Порывистый ветер с Камы будоражил кроны деревьев в небольшом лесу на взгорье. Если для ветра это была просто игра, то ветви шелестели с негодованием. Они раскачивались, сгибались и с сожалением расставались с разноцветными листьями, которые, не успев коснуться земли, взмывали к небу и, подхваченные вихрем, летели к воде, устилая берег яркими пятнами. Река возмущённо билась белыми вспененными барашками о деревянные борта шести речных судов, пришедших из Твери в Осу. По низкому небу расползалась брюхатая чёрная туча, готовая в любой момент разродиться потоками затяжного осеннего ливня. Несмотря на это, собравшиеся на берегу зеваки расходиться не собирались.
Городку, расположенному на торговом пути, часто приходилось принимать вояжёров на постой, но прибытие пятисот человек на шести кораблях стало настоящей сенсацией. Во Вторую Камчатскую экспедицию многие офицеры взяли с собой жён и детей. Недооценивая суровости и трудностей предстоящего пути, они относились к походу как к обычному путешествию. Дамы, в туалетах кружевных и ловкие в танцах, надеялись на праздность и балы, машкерады и фейерверки, и никто из них даже вообразить не мог, сколько хлопот они доставят и воеводе Осинскому, и командору, которым предстояло расквартировать такую уйму людей.
Анна жила ожиданиями. Она ждала Беринга с Северной войны, она ждала его из шведского плена, она тосковала долгие пять лет, пока муж исполнял указы императора в Первой Камчатской.
«Ну сколько можно? — думала она. — Это для всех я жена командора! Но, ведь, помимо сего я просто женщина, мечтающая о семье, осёдлости и безмятежности. И хотя тепла в моём сердце хватит на век, я хочу любить его, когда он подле меня, а не вспоминать в слезах объятия его нежных рук и божественное прикосновение губ. Я хочу чувствовать его, дышать им и наслаждаться каждым мгновением, когда он со мной. И не засыпать в тоске, думая лишь о том, чтобы Всевышний уберёг его и с ним ничего не случилось. Решено! В эту экспедицию я еду с ним, и завтра же об этом ему сообщу. А в дороге уговорю его подать рапорт об отставке. Ну сколько можно так жить?»
Услышав просьбу Анны и зная её настойчивость, Беринг решил не перечить.
— Конечно, дорогая Анхен! — улыбнулся он. — Надеюсь, ты осознаёшь всю рискованность принятого тобой решения. Дети совсем малы...
— Да. Я всё обдумала, Витус. Антона и Анну мы возьмём с собой, а Йонаса и Томаса надо определить на учёбу в Ревель. Надеюсь, ваш друг, профессор гимназии, поможет нам в этом. Да и жена его не откажет в любезности и присмотрит за мальчиками, — ответила Анна и вышла из кабинета мужа.
Беринг достал готовальню и склонился над картой. Но мысли в этот момент были о другом.
«Ну коли хочет, пусть едет, — подумал он. — Всё равно с первой оказией найду повод и отправлю домой».
Грозная туча, вопреки ожиданиям, едва смочила землю мелким дождём и, гонимая ветром, скрылась за лесом.
Анна стояла на берегу и смотрела, как солдаты, лавируя на сходнях, разгружают багаж. Командор находился на носу судна. К нему подходили офицеры, что-то спрашивали. Беринг отвечал им, размахивал руками и давал указания.
Анна улыбнулась
«Мой милый Беринг, — подумала она. — Мой любимый Беринг. Как всегда, при деле. Столько людей рядом, но только он должен управлять этой суетой. Не может без этого. Совсем не бережётся, всё сам и только сам. Боже! Как же я хочу, чтобы ты всегда был рядом. Мой самый добрый, самый заботливый и надёжный».
Семья Берингов поселилась в остроге на высоком берегу речки Осы в отдельном доме, построенном для приёма высоких гостей.
Потянулись безликие дни ожидания зимней дороги, но Анна была счастлива — Витус был рядом.
Беринг погряз в рутине. Порой Анне казалось, что делами занимается он один, взвалив на себя всё: и переписку с уральскими заводами Екатеринбурга, и пригляд за изготовлением саней для дороги в Тобольск, и даже продажу судов, на которых экспедиция прибыла в Осу. Да и постоянные отчёты в столицу отнимали массу времени. Анна ждала удобного момента, чтобы затеять с мужем разговор об отставке, прекрасно понимая, что чем больше он устаёт, тем быстрее появится желание бросить всё и наслаждаться домашним уютом.
