«Ну, вот и все. Фюрер мертв, конец.» - он прочитал поданную радиограмму, глянул на побледневшего радиста – «Никому не говорить! Свободен!» Зашагал по комнате, нервно кусая губы, мысли теснились, мешая друг – другу, не давая времени проанализировать ситуацию и найти правильное решение. Единственное и правильное. Чтобы выжить! Выжить и продолжать борьбу! Выявлять и карать! О, он умел это делать хорошо, очень хорошо, о чем говорили два железных креста на мундире. А новенькие погоны группенфюрера он так и не успел поносить – приказ о присвоении звания пришел на днях, а тут уже никто не исполнял ничьих приказов. Не до того. «Крысы! Крысы бегут с корабля - мерзкие, трусливые крысы! Предатели и изменники! Это из - за вас, трусливых крыс, мы проиграли эту войну. Фюрер вел нас к победе, к торжеству высшей расы, но вы - подлые изменники, украли нашу победу! Я не досмотрел, мало я разоблачал и карал таких, как вы! Надо было всех, всