Николай Панченко. К 100-летию со дня рождения

Ольга Постникова 1
     9 апреля этого года исполняется 100 лет со дня рождения поэта Николая Васильевича Панченко. Это событие  в Москве отмечается как вечер его памяти в Центральном доме литераторов 9.04.2024  с участием его родных, друзей, учеников, писателей и читателей. Начало в 18 ч.30 м. (Малый зал, вход свободный).

     Биография поэта, изложенная в помещенной ниже моей статье, написана еще при жизни Николая Васильевича. Не все его ученики от поэзии дожили до празднования юбилея этого поэта и мыслителя, большого, сильного  и красивого  человека, воплотившего в себе  лучшие  человеческие черты  своей  эпохи.
     Стихи и проза Панченко есть в Интернете, а здесь, вместе со своей статьей о нем, я помещаю несколько его военных стихотворений.
                Ольга Постникова


    
       ПАНЧЕНКО  НИКОЛАЙ  ВАСИЛЬЕВИЧ  (09.04.1924, Калуга) - поэт, переводчик, прозаик, публицист. Мать - Софья Стефановна Скурковская.  Отец, Василий  Васильевич  Панченко- преподаватель математики, потомственный военный, офицер в Первую мировую войну.  Семья П. - выходцы из Варшавы.
 
     На формирование мироощущения будущего поэта оказали влияние традиционно-гармоническое семейное и школьное воспитание (обучение пению, живописи, игре на скрипке), общая культурная обстановка жизни Калуги предвоенного времени (в т.ч. интеллигенция  высокой образованности), а также близость к  русской природе. Стихи П. начал сочинять с 8 лет, что поощрялось школьными учителями.

Первая публикация - в 1938 в местной калужской газете.

В 1942 - 45 Н.П.  был на фронте - рядовым в пехоте, затем  ст. сержантом  авиации, дважды контужен.  На передовой вступил  в партию. Стихи печатались в армейских  газетах .
После войны жил в Калуге, работал гл. редактором обл. газеты “Молодой ленинец”, был рабочим на  з-де электрооборудования. Важными событиями в жизни поэта явились доклад Хрущева на ХХ съезде партии,  а также участие  в III-м совещании молодых литераторов и одобрение его поэзии  И. Сельвинским. Стихи публиковались в газетах и журналах («Молодая гвардия», «Лит. Газ.», «Юность»).  П. искренне откликнулся на  демократические начинания  “оттепели”, организовав в Калуге  лит.объединение и клуб “Факел”, хотя  неоднократно получал партийные взыскания за свои инициативы.

В 1958 в Москве издан первый сб. поэта “Теплынь”, однако, военные и интернациональные стихи П. подверглись осуждению    в газ. “Правда” (23 авг. 1959). После выхода  сб. “ Лирическое наступление”(Калуга,1960 ) в 1961 принят в С П  и стал  редактором  Областного Калужского изд-ва. Н.П. был  инициатором,  издателем и соредактором раскритикованного за либерализм альм. “Тарусские страницы” (Калуга, 1961), после чего подвергся идеологической травле.

С 1961 г. живет в Москве . Работал в “Комсомольской правде”. Учился на Высших лит. курсах при СП.  Женат на В.В.Шкловской, был жизненно связан  с В.Б. Шкловским, Б. Окуджавой, Н. Бялосинской. Огромного масштаба  духовным событием стало для поэта знакомство с Н.Я. Мандельштам, дружба с которой продолжалась до конца ее жизни. Круг  творческих  связей  П. определяется именами А. Ахматовой, Б. Балтера, Н. Глазкова, М. Дудина, Ю. Казакова, отца Александра Меня, С.Наровчатова, К. Паустовского, Б. Слуцкого, А. Цветаевой.

