей кровью (простую белую чашку) к белой статуе с безмятежно-блаженным лицом и закутанным в покрывало телом. Я выливаю кровь к подножию ее пьедестала. Она впитается в землю, и корни статуи выпьют ее. Я жду, надо подождать, это произойдет не сразу.
…Моя кровь приливает к ее щекам, ее взгляд оживает. Глядя на меня она произносит какое-то слово. Я не понимаю его, но что-то во мне понимает. Я пришла к ней за этим словом и унесу его в себе, оно будет расти сквозь меня, как невидимое дерево, его ветви дорастут до облаков, и надо мной прольется невидимый дождь, звучащий отзвуками того слова, и я постепенно растворюсь в дожде, чтобы питать корни дерева.