Глава шестнадцатая
-Михал Ваныч, я целую упаковку бинтов купила! Так, на всякий случай, - сообщила запыхавшаяся Калмыкова.
- Молодец, Антонина! - похвалил служанку Гурьев, - а теперь давай помоги мне! - он подошёл к зеркалу.
- Михал Ваныч, не надо! Я сама всё сделаю! - Антонина решительно вынула один бинт из упаковки.
Михаил стоял у зеркала. Калмыкова, привстав на цыпочки, высунув кончик языка, медленно разматывала бинт. Аккуратно один виток за другим...
Наконец Гурьев увидел его! Широкий безобразный шрам, похожий на молнию, которая начиналась от середины левой брови и поднималась к правому виску.
- Ой! - нервно прошептала Антонина и закусила нижнюю губу.
- Уф! Ну и морда! - вздохнул Михаил, - чистый босяк. Грузчик портовый.
- Нет, Михал Ваныч! Какой же вы грузчик? Вы видный мущина! Очень видный! - очень убедительно прошептала Антонина и одарила его каким-то очень странным взглядом.
Шрам уже начал затягиваться.
- Сейчас я вас перевяжу, Михал Ваныч! - Калмыкова уверенными движениями принялась накладывать бинт на рану.
- Умеешь! Молодец, Антонина! Где научилась? - удивился Гурьев.
- Я всё умею, Михал Ваныч! - ответила она, покраснела и потупилась.
Следующие два дня Гурьев запоем читал. Чувствовал он себя прекрасно, поэтому наслаждался книгами. Ему не мешали ни опухшие глаза, ни синяки под ними.
В четверг, в начале второго, из столовой послышался голос служанки:
- Михал Ваныч, обед готов! Я накрываю на стол!
- Дрень! Дрень! Дрень! - раздался в этот миг звон дверного колокольчика.
- Михал Ваныч, вы идите в столовую, я открою! - крикнула служанка.
Гурьев вышел из кабинета и столкнулся с Грабовским! Штаб-ротмистр был одет в белоснежный костюм, белую рубаху с голубым галстуком и светлые, необыкновенной красоты, туфли.
Гурьев опешил. Он смотрел на Грабовского и ничего не мог сказать.
- Михаил Иванович, добрый день! - штаб-ротмистр непринуждённым движением снял с головы широкополую шляпу из соломки.
- Николай Васильевич, рад вас видеть! Очень рад! - наконец пришёл в себя Гурьев и протянул руку Грабовскому.
Тот ответил сильным рукопожатием.
- Это вам, Михаил Иванович! - штаб-ротмистр протянул Гурьеву корзинку, которую он держал в левой руке.
- Благодарю, вас! - сказал Михаил и глянул внутрь.
Корзинка была разделена на две половины. В одной лежала горка спелой, с чёрными боками черешни, а другая была наполнена крупными тёмно-красными ягодами клубники.
- Шикарно! Большое спасибо!- улыбнулся Гурьев. - Антонина, возьми корзинку! Накрывай обед на две персоны! Николай Васильевич, я приглашаю вас отобедать со мной! Возражений не принимаю!
- Согласен! Согласен! Принимаю ваше приглашение! Я же специально подгадал так, чтобы пообедать! Ха-ха! - засмеялся Грабовский.
- Я это уже понял! - в ответ засмеялся Михаил.
- Михал Ваныч, давайте корзину! Через пять минут всё будет накрыто! - появилась Антонина с круглыми от удивления глазами.
- Николай Васильевич, прошу вас в мой кабинет! - Гурьев открыл дверь. - Присаживайтесь!
Грабовский вошёл и сразу же направился к этажерке с книгами. Долго смотрел. Было видно, что он очень поражён.
- Михаил Иванович, а скажите мне, пожалуйста, как вы себя чувствуете? - штаб-ротмистр изучал Гурьева своими «колючими» глазами жёлтого цвета.
- Я нахожусь в прекрасном физическом состоянии, если не говорить о моей физиономии! - улыбнулся Михаил. - Она портит весь мой внешний вид!
- Да, лицо у вас не очень красивое! - признался Грабовский, - но самое главное, что вы бодры и сильны духом! Это важнее всего!
- Николай Васильевич, скажите мне, а как чувствуют себя революционеры, которых мы брали тот день, ночью? Они живы? - Гурьев задал вопрос, мучивший его с понедельника.
- Не переживайте за них, Михаил Иванович! Лежат в больнице.
