Господин Бутов угасал. Угасал тихо, покорно, без нытья, капризов, даже без болей: и душевных и физических. Не исцелили его ни хвалёные отечественные лексредства, ни диковинные забугорные, ни совсем уж экзотические пилюли с каких-то там неведомых ему островов, не помогло и дурно пахнущее пойло местного знахаря Вани. Немощное тело господина Бутова перестало подчиняться даже самым пустяшным командам исходящим из его ясного, ничем не замутнённого мозга, а желудок напрочь отвергал всяческую еду и питьё.
В последнее свидание жена принесла свежую прессу, коробку его любимых леденцов и, чего уж он никак не ожидал -- библию. Невесело усмехнулся: "Мне к готовиться к соборованию? Что ж, я готов!"
Он давно смирился с неизбежным, скорым неизбежным... Но вчерашний разговор с профессором... Он поверг бедолагу в изумление и в то же время затеплил в нём слабую искорку надежды на возвращение к полноценной жизни. Он уже порывался рассказать о том разговоре жене Софочке, своей ненаглядной толстушечке... Профессор отговорил: "Этого пока делать не следует, дружище; прежде хорошенько обдумайте сами лично: операция необычная, очень необычная и я вовсе не гарантирую её положительный исход!"
* * *
...Во дворах хозяйничал апрель, бойко зеленели газоны, календарь показывал тринадцатое, вторник...
В палату профессор буквально влетел, он был словно наэлектризован. Потёр ладонь о ладонь и бодро воскликнул:
-- Доброго утречка, господин Бутов! Ну, как, обдумали, решились?
-- Разве у меня есть выбор, господин профессор?..
-- Вот и ладушки! Нам с вами только и останется, что соблюсти некие формальности... Э...э, после полудня к вам подойдёт заведующий клиникой, он и объяснит вам что к чему; я же с этой минуты стану подыскивать вам донора...
-- Профессор, вы и впрямь надеетесь на благополучный исход операции? -- устало спросил больной.
-- Будем надеяться,-- отвечал доктор. -- Крепитесь, господин Бутов, не теряйте присутствия духа -- отныне теперь это для вас главное... И молитесь, голубчик, молитесь!.. Э...э, кажется, я у вас библию видел -- эдакую миниатюрную книжицу в синей обложке? Да-да, конечно у вас -- я вспомнил... Вы верующий человек, в церковь ходите?
-- Увы! -- разлепил губы больной, -- мне неведом путь к ней -- всё недосуг было ко Господу стопы направить.
Профессор развёл руками: "Ну, что ж теперь!", откланялся и вышел.
Господин Бутов предался раздумьям. Как случилось, что его, директора известной фирмы, семидесятилетнего здоровяка пустяшная ангина в одночасье превратила в развалину? Что делал он не так, чем провинился пред Небом? Пил в меру, не крал, подчинённых не обижал... В амурных делах переусердствовал? Ну да, перехлестнул, перестарался; но от этого умирают разве?! Да и велик ли грех -- прелюбодеяние?..
Вскоре он впал в забытье.
* * *
Трое суток минуло после его разговора с профессором. Господин Бутов совсем ослаб; теперь даже поднести руку к лицу стоило ему невероятных усилий... "Косая" была совсем близко!
Его растормошили в первом часу по полуночи: "Просыпайтесь, господин Бутов, просыпайтесь! Вас ждут в операционной... Профессор Иотов ждёт."
Больной с трудом расклеил веки...
...В палату втолкнули каталку; санитары переместили в неё тело и покатили по бетонному полу; словно в туннеле, побежала-потекла над господином Бутовым белая река потолков с круглыми и продолговатыми, яркими и тусклыми светильниками, проводами, датчиками, таблицами, какими-то надписями... Конец "туннеля" обозначила операционная. Здесь уже суетились не меньше десяти человек в масках и белоснежных одеяниях. Профессора Иотова господин Бутов отличил от других скорее по фигуре и манере лавировать меж коллегами, и попутно давать им какие-то распоряжения; окончательно же убедился, что это именно он, когда тот показал ему воздетый кверху большой палец: мол, всё будет о-кэй! Последнее, что дошло до ушей больного, перед тем как ему провалиться в наркотический сон, был шёпот молоденькой медсестры-практикантки Алечки: " Ну нифига: такое тело -- старику... Представляю, как он возгордится, как щёки раздует!"
