Срочно необходимо сконцентрировать мысли до консистенции зубной пасты. Чтобы они не расплывались. Хотя слово "срочно" тут лишнее, неверное по своей сути и пространственно-временному расположению. Оно ограничивает меня в свободе принимаемых, а если точнее, предполагаемых решений. В назревшей необходимости хоть что-то предпринять. И не для того, чтобы действовать, что мне вообще не свойственно, а по причине отсутствия сил бездействовать.
Никто не рисует линялых зайцев. Таких, как только что проскакал за окном. А за пять минут до этого, между прочим, в противоположную сторону проследовала такая же облезлая лиса. Два совершенно несуразных с эстетической точки зрения создания. Одно из них хочет жить, а другое... Попробуйте сами догадаться.
Жаль, я не умею рисовать, а то бы взял палитру и хрень эту, на которой рисуют, (этюдник, что ли?) и отобразил бы всё, что накопилось в мусорной корзине из черепной кости.
Первая картина называлась бы "Я убиваю наглого зайца". Да, друзья мои, в данной мне мирозданием в ощущении истории я не на стороне косого, а лисы. Потому что это эта трёхкилограммовая масса диетического мяса обгрызла зимой кору молодой сливы. А лиса, уловив мои мысли, осознав мое негативное отношение к зайцу, пытается ему отомстить. А вы подумали, что она за ним гоняется только с гастрономическими целями?
Увы, лиса уже не мой кумир, не мой идеал. Эта старая потаскуха несёт в свою нору соседскую курицу.
Плевать мне на курицу. Потому что лисе плевать на свою миссию, на великую цель отмщения зайцу за поруганную сливу. Быстрые углеводы и жиры с белками ей важней.
Целую неделю размышлял над тем, какого цвета перезимовавшая трава. Хотел её описать, но долго не мог найти подходящих слов. В результате пришёл к выводу, что она перекисьводородная. Раньше волосы обесцвечивали H2O2, хотя не все новоиспечённые блондинки знали эту формулу. Но как говорится, не знание законов химических реакций не спасает голову от их последствий.
Нет, не буду я рисовать натюрморты. Потому что "натюрморт" - это нехорошее слово, буквально переводящееся как мёртвая природа, неживая, неподвижная, а моя плоть ещё шевелится.
Почему она ушла? На что обиделась? И самое главное, как жить без неё?
Постель ещё хранит запах её тела. Еле уловимый, но всё ещё ощущаемый. Особенно во сне.
Перед уходом она поменяла простыню. Не хотела мне оставлять даже свой запах. К счастью, не включила режим стирки, а всего лишь засунула бельё в стиральную машину.
Я долго не мог заснуть, а потом пошёл в ванную и заметил простыню в иллюминаторе. Вытащил, сбросил на пол благоухающую оруэлловской свежестью белоснежную и постелил старую. Провалился в сон моментально.
В сон, в котором снилось ощущение шелковистости её волосиков на лобке на моей ягодице. Она любила спать за моей спиной, забросив ногу на меня. Использовала меня в качестве пуфика для ног. Вроде бы китайцы спят с плетёнными из прутьев цилиндрами, на которые во сне можно забрасывать ногу. Я был именно таким предметом.
Нет, иногда она шугарила там всё у себя. Особенно летом. И тогда её липкое лоно работало присоской. Под утро оно присасывалось в меня, и я чувствовал, как у неё между ног начинает зарождаться Везувий.
Её дыхание менялось. Она понимала, что выдаёт себя и начинала себя контролировать, стараясь равномерно дышать. Но чем больше она старалась, тем сильнее возбуждалась и начинала ёрзать на моей ноге. Сначала едва заметно с огромными интервалами, а потом всё ритмичнее и ритмичнее. И наконец она резко отрывала лепестки своей розочки от меня. Две-три коротких конвульсии, и она затихала.
Я ждал, когда её маленькая ладошка опустится до моего взведённого ствола и обхватит его. Мне нравилось даже, когда она просто теребила его. В этом было больше интимной близости, чем если бы я провёл бурную ночь в тайском борделе с парочкой тёлок.
Её рука на моём органе была разрешением взять её. Это означало, что она готова меня впустить в себя. Она уже расслабленна, мягкая, тёплая, сочная и податливая.
Подозреваю, что ей было только приятно, но она умело имитировала достижение высшей точки наслаждения. Кончала, я думаю, она только на моей ноге. Сначала десерт, а потом - основное блюдо.
Сказать, что я прощал ей её маленькие слабости, будет неверно. Они заводили меня. Может, за это я её и любил. За её слабости и за её изюминки. За её короткую, почти мальчишечью стрижку, за её маленькую грудь, которой она стеснялась больше, чем шрама от аппендицита. Больше этого она стеснялась только непропорциональности своих половых губ. Хотя, возможно, всё это было всего лишь кокетством.
И вот она ушла, унеся с собой запах своего тела, свой смех, свои капризы, свои истории про тупых оленей за рулём. В общем, унесла всё то, без чего жить теперь невыносимо.
Сегодня я наконец решился прочесть записку, оставленную для меня на прикроватной тумбочке.
"Однажды я проснулась ночью и поняла, что люблю тебя до безумия. Я больше не могу ни о чём другом думать, ты стал для меня всем. Вся огромная Вселенная сузилась до тебя, до твоих ласк и поцелуев. Так больше продолжаться не может, не должно. У меня уже нет мыслей и желаний, не связанных с тобой. Всё моё существование посвящено исключительно тебе. Я не могу нормально работать и забросила учёбу. Прости меня, милый. Я знаю, ты сильный, ты переживёшь и когда-нибудь поймёшь меня. Никто ни в чём не виноват. Просто я не могу быть только твоей тенью. Я чувствую, что теряю свою индивидуальность. Каждое слияние с тобой доводит меня до состояния полёта, до космоса и одновременно с этим выжимает меня, как лимон. Помнишь ту единственную сливу, уродившуюся в прошлом году? Ты наклонил прямо к моим губам, этот налитый светом и ароматом плод, а он оказался только ширмой. С другой стороны слива была пустышкой, которую объели шершни. Вот и я теперь похожа на эту сливу. От меня осталась только скорлупа. Мы с тобой выпили эту любовь. Всю, до остатка. Хоть это и глупо звучит, но той ночью я вдруг отчётливо поняла, что мы достигли своей вершины, достигли пика. Нам не к чему больше стремиться. Лучше уже не будет! Знаю, это жестоко и подло. Возможно даже, я этого не прощу себе никогда, но я должна попробовать стать сама собой. Целую тебя. Твоя боль, твоя любовь, твоя Марина."
Я вскочил, сорвал с кровати простыню, скомкал, уткнулся в неё и заплакал. Потом долго искал зажигалку, и найдя, вышел во двор и сжёг вместе с прошлогодней листвой. Не смог просто выбросить её запах в мусор.