Лебедев - это тот, который остался без зубов, даже пытался вчера что-то шепелявить. Кузнецов хуже. Только пока глазами вращает и нечленораздельно мычит. Думаю, что поправятся! Ха-ха! Хорошо же вы их уделали, Михаил Иванович! Силище у вас однако богатырская! - восторженно покачал головой Грабовский.
Штаб-ротмистр сегодня был великолепно подстрижен и тщательно выбрит. От него приятно пахло мужскими духами. «Какие-то новые! Запах незнакомый... Должны быть очень дорогие,» - подумал Михаил.
- Михал Ваныч, уже готово! - послышался за дверью голос служанки.
- У нас сегодня борщ на первое! На второе каклеты с отварным молодым картофелем, а на третье - ягодный кисель! - гордо сообщила Антонина мужчинам, когда они вошли в столовую.
- Каклеты? - улыбаясь и изображая восторг на своём лице, - переспросил Грабовский.
- Да, барин! Каклеты из парной говядины! Вкусные! Мясо я сегодня купила на базаре, - подтвердила Антонина.
Гурьев улыбнулся и смутился.
- Хозяюшка, - ласково обратился к ней штаб-ротмистр, - не называй ты меня барином! Я - Николай Васильевич! Поняла?
- Конечно! Поняла! Вы садитесь! Сейчас я вам борщичка налью. Только вот выпить у нас ничего нету! Доктор запрещает Михал Ванычу до выздоровления употреблять! - объяснила служанка.
Гурьев вновь смутился.
- Доктор прав: Михаил Иванович должен думать о своём здоровье, а вы, Антонина, должны ему помогать! - Грабовский раздвинул свои тонкие губы в улыбке.
Теперь покраснела Калмыкова. Было очевидно, что она не понимала чем же может помочь Гурьеву.
Борщ был отменный. Такой вкусный могла готовить только Антонина: насыщенный, острый, пахнущий капустой, с запахом чеснока, заправленный старым свиным салом.
- Вот это борщец! Огненный! Мечта гурмана! - Грабовский с удовольствием съел тарелку.
- Николай Васильевич, давайте я вам ещё добавлю! - предложила Калмыкова.
- Нет! Нет, Антонина, спасибо! - отказался штаб-ротмистр.
- И я не буду! - поддержал его Гурьев.
- Тогда я подаю каклеты! - Калмыкова с удивлением посмотрела на Михаила.
Котлеты с молодым отварным картофелем, с малосольными огурцами и тёртым хреном оказались невероятно вкусными.
- Хозяюшка, теперь я к вам на обед буду каждый день заходить! Объедение! Я чувствую себя гурманом! Антонина, а кто огурчики солил? - Грубовский оторвал свой взгляд от тарелки и посмотрел на служанку.
- Как кто? Я! - покраснела она.
- Михаилу Ивановичу повезло с такой хозяюшкой! Ох как повезло! - восторженно воскликнул штаб-ротмистр.
Гурьев смутился, а Калмыкова стояла возле стола с красным лицом.
- Антонина, а вас можно попросить заменить кисель на стаканчик крепкого чая? - попросил Грабовский.
- Конечно, Николай Васильевич! Щас побегу, самовар поставлю!
« Всегда она так: когда спешит, то слова неправильно произносит! Хотя это не так и важно,» - подумал Гурьев.
Они пошли в кабинет.
- Николай Васильевич, прошу вас! - Гурьев протянул штаб-ротмистру свой портсигар.
- Благодарю вас! - Грабовский вынул папироску и с наслаждением закурил. - Михаил Иванович, вы мне позволите посмотреть вашу библиотеку? Как я понимаю - это все ваши книги? - штаб-ротмистр посмотрел в глаза Гурьеву.
- Да, Николай Васильевич, мои книги. Их я собирал несколько лет. Честно скажу, что они очень мне дороги. Все!
- Я вас, Михаил Иванович, прекрасно понимаю. Сам такой. - Грабовский вынимал книги, смотрел обложки. - Да, интересно! Чрезвычайно любопытно! У вас есть книги на французском языке. Вот в моих руках сочинения господина Оноре де Бальзака. Вы владеете французским языком?
- Читаю и пишу почти свободно, а вот говорить... Нет! Испытываю большие проблемы с произношением, - признался Михаил.
- А вот я вижу книги на немецком языке! Речь идёт о какой-то философии? - от удивления у Грабовского даже задвигался его огромный кадык: вверх, вниз, вверх, вниз...
