Франсуа Виньон (1 апреля 1431-19 апреля 1432)
Его жизненный путь-сплошной триллер. Убийца, хоть и по случайности. Вор в силу сложившихся обстоятельств. Тюрьма, еще тюрьма. И даже приговор – повешение. Нищета, воровство, скитания. Его личность – яркий образец биполярности: грабитель и интеллектуал, еретик и добрый христианин, поэт смерти и певец жизни.
— Франсуа, чему не рад,
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Не ставлю целью говорить о поэтическом даре и анализе его стихов, хотя, признаюсь, во время учебы эта была моя фишка. Скорее, задача – посмотреть на поэзию одного из любимейших поэтов через призму его личности. И ключевым словом, которое является маркером его образа, как мне видится, является дерзость. Дерзость тем и хороша, что в ней нет фальши и наигранной святости.
Вспоминается диалог из «Звездных войн».
— Вы заплатите за свою дерзость!
— «Дерзость»? Мы — пираты. Мы даже не знаем, что это значит.
Задумывался кто-либо, что есть дерзость. В русском языке существует около восьмидесяти синонимов к этому слову. С одной стороны это отвага, мужественность, бесстрашие, геройство и т.д., с другой – нахальство, хамство, чванство. Мне больше нравится нейтральное – кураж.
Избежать повешения, когда уже был вынесен приговор – так фортуна поворачивается только к дерзким. На эту тему в психологии есть основательнее исследования, которые подтверждают эту мысль. Приведу пример из оного: «Ветераны США Второй мировой и Вьетнама, Ирака, и российские ветераны войн в Афганистане и Чечне - все сходятся в одном мнении: если во взводе или в роте оказывался хоть один такой психопат (читай дерзкий, человек в кураже) - значит подразделение выживало. Если его не было - подразделение погибало. Такой психопат решал почти всегда боевую задачу всего подразделения. Например, один из ветеранов американской высадки во Франции рассказал, что один-единственный солдат решил весь успех боя: пока все прятались в укрытии на побережье, он забрался к доту фашистов, выпустил в его амбразуру рожок автомата, а потом забросал его гранатами, убив там всех. Затем перебежал ко второму доту, где, боясь смерти, ему - ОДНОМУ! - сдались все тридцать немецких солдат дота. Потом взял в одиночку третий дот…» А с виду такие выглядят нормальными.
Подумать только. Нас разделяет с поэтом почти шестьсот лет. Но его читают, ценят и любят. Лично я - за некий сплав интеллекта, иронии и ерничества. И легкости слога. Как в языке оригинала, так и в переводах.
(Ремарка: мы же слушаем песни с удовольствием на иностранных языках, даже не понимая смысла. Поэзия ж не только то, что в рифму, это звукопись и ритм прежде всего).
От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя,
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне — страна моя родная.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышнее всех господ,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Я скуп и расточителен во всем,
Я жду и ничего не ожидаю,
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз — я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер — и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
И для меня презрение — почет,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр и засыпаю днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
И для меня полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
И сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее — час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Пер. И. Эребурга
В мире, когда большая часть потомков неандертальцев находится в перепрошитом пропагандой состоянии, дерзость уже то, когда ты не ходишь строем, а чуть в стороне.
PS! Ученые считают, что от неандертальцев мы унаследовали болезни: аллергию и шизофрению. Ну, что тут скажешь, кому как повезло. Надеюсь, мысль мою неглубокую, все усе поняли.