... Дальше -- тьма, неясность образов, нагромождение тяжёлых хрустальных кубов, россыпи неведомых галактик бесконечной чередой плывущих неведомо куда (в вечность?), тревога, ужас и некое большое красное, полупрозрачное яблоко на серебристом подоконнике... И вновь -- тьма, тьма...
* * *
... Профессор возлежит в старом кожаном кресле и сквозь дрёму слышит, как чья-то рука робко трогает его плечо... Сестричка Алечка -- кому ещё быть!
-- Леонид Венедиктович, госпожа Бутова хочет видеть своего мужа и притом немедленно...
-- Детка, вы объяснили ей, что срок реабилитации ещё не истёк и что её супруг в коме?
-- Да, но она и слышать не хочет, грозится подать на нашу клинику в суд... а на вас -- в первую очередь...
Профессор чертыхнулся, встал, нервно заходил по кабинету...
-- Ну, что т-ты с ней!.. Вот же заноза! Просите, Алечка, просите, чего уж!
Спустя минуту в кабинет вплывает полная густо напомаженная дама с большим цветистым пакетом в руках и с порога выпаливает: "Где он?"
-- Госпожа Бутова, -- спокойно говорит профессор, -- мы даже не знаем, в состоянии ли он говорить...
-- А я и не настаиваю на общении с ним, я хочу лишь взглянуть... -- лицо госпожи Бутовой маково вспыхивает,-- ...взглянуть на его тело... на его новое тело!
Профессор поверх очков некоторое время смотрит в окно, наконец говорит:
-- Что ж, это, пожалуй, устроить можно, это не возбраняется и для меня сие вовсе необременительно; да и в конце концов -- это ваше право.
...В палате профессор приставил указательный к губам: "Тшш! Ни звука!"
К больному подошли на цыпочках.
На металлической койке лежал обнажённый до пояса человек с обликом господина Бутова. Глубокое ровное дыхание, широкая, мерно вздымавшаяся грудь, загорелое мускулистое плечо с симпатичной татуировкой говорило о мощи и крепости молодого здорового тела.
-- Профессор, это он?!
Голос посетительницы дрогнул.
-- Да, мадам, это он, -- отвечал Леонид Венедиктович. -- Впрочем, я не могу наверняка сказать чьего в нём теперь больше...
Госпожа Бутова рукавом кофты смахнула с переносицы бисеринки пота. Она задыхалась, её бил озноб...
-- Прошу вас, профессор, снимите с него покрывало... совсем снимите!
Но тот только прикашлянул в кулачок...
-- Ну, что же вы?.
-- Вот, что, дорогая, я бы мог вам потрафить и в этом, но, простите, я больше не стану потворствовать вашим капризам.
-- Почему?! -- воскликнула дама.
-- У вас ещё будет время притереться к новым телесам вашего супруга, точнее -- привыкнуть к ним... ежели вы его примете таковым; надеюсь, это у вас получится довольно скоро и без осложнений, -- загадочно, пряча в усах улыбку, молвил доктор.
Вдруг госпожа Бутова вцепилась в профессора и испуганно прошептала:
-- Он открыл глаза...
-- Открыл глаза?!
-- Да. И он хочет что-то сказать...
-- Хочет сказать?! -- теперь удивился и профессор.-- Хм, и в самом деле -- он хочет что-то сказать нам...
Веки больного были полуоткрыты, порозовевшие губы беззвучно шевелились...
Госпожа Бутова буквально вжалась в профессора Иотова.
-- Перестаньте меня тискать! -- возмутился тот. -- Уж не вознамерились ли вы меня задушить? Лучше подойдите к изголовью и окликните его... Ну же!
-- Мне страшно, доктор!..
-- Как, вы страшитесь собственного мужа?! Делайте же то, что я вам приказал, чёрт вас дери! -- осерчал профессор.
...Госпожа Бутова приблизилась к больному и робко позвала:
-- Лёша, Алексей, ты меня слышишь?
Лёша-Алексей не мигая глядел в нависшее над ним мясистое, густо напомаженное лицо и молчал... Наконец, лениво разомкнул челюсти и ничего не сказав, так же лениво сомкнул их.
Вмешался профессор:
-- Господин Бутов, вы меня слышите?
-- Вы кто? -- едва слышно произнёс больной.
-- Я ваш лечащий врач, профессор Иотов... Вы разве не узнаёте меня? А со мною рядом -- ваша жена Софья Петровна...
-- Моя жена?!
-- Не моя же! Она -- ваша и только ваша и ничья больше; подтвердите, Софья Петровна!