- Да, также я владею и немецким языком. Пишу, читаю свободно. Практически не говорю. Нет практики! У меня в библиотеке есть работы известных немецких философов Канта и Шеллинга, а на русском языке языке целых пять книг философа Гегеля. Называются «Курс эстетики или Наука изящного,» - Михаил вынул одну из них, - вот, пожалуйста, смотрите Николай Васильевич! Очень интересно!
- Вы, Михаил Иванович, полагаете, что философия очень интересный предмет для изучения? - у Грабовского от удивления даже увеличился в размере его длинный нос.
- Конечно же! Вы даже не представляете себе, как это увлекательно! - оживился Михаил.
- Нда-а-а, - неопределённо протянул Грабовский. - А вот, вот... Что я вижу? Что я вижу? Не может быть! - у штаб-ротмистра вновь заходил кадык. - У вас есть перевод " Слово о полку Игореве" Барсова?! Изданного в 1887 году!? Невероятно! Я только слышал об нём, но никогда не видел! В ростовских книжных магазинах такой редкости не найдёшь! У меня есть перевод Гербеля. Также очень редкая вещь, но перевод Барсова! Сегодня же закажу в Санкт-Петербурге!
- Николай Васильевич, возьмите почитать мою книгу! - предложил Михаил.
- Нет! Нет! Ещё раз нет! Я хочу иметь свою! У меня есть перевод «Слова о полку Игореве» самого Деларю! Это невероятная библиографическая редкость! Великодушно благодарю вас, Михаил Иванович! - у Грабовского потухла папироса.
- Михал Ваныч! Николай Васильевич! Самовар готов! Идите! - оторвала их от процесса просмотра и обсуждения книг Антонина.
- Садитесь! Вот заварной чайник. Здесь сахарница, печенье, баранки! - улыбнулась служанка.
- Спасибо, хозяюшка! - улыбнулся своими бесцветными тонкими губами Грабовский. - Да, Михаил Иванович, я случайно вдруг подумал о том, что в аптеке может быть какая-нибудь мазь или крем, который поможет вам быстрее снять опухоль на щеках и под глазами?
- Это мысль! - согласился Михаил. - Антонина, а ты не спрашивала мазь от синяков?
- Не, Михал Ваныч! Не сообразила даже! Вот я дура! - вслух огорчилась Калмыкова.
Выпили по два стакана чая, и Грабовский заторопился:
- Спасибо вам Михаил Иванович за приём, а вам, хозяюшка, за невероятно вкусный обед! Мне нужно уходить! Служба!
Как только закрылась входная дверь за вышедшим штаб-ротмистром, Гурьев в панике закричал:
- Антонина, срочно тащи борщ! Полный супник! Потом котлеты, картофель, хлеб! Кисель тоже!
- Щас, Михал Ваныч! - Калмыкова перекрестилась, - слава тебе Господи! Я, грешница, подумала, что вам нехорошо вдруг стало! Всего одну тарелочку борща съели и две каклетки! Слава Богу! Всё хорошо!
Михал Ваныч, вы кушайте! Всё уже на столе стоит, а я пока сбегаю в аптеку. Если тама мази нету, тогда я к бабе Нюре на Нахаловку смотаюсь! У неё точно будет! И как это я раньше об этом не подумала! - вдруг засобиралась Антонина.
Калмыкова вернулась к шести часам вечера. Она запыхавшись вбежала в квартиру.
- Ой! Мамочки время уже сколько! Ужин же готовить нужно! - забеспокоилась прислуга.
- Антонина, зачем что-то готовить? Борща в кастрюле осталось вполне достаточно, да и котлет нам с тобой хватит! Не надо! - в прихожку вышел Гурьев с книгой в руках.
- Вы это правда? - удивилась Калмыкова, - ну как скажите, Михал Ваныч! Вот мазь. У бабы Нюры купила. Она лучшая знахарка на Нахаловке. Сказала мне, что за несколько дней все синяки исчезнут. Вот держите! - она вручила Гурьеву маленькую стеклянную баночку, завязанную куском старой ветоши. - Втирать нужно каждые два часа!
- Спасибо! - Гурьев с отвращением посмотрел на грязную тряпку. - Антонина, денег тебе хватило на это снадобье?
- Михал Ваныч, мазь всего 50 копеек стоит! - засмеялась Калмыкова и ушла к себе переодеваться.
