Название нашего села многие годы вызывает интерес у местных жителей. Кто-то считает, что слово Кошкуль переводится на русский язык, как «птичье озеро». Другие придерживаются другой точки зрения: возможно, название означает «между двух озёр». Но все сходятся в одном мнении: Кошкуль – название тюркское, оставшееся от монголо-татарских становищ со времён Золотой Орды.
Кошкульский совхоз* был основан в 1929 году. История села начинает свой путь со строительства и вхождения его в качестве подразделения одного из самых первых колхозов в районе – Георгиевского.
В это время здесь почти уже закончилась коллективизация. Тогда же начали создавать советские хозяйства – совхозы, которые занимались производством и переработкой молока. Состояли они из нескольких отделений.
5 апреля 1932 года Новый Кошкуль ( в то время он еще не носил этого названия) стал центральной усадьбой нового совхоза «Кошкульский», после многочисленных реформирований в него вошли деревни Бугровая, Покровка, Старый Кошкуль, сёла Старый и Новый Конкуль, посёлок Первомайский. Некоторые из селений имели свои исконные названия, часть новых получили имена гораздо позднее, а до этого просто назывались фермами и имели только цифровое обозначение.
Наш отец, Горин Игнатий Семёнович, приехал туда в начале тридцатых годов. Строили животноводческие фермы, бараки, в которых потом и жили, контору, почту, школу. Строили свою новую трудную жизнь. Верили в будущее.
Трудно жилось двум мужичкам – большому и маленькому – в эти годы. Школу в совхозе ещё не построили, и пятикласснику Косте пришлось учиться в Тюкалинске, близлежащем к Кошкульскому совхозу небольшом городке, за шестнадцать километров от дома. Отец целыми днями работал на стройке, а сын жил и учился без взрослого пригляда, без присмотра – сам по себе. Порой и похулиганить с друзьями был не прочь. Возраст такой, – в тринадцать лет уже самостоятельность из тебя так и выпирает, так и стремится показать себя во всей своей, пока еще не признанной людским окружением, взрослости.
Был в Тюкалинске в это время небольшой духовой оркестр. Как привязанный, ходил за ним пятиклассник Костя Горин, зачарованный музыкой, выразительными, блестящими звуками трубы. Поражал мальчишку её насыщенный тембр, придававший звучанию оркестра величественность и патетичность. Оркестр создавал в воображении ребенка героические, мужественные образы, но умел звучать очень тихо и мягко, а порой удивительно мощно. Музыканты заметили парнишку, познакомились, попросили спеть что-нибудь: « Да у тебя парень, не только голос, но и слух хороший!» Пригрели и научили играть едва ли не на всех инструментах. Так Костя стал музыкантом.
Учёба в школе, что называется, прошла побоку. В свой шестой класс он ходил время от времени, потому что весьма занят был то на поминках, то на свадьбах, то на каких-то праздниках, и это дело нравилось ему гораздо больше, чем школьная тягомотина. У него для всех уроков существовала одна-единственная толстенькая тетрадка, которую он таскал с собой за голенищем. Учебников же у него не было: ведь их в голенище не засунешь!
Вряд ли отец знал о его приверженности к городскому духовому оркестру, из-за чего, пропуская больше половины учебы в школе, Костя, наконец, понял, что ему уже не наверстать упущенного.
Однажды, придя на урок математики, он вдруг увидел, что учительница пишет на доске «a+b». Это очень смутило Костю: «Я думал, что пришёл на урок математики, а тут, оказывается, русский язык!». Явился мальчишка домой и заявил отцу, что в школе он уже ничего не понимает, что он сильно отстал от одноклассников, что дальше учиться он просто не сможет. Тогда и сказал ему отец: «Надо нам с тобой, Котя, хозяйку в дом вести. Вдвоем мы с тобой, пожалуй, дальше не справимся».
