Лекция будет посвящена французскому философу Ролану Барту. Он занимался такими вещами, как «миф» и «мифология». Конечно, Барт не первый, кто обратился к этой теме. Можно вспомнить «Язык и миф» Кассирера, «Диалектику мифа» Лосева и другие подобные исследования. Можно вспомнить и «демифологизацию» по Бультману (его книгу «Новый Завет и мифология»). Исследования Ролана Барта тоже в этом ключе. Он родился в 1915 году в семье морского офицера, который погиб в Северном море в 1916 году в разгар Первой мировой войны. Так что Барт рос без отца. Он вспоминал в этой связи, что когда школьный учитель проводил «уроки патриотизма» и во время этих уроков спрашивал у детей: «Кто из ваших родных погиб на войне?» - Барт отвечал, что у него погиб отец, и учитель хвалил его, и мальчику это было тяжело, потому что это еще раз напоминало ему о том, что он лишился отца. Для него это была травма.
Еще юношей Барт заболел туберкулезом и в результате избежал призыва во французскую армию, когда началась Вторая мировая война. Его сверстники воевали, а Барт лечился в санатории. Он поправился и прожил сравнительно долгую жизнь, умер в 1980 году в возрасте 65 лет. Первую известность он получил благодаря своей книге «Мифологии».
Она вышла в 1957 году. И в этой книге сформулировано главное учение Барта о мифе. Что такое миф? Давайте немного с вами порассуждаем в духе Барта. Была такая шутка в советское время: «Прошла зима, приходит лето/ Спасибо партии за это!». Где здесь миф? Миф здесь в том, что партия ответственна за смену времен года. Мы догадываемся, что на самом деле это не так. Мы отвергаем миф о партии и говорим, что за смену времен года ответственна богиня Церера. Заменяем один миф другим мифом. Но мы всё равно недовольны, мы отвергаем и миф о Церере. Оказывается, смена времен года происходит из-за наклона оси Земли к плоскости эклиптики. По мере того как Земля проходит свою годичный путь вокруг Солнца, Солнце неодинаково нагревает различные бока Земли. Наш бок, т.е. северное полушарие, лучше нагревается летом, но в это же самое время южное полушарие нагревается хуже, и там имеет место зима. Казалось бы, правильное объяснение, научное. Но с точки Барта – это тоже миф. И каждый миф использует свой метаязык. Метаязык – это не просто «зима», «лето», «холодно», «жарко», а это какие-то объяснения, какие-то структуры, которые призваны истолковать простые вещи. Миф всегда имеет своей целью дать какое-то объяснение. Обычный язык – это слово и образ, который ассоциируется со словом.
Миф же нацелен на то, чтобы у слушателя появился еще какой-то образ. Барт приводит в качестве примера фото, помещенное на обложку одного из номеров журнала Пари Матч за 1955 год. На этом фото был негр во французской военной форме. Тогда Франция была еще колониальной империей, владела Алжиром и другими странами, как например, Сенегалом, Мали и др. Конкретно этот негр был из Мали (тогда эта страна называлась Французский Судан). И вот Барт задает вопрос: что это за фотография и какой дополнительный смысл она несет? Негр в военной форме. Ну что, нет негров что ли? Военная форма? Ну, надел военную форму. Частный случай. Этого негра как-то зовут, он из такой-то страны, ему столько-то лет... Но ведь не ради этого его фотографию поместили на обложке журнала Пари-матч. Не потому, что он негр. Или не только потому, что он негр. Почему его одели в военную форму? Может быть, он действительно ее носит? Может быть, он действительно военнослужащий французской армии? Но Барт спрашивает дальше: кому и зачем пришла в голову идея поместить именно эту фотографию на обложку престижного журнала? Какими соображениями руководствовалась редакция этого журнала? Какой миф она хотела породить? И, согласно Барту, это миф Французской империи. Франция – это не просто страна, где живут французы, это империя, в ее состав входят и Алжир, и Мали, и Сенегал, и Мадагаскар. И эта империя включает в себя граждан разной национальности, разного цвета кожи, и все они одинаково любят Францию и салютуют французскому флагу. Т.е. да здравствует колониальная Франция!
Вот, собственно говоря, какой message, какой миф за этим скрывается. Но ведь это же не сказано открытым текстом! Дальше к этому сюжету журнал не возвращается, и в журнале может не оказаться никакой статьи, которая бы повествовала о колониальной Франции. Т.е. миф ненавязчив. Он действует, скорее, на бессознательную сферу. И здесь возможны три позиции. Первая позиция – это позиция редакции журнала. Ролан Барт называет ее циничной. Т.е. редакция думает: кого бы нам пропиарить и чей бы выполнить заказ? И принимает решение – выполним такой-то заказ. Поместим этого негра, чтобы морально поддержать нашу дряхлеющую империю. А в это время уже вовсю идет война в Алжире. Империя трещит по швам и через пять лет развалится. И в этот момент появляется фотография негра в военной форме. Т.е. люди нарочно подбирают то, что нужно. Но формально придраться не к чему. Они же не ложь какую-то придумали. Это ведь не фотомонтаж! Действительно негр, действительно во французской военной форме. Но само помещение этой фотографии на обложке уже что-то значит. Вторая позиция – это позиция мифолога. Мифолог – это тот человек, который анализирует мифы. Он, как правило, скептик, и его задача - читать между строк. И мифолог говорит: «Да, эта дряхлеющая колониальная Франция хочет продлить, насколько это возможно, своё существование, заигрывает с африканцами, помещает их фотографии на обложки журналов, чтобы продемонстрировать единство, которого на самом деле нет, и т.п.». Т.е. мифолог разоблачает миф. И, наконец, третья позиция – это позиция читателя, того, кто покупает журнал или листает его на прилавке. И это самое интересное: что происходит в голове у этого читателя? Есть, разумеется, те, которые принимают всё за чистую монету: это, например, дети. «Ой, как хорошо, как нас много, как мы в сущности едины, хотя мы и разные, и как мы все любим Францию и салютуем французскому флагу, и какой этот негритянский солдат молодой, какой ухоженный и какой у него красивый мундир!».