Нужный момент подвернулся внезапно.
Анна наблюдала, как Беринг разбирает почту. В последнее время она частенько бывала в его кабинете: усаживалась в деревянное кресло с войлочным сиденьем, у резного шкафа, и молча смотрела, как он работает. Анна словно восполняла те минуты, когда Витуса не было рядом, ловила каждое движение и старалась запомнить, чтобы потом, если, не дай бог, муж опять уйдёт в поход, перебирать в памяти эти счастливые моменты, когда они были вместе.
Беринг прочитал очередное письмо и, не выпуская его из рук, сказал:
— Анхен — это из Хорсенса. Закончилось всё юридическое крючкотворство по родительскому наследству. Моя часть невелика, но всё же она есть. Мне остаётся только подписать бумаги.
— И что, Витус? — удивилась Анна.
— Анхен, дорогая, я думаю, а зачем нам это наследство? Я на службе государевой и на довольствии. Может, отказаться и передать его тому, кому оно нужнее?
— Что? — тихо спросила Анна, и поднялась с кресла. — Витус, я знаю, что вы любите меня, но я хочу, чтобы вы и услышали меня. Вы говорите — наследство. Значит, мы можем купить поместье и жить, как живут счастливые люди? Да, я жена моряка и научилась ждать. Научилась, но устала! Очень устала. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Всегда, а не только в мыслях моих и воспоминаниях.
Анна подошла к Берингу, встала за его спиной и положила руки на плечи.
— Витус! — продолжила она. — Беру на себя смелость спросить: неужто вам не хочется иметь подле себя меня и детей? Не устали вы ещё от вечных скитаний? Неужели холодные ветра вам дороже семейного тепла? Я не верю, что каюта корабля милее уютного дома. Витус, мы много говорили об этом. Может, пришла пора подумать и о себе, и обо мне, и подать рапорт. Пока ещё есть время. Вы и так много сделали к государственной пользе, и Россия, где бы вы ни были, в дороге или дома, о вас никогда не забудет. А вот я… Каждый раз, когда вас нет, я хватаюсь за тончайшую соломинку памяти, чтобы не забыть черты лица вашего, ваши глаза и ваш голос.
Анна обошла стол, встала перед Берингом и поклонилась.
— Простите, мин херц, — тихо произнесла она, повернулась и, высоко подняв голову, направилась к двери.
Беринг, заложив руки за спину, ходил из угла в угол. Его тяжёлый, чеканный шаг наполнял кабинет глухими ударами.
«А может, Анхен права? — подумал командор. — Я и сам думал об этом. Может, действительно пора на покой? Если уж писать рапорт, то только сейчас, пока не вышли в море. Ладно, за ночь решу. А сейчас пора за отчёты».
Ранним утром Беринг зашёл в кабинет. Он сел за стол, достал лист льняной европейской бумаги, которую использовал для писем особой важности. Придирчиво осмотрел остриё пера, недовольно качнул головой и отточил его маленьким ножом с ручкой из слоновой кости. Макнул перо в чернильницу и вывел первые строчки:
«В Адмиралтейств-коллегию. Рапорт».
Дальше он написать не успел: в кабинет без стука вошла Анна. Командор удивлённо поднял глаза и, увидев слёзы на лице жены, нахмурился, встал из-за стола и подошёл к ней.
— Что случилось, Анхен? — спросил он.
Анна обхватила его за шею.
— Простите, мин херц, простите! — быстро заговорила она. — Вчера я была неправа. Я думала только о себе. Сегодня ночью мне не спалось. Я поняла всё. Я люблю вас, Витус! Люблю безмерно и когда вы рядом, и когда вы в отлучке. И чем больше тоска по вам, тем сильнее любовь моя. Может, это покажется странным, но именно ожидание даёт мне силы. Ваша жизнь — это море, и другой жизни у вас быть не может. И забрать её у вас я не вправе. Идите вперёд, мой командор, а я по возможности буду рядом, а ежели нет, то буду просто ждать.
Беринг обнял Анну и прошептал:
— Всё хорошо, дорогая, всё хорошо.
На следующий день бургомистру датского города Хорсенс было отправлено письмо, в котором Беринг написал, что отказывается от наследства и просит передать его нуждающимся жителям города, в котором он родился. А ещё через несколько дней Вторая Камчатская экспедиция под руководством Витуса Беринга вышла из Осы в Тобольск.