Гурьев, морщась от отвращения, развязал банку и понюхал. Запах был довольно приятный: угадывалась мята, чабрец, полынь и что-то ещё. «Мёд, наверное?» - подумал он и подошёл к зеркалу.
Зацепил указательным пальцем правой руки самую чуточку мази, ещё раз понюхал и начал тереть её свою левую щёку.
- Михал Ваныч! Ха-ха-ха! Это же не так делается! - Калмыкова уже в домашней кофточке и юбке стояла возле него. - Нужно ведь больше набирать, а затем втирать и втирать! Да здесь неудобно! Садитесь на край своей кровати, я вам смажу все синяки!
Гурьев молча пошёл в спальную комнату, присел на кровать. Подошла Антонина, из банки вынула горку мази, положив её себе на левую ладонь, и всеми пальцами правой руки принялась втирать в левую щёку Михаила.
Делала она это старательно, тщательно размазывая мазь по щеке.
- Тресь! - тихо раздалось вдруг.
На ситцевой кофточке Калмыковой неожиданно лопнули три нижних пуговицы, и наружу вывалилась её правая грудь.
Гурьев, как в тумане, принялся её целовать. Антонина бросила размазывать мазь и застонала. Снаружи показалась белая, с родинками её уже левая грудь.
Михаил больше не мог себя контролировать. Он исступлённо целовал её груди, потом шею. Добрался до сухих горячих губ.
Антонина громко кричала от восторга, страстно царапалась и больно целовала его в плечи.
Они очнулись, когда было уже темно. Только с улицы в комнату лился тусклый свет фонарного столба.
- Ну ты и жеребец, Мишенька! - прошептала Антонина и счастливо рассмеялась. - Я думала, что ты меня просто заездишь! Ха-ха-ха!
- А я думал, что прибегут соседи, ведь так сильно ты кричала, - улыбнулся Михаил.
- Это от бабьего счастья такие крики сильные случаются! - она прижалась к нему, - я думала, что этого никогда не произойдёт! Случилось, однако! Грешница я, а что сделаешь! Ха-ха-ха! - пойду я на кухню,тебе борщ разогрею и каклеты.
- Борщ? Замечательно! Уже встаю! - подскочил с кровати Михаил.
У Гурьева началась жизнь, о которой он никогда не смел мечтать. Ночь страстной любви, потом короткий сон. Затем завтрак. Потом опять любовь. Сон. Обед и чтение книг.
Если Михаил и чувствовал усталость, то Антонина, наоборот, набиралась сил. Была всегда свежа и энергична. Она похорошела. Её личико помолодело, а глаза из грустных превратились в насмешливые.
Ей очень нравилось смотреть за тем, как он ест.
- Настоящий мущина ты, Мишенька! Много ешь, от этого у тебя и сила необыкновенная появляется, чтобы меня любить! - говорила она и, часто, с похотью смотрела ему в лицо.
Гурьев молчал и опускал глаза.
- Мишенька, когда твой сослуживец Грабовский пришёл, весь в белом, я так испужалась. Так испужалась, подумала, что он твой начальник и тебя ругать будет. Оказалось, что он легантный мущина и твой товарищ! - как-то сказала она.
Мазь знахарки бабы Нюры и правда оказалась чудодейственной: синева щёк заметно стала бледнеть.
- Заканчивается, - с сожалением заметил через несколько дней Михаил, - надо бы ещё купить!
- Счастье моё, сейчас закончу обед готовить и поеду на Нахаловку, - пообещала Антонина.
Иногда утром Гурьев просыпался от сладкого запаха цветущих лип. Калмыковой рядом уже не было. Она с рассветом бежала на базар за продуктами. Он лежал с восторгом вспоминая прошедшую ночь и вновь засыпал.
Через двенадцать дней в гости пожаловал Кирсанов. В мундире жандармского поручика он смотрелся довольно мужественно, но всё равно был похож на кадета старшего курса.
- Дмитрий Ильич, рад вас видеть! Пройдёмте в мой кабинет! - пригласил его Гурьев.
- Да, конечно! - торопливо согласился Кирсанов.
В кабинете он долго рассматривал библиотеку, а затем, между прочим, поинтересовался здоровьем Михаила.
- Через два дня поеду к хирургу. Думаю, что он мне снимет швы и разрешит выйти на службу. Честно сказать, Дмитрий Ильич, я не буду просить никакого разрешения, а просто через день после снятия швов выйду на службу, - сказал Михаил.