И как хорошо, что такой красиво оформленный дорогой журнал опубликовал эту фотографию: мы не расисты, мы за дружбу. Это первая реакция, наивная. И есть реакция человека, который уже имеет богатый жизненный опыт, и этот человек понимает, что его, вероятно, дурачат, как всегда, но при этом делает вывод, что в этом направлении дует ветер, т.е. такие сейчас, значит, обложки. Такие, мол, времена, такие нравы. Значит, надо быть осторожнее, держать язык за зубами, когда обсуждаются определенные темы, т.е. не выступать за свободу Алжира, а то можно лишиться работы или нажить какие-нибудь другие неприятности. Т.е. людям посылается некий сигнал. Миф играет ту же роль, что и слово, только слово имеет прямое значение: например, слово «негр». Ну негр и негр, тут нет никакого мифа. Негр в военной форме, салютующий французскому флагу – это тоже, может быть, еще не миф. А вот фотография этого негра в военной форме, салютующего флагу, помещенная на обложку престижнейшего и популярнейшего журнала, - это уже миф. Но это образный миф. А есть еще словесный миф. Например, такое словосочетание: «миротворческие силы». Или, как у нас в СССР говорили, «ограниченный контингент советских войск в Афганистане, оказывающий интернациональную помощь братскому афганскому народу». Или (о том же): «интернациональный долг». Помните, или уже забыли? Что значит «интернациональный долг»? Так ведь мог и Наполеон сказать о своей армии: мы исполняем интернациональный долг, мы несем народам России идеалы французской революции – свободу, равенство и братство. То же самое и американцы, когда вошли в Ирак. Они не говорят, что они хотят нефть. Они говорят: мы свергаем авторитарный режим Саддама Хусейна. Но Ролана Барта нет, и разоблачить этот миф уже некому. Если только мы сами не станем последователями Ролана Барта. При этом надо не просто анализировать конкретные мифы, но надо понимать, что такое миф вообще, что ему присуще. У мифа есть несколько характерных свойств.
Чтобы продемонстрировать на конкретном примере свойства мифа, Барт анализирует рекламу зубной пасты «Колгейт». Мы здесь в России встретились с подобной рекламой в 1990-е годы, но во Франции она существовала уже в 1950-е. Мы застали в 1990-е уже зрелую рекламную индустрию, существовавшую десятилетия. И вот эта выпестованная на протяжении десятилетий реклама хлынула на наш неподготовленный народ, не имевший к ней никакого иммунитета. Но не будем предаваться сетованиям и вернемся к Барту. Барт анализирует мифологию рекламы. За счет чего создается миф? В данном случае – за счет третьего измерения: зубная паста проникает «вглубь» и воздействует «глубинно». То же самое и в рекламе стирального порошка: рекламный ролик демонстрирует, как порошок проникает «вглубь» ткани. Для мифа важно, что что-то значительное происходит в глубине, а не только на поверхности. И в этом же ключе, руководствуясь методом Барта, мы можем проанализировать мифические представления о «шлаках». Какое-то рекламируемое вещество «выводит шлаки из организма». Что это за шлаки, откуда они взялись? Что это за новое изобретение, не известное классической медицине? Мифологема понятна: шлаки – это мусор, отходы, то, что мешает, загрязняет. Но если это какие-то вредные вещества, назовите их, укажите их химическую формулу! И опишите химические реакции, благодаря которым эти вредные вещества выводятся из организма! Но, отвечают нам, это слишком трудно для обывателя, он обязательно запутается в этих тонкостях. А вот односложное слово «шлак» ему понятно. И вот уже готова мифологема: что-то «плохое» выводится из нашего «хорошего» организма. Происходит «очищение». Как мы пылесосим квартиру, так и организм очищается от шлаков. Всё очень хорошо и очень мифологично.
Согласно Ролану Барту, есть еще одна характерная особенность мифа. Миф никогда не рассматривает явление в его историческом развитии. Он как бы фиксирует, останавливает, абсолютизирует явление и делает из него неподвижную и неизменную сущность. Вот пример: «общечеловеческие ценности». Что это такое? Никому не понятно. Но миф внушает нам: общечеловеческие ценности всегда были и всегда будут!
