(картинка из сети)
Пусть часто жизнь –
Полынь, не мёд,
Но этот день перевернёт
Её, хоть чуть, наоборот:
Мы дружно к шутке повернёмся,
Слезу утрём и улыбнёмся!
Для начала несколько анекдотов от автора.
- Ты что – собрался помирать?
- В мои-то 100 лет?... Ты чё!
- Будем жить, хлопцы!
- В аду или в раю?
- После Фёклиного самогона – без разницы!
Пьяный очнулся в борделе. В голове шумит, тело ломит...
Оглянулся: кругом лежат голые тела в самых невероятных позах.
Решил, что по ошибке попал в морг, и возмутился: “До чего
милиция докатилась – пьяного от мёртвого не могут отличить! А
позы?... Не морг, а бордель какой-то!”
Русский еврей, русский украинец и русский приехали в Европу.
Из поезда вышли банкир, дворник и русский.
***
И, наконец, юмористический монолог “Развод” (типичный, в
общем-то, эпизод из жизни известного юмориста).
Сам я, уважаемые, по натуре сова, то есть люблю шутки...
или лёгкий матовый трёп, под кроватью, когда ищу шлепки
поутру. Женился серьёзно, без тени иронии, на овце: причёска у
неё была такая, как у обстриженного барана, чем и сразила.
Такое неординарное сочетание натур оказалось несмешным, в
основном, для соседей, иногда и для прохожих, проезжих и
пробегающих. Пробегающие оглядывались и не могли понять, что я
в ней нашёл, и чего она нашла возле меня. А возле меня,
почему-то, всегда плёлся обкусанный псина с отгрызенным
хвостом. Образина не гавкал, а только слюни пускал: давил,
гад, на жалось. Ну, это к слову.
Короче, женился я на лягушке, что выяснилось в первую
брачную. Таких холодных и ускользающих отродясь не трогался,
хотя браковался по третьему заходу! В принципе, если бы пошло,
как в сказке, и болотное существо спросонку предстало
прекрасной царевной со шкуркой под мышкой... А ежели шкурка
ещё бы дублёная, да и с молоденькой овцы!... А так, в общем,
похихикали, похныкали, слегка поголосили и стали жить...
И нажили всего столько!... Что теперь хоть смейся, хоть
лезь на гору Эверест, хоть утони в луже, азовской, хоть упади
с башни Эйфелевой. Что значит теперь? А при разводе! Да-да,
уважаемые, жили мы, как в сказке, не шутили, всё по-сурьёзному
и тута нате вам – приспичило нажитое делить. А оно, тварюка,
не делится по правде, по совести, по справедливости, и даже по
элементарной физике, в части высшей математики. Ну, ни как!
А когда не делится, значит, куда нужно обращаться?...
Правильно – к правосудию, то есть к разведению по праву. Можно
было и по леву, но сторона подозрительная, отдаёт пошлостью с
криминальным душком. У меня свояк доходился влево, что теперь
ходит кругами, замкнутыми: жена – любовница – тёща – камера
предварительного заключения, опять: жена, любовница и так
далее по кругу. А всё потому, что тёща, зараза, выслеживала и
закладывала мужика. Ну, это к слову.
Так что разводимся!
Судия попался кавказец: нос, лысина, глазищи и живот...
под столом, наверное, поскольку не видать с ходу. Протокол
пишет деваха с востока: губы ниткой, глазёнки вверх пошли,
бровей не видать, пальцы уже доламывают ручку – нервничает.
Стоим мы с моей лягушкой, отворачиваемся друг от друга и
всё пялимся на судию. Тот уткнулся в бумаги и сопит. Сначала
соп-соп, а потом со свистом. Поднял нос, понюхал атмосферу и
выдал:
- Чия дэза?
Я угодливо искривился и опередил свою:
- Французское, шариковое, не липкое, долгоиграющее, вонь
не создаёт...
Моя глянула на меня искоса, почти презрительно, и
перебила:
- И потеет, и воняет, и липнет, и пьёт по ночам!
- Дэзу? – уточнил судия.
- Да что угодно! Борщ хлебает прям из кастрюли! Изжога
его мучает, видите ли. Меньше бы анекдоты шутил, а поболе дело
работал.
Я обречённо сложил руки на интимном месте и плаксиво
глянул на судию:
- Вот так кажную ночь, день и даже сутки: ещё солнце где-
то, а она уже тут, пилит: дрынь-дрынь, дрынь-дрынь...
- Дарагой, - налёг судия животом на стол, - не нада
дрынь. Ты по тэми гавары, а то... – кивнул он носом в сторону
девахи, - сэкрэтар путает бумагу. Написает не там – пасажу! –
грозно поднял он кулак.