Выход сб.“ Обелиски в лесу” (М,1963) и  публикация  “Баллады о расстрелянном сердце” (журн. “Звезда Востока”, 1967, № 3, С. 77-79)  выявили гражданское кредо писателя, отмеченное  неприятием официальной лжи и антивоенным пафосом. За подписание в 1965 коллективного письма в защиту А. Синявского и Ю. Даниэля  поэт “попал в опалу”, поэзия его  до 1971 не публиковалась, и  в течение многих лет намеренно замалчивалась советской  критикой.

Н.П. переводил из армянской, грузинской, еврейской поэзии, много работал с литературной молодежью (лит. объединения, студия СП, “Лаборатория первой книги”).

С  сер. 60-х   П.  было создано несколько поэтических книг , изданы сб.“Зеленая книга”(М.,1971); “Уходит дерево”(М.,1976); “Остылый уголь”(М., 1981), “Белое диво”(М.,1985), но цензурные преграды в эпоху “застоя” не давали возможности печатать наиболее зрелые и острые его стихи. Довольно полно произведения Н.П. представлены в сб. “Стихи” (М.,1983) и “Избранное.  Стихотворения и поэмы” (М.,1988), однако, до “перестройки”  многие  произведения П., в т.ч. стихи, содержащие принципиальную критику системы, оставались неизвестными читателю или печатались со значительными искажениями.

. C 1987 П. широко печатает стихи и публицистику (альм. “День поэзии”, ж-лы «Новый мир», «Знамя», «Лит. газ.», «Огонек», «Дружба народов», «Звезда», «Октябрь»),  работает над  романом и рассказами, является составителем альм.”Тарусские страницы”, (1990. вып.2). Н.П.  стал   одним из основателей движения “Апрель” (“Писатели в поддержку перестройки”, 1987). Вышел из КПСС в 1990. Член  редколлегий альм.“Апрель”, ж. “День и ночь” (Красноярск) и др. Публикуются  интервью с ним («Вопросы литературы», 1994, вып.VI, С. 241-265) и проза П., изданы поэтические книги “Осенний шум“ (1990) и “Горячий след”(1994), куда вошли, впервые в авторской редакции, военные стихи, а также  лирика и поэмы более позднего времени.

Н.П. традиционно называют  поэтом военного поколения, “которому приходится говорить не только от себя, но и от имени сотен павших” (Иванова Т. Долг - стоять, но право – отойти// Сов. Россия, 16 мая 1986), доказавшим “в лучших традициях русской поэзии ... слиянность судеб личности и Родины”( Огнев В. Душа моего поколения// Юность. 1985. №5, С.103-104).

Произведения военных лет, а также многое из написанного  до 1961 г. - стихи  о “жуткой и героической обыденности” войны.   В  смысловом и художественно-психологическом контексте  литературы “фронтового” поколения поэзия П.  выделялась  отчаянным взысканием правды, предъявлением нравственного счета прежде всего самому себе. Он “как никто...силен в рассказе о том, что творилось в душе солдата, ... вынужденного быть беспощадным мстителем, но вопреки всему тянущегося к милосердию, свету ... любви” (С.Чупринин Николай Панченко: поэзия и правда // Панченко Н. Стихи., М. 1983, с.3-12).  В “Балладе о расстрелянном сердце” (1944)  П. открывал “с поразительной для молодого” автора “зрелостью, что убийство ... даже врага... в войне справедливой что-то сокрушает в душе человека”  (Постникова О. ”Любить и веровать сполна...”// Панченко Н. Избранное. М., 1988, с. 5-11): ”не свист свинца - в свой каждый выстрел / ты сердца вкладывал кусок./ Ты растерял его, солдат./ Ты расстрелял его, солдат”.