Или права человека. Вот такой миф. Какие права? Когда возникла мысль о них? Как их реально защитить? Что, надо постоянно заявлять о своих правах? Не очень понятно. Тем не менее эти мифологические конструкции существуют. Они существовали и у нас в эпоху СССР. Барт говорит о «мифе Сталина». Но можно продолжить дальше. Возник «миф Брежнева». Например, говорили, что у нас построен «развитой социализм». Не «развитый», а «развитой»! Об этом говорилось с трибуны XXIV съезда КПСС. И примерно тогда же было заявлено: «У нас возникла новая социально-политическая общность – советский народ». Это что-то новое: это не эстонцы, латыши или грузины, а это какой-то новый этнос. Потом был подброшен философом-диссидентом Александром Зиновьевым другой миф – «homo sovieticus» или сокращенно «совок». Что это значит? Кто такой «совок»? Тот, кто жил в СССР? Тогда я тоже «совок». Непонятно, но и не надо понимать! Это на самом деле реинкарнация вечного образа ретрограда, недалекого человека, ханжи, вроде Тартюфа или Фамусова. Т.е. «отсталый человек». Что такое «совок»? Это человек, который не перестроился и живет реалиями Советского Союза. Но по сути используется вечный жупел отсталости. Никто не хочет прослыть отсталым, все хотят быть передовыми. А за всем этим стоит еще более глобальный миф: идея прогресса. Она опирается на какие-то устойчивые архетипы: зерно прорастает, ребенок развивается... Вот возьмем (рассуждая в духе Барта) скульптуру Веры Мухиной «Рабочий и колхозница». Что за этим стоит? Архетипы «Ewig-weibliche» и «Ewig-maennliche». Мужчина и женщина: активное и пассивное. И в едином порыве.
Действует убийственно! Но лишь до той поры, пока этот конкретный миф не приелся и не надоел. Когда он надоедает, начинается процесс демифологизации старого мифа и поиск нового мифа. Мифы периодически устаревают, и их надо менять. Но пока миф не устарел, его пестуют. Вот как рекламируют шоколадные квадратные плитки: «Quadratisch, praktisch, gut». Gut – это слово из арсенала религии: «И сказал Бог: да будет свет! и стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош (Und Gott sprach: Es werde Licht! und es ward Licht. Und Gott sah, dass das Licht gut war)». Прямо из лютеровского перевода Библии! Или уже совсем открытым текстом: «Райское наслаждение» (реклама жевательной резинки). Рай – это что-то хорошее, надежное, вечное. Состояние вечного блаженства. Казалось бы, причем здесь жевательная резинка? Пожевал, выплюнул... Нет, внушают нам, ты не просто пожевал и выплюнул. Ты получил «райское наслаждение». Уже здесь, на этой грешной земле. Предвкушение рая! Приобщился к чему-то хорошему, к чему-то надежному, к чему-то вечному. Ясно даже ребенку, что это глупость! Тем не менее это действует.
Здесь, конечно, можно дальше пойти и сказать, что Ролан Барт затронул тему архетипов. Хотя он и не ссылается на Юнга, ясно, что архетипы тесно связаны с мифами (мы это уже видели на примере скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница»). Т.е. речь идет о тех структурах, которые в нас вложены или природой, или обществом. Вот, например, архетип Бога-младенца. А Ролан Барт говорит о мифе "гениального ребенка". Была во Франции в то время девочка, которая писала талантливые стихи (сейчас о ней почти никто не вспоминает). Ее фамилия - Друэ (можно почитать ее книгу воспоминаний "Моя правда"). В 1950-е годы было несколько статей о ней в престижных французских журналах. Девочке было в 1953 году 6 лет. Ролан Барт видит здесь очередной миф. Миф о гениальном ребенке. И ваш ребенок может быть таким же и т.д. Но по Юнгу есть еще более глубинный архетип: Бог-младенец. Младенец Иисус. Но надо сказать, что Ролан Барт старается не трогать вообще религиозную тему. Единственное исключение - у него есть статья о Билли Грэме - знаменитом баптистском проповеднике. Билли Грэм в 1950-е годы приезжал во Францию и выступал там на стадионе. Вообще Ролан Барт - провидец: он многое увидел уже в 1950-е, что стало актуально в наши дни. Он пишет о Жан-Мари Ле Пене (отце Марин Ле Пен). Жан-Мари Ле Пен впоследствии возглавил партию Национальный фронт, но уже в 1950-е годы он привлек внимание Ролана Барта. Т.е. у Ролана Барта удивительный политический нюх. Но вернемся к Билли Грэму. О Билли Грэме Ролан Барт пишет примерно следующее: Что, собственно, предложил нам Билли Грэм? Это не была интеллектуальная проповедь в стиле Фомы Аквинского. В проповедях Билли Грэма было что-то от шаманского камлания. Шум, крики, музыка. В общем, чистая суггестия, без всякой идеи. Аллилуйя! Громче, громче кричите! На самом деле, в этом стиле выступают рок-музыканты. Мы ведь не анализируем содержание песни. "И нежный вкус малины на губах" - это о чем? Что тут особенного? Но что-то в людях откликнулось на эти незамысловатые слова. Люди услышали в них что-то созвучное их собственным чувствам. Т.е. миф нужен, люди хотят мифа, даже если его нет поблизости, они его обязательно будут искать и найдут. Сейчас, конечно, уже нет таких эксцессов, какие были на выступлениях ансамбля "Иванушки", когда девушки раскачивали машину с музыкантами. А почему? Почему возникло такое? А потому что долгое время не было ничего вообще. И люди истосковались по мифу. Был первый сериал, который мы, конечно, никогда не забудем, он назывался "Богатые тоже плачут". В чем секрет его популярности? Я пытался понять. Вот, например, запомнилась такая фраза: "Успокойся, Марианна! Всё будет хорошо". Что, собственно, в этой фразе было? Миф о покое. Как в Евангелии: "Обрящете покой душам вашим". Но в Евангелии это встроено в логичную систему верований, где есть некая основа и некая традиция. А когда просто говорят: "Успокойся!" - то что это? Чьею властью нам дается этот покой, точнее, обещание покоя? Непонятно. Можно было бы и усомниться. Тем не менее этот сериал имел потрясающий успех. Даже новорожденных называли Луис Альберто. Вы думаете, это симпатия к католицизму? "Вечно католическое" в русской душе? Сомневаюсь. Потом была "Рабыня Изаура" (или наоборот, я уже забыл). То же в том же духе.
