Лётчик

Борис Гриненко Ал
      Очередной юбилей очередного друга, трое насели на одного.
«Соображаешь, что делаешь, ещё в кафе вместе пьёте!» — «Твоя жена узнает, несдобровать!» — «Несчастную любовницу муж побил». — «Откуда узнал?» — «Муж сказал, что сверху видел». — «На крыше сидел?» — «Лётчик. Грозится ещё не то сделать». — «Что он ещё может? Своё сделал».
      Я слушаю, в общем-то, обычную в таких случаях ругань, но профессия мужа всё меняет: «Замолчали!» — останавливаю ругань, чтобы тишина съёжилась. Собачиться с женой и дочкой для тебя обычное занятие. Расскажу, чем подобное увлечение окончилось, и что он ещё может сделать.
      Начну с нашего общего, с цивильной выпивки. Академгородок, институт, поздний вечер, готовимся с Сергеем, моим другом, к командировке. У него день рождения, а я только пришёл. Открываю сейф, на первом месте бутылка, не по значению, по местостоянию. Там немного. Выпить позволяем, если видим, что успеем сделать работу, она всё-таки на первом месте. Посмотрели — успеваем, первый тост за Сергея. Бумаги чередуем с рюмкой. Сергей ругается: «Чёрт, перепутал документ».
     — С рюмкой? — Он из другой темы!
     — У нас сейчас — эта, — я поднимаю рюмку: «За тебя».
    Быстро подняли и настроение: командировка на самом деле плёвая, но что гораздо важнее — начали спокойнее относиться к лицемерию, спускаемому сверху.
     — Плюнь, — говорю ему, — мы как у мартена.
     — Какого ещё мартена?
     — Вычислительный центр варит наши байты. Ты ругаешься: не то делаем, нафига, липовые   планы. И что ты можешь сделать?
      — Пойду на этот самый мартен, возьму водки. Она у них не кончается — пить запрещено.
      — Сталевары, — гну я своё, — поэтому и не спрашивают «нафига».
      — А если бы спросили?
     — Перешли бы на самогон. В нашей истории, как ты знаешь, уже переходили.
     Виновник торжества благодарен: «Хорошо, что сменил тему».
      — Я не меняю, «жизнь полна неожиданностей», специально хочу почеркнуть, что приходят они оттуда, откуда никто не ожидал, дослушайте. В моём рассказе бутылка закончилась, документы остались. Сергей, естественно, выпивший до вечера, разошёлся:
     — Как всё-таки насчёт спуститься на вычислительный центр?
     — Зачем, позвоню туда приятелю.               
    Ожидаемый ответ: «С удовольствием, конец смены».
    Гулкие шаги в коридоре, Сергей в такт звякает рюмками, наслаждается, пока — звуком. Шаги ближе — рюмки громче. Распахивается дверь и впускает замдиректора. Мы ржём. Увидел рюмки: «Репетируете банкет по завершению квартала?»
     — Ещё рано.
     — А пустая бутылка откуда?
     — Не знаю, я пустые не приношу, — Сергей смеётся. Замдиректора поворачивается ко мне:
     — Ты ведь с демонстрации, наверное, первой в стране интеллектуальной системы?
     В то время ещё не было персональных компьютеров. Чтобы получить информацию из вычислительной машины, нужно было написать программу. И вот, наконец-то, показывают систему, дающую возможность поговорить с машиной, да ещё на русском языке. Сбоев не было, вопрос — ответ, вопрос — ответ. Каждый спросивший непременно похвалит. Разработчики недовольны: собрались выслушать критику, а не витать в облаках, напомнили анекдот. Летят двое на воздушном шаре в незнакомой местности, радуются увиденному. Вдруг туман, всё заволокло. Куда несёт — неизвестно, испугались. Опустились ниже, увидели мужика, кричат: «Где мы?» Тот складывает ладони рупором: «На воздушном шаре». Я решаюсь опустить восторги на землю, задаю вопрос системе: «Сколько на вычислительном центре котов?» Все затихли. Мгновенный ответ — «Один» — и общий смех. В руководстве института есть сотрудник с фамилией «Котов». «Теперь вопрос к вам, — продолжаю я, — мою кошку на работу примете?»    
      Дверь открывается, сначала показывается рука с бутылкой. Смеёмся. Заходит приятель, видит замдиректора:
      — Извините.
     — Нет, нет. Не ошибся, это — сюда.
     Утро. На служебной машине везут в аэропорт, дорога через город. Сергей дремлет, с нами сотрудница. Пытаюсь с ней разговаривать. Недовольна:
     — Вас на борт не пустят.
      Сзади доносится гул низколетящего самолёта.
      — Мы что, пассажиры. Слышишь, где они сами летают, — точно с похмелья.
      Разбуженный Сергей открывает глаз. «Кто?»  — «Кто, кто, — пилоты». Гул переходит в угрожающий рёв, опускается ниже и догоняет машину, он ближе и ближе. Мы пригибаемся. Улица делает крутой поворот, машина быстро уходит влево, и тут же раздаётся сильный взрыв. Мы вздрагиваем и переглядываемся. Вечером звоним в институт. Что называется, «попал», действительно, — пилоты, точнее — пилот. Была пьянка и любовь, или наоборот — вначале любовь, пьянка добавилась потом. У сослуживцев оставался один вопрос: надолго ли их хватит? Ответ дало время, причём быстро. Его перевели в техники, жена ушла, мужик тоже вышел, из себя, и не нашёл ничего лучшего, как угнать самолёт, Ан-2. Покружил, покружил над городом и врезался в пятиэтажку, в квартиру, куда ушла жена с ребёнком. Там жили её родители.
     Хрущёвка оказалась прочной. В конце концов (это и есть конец) его дело, но соседи погибли, а жены дома не было. Вечером нам не дали выпить, несмотря на утверждение: если бы пилот напился, он остался бы на земле, сам живой и соседи.


Из повести "Признание в любви"