Лёвка Мухин стоял в кармане автобусной остановки у городского банка. Было по-зимнему зябко, но пока ещё терпимо. В прошлом году на День автомобилиста уже вовсю снег сыпал.
И Лёвкина мысль вильнула бы ещё чёрт знает куда, да рядом скрипнула тормозами старенькая «Тойота», покачалась на пружинах подвески, норовя упасть на колени, но выдержала-таки марку и, дребезжа глушителем, припустила задним ходом к перекрёстку. …Славку Шутника чёрт принёс! Сейчас примется выстаивать у пешеходного перехода.
Мужики прозвали Славку Шутником за уйму анекдотов, которые тот знал, да за разные смешные штукенции, которые нет-нет да с ним и случались.
Но злой, как собака! Хотя и осознаёт это. «Я, - говорит, - потому злой, что на новую тачку коплю. Поменяю машину – опять добрым буду…» Врёт, конечно. После новой тачки к нему и на козе не подъедешь.
К остановке подкатил очередной автобус, схлопал дверками и, тяжело вздохнув от дряхлости, покатил дальше. А на тротуаре остался приземистый мужик, почти квадратный от широченных плеч и просторной долгополой куртки.
Приложил пятерню к козырьку кепки и, увидев Лёвкину машину, грузно ступил к ней.
- Садись-садись!
Но тот не торопился садиться в машину. Глянул на таксиста из-под тяжёлых бровей и хрипло произнёс:
- Умираю, брат, х-хэ… Сердце прихватило! Отвези до Восточного микрорайона за полторы сотни, больше нету.
Ну вот… Восточный микрорайон вон аж где! А полторы сотни что? Из-за них, выходит, и торчал тут Мухин целый день?!
- Не умрёшь! – зло отрубил. Нечего сказки рассказывать!
И хотел было привести пример таких вот сказок, да Квадрат уже бухнул дверью и поковылял в сторону Славкиной тачки.
«Топай, топай… - злорадно подумал Лёвка. – Шутник такое скажет - кепка спадёт. …Новую машину за полторы сотни не купишь!»
Мужик добрёл до Славкиной тачки, сунул в неё башку и будто бы застрял в дверном проёме. Потом шатнулся наружу, оставив дверь открытой, и словно бы задумался, покачиваясь из стороны в сторону.
Вот, чёрт! А, может, у него и вправду сердце прихватило? …С ним шутки плохи: бац-бац и на матрац!
Заметив, что мужик опять поковылял к остановке, выскочил из машины и кинулся навстречу.
- Где в Восточном-то? – опередил удивленное кхэканье Квадрата. – На Широтной?
- Ну… - прохрипел тот и остановился: знать, опять дыхалку перехватило. – Там у меня сын живёт, у заправки…
Знакомое место! И Лёвка хотел было сказать об этом, заполнить прореху после грубого: «Не умрёшь!», да не стал. Мужик ведь тоже хорош: так дверкой хлопнул - чуть машина не развалилась.
Квадрат доковылял до такси и грузно повалился на сиденье. …И тут ему полегчало. Нет, не от победы над таксисткой братией, - от вытащенного из кармана куртки баллончика с каким-то лекарством. Пшикнул его рот и вроде бы как приглушил боль. И проворчал Лёвке, что, мол, уже позвонил сыну, но «Скорую» просил не вызывать: жди, мол, батьку возле подъезда!
А домой ему было ехать совсем ни к чему. Вернее, не к кому: умерла жена-то. А сегодня он у дружка гостил. И налил ему дружок водки, грамм сто - не больше. Гость отказывался, да тот ещё и грибками угостил. Славные грибочки! По пятаку…
Квадрат и выпил. Да ещё папироску закурил. И видишь, мол, какой из него балласт получился?!
И пассажир через силу засмеялся. Будто бы ведро с ржавыми болтами рассыпалось по салону:
- Ох-х, тяжело мне! Никогда так не было… А болеть-то никак нельзя - работаю! Хотя и на пенсии… – и опять полез в карман за баллончиком. - На зоне тружусь, зеков печному делу учу.
Вот тебе на! Неужели заключённые ещё и учиться хотят? И Лёвка вопросительно взглянул на Квадрата.
А тому, знать, было уже не впервой такое удивление видеть:
- Ещё как хотят, - прохрипел довольно. – Отвлекает учёба от житухи, да и профессия нужная. …Кому ведь десять лет сидеть осталось, кому - на волю завтра. Вот так пасти разевают! – и пассажир, забыв про болячку, вольно раскинул руки, выказывая любопытство учеников. – Я тут болел месячишко, так не от болезни страдал - от другого: ждут мужики! …А печник в деревне – первый человек. Слабенькие, конечно, мастера из них получаются, но нет-нет, да и выскочит умелец! Хотя и не в этом дело, - Квадрат прихлопнул ручищей по коленке, - не в мастерстве! Главное, руки-ноги потом никому на свободе отрывать не будут, не примутся пьянствовать! …Дело, брат, человеческое сильно от дури отвлекает!
Полоснул таксиста жаркими яминами глаз и тяжело обронил:
- А того парня жаль...
- Какого?
- Ну того… На иномарке!
- А-а, - дошло до Лёвки, - Шутника что ли? Почему?