Теперь я перехожу к критике Ролана Барта. Он, конечно, замечательный мифолог и классный профессионал. У нас, когда мы слышим о мифологии, неизбежно возникает ассоциация с мифотворчеством. Надо иметь в виду, что когда Барт говорит о мифологии, он имеет в виду "науку о мифах". Иными словами, что такое мифы, как их анализировать и как с ними бороться. Сам он при этом по своим убеждениям марксист и критикует буржуазные или мелкобуржуазные мифы. Т.е. анализирует психологию "мелкой буржуазии". Термин "мелкая буржуазия" повторяется у него, наверное, больше ста раз. А теперь зададим и мы встречный вопрос: а само понятие "мелкой буржуазии" - это не миф? Откуда она такая мелкая берется? "Средний класс" - еще один миф. Если вы посмотрите, как распределены доходы населения, то вы не увидите никакого "среднего класса". Что внушают нам посредством мифа о среднем классе? Что есть небольшое количество богатых, небольшое количество бедных, а подавляющее большинство людей находится под колоколом нормального гауссова распределения, того самого, которое, например, описывает распределение людей по росту. Есть, конечно, карлики, есть и баскетболисты, но в основном рост у мужчин 170-180 см, а у женщин чуть меньше. Вот мы по аналогии и думаем: кто-то немножко богаче, кто-то немножко беднее, но в основном все получают "среднюю зарплату" и имеют "средний доход". Но на самом деле, когда мы переходим к статистике, оказывается, что распределение доходов вовсе не гауссово, т.е., грубо говоря, 10% населения имеют 90% всех денег. Реальное распределение напоминает гиперболу: там, наверху, олигархи, а внизу очень длинный хвост - это те 90% населения, на долю которых приходится лишь 10% денег. Это меняет дело. Ведь если 90% людей - карлики, как мы можем говорить о среднем росте? И "баскетболисты" наши не на 10% богаче, а в миллионы раз. Но почему люди не хотят видеть эту негауссовость, а продолжают упорно говорить о "среднем классе"? Потому что это нехорошая реальность, уничтожающая хороший миф. Эта реальность разочаровывающая, она лишает человека надежды, более того, лишает его уверенности, что он в середине, в центре, в среднем классе, что с ним "всё хорошо", что он "не хуже других". Ведь миф, с точки зрения Ролана Барта, призван успокоить общественное мнение. А если мы приведем рассуждение Маркса о прибавочной стоимости, то оно, конечно, кого угодно способно вывести из равновесия. Как это, я произвожу больше, а капиталист забирает у меня часть моего труда? Надо срочно отнять у капиталиста то, что я ему как бы подарил. А потом, он уже столько у меня отнял, что если я вообще всё у него отберу, то это будет только справедливо. Но Ролан Барт не жил в Советском Союзе. И поэтому он не понимает, какие были у нас мифы. Единственное, что он знает, это миф о Сталине, о его гениальности. Но Сталин умер, а мифы остались. Например, миф о том, что у нас царит интернационализм, что мы все очень любим другие народы и, когда видим человека другой национальности, готовы обнять его, расцеловать, уступить ему место и т.д. Интернационализм... Я помню, что у нас был букварь, и там была картинка, где все 15 республик изображены в виде девушек в национальных костюмах, и все они были радостные и улыбались. Потом был миф о коллективизации, что она была совершенно добровольной. А если и были отдельные случаи, когда в колхоз записывали недобровольно, то "партия боролась с перегибами в колхозном движении на местах". Были "перегибы", но "отдельные": какие-то ретивые председатели кур обобществляли. Сделали кур колхозной собственностью, загнали кур в колхоз, и это было неправильно, и партия в лице товарища Калинина (или кого-то ещё) вмешалась, и кур вернули хозяевам. Рассказывали про какую-то старушку, которой вернули корову, после чего она благословила колхозное движение. Вот такой в общих чертах был миф. Якобы в колхозы люди шли чуть ли не с песнями и плясками. Но потом появился роман Андрея Платонова "Котлован". Его впервые опубликовали на родине в журнале "Новый мир" в июне 1987 года. И я, когда прочитал его, был просто в шоке. Хотя я знал, конечно, кое-что, слушал "Голос Америки", там рассказывали об историке Роберте Конквесте, который написал правдивую книгу о коллективизации (она называлась "Жатва скорби").
