Глава 5. Валерий.
Столы накрыли на площадке перед гаражом. И еще засветло начали собираться гости. Калитку во двор к Злате не закрывали, принесли табуретки и стулья, а родственники все подходили. В холодильник отец Валерия умудрился уложить бутылки из ящика водки, но в погребе остужались еще две трехлитровые банки с самогонкой.
И Злата ясно представила, какой утром вид будет после застолья у Валерки и его друзей, у других ребят, которых соберут со всего района работники райвоенкомата и отправят на автобусе на станцию. И как побегут за тронувшимся автобусом девчонки и парни, у которых новые проводы еще впереди.
Когда начались первые тосты, Злата потихонечку, чтобы ее уход не заметила Ольга, отправилась к себе. Не стала закрывать калитку, — вдруг снова соседям что-нибудь потребуется.
День угас незаметно в хлопотах и суматохе. Над селом повисла такая расслабляющая тишина и не спадающая июньская жара, когда все тело, словно обернули непромокаемой жесткой бумагой. И спасение придет только под горячим душем в узенькой деревянной кабинке с канистрой на крыше от какого-то списанного комбайна или в речке.
Было полнолуние. Серебро бесцветного неба с огромной нереальной луной в усеченном конусе прозрачных стенок, с редкими крапинами выгоревших звезд пролилось щедро на пыльную траву, асфальт, дорожки, и заросли деревьев и кустов стали только таинственнее, загадочнее, поглотив этот лунный дождь.
— Злата, можно к тебе? — Валерка появился в калитке так неожиданно, что Злата ойкнула. — Что, напугал?
Он сел рядом, гладковыбритый, в синей бейсболке на лысой голове. От него слабо пахло водкой.
— Уже успел напиться? — нужно было уйти в дом, лечь спать, чтобы в памяти остался образ того утреннего Валерия, расстроившегося вместе с ней после чтения этого короткого и жестокого письма.
— Ты знаешь, я выпил всего одну рюмку. У меня мать — очень умная женщина. Поставила возле меня пустую литровую кружку, чтобы добро не пропадало: «Выливай, сынок, если не захочешь пить, в кружку, а сам изображай, как будто ты свою рюмку уже выпил и торопишься скорее закусить. Будешь завтра нормальным, а гости пусть угощаются».
Злата рассмеялась:
— И кто эти проводы придумал?
— Понимаешь, идея в принципе хорошая. Когда я уехал учиться в институт, то мог в любое время приехать, хоть на день, на два домой, если бы вдруг стало невмоготу. А завтра, нет, уже сегодня, через шесть часов я уеду из родных мест на целых полтора года. Когда вернусь, буду смотреть на все вокруг совсем другими глазами повзрослевшего в удалении от родного села человека. Хочу сейчас попрощаться с селом, с рекой, с нашим лесом. И луна светит, как прожектор. Пойдешь со мной на это прощальное свидание? Восход встретим, как после выпускного, когда нужно успеть загадать желание при первом луче проснувшегося солнца. Пойдем, Злата! Ты меня всегда так хорошо понимаешь!
В дневник об этой ночи она не записала ни строчки. Почему он выбрал из всех именно ее? Потому, что она не мешала ему своей болтовней, боясь даже глубоко вздохнуть в присутствии человека, образ которого мысленно придумывала вот уже столько лет, которому приписывала несуществующие добродетели? И ему перед ней не нужно было рисоваться, строить мужественного супергероя, чтобы произвести только парадное впечатление.
И, вообще, он эгоистично прихватил эту неглупую девочку просто за компанию, чтобы не быть в этом мире призрачного очарования лунным сиянием одному. Она была как товарищ, друг, с которым легко и свободно можно было молчать почти целый час, а можно было вдруг рассказать, как делали налеты на клубничные грядки в огородах у пенсионеров, как зимой не сумел в узкую лунку вытащить вдруг растопырившую свои жабры хитрую щуку.
Эта прощальная ночь была не похожа на рассветное утро после выпускного, потому что тогда они были как павлины, распустившие друг перед другом фантастические хвосты своего тщеславия, непомерного любования собой, надуманной гордости от своих будущих, но пока не свершенных побед.
С полчаса посидели на теплых, просыпавшихся бетонной крошкой стоптанных ступеньках парадного входа школы. Валерий подтянулся несколько раз на турнике школьного стадиона, и, не сговариваясь, они свернули к реке.
— Злата, ты будешь купаться? — получив отрицательный ответ, быстро разделся и нырнул, появившись на середине заволновавшейся блестящей воды реки.
Не спеша залез по наклонному дереву до привязанного каната тарзанки, раскачался и ушел солдатиком на самом глубоком месте.
А потом пришли на брод, и Валерий, не говоря ни слова, вдруг подхватил растерявшуюся Злату, и, сбросив свои шлепки, перенес ее на другой берег. Они вскарабкались на крутой берег вовремя, потому что на побледневшем востоке вдруг выскользнул, опередив своих собратьев, самый нетерпеливый тонкий луч, а потом и все целиком торопящееся в путь уже горячее солнце.
— Тебя уже, наверное, ищут и беспокоятся, куда ты пропал! — его футболка на плечах и груди была мокрая, шея и руки Валерия были холодными, но Злата вся пылала, когда обхватила, вся дрожа, его за шею, в кольце сильных рук на обратной дорожке через брод, где воды было выше колен.
У калитки он взял ее за плечи, прижал к себе на секунды, поправил челку:
— Спасибо, Злата, что проводила меня в армию. Пиши мне письма обо всем, что будет интересного. Спокойной ночи!
Валерий закрыл калитку, а она неожиданно сразу заснула, и не слышала, как горланили под баян за ее окнами сонные гости известную песню «Как родная меня мать провожала…"
(продолжение следует)
Предыдущая глава 4. http://proza.ru/2020/06/02/1339
Следующая глава 6. http://proza.ru/2020/06/02/1353