Искать жену Игнатий поехал в свою деревню. Выбирать долго не пришлось. Многочисленные родственники уже знали, какая жена ему нужна. Мой папа дружил со всеми сестрами и братьями, которые родились у его родной мамы после того, как она отдала Игнашу в чужую зажиточную семью и смогла выйти замуж. Одна из сестер была замужем за Рассказовым из деревни Челноково. А у того самая младшая сестра три года назад из ссылки сбежала с Урала, как и Горин. Так что две сбежавшие одинокие души должны были обрести друг друга.
Сватовство было коротким. Моя мама уже знала, что сегодня придет вдовец на смотрины. Знала, что у него два сына: первый уже взрослый, а второй живет с ним. Папа тоже знал, что новоявленная невеста – вдова, похоронившая своего мужа там, в далеком спецпоселении. Знали оба, что разница в возрасте у них – ровно десять лет. Папе было уже 40, маме – 30. И оба, едва взглянув друг на друга, враз подумали почти одно и то же.
Через порог переступил довольно красивый черноволосый и кареглазый мужчина среднего роста. Пред ним предстала очень привлекательная, невысокая сероглазая с чуть вздернутым носиком худенькая девушка.
– Погляди-ка какая! Да она за меня и не пойдет, – подумал жених.
– Боже, какой красивый, статный! Да он меня и не возьмет! – подумала невеста.
Чем занимался конкретно в те годы отец, нам не рассказывали. Возможно, уже тогда был бригадиром молочно-товарной фермы в центре совхоза, – в моих самых ранних воспоминаниях я ездила с ним на бричке, запряженной двумя быками и нагруженной бидонами с молоком. Хотя я родилась после войны, но вполне допускаю, что и до неё он мог исполнять эти обязанности. В то же время можно предположить, что был он строителем, поскольку, прежде всего, надо было построить село со всей его необходимой структурой.
Мама занималась немудреным хозяйством, рожала детей, спасала их, как могла, от многочисленных детских болезней и хоронила одного за другим. Сельскую больницу и амбулаторию построили уже в послевоенное время, а пока медицинской помощи особо ждать было неоткуда, фельдшеры жили и работали за десятки километров от нового поселения. Доехать до них с больным ребенком чаще всего было невозможно из-за того, что просто не на чем.
Помню, как мама рассказывала о похоронах очередной дочки, когда на кладбище она попросила папу поставить её гробик в ту же могилку, в которой похоронена сестренка. Едва в выкопанной яме обозначился бок ранее захороненного гробика, мама стала умолять папу открыть его, чтобы еще раз, последний, посмотреть на дочку: «Покажи мне Ниночку, покажи!» – и только когда просьба перешла в истерику, папа открыл гроб. Тлен еще почти не затронул ребенка, мама гладила детское личико, пока не потеряла сознание.
Мама с папой похоронили шестерых детей.
На снимке: Барак в Кошкульском совхозе.В таких бараках новокошкульцы обитали по десятку лет. Фото 1954 года.
*Историческая справка. Место выбрали крайне неудачное, болотистое, с небольшими возвышениями, где и притулились первые постройки. Все удобные места здесь в то время были собственностью колхоза имени Ворошилова с центром в деревне Кошкуль. Селу досталось то, что осталось. Бытует в народе молва, что проезжал в этих местах уполномоченный из района, который ведал организацией отделений совхоза, да и вывалился, будучи под хмельком, из кошевки в этих местах. Так и «выбрали» место для деревни. Ну, как бы то ни было, основали село, а 5 апреля 1932 года стало оно центром нового совхоза – «Кошкульский» и, несмотря на неудобье, стало шириться и расти. Поехали сюда «беглые» колхозники из соседних деревень: Кумыры, Кабырдака, Приозерки, Островной т.к. совхозные рабочие и паспорта, и зарплату в денежном выражении имели, и относительную свободу, направленцы, вольнонаёмные. (Взята с сайта Кошкульского совхоза).