Интересно, что в мифотворчестве упрекали даже Солженицына. Варлам Шаламов считал, что Солженицын создал мифический образ довольного лагерной жизнью зека Ивана Денисовича, который работает не за страх, а за совесть и сберегает раствор, продолжая класть кирпичи, хотя рабочий день уже закончился и давно уже пора идти на ужин. А Хрущеву как раз этот эпизод больше всего понравился. Шаламов прав, действительно был создан миф, но он был создан для того, чтобы разрешили опубликовать "Один день Ивана Денисовича". Как вспоминал позднее сам Солженицын, он "облегчил вещь", т.е. убрал из нее всё то, что могло раздражать партийные власти. И он понимал, что "Один день Ивана Денисовича" может быть опубликован только в той уникальной ситуации, которая сложилась после XXII cъезда партии, когда тело Сталина было вынесено из Мавзолея (как и негр во французской военной форме мог появиться на обложке журнала "Пари Матч" только в 1955 году). Потом уже не было смысла размещать такие снимки, потому что Сенегал, Мали и другие французские колонии уже освободились, и негры во французской военной форме канули в историю. Так же и при Брежневе никакого "Ивана Денисовича" не опубликовали бы. Его можно было опубликовать в один узкий промежуток времени: от XXII съезда КПСС (1961) до снятия Хрущева (октябрь 1964). Вот в этот промежуток времени протяженностью 3 года и могли делаться дела. А Шаламов упрекал Солженицына, что он вместо лагерей смерти изобразил какой-то курорт. Конечно, Солженицын видел гораздо более трагические вещи, но о них писать было нельзя, и никакой Хрущев не разрешил бы это опубликовать. Но тут такой момент: Сталина выносят из Мавзолея. Для чего делается миф? Чтобы "протащить" что-либо? Ведь миф, по Ролану Барту, способствует "протаскиванию". Вот я, допустим, рассказываю своим студентам о Фоме Аквинском. И при этом "протаскиваю" католицизм. Хотя я не напираю на то, что Фома Аквинский - католический святой. Я говорю, что Фома Аквинский - философ. И притом хороший философ. Но ведь он же монах, доминиканец? Может быть, и все монахи - неплохие люди? И таким образом я разрушаю другой миф - что все монахи плохие: пьяницы, невежды, дармоеды. И создаю новый миф - положительный образ Фомы Аквинского, который уничтожает антиклерикальный миф и протаскивает некую мысль. Идет борьба мифа против мифа. Вы можете возразить: зачем создавать мифы, надо говорить правду. Но тут, как на войне. Почему нельзя встать во весь рост, а надо сидеть в окопе? Ведь прятаться от пуль - это же нечестно! Надо встать во весь рост, выпрямиться. Ну и чего такой воин добьется? Конечно, мы вспоминаем генерала Корнилова: "Поручик, не кланяйтесь!". Т.е. не наклоняйтесь, когда пули летят. Но далеко не всегда белогвардейцы ходили в "психическую атаку", которая запечатлена в фильме "Чапаев". Даже если вы хотите сделать что-то хорошее, донести до людей какую-то истину, вы всё равно должны облечь её в форму мифа. Это я вам говорю как будущим катехизаторам. И даже если вы не хотите хитрить, хотите быть честными, всё равно эта честность тоже будет восприниматься как миф. Вот Мать Тереза надела сари: белый хабит с синей окантовкой. И это превратилось в имидж. А где имидж, там и миф. Поэтому про Мать Терезу говорили: "Она мастер пиара". Придумала такое облачение для сестер, по которому их везде будут узнавать. Так кто она: святая или имиджмейкер? Она ответит: я просто делала то, что считала нужным. Но в результате, как сказал бы Ролан Барт, был создан миф - миф о Матери Терезе. А что нам делать? Изображать Мать Терезу негативно? Нет. Надо просто смириться с тем, что наше сознание неистребимо мифологично. Как бы мы ни хотели говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, мы всё равно остаемся в душе поэтами. Конечно, есть другая крайность: педантизм. Говорить не "чайник закипел", а "вода в чайнике закипела". Также и о Матери Терезе можно сказать: "У нее были недостатки. Давайте показывать её объективно". Но так же никто не делает. Никакая женщина не будет позировать фотографу непричесанной. Каждая женщина создает некий миф о себе. Равно как и мужчина. Да и сам Ролан Барт, хочет он или не хочет, тоже использует мифологемы: "мелкая буржуазия", "революционность". Например, он считает, что миф реакционен, а правда революционна. Но ведь сама революция - тоже миф. Что значит "революция"? Революция - это переворот. Т.е. тот, кто был наверху, оказывается внизу. А тот, кто был внизу, оказывается наверху. Колесо фортуны совершает оборот (revolutio). Но на самом деле так ведь не бывает. Это поэтический образ из песен средневековых немецких школяров, обработанных композитором Карлом Орфом. Это целый цикл, называется "Carmina burana". И в одной из песен этого цикла как раз фигурирует колесо фортуны. Сегодня ты внизу, завтра ты будешь наверху, а потом опять скатишься вниз. А если еще глубже заглянуть в историю, можно вспомнить древнеримскую поговорку "Hodie mihi, cras tibi fortuna favet" (Сегодня мне, завтра тебе благоприятствует судьба). А можно вспомнить и колесо Будды. Т.е. миф о революции вечен. И по сути революция не приводит к прогрессу. Это ведь просто оборот колеса, который одних возносит вверх, а других опускает вниз. Но те, которые оказались наверху, не обязательно самые умные и самые добрые. И мы это прекрасно знаем по опыту собственной истории. Потом многих из этих "умных и добрых" отправили вниз. А когда произошла перестройка (т.