Я намёк оценил, и процесс разведения вклинился в своё
рутинное русло:
- Прытшча в чём? – выпятил на меня очи судия.
Я замялся, соображая:
- Да в разных местах вскакивает. А что это важно?... В
последнее время прыщик, гад, под языком повадился...
- Чё разводитесь? Причина? – гаркнув неожиданным басом,
прояснила секретар.
- А-а, - сообразил я, но моя впихнулась:
- Прыщик у него не под, а на... – и откровенно показала
очами на мои штаны, вернее часть, что ниже пояса.
Деваха прыснула на бумаги, вытерла слюни и тут же
умолкла, виновато косясь на судию. А тот хмыкнул:
- Размэр рол не играет. Это не притшча!
- Так у него, вообще, ничего не играет! - опять
возмутилась моя. – Радио включит – оно про Абрамовича. Телек
показывает один канал, с одной темой – бабуины в городе. Даже
брага у него месяцами не булькает!
- Стоп-стоп! – поднял руку судия. – Чача в мой
компитенций не ходит. Давай по с-сути.
Тут уже я взбеленился:
- Суть простая – у нас чувство юмора противоположное.
Поясняю. Я ей шутя говорю: ты бы мне ещё окрошку навела на
кобелином молоке! А она, вражина, суп ячневый на мою седую
выливает. Или: чё это половник у тебя гнутый поперёк? А она
разделочной доской бах по моей седой. На голове, гражданин
начальник, уже один колосок белеет!
Я подошёл к судие и стал по-бычьи вертеть перед его носом
тусклой плешиной: так, этак. Тот аргумент разглядел, или
сделал вид, и перешёл к следующему этапу:
- Дэлит будем, али как?
- Ещё как будем! – олягушилась моя, слегка позеленев и
округлив по-жабьи очи. На три четверти – ему половина...
четверти, а мне три по целой с хвостиком.
- Али не так! – загрохотал я возмущённо и стал
перечислять, что наживал с участием и без участия.
Моя периодически вклинивалась, горячилась, волновалась...
Судия слушал наши аргументы и наливался багрянцем.
Наконец, прорычал:
- Пилку вписивать в протокол?
Мы оба переглянулись и чуть замялись. Тут опять пробасила
секретар:
- Каким струментом пилить будем?
- В смысле, нажитое, - первым сообразил я и возразил. –
Не – будем рубать! Чтоб ей, - ткнул я пальцем в мою, глядя
горячо на деваху, - корешки, а мне уцелевшее сверху.
Моя криво ухмыльнулась, хихикая:
- Знать чердак с крысами – твой!
- Ты ещё и зверинец развела на дому! – уже заорал я и
повернулся к секретарше: - Отметьте в протоколе, что я всегда
был вегетарианцем и мясо ел тихо и не чавкал.
Моя опять фыркнула:
- То-то я приметила, вместо шоколадок стал... розы
дарить.
Она отвернулась, надув губки, а меня будто током
шибануло. А тут ещё судия стал выведывать про кровать...
трёхспалку!
- Это чего ещё за кроват такой, дарагие? В трёх спите?...
- Бывало и вчетвером... – потупив очи, поправляя платье,
скромно пояснила моя.
У судии брови понеслись к затылку, нос напрягся, а очи
похотливо замаслились. Деваха-секретар раскрыла рот и застыла,
неожиданно показывав крупные, как у лошади, зубы.
- Да, - прервал эротичную паузу я: - с моей стороны
свинка Пупсик, а с ейной – сучечка Борька. Маленькие такие,
прожорливые. Был в личной жизни момент – завели домашний, так
сказать, ручной нерогатый скот.
- Пришлось кровать расширять, в смысле, менять на
тройственную - уже спокойно, со скрытым достоинством
расставила точки моя, при этом мельком поглядывая в мою
сторону.
Я ответил тем же мельком и успел разглядеть неожиданную
грусть в её карих глазах; такой знакомый носик с горбинкой;
волосы, плечи...
И на меня что-то нахлынуло, будто воспоминания, сладкие
такие, даже в глазах точки пошли, и зарябило. Глянул я на
надувшегося судию, жевавшего в тоске воротник; на секретаршу,
усиленно прочищающую горло газировкой и вдруг понял всю
нелепость ситуации. “Надо же втюхаться в такую грязюку -
развод! Да гори он пропадом!”
Решительно развернулся, подошёл к своей и обнял её, тая,
от родных любимых запахов...
На том наш развод и кончился. Живём далее, вместе со всем
нажитым. Главное счастливо! И, конечно же, не без юмора...
Приглашаю читателей посмеяться, почитав рассказики анекдотические ещё
и в таких циклах: "О мифах", "О чиновнике Непущате", "Американцы провели исследования...",
"Поучительные истории", "Удивительная страна".
01.04.2024 года.