В  стихах этого периода отмечается “графически  выраженная тяга к полярности и окончательности нравственных вердиктов: “Не заслуга быть белым. /Не достоинство - русым. /Очень трудно быть смелым. /Очень просто быть трусом.“,  напряженная натуралистичность“ (Бек Т. Поэты и стихи почти всегда некстати// Лит. газ. 27 июля 1994, С.5): “Девчонку изнасиловала рота” ( стих. «Девчонка парикмахершей работала...”), “Литые бороды мочи” (стих. “Ах, красный! Ах, пятьсот веселый!”); порою в любовной теме проявляется сложность “любви-борьбы”. Образность и ритмика  текстов нередко  восходят к народным формам : “Одной рукой ласкала,/ Другой других искала,\ А третьей младенца баюкала./ Да в голос над лесом аукала.” (стих. “Знать, привидел я Троеручицу”).
 
Духовный максимализм, способность к этическому самоконтролю - неотъемлемые свойства всей поэзии П., которые с ранних лет  определялись семейными моральными устоями и христианскими идеалами, на каждом этапе  творчества по-особому осознаваемыми поэтом.
В 1965-1968   П. создает книгу лирики “Белый март”, отражающую неприятие автором господствующей идеологии и знаменующую новые духовные  постижения , которые  позднее одухотворили  и стихи книги “Вторая фуга”, до сих пор полностью не опубликованной : “Все ближе, все громче, все внятнее речи,/ И все - ожиданье конца./ Но нет среди нас Иоанна Предтечи/ И Сына во славе Отца... / …И брат, как тогда, отречется от брата,/ И будет блудница - чиста, / И будет все так же,/ где вера распята,/ Господь предстоять у креста.” (стих. “Пишу оттого, что собраться бы надо...”, 1971)

. В стихах 70-х Н.П. “одним из первых в нашей поэзии заговорил об ответственности человека перед природой ... Его лирика всегда... остается ... лирикой острого нравственного конфликта, чем объясняется диалогическая форма многих произведений ... Подобно А. Ахматовой, которую поэт считает одним из главных своих учителей, Николай Панченко явно брал уроки у русской психологической прозы XIX века. Его стихи о любви прочитываются ... как  развернутый  “лирический роман” (Чупринин).  По наблюдению Т. Бек, “отказавшись от форсированной четкости”, присущей стихам первых книг, Н.П. “отражает в своей поэзии тайные глубины ... духа”, теперь ему ближе “пред-молчание, ... мандельштамовский черновой шепот, ... мерцающая импровизация на ощупь ”.

  При анализе творчества поэта от начальных публикаций к итоговым книгам, видно, “как нарастает интеллектуальный потенциал “ поэзии Н.П., “как множатся и усложняются связи, соединяющие ее с общекультурным контекстом,  с духовными ... прозрениями великих умов прошлого и настоящего”. Философская лирика П.  с сер. 70-х - это размышление  над вопросами человеческого бытия, “о том, как... избавить людей от леденящей отчужденности и разобщенности”, это опыт “неустанного напряжения всех душевных сил, ... самопостижения, то есть одновременно и самосовершенствования личности.” (Чупринин).  Творчество 80-х представлено также страстными публицистическими стихотворениями.

От раннего периода  и стихов нач. 60-х  к  медитативной лирике 70-х и 80-х наблюдается усложнение ритмики и строфики произведений (лирич. поэма “К Делии”). С конца 70-х Н.П. демонстрирует выход  в “жанровое, интонационно-стилевое, тематическое и собственно версификационное “многополье “, где “патетика соседствует с гротеском, авторская самоирония корректирует и выверяет интимные лирические признания” (Чупринин). Поэт обращается  к крупным формам: поэмы-эссе  (“Триада”), философско- эпическая  поэма “Белое диво”и др. В поэтическом тексте порою синтезированы фольклорное, мифологическое, прозаическое начала. Художественные средства очень разнообразны, включая белый   стих, верлибр, сказовый стиль.