е. очередная революция), тоже наверху оказались не самые добрые и не самые честные (хотя, возможно, и умные в своем роде). Теперь и их черед настает. И возникает вопрос: когда наступит конец этим круговращениям? И не миф ли всё это? Приватизация тоже оказалась мифом. Помните: ваучер? Это ведь тоже были мифологемы. Кто у кого и что приватизировал? Я помню этот шум относительно того, что теперь мы все собственники. И еще один миф: главное - демократия, а колбаса появится сама собой. Я помню, сам читал эту фразу. Демократия автоматически ведет к появлению колбасы. Потом был еще один миф: оказывается, порядок возникает из хаоса, и поэтому чем больше хаоса в обществе, тем скорее возникнет порядок. Так якобы происходит в природе: Илья Пригожин доказал, что порядок возникает из хаоса путем самоорганизации. Без всякого Божественного вмешательства. И более древний миф: дарвинистский - эволюция идет сама собой за счет естественного отбора и борьбы за существование. Помните, что ответил Бернард Шоу женщине, которая сказала ему: "Я самая красивая, а Вы - самый умный. Давайте произведем потомство, которое унаследует Ваш ум и мою красоту". Бернард Шоу ответил: "Боюсь, как бы не получилось наоборот". Короче, есть мифы и есть реальность. По Ролану Барту реальность (истина) всегда революционна. Т.е. как только мы отвергаем миф и открываем человеку глаза, он тут же берет в руки винтовку или булыжник, начинает строить баррикады или организовывать демонстрации. Как? Оказывается, меня обманули? Оказывается, этот ваучер ничего не стоит? И я половину рабочего дня работаю на чужого дядю и получаю только небольшую часть тех ценностей, которые я произвожу? Ах, оказывается, муж эксплуатирует меня? Немедленно прекращаю эти несправедливые отношения! Как в детской сказке "Крылатый, мохнатый да масляный". Воробей говорит: "Завтра же работу поменяем!". Не помните эту сказку? Жили блин, воробей и мышка. Блин щи варил, мышка печь растапливала, а воробей ветки из леса в клюве приносил. И вот воробей взбунтовался: "Что это блин весь день на печи лежит, в щи окунется и вынырнет, вот и вся его работа!". А я целый день по лесу летаю, крылышки треплю, ветки таскаю. Не бывать больше этому! И вот, когда они поменяли работу и произошла у них революция, то в результате мышка стала варить щи, но они были невкусные. Тогда она вспомнила, как блин поступал, и решила вырнуть в щи. Естественно, щи от этого вкуснее не стали, а она обварилась кипятком. Детская сказка, но в ней есть намек. Эти перевороты, эта революционность - это тоже миф. Само слово "революция" звучит красиво. Вот мы разоблачим все мифы, создадим революционную ситуацию, люди поймут, что их обманывают, и они тут же свергнут все эксплуатирующие их структуры. Т.е. мы поняли, что от мифа нам никуда не деться. Если мы критикуем какие-то буржуазные мифы, мы немедленно подпадаем под влияние мифов коммунистических. Мы, наверное, никогда не сможем воспринимать реальность такой, какая она есть. Здесь можно вспомнить Юнга или даже Фрейда. Например, такое понятие, как "психологическая защита". Откуда вообще берется миф? Мифом мы пытаемся защитить себя от реальности. Потому что реальность может оказаться слишком травмирующей. Человеку удобнее воспринимать ее сквозь призму мифа. Я помню, как меня пригласили на телевидение, на передачу, которая называлась "Лексикон истории культуры". Ее вела музыковед Татьяна Васильевна Чередниченко. Это было еще в 1990-е годы. Тема передачи была "Вещи". И затронули чуть-чуть тему рекламы. Я сказал примерно следующее: "Смотрите, что происходит. Реклама не несет никакой полезной информации. А дети ее смотрят. В результате страдает экология культуры. Все равно что автомобили загрязняют воздух выхлопными газами. Но, по крайней мере, машина куда-то едет, кого-то везет. А тут что? Мы рекламируем товары, дети смотрят и, вместо того, чтобы узнавать что-то полезное, слушают сказки про зубную пасту. В результате мы губим сознание наших детей, заполняем им мозги каким-то мусором". "Но, - продолжаю я, - телевидение живет за счет рекламы. Потому что одна минута рекламного времени стоит не один десяток тысяч долларов". И тут мне Татьяна Васильевна говорит: "То, что телевидение живет за счет рекламы - это миф". И всё, больше ничего не было сказано. Т.е. я создаю миф. Не они создают миф, а я создаю миф. Получается, я виноват. Я придумал какой-то нехороший миф, что телевидение живет за счет рекламы. Я просто мифотворец. А я подумал: само это обвинение в мой адрес, что я создаю миф, само является мифом. И я хочу избавить Татьяну Васильевну от этого мифа, раскрыть ей глаза. Потому что у нее другой миф: реклама - это проявление заботы о человеке, человек, когда смотрит рекламу, чувствует себя опекаемым, защищенным. Патернализм. О нем заботятся, ему советуют, какую зубную пасту купить, каким стиральным порошком пользоваться. Через рекламу на человека изливаются потоки любви. И в этих потоках любви он купается, согревается. Приходит с работы уставший, замотанный, включает телевизор, и любовь, любовь... Ему совершенно бесплатно дают советы приятным голосом интеллигентные улыбчивые люди. Демонстрируют ему стиральный порошок, зубную пасту, стиральные машины, холодильники, автомобили. Он тает, и сердце его смягчается. А я нехороший человек, подозрительный, считаю, что телевизионщики засоряют мозги наших детей и загребают кучу денег. Т.е. у меня "неправильное сознание", и мою мысль о рекламе нельзя озвучивать на телевидении. Если они пустят в прямом эфире эту мою фразу, она внесет некий диссонанс.