- Дурак, потому что! Глиняный человек. Ты вот не повёз, да спохватился. Щёлкнуло в башке-то: плохое дело делаю! Не по-людски… Что такое полторы сотни? Да хоть три… Тьфу! Понял? – и скептически упёрся в Лёвку глазами: где, мол, вам понять, глиняные люди! Сотни да полтинники на уме, а вперёд заглянуть – охоты нет! – Вы от жизни-то нос воротите, всё удачи ждёте! …А она ведь в тебе, – Квадрат потряс руками над панелью, – в башке твоей! …В совести. В ней живёт Бог-то!
- Ну да? …Христос на небо вознёсся, там и живёт!
И ещё бы чего-нибудь поумнее ввернул, да Квадрат перебил:
- На небо… – прохрипел. – Богу-то едино, что небо, что ты! Всё его… Только ты ему кажешься поинтересней: у тебя, вроде и мозги есть!
И Лёвка знал, что ему ответить, знал! …Но если Бог в человеке, если любит его, так почему его же и наказывает? Неужто ему самому в тот момент не больно? …А Митрич, тёщин сосед, тот, к примеру, за что страдает? Два раза горел. В первый раз сарайка занялась, во второй – дом. Три пожарных машины приезжали и так у тёщи крышу залили, что и потолок промок. Тёща потом белила-белила, а все равно разводы остались.
И те ходуном ходившие в Лёвкиной голове мысли, эти вот козыри, он и выпалил Квадрату, норовя распушить его теорию в пух и прах. Да слабы оказались те козыри.
- Э-э, брат, - скрипнул пассажир в ответ и полез в карман за баллончиком, - не бей Фому за Ерёмину вину! Бог - не наказывает, помогает. Да душа-то большая, не из одной лишь совести состоит. И тебе в ней местечко нашлось! Твоему глупому я! …Пересилит его Господь – значит, по Божьему живёшь! Не пересилит – по своей глупости.
- Ну да – помогает! – ухватился Лёвка за слова о Божьей помощи. И ехидно поддел: - Чего же тогда про Митрича забыл?
- Митрича, к-ха... – закашлялся пассажир. – Дурак, потому что! – услышал сквозь кашель Лёвка. - Глиняный человек! Пускай проводку починит - пожаров и не будет. Раньше, брат, таких погорельцев за деревню жить выселяли! Не было доверия в народе.
И всё-то Квадрат знал! Даже Лёвкиной тёще совет дал: пусть, мол, сажей те разводы мажет, потом - забелит. Всегда так делают.
- Погоди! – перебил Лёвка. Ясно-понятно, что Митрич не велик профессор: – Но почему, спрашиваю, Бог-то его не предупредил?
- Но-но... – не согласился Квадрат. – У него, поди, свет тыщу раз мигал: почини, мол, земляк, проводку, заизолируй! …А дальше что было? Чего вначале-то загорелось? – Квадрат удовлетворённо хрюкнул и сам себе ответил: - Сарайка! ...Сарайка не дом. Вот тебе и предупреждение! …Да за сопливым с платком не находишься.
- А Ваньку Махоткина почему не предупредил?! – отчаянно бухнул Лёвка. …Чёрта с два, мол, ты на этот вопрос ответишь! Посложнее будет.
* * *
Историю с Ванькой Махоткиным знали все городские таксисты. Тот в последние годы постоянно околачивался на вокзале, а месяцев восемь назад - пропал. Посадил, говорят, в тачку подвыпивших парней и уехал неизвестно куда. …День прождали его мужики, неделю, а потом пронёсся по вокзалу слух: погиб Ванька. Вот такая история. …Но откуда премудрому Квадрату было её знать?
Да вновь ошибся Лёвка… Знал пассажир про Махотку. По совершенной случайности - один из парней, Ванькиных убийц, оказался на зоне, где работал Квадрат.
- Жадность глаза закрыла, - прохрипел он и опять сунулся в карман за баллончиком, - твоему Ваньке! Деньги показали – он и поехал. …Всё ему было до фонаря: и пьяные пассажиры, и что без багажа они. …В прежние-то времена без чемоданов да узелков таких бродяг и близко к вокзалу не пускали. …А ты говоришь! Как же Бог его не предупреждал? Разве что морду ему, прости Господи, не начистил! …Чего?! …Умнеть, говорю, надо таким вот Ванькам! …А так, конечно, его жалко.
- Ваньку-то?
- Ваньку-то само собой, - молвил Квадрат. – Только поздно его жалеть. …Другого, говорю, жалко, дружка твоего. Как ты его назвал? …Шутник? Пропадё-ё-ёт…
* * *
Ну и пассажир в тот воскресный день Лёвке попался, Квадрат этот… Прав – не прав, но что-то в его последних словах было! Чертовщина какая-то… Ведь подъехал спустя неделю после той неудачной смены к Лёвке Сашка Пономарёв и, суетливо озираясь, спросил:
- Шутника не видел??
Затем, глядя в недоумённые Лёвкины глаза, затарахтел:
- Тут, понимаешь, какое дело! Подскочил ко мне во вторник: разменяй, говорит, пятитысячную! …Посадил, мол, мужика до другого города. У него такой бумаги - как грязи!
- Разменял?
- Чем? – скорчил рожу Пономарь. - Ну, думаю, везёт Шутнику: кому, понимаешь, чуть не десять тысяч за пазуху, а кому - костыль под мышку! …Четыре дня его уже не видел! А надо бы: зимние колёса пообещал. Снег давно идёт, а как без шипов-то?
Это верно… Где теперь Шутник? И Лёвка вспомнил слова Квадрата: «Глиняный человек! Пропадё-ё-ёт…».