Молочно-голубое небо. И тонких веточек граната
загадочные арабески. Ты входишь в дом, слегка волнуясь.
Ты открываешь дверь. И сразу
Воспоминаний рой летучий тебя в кольцо свое сжимает.
Ты знаешь: это ненадолго. Так, мимолетное томленье.
Тоска несбывшихся желаний. А может, разочарованье.
Но вот вздохнуло пианино. И рокот клавиш - песня моря - ласкает пальцы. Стынут окна. Весна. Но как еще прохладно.
Земля остывшая так робко
своих посланников пускает навстречу солнечному свету.
А первые цветы нежнее и тоньше
свадебной вуали.
И дремлет дом, отягощенный своим неповторимым прошлым.
В саду забытые качели поскрипывают... Или это
издалека доносит ветер встревоженные крики чаек?
Ты говоришь о том, что слава тебе заманчивой казалась
когда-то. Но теперь, с годами, ты понимаешь, как нелепо
стремиться к ней. И если имя твое поблекнет, станет пылью,
сотрется с каменных скрижалей, то что с того?
Но этот шепот
деревьев под окном и небо
бездонно - голубое, птицы,
и стопка книг у изголовья (ты их читаешь, засыпая),
и чьи- то письма (помнишь почерк?), и выцветших страниц шуршанье,
и имена, которых много - так много, что со счета сбился,
перечисляя их... Все это дороже славы и признанья.
И сон, дарующий отраду, и долгие часы разлуки,
Когда застыли стрелки, словно
окаменели... И неважно, что скоро будешь пляской дикой
Порабощен... Мечта, надежда... Слова, звучащие так сладко,
Ты помнишь, как произносил их
когда-то, губы помнят имя - то самое, что стало тайной
Твоей, рассеялось в лазури, и только изредка слетает
К тебе бессонными ночами.