-- Д...да, Лёшенька, я твоя жена, -- подтвердила та.
-- Но я не женат... я никогда не был женат!.. И кто она, эта мокрица?
Голос Бутова дрогнул; он привстал на локтях... Его лицо сделалось багровым, он оглядел толпу медиков...
-- А это чё за гопота?
-- Лёшенька, милый, ты разве не узнал меня? -- заголосила Софья Петровна. -- Ах, ты золотце моё, ах, бедняжечка! Ну, ничего, это пройдёт!
-- Что надо от меня этой старухе? -- рявкнул "милый". Что за галиматью она несёт! Поди прочь, ведьма! .
С видимым усилием он принял сидячее положение и принялся озираться по сторонам...
-- Скажите, где я нахожусь и что со мной произошло? Скажите же, чёрт вас подери!..
Профессор вполпрыжка оказался рядом с несчастным и принялся громко и быстро спрашивать:
-- Как вас зовут?
-- Олег, --отвечал тот.
-- Ваша фамилия?
-- Остапин...
-- Сколько вам лет?
-- Тридцать... Но зачем вы меня об этом спрашиваете?
-- Действительно: зачем? -- задумчиво произнёс профессор. -- Я ведь знаю о вас всё. Знаю, например, что вы -- гитарист и заядлый байкер... Кстати, вы не в курсе: где теперь ваш двухколёсный зверь? Да, и вспомните попутно, куда неслись вы на нём под вечер тринадцатого апреля с девочкой Линой за вашей широкой спиной... Кажется, её так звали?
-- Почему "звали"? Бросьте темнить, скажите: она жива? С ней всё в порядке?..
Молодец с лицом старика уже сидел на койке и порывался встать...
-- Она цела, я спрашиваю вас? -- понизил он голос.
Профессор отрицательно покачал головой: "Её больше нет..."
Пациент замычал и упал на подушку... В палате стало тихо и неуютно.
-- Профессор, мой муж бредит? -- прошептала госпожа Бутова. -- Это пройдёт, зто скоро пройдёт?
-- Он не бредит, милая, и увы! он не ваш муж; он -- Олег, просто Олег и никто больше. Произошло нечто невероятное: каким-то непостижимым образом голова вашего супруга "загрузилась", точнее -- заместилась мыслями и чувствами этого несчастного байкера, его памятью... В каких хранилищах пребывает ныне его собственные -- на сей вопрос у меня ответа нет. Простите, я хотел как лучше...
..."Просто Олег" поднёс руки к лицу. Провёл по щекам...
-- Сейчас он потребует зеркало, -- вполголоса произнёс профессор и отчего-то поёжился. За его спиной собралась толпа любопытствующих из персонала и "ходячих". Доктор угадал: "господин Бутов" вскочил, заметался по палате, ринулся к умывальнику -- к зеркалу...
Вслед за протяжным стоном бедолаги и его сумасшедшим смехом по коридорам клиники прокатилось полное отчаянья:
-- Мама! Что со мною сделали! Изверги, вы зачем меня изуродовали?.. Мама-а-а!
Госпожа Бутова медленно сползла по стене и трагично прошептала:
-- Всё пропало... всё кончено... всё пошло прахом... Всё! -- И потеряла сознание.
Толпа любопытствующих рассыпалась и теперь жалась по углам; был слышен тяжёлый топот бегущих санитаров... Больной, словно ища выход, заметался по палате, затем закрыл лицо руками и метнулся к окну...
Хряск пластика, звон битых стёкол, многоголосое "Ох-х!" и визг слились в какой-то немыслимый аккорд.
...В разбитое окно ворвался диковатый ветерок и принялся нещадно терзать тюлевую занавесь и терзал её до тех пор, пока кто-то не догадался затворить дверь палаты. Профессор глянул вниз -- в чистенький после недавнего субботника больничный двор, где над телом самоубийцы уже споро и деловито хлопотали "люди в белых халатах", покачал головой: "Вот ведь как: не смог парень смириться со старческой физиономией... Может и зря. М-да. А вообще-то не следовало бы строить высотных клиник... М-да." Обнаружив стоящих без дела дюжих санитаров, приказал, кивнув в сторону только что овдовевшей госпожи Бутовой:
-- Приведите эту женщину в чувство; мне ещё много есть что сказать ей.
Сам глянулся в зеркальце над умывальником, и зачем-то погрозил ему...
Владимир ХОТИН
Апрель, 2015