- Ой! Как хорошо! - воскликнул, как ребёнок, Кирсанов. - Пожалуйста, Михаил Иванович! У нас с бумагами полный завал! Запросы, письма валом приходят, а вы ещё свои не отработали! Апостолов очень озабочен создавшейся ситуацией. Кстати, он очень интересуется ваши здоровьем! Как вы себя чувствуете, Михаил Иванович?
- Прекрасно, Дмитрий Ильич! - Гурьева душил смех: «Адъютант якобы пришёл навестить меня, но на самом деле узнать, когда же я, наконец, появлюсь на службе!»
- Михаил Иванович, я должен выполнить важное поручение ротмистра Апостолова, - Кирсанов встал со стула, вынул из кармана бумажный конверт и вручил его Гурьеву.
- Что здесь? - удивлённо поинтересовался Михаил.
- Ваши наградные! Денежное вознаграждение за операцию по задержанию двух опасных государственных преступников. Согласно приказу полковника Тихановича все её участники получили различные денежные суммы. Откройте конверт, пожалуйста, посмотрите! Потом, когда выйдите на службу, распишитесь в специальной ведомости, - склонив свою голову набок, объяснил Кирсанов.
- Как скажите, Дмитрий Ильич! - Гурьев открыл конверт и вынул из него банкноты. - 650 рублей!
- Совершенно верно! Именно эта сумма! - с радостным видом подтвердил Кирсанов.
- Благодарю! - Гурьев был сильно и приятно удивлён: Дмитрий Ильич, я через десять минут буду обедать. Приглашаю вас разделить со мной трапезу! Моя служанка готовит очень вкусно, - пригласил Михаил.
- Нет! Нет! Благодарю вас, Михаил Иванович! Я должен идти домой! Меня также ждёт обед! Разрешите откланяться!
- Мишенька, а почему этот юноша не захотел пообедать с тобой? - удивилась Калмыкова.
- Стеснительный очень! Пошёл домой, там его обед ждёт! - объяснил Михаил и добавил, - Тоня, возьми! Это тебе! - он протянул ей ассигнацию в 100 рублей.
- Ты чего, Мишенька? - испугалась Калмыкова, - такие деньжищи! Не надо! Не надо!
- Возьми, Тоня, я тебя очень прошу! - Михаил сунул ей деньги в карман белого фартука.
- Спасибо, Мишенька! У меня сроду таких денег то не было... А вообще, ничего не было... Садись за стол, я тебе сейчас обед накрою!
На десерт у нас сегодня пончики с вареньем! Мишенька, ты любишь пончики с вареньем? - забегала Антонина.
- Пончики? - переспросил Гурьев, - конечно же люблю! Только их мне много нужно! Ха-ха!
- Много, Мишенька! Много напекла!
После обеда Калмыкова куда-то унеслась. Вернулась только к часам шести вечера и сразу же закрылась у себя в комнате. Гурьев читал в кабинете и вздохнул с облечением «Вернулась!»
- Мишенька, выйди в прихожку! - позвала она.
Гурьев положил в книгу закладку и встал из-за стола. Открыл дверь и замер. Перед ним стояла молодая красивая барышня с короткой модной стрижкой в платье из тонкого материала цвета персика. Такие носили женщины на прогулках в городском парке или прохаживались по улице Большая Садовая. Прямые рукава, сужающиеся к запястью. Ажурные перчатки цвета спелого персика и маленькая изящная шляпка. Обута Антонина была в остроносые тёмно-жёлтые ботиночки на высоком каблуке.
Гурьев стоял, как дурак, и молча смотрел на женщину.
- Вот, Мишенька, сбылась моя мечта, стала похожа я на госпожу! Вот только на зонтик денег не хватило! - Калмыкова довольно улыбнулась.
- Какая ты красивая, Тоня! Такая вся...Молодая! - только и смог произнести Михаил.
- Это всё благодаря тебе, Мишенька! Это ты меня сделал молодой и красивой! Дай я тебя поцелую! - Антонина страстно прижалась к нему и принялась осыпать поцелуями.
- Раздевайся! Пойдём! - «загорелся» Гурьев.
- Нет! Нет! - сначала я приготовлю тебе ужин, но уж потом можешь делать со мной всё, что захочешь! - она звонко и громко засмеялась.
Михаил дал Калмыковой на зонтик ещё 50 рублей.