Еще одно воспоминание. В 1993 году я был в Италии и мы беседовали с неким итальянцем. Его звали Никола Коччиа, он был католиком и членом движения "Comunione e liberazione". Я ему говорю: у вас же сейчас не очень хорошая ситуация со СПИДом. Может быть, стоит показывать по телевидению репортажи из больниц, где лечат этих пациентов? А он мне ответил: "Те, кто у власти, не хотят алармизировать общество". Иными словами, нельзя сеять панику. Телевизионные передачи не должны вселять тревогу. Но так, конечно, не бывает. Телевидение volens nolens вселяет тревогу. В новостях сообщения о катастрофах, об убийствах, об изнасилованиях. Но это другая тревога. Какая цель этих сообщений о катастрофах? Нам дают понять: надо быть довольным, что у вас этого нет, что это происходит не с вами. А вот если будут вестись репортажи из моргов, из хосписов, из домов для престарелых - это будет касаться всех. И тогда это может вызвать у людей тревогу. Экзистенциальную тревогу. Тогда они скажут: дайте нам настоящее утешение, верните нам Бога.
Теперь последнее. Что касается религии. Ведь религию тоже часто называют мифом. Якобы мы, верующие люди, распространяем какие-то мифы. Религия активно использует миф. В связи с этим возникает очень важный вопрос: миф и догма - в чем различие? Миф - это рассказ. Например, о каком-нибудь чуде. Но ведь Церковь всегда проводит четкую грань между мифом и догмой. Обратите на это внимание. Догма - это то, во что требуется верить. А вера - это добровольное согласие человека принять некоторое утверждение за истину. При этом человек понимает, что строго доказать это утверждение он не сможет. Как, например, я смогу узнать о существовании будущей жизни? Я же не могу туда съездить, посмотреть, сфотографировать и показать всем: вот, фоторепортаж из ада. "Ад как он есть". Я съездил туда, посмотрел, померял там температуру и теперь рассказываю всем людям, как выглядит ад. Как об этом рассказывала Хосефа Менендес, испанская монахиня, которая во время экстазов попадала в ад (демоны туда ее насильно затаскивали), и один раз на ней даже обуглилась одежда. Но всё равно, кто не хочет в это верить, не поверит. Даже если реально побываешь в аду, даже если обуглится одежда, как у Хосефы Менендес, всё равно скажут, что всё это фокусы церковников. И Христос говорит: даже если кто из мертвых воскреснет - не поверят. Т.е. здесь проблема не в том, что создается миф, а в том, что человек должен поверить, но это он может сделать только самостоятельно, по своей свободной воле. А дальше он уже будет строить свою жизнь на основе аксиом, которые он принял на веру. И это уже не миф, а гипотеза. Как в науке. Таблица, приснившаяся Менделееву, была лишь гипотезой. И Менделеев в нее поверил. Потом она подтвердилась, стала общепринятой, получила теоретическое объяснение и т.д. Можно назвать веру также "исследовательской программой", "жизненным проектом". Например, вам нравится Мать Тереза Калькуттская и вы хотите ей подражать. Это ваш выбор. А некоторым нравится Айн Рэнд. И тем, кому нравится Айн Рэнд, может не нравиться Мать Тереза. Это не миф, а человек просто выбирает, что он хочет. И дальше он действует в рамках выбранной им системы аксиом или системы ценностей. И здесь никакого мифа нет. Миф здесь, в принципе, и не нужен. Когда человек выберет в качестве примера Мать Терезу, он не обязательно будет собирать розы на своем пути. Вспомним, как сама Мать Тереза говорила: Если тебе выбьют зубы, делай добро, несмотря на это. Т.е. не следует рассчитывать на благодарность и тем более на успех. Ты идешь по тернистому пути. И ты должен быть к этому готов. Это не миф. Какой же здесь миф? Тебя предупреждают, что путь будет тернист. Вспомним, что Богородица сказала Бернадетте: "Я не обещаю тебе счастья в этой жизни, но только в будущей". Как это проверить? Проверить это невозможно. Ну, правда, нетленные мощи. Но это тоже не решающий аргумент. Не все люди убеждаются - это факт. Не на всех людей это действует. Некоторым людям это не нравится, активно не нравится. Не только неверующим, но, быть может, и мусульманам, и протестантам. Да и некоторые православные при слове "Лурд" морщатся. Франциск, Игнатий, Бернадетта - это всё не то, это псевдосвятость. Наши святые настоящие, а это непонятно что. Т.