Соч.: Стихи, альм.”Тарусские страницы”, Калуга,1960, С. 137-141; Друг человечества: рассказ// Звезда Востока, 1966, №1, С.151-161; “Какой свободой мы располагали...”: послеслов. к кн. Н.Я. Мандельштам “Воспоминания”, М., 1989;  Сектант: из рассказа “Зона пустыни”//  Провинция-информ, Калуга,  24-30 марта 1992; Конец Федотова: рассказ// День и ночь. Красноярск. 1994, №5, С.61-64; стихи, альм.”Апрель”, 1997, №9, С.27-34, альм. “Стрелец”, 1997, №2 (80), “Мир Паустовского”, 1998, №13, С. 114-116, “Я сам расскажу”, “Российские вести. Литературные листки”, 22.01 1998, “Дружба народов”, 1998, №1, С. 4-7,
Лит.: (кроме упомянутого)  Авдонин А., Ларионов В. и др. Стран-ная история. ЛГ, 10 сент. 1959 , С.2; Жаданов Л. Связь времен, ЛГ , 19 сент.1961; Ковалевич Г. Литература и жизнь, 7 окт. 1960; Краткая литературная энциклопедия, 1968,т.5, С.584; Панченко О. Загореться этим пламенем, Литературная учеба, 1985, №3, С.153;   Левин Г. Один из нашего поколения, ЛГ , 30 нояб.1988; Бялосинская Н. “Войти в твое, вселенная, теченье”, Охота и охотничье хозяйство, 1989, №5; Поженян Г. Не бойся, если упрекнут... ЛГ, 8 апр.1990;  Славецкий В. Урок противоречья, Литературное обозрение, 1990,№8 , с. 56-58; Чупринин С. Рубеж (Взгляд на русскую поэзию конца 70-х - начала 80-х годов), Вопросы литературы ,1983, №5, С.108-150;  Ковальджи К. Николай Панченко: “Будет болью моей ваше сердце болеть...”, Литературные новости, 1994; Жуховицкий Л. Мои поэты, Книжное обозрение, №25, 20 июня 1995, С.13;  Аронов А. Из немоты, Московский комсомолец, 25 апр. 1996,С.7;  Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века, М.,1996, С.304; Ревич А. “Я не болезнь, я боль твоя, Россия...”, ЛГ , 12 марта 1997, Бирюков С. “Скликая дикие глаголы...”, альм.”Стрелец”, 1997, №1 (79), С.238-240


Лит.: (кроме упомянутого)  Авдонин А., Ларионов В. и др. Странная история. ЛГ, 10 сент. 1959 ,С.2; Жаданов Л. Связь времен, ЛГ , 19 сент.1961; Ковалевич Г. Литература и жизнь, 7 окт. 1960; Куняев С. В лирическом наступлении, Молодая гвардия, 1960, №11, С.230; Краткая литературная энциклопедия, 1968,т.5, С.584; Панченко О. Загореться этим пламенем, Литературная учеба, 1985,№3, С.153;  Бялосинская Н. “Войти в твое, вселенная, теченье”, Охота и охотничье хозяйство, 1989, №5; Поженян Г. Не бойся, если упрекнут... ЛГ, 8 апр.1990, с.; Словацкий В. Урок противоречья, Литературное обозрение, 1990, №8;  С.Чупринин  Рубеж. Взгляд на русскую поэзию, Вопросы литературы ,1993,№5,С.148;  Ковальджи К. Николай Панченко: “Будет болью моей ваше сердце болеть...”, Литературные новости, 1994; Жуховицкий Л. Мои поэты, Книжное обозрение, №25, 20 июня 1995; Аронов А. Из немоты, Московский комсомолец, 25 апр. 1996; Ревич А. “Я не болезнь, я боль твоя, Россия...”, ЛГ , 12 марта 1997, Бирюков С. “Скликая дикие глаголы...”, альм.”Стрелец”, 1997, №1 (79), С.238-240
               
                Ольга Постникова

Опубликовано: «РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ 20 века/Биографический словарь», изд. РАНДЕВУ АМ, 2000, с. 537 – 538.

Примечания О.П. (март 2024 г.):
1.Н.В. Панченко - отец писательницы О.Панченко, докт. филолог. наук, специалиста по творчеству В.Б. Шкловского.

2.Н.В. Панченко умер 15 августа 2005, похоронен на Переделкинском кладбище.

3.Книги (кроме упомянутых): «Живу во глубине России». М., «Соль», 1999;
«Слово о великом стоянии», 2005; «Избранное», 2014

4.Лит.: (кроме упомянутого): Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М.: РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491 с. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 304

5. Премии:
премия журнала «Дружба народов» (2000)
премия «Венец» «За честь и достоинство в литературе» (2001)
премия имени Андрея Сахарова «За гражданское мужество писателя» (посмертно, ноябрь 2005)

                СТИХОТВОРЕНИЯ из книги «Горячий след»

                *
     Ах, красный! Ах, пятьсот-веселый!
     Идет посадка на «ура».
     Скрипят натруженно рессоры.
     Вызванивают буфера.

     Храпит «Иосиф» и буксует:
     Нет мочи, жару нет в печи.
     Вдоль поезда торчат сосули –
     Литые бороды мочи.

     А там, в теплушках, – нары, нары.
     Огонь разводят на полу.
     Сопит гармошка. Кто-то наглый
     Девчонку лапает в углу.

     Сморила деда самогонка –
     Храпит под шубой, вшей пасет.
     Под платьем греет мать ребенка
     И ручки синие сосет.


     Примечание: Название поезда № 500 В - "Иосиф Сталин"
 
                *
     Мы свалились под крайними хатами –
     малолетки с пушком над губой,
     нас колхозные бабы расхватывали
     и кормили как на убой.

     Отдирали рубахи потные,
     терли спины – нехай блестит!
     Искусали под утро – подлые,
     усмехаясь: «Господь простит…»

     А потом, подвывая, плакали,
     провиантом снабжали впрок.
     И начальнику в ноги падали,
     чтобы нас как детей берег.

      1941 – 1943

 
                *            
       Снова дождь, и мы на марше,
       брошен временный уют.
       Где-то пишут наши Маши,
       только письма отстают.

       Где-то машут, где-то пишут,
       светлый часик улучив.
       Ах, как горестно задышат,
       похоронку получив…

       1942
 

                *
      Я один в окопчике живой:
      всех перестреляли, схоронили.
      Сгнили шубы.
               Обелиски сгнили.
      Я один в окопчике живой.

      Я давно не прячусь от огня.
      Кожа пожелтела, как из воска.
      Пули, отряженные для войска,
      сыплются и сыплются в меня.

      Я встаю – свинцовый и шальной,
      я хожденья постигаю навык.
      А земля, как лодка – с боку на бок! –
      миг – и захлебнется подо мной.

      1942
 

 
       БАЛЛАДА О РАССТРЕЛЯННОМ СЕРДЦЕ

      Я сотни верст войной протопал.
      С винтовкой пил.
      С винтовкой спал.
      Спущу курок – и пуля в штопор,
      и кто-то замертво упал.
      А я тряхну кудрявым чубом.
      Иду, подковками звеня.
      И так владею этим чудом,
      что нет управы на меня.
      Лежат фашисты в поле чистом,
      торчат крестами на восток.
      Иду на запад – по фашистам,
      Как танк железен и жесток.
      На них кресты
           и тень Христа,
      на мне – ни Бога, ни креста:
      – Убей его! –
             И убиваю,
      хожу, подковками звеня.
      Я знаю: сердцем убываю.
      Нет вовсе сердца у меня.
      А пули дулом сердца ищут.
      А пули-дуры свищут, свищут.
      А сердца нет,
         приказ – во мне:
      не надо сердца на войне.
      Ах, где найду его потом я,
      исполнив воинский обет?
      В моих подсумках и котомках
      для сердца места даже нет.
      Куплю плацкарт
         и скорым – к маме,
      к какой-нибудь несчастной Мане,
      вдове, обманутой жене:
      – Подайте сердца!
              Мне хоть малость! –
      ударюсь лбом.
            Но скажут мне:
      – Ищи в полях, под Стрием, в Истре,
      на польских шляхах рой песок:
      не свист свинца – в свой каждый выстрел
      ты сердца вкладывал кусок.
      Ты растерял его, солдат.
      Ты расстрелял его, солдат.
      И так владел ты этим чудом,
      что выжил там, где гибла рать.