е. человек выбирает некий путь. И когда он идет по этому пути, он, конечно, может укреплять себя мифами. Какова вообще роль мифа в религиозном сознании? На начальных этапах - может быть. Например, миф о том, что все священники - добрые. Но он же быстро рассеивается! Два-три года потусуешься, сходишь в паломничество и обязательно придешь в себя. Если и был миф, что католики вообще самые хорошие, самые добрые, самые честные люди на земле, то постепенно человек начинает понимать реальность как она есть. Но, спрашивается, почему он не уходит из Церкви, почему он остается? Потому что на самом деле он начинает понимать, что какие-то окончательные вещи никогда не будут здесь прояснены. Добрый ли я человек? Я не смогу этого до конца выяснить при жизни. Никакими земными средствами я не смогу найти ответ на этот вопрос. Потому что это невозможно. И я должен четко понимать, что это будет для меня всегда тайной. Я вынужден действовать вслепую. Мать Тереза говорит: "Делай добро любому человеку: индуисту, мусульманину, мужчине, женщине, короче - всем, не спрашивая, добрый ли это человек или злой, коммунист или беспартийный. Делай добро человеку. При этом понятно, что не всегда этот человек будет благодарен и не всегда ты за это добро немедленно получишь добро вдвойне. Если будешь изучать, анкетировать, например, если я сейчас всем раздам анкеты и попрошу ответить на вопрос, добрый ли Вы человек или недобрый, это будет глупость, правильно? Анкета ничего мне не даст. Как в той головоломке: приехал человек на остров, где живут правдецы и лжецы. Правдецы всегда говорят правду, а лжецы всегда лгут. Соответственно, какому бы из жителей острова я ни задал вопрос, кто ты, ответ будет: "Я правдец". Правдец скажет, что он правдец, потому что он всегда говорит правду, и лжец скажет, что он правдец, потому что он всегда лжет. Так что в лоб эта задача не решается. Мифы или не мифы, но есть вещи, которые мы здесь на земле до конца не поймем. И если мы из-за этого вынуждены действовать вслепую, то это не значит, что мы в плену мифа. Миф ведь действует по-другому. Он рассчитан на то, чтобы нас повести к какому-то ложному огоньку. Миф дает нам ощущение уверенности. Да, этот человек добрый. Вы помните, как относились к Сталину? Сталин - самый мудрый, самый гениальный. Как Вы можете в этом сомневаться? Что же Вы такой за зверь, а не человек, что не любите товарища Сталина? Гитлер... Как можно не любить фюрера? Неужели Вы настолько циничны, что не испытываете ни капли любви к этому замечательному человеку? А если я просто скажу: "Я не знаю, где душа этого человека, какой приговор вынес ей Бог", - то это уже достаточно для того, чтобы от этого мифа отстраниться. Если я честно, трезво скажу: "Я не знаю". Или просто процитирую псалом: "Всяк человек ложь". Каким бы добрым он сейчас ни казался, я не знаю, как он поведет себя в той или иной экстремальной ситуации. И при этом, не доверяя человеку до конца, надо всё равно его любить. Я не знаю, какой он на самом деле, но Христос говорит: "Люби его всё равно!" Это уже не миф. Тут мы входим не то что в область реальности, но в область непознаваемого, и мы четко знаем, где кончается область нашего знания и начинается область более или менее слепой веры. Миф же на языке духовной жизни - это иллюзия. Это "прелесть" - состояние, когда человек попадает в плен к иллюзии. Когда ему кажется, что он видит и знает.
А если человек просто следует за Христом, исповедует веру Церкви, то он никаких мифов не создает, потому что он понимает, что оправдать свой путь перед другими он не сможет: этот путь и следование по нему останется лишь его собственным экзистенциальным выбором. Вспомним пари Паскаля. Вы не знаете, какой цвет выиграет, когда играете в рулетку. Поставили на красное. Но, может быть, Вы будете неправы. Но Вы сделали этот выбор и подчиняете свою жизнь логике этого выбора. Рулетка совершит полный круг, и тогда увидим, кто окажется прав. Сейчас атеиста переубеждать бесполезно, потому что он сделал столь же мощный акт веры, как и я. Поэтому просто говорить ему: смотри, какие у нас добрые люди, зайди к нам в собор - это бесполезно. Начинается разговор, который ни к чему не приводит. Не этим сильна религия. Религия сильна внутренним выбором. Есть точка зрения, что этот выбор осуществляется под воздействием благодати. Но доказать это нельзя, тем более померять благодать и продемонстрировать ее в каком-то эксперименте. Однако и опровергнуть существование благодати ни один физик не сможет, потому что его приборы не работают в этом диапазоне. Здесь всегда будет некая неясность, некая недоказуемость. Но это не миф, потому что мы осознаем пределы нашего знания.
Ролан Барт - надо отдать ему должное, хотя он сам, по-видимому, человек неверующий, - религию не трогает. Он в основном говорит о рекламе, о политических мифах - религии он не касается, потому что понимает, что это что-то более глубокое. И еще потому, что он очень любил свою мать. Он сам из семьи гугенотов. Его мать умерла в возрасте 85 лет, и через 3 года умер и сам Барт. Тут была глубокая привязанность к матери, которая, по-видимому, была верующей, и он не хотел ее травмировать. Может быть, это тоже миф, уже о самом Барте. Единственное, что он позволил себе - это объединить под одним заглавием маркиза де Сада, Фурье и Игнатия Лойолу. Сочетание очень необычное. Он считает из психологически схожими типами. Конечно, католик с этим не согласится, но для гугенота это нормально. Мифолог Барт создает свой миф. Психологически понятно. Выместил комплексы и обиды гугенотов. И мама, наверное, не обиделась. Но о Христе он никогда не говорит, что Христос - миф. Потому что понимает, что здесь всё сложнее. И это уже тема для отдельной лекции.