      Я долго-долго буду чуждым
      ходить и сердце собирать.
      – Подайте сердца инвалиду!
      Я землю спас, отвел беду. –
      Я с просьбой этой, как с молитвой,
      живым распятием иду.
      – Подайте сердца! – стукну в сенцы.
      – Подайте сердца! – крикну в дверь.
      – Поймите! Человек без сердца –
      куда страшней, чем с сердцем зверь.

      Меня Мосторг переоденет.
      И где-то денег даст кассир.
      Большой и загнанный, как демон,
      без дела и в избытке сил,
      я буду кем-то успокоен:
      – Какой уж есть, таким живи. –
      И будет много шатких коек
      скрипеть под шаткостью любви.
      И где-нибудь, в чужой квартире,
      мне скажут:
        – Милый, нет чудес:
      в скупом послевоенном мире
      всем сердца выдано в обрез.

       1944
Примечание: Первая публикация - журнал "Звезда Востока, 1967

 
                ЕРЕМА
             (1941 – 1943)

                1
      Мой друг закадычный Ерема –
      Лукавый мужик, от земли,
      Везде он, проклятый, как дома,
      А дом его немцы сожгли.

      Ерема, однако, не тужит,
      Но, малость нажав на басы,
      Нам, скажет, не может быть хуже,
      А стало быть, все как часы.

      Сгорели прирубы косые
      И дом, что железом покрыт,
      Куда ни посмотришь, Россия
      Взрывается, глохнет, горит.

      Ерема, Ерема, Ерема!
      Нужны же хотя бы дома,
      Чтоб душу от дома до дома
      Пустая таскала сума.

      Посмотрит Ерема: осилим!
      Развяжет кисет не спеша,
      Как скажет:а что есть Россия,
      Когда не едина душа?..

                2
       Мы в среду Ерему женили
       Чин чином – с приходским попом.
       И в чем только нас не винили,
       И как не склоняли потом!

       Штрафбат-де за это и вышка,
       Поскольку наносите вред.
       Но сделано дело – и крышка!
       Пути к отступлению нет.

       А стоит, ей-богу, штрафбата,
       Когда через эти лета
       На память – как фото солдата –
       Останется хоть сирота.

       И пусть, ожидая известий,
       Дрожит человечья душа…

       Другая причина в невесте:
       Уж больно коса хороша!

       Все разом ее оценили;
       И миром на этой косе,
       Кого отличила, женили –
       И вроде как счастливы все.

    Примечание: Венчание по церковному обряду считалось серьезным нарушением
                комсомольских (партийных) установок.   

                3
       Играет со вздохом гармошка,
       Поскольку пробиты меха.
       Еще не убитый Сережка
       Грозится убить жениха.

       – Дурак! – улыбнется Ерема.
       – Дурак! – согласится Фома, –
       А вот коровяк и солома
       Свободно идут на дома.

       За полночь усну я в телеге,
       Под самой высокой звездой,
       Где песнь мне о вещем Олеге
       Прожамкает сеном гнедой.

       Где будут по-прежнему спорить
       Фома и Ерема о том,
       Что дерево – ёшь его в корень!
       А глина-то вон под мостом.

       Что, год убивая за годом,
       Не чохом вернешь города…

       Мы были тогда не с народом –
       Мы были народом тогда.

       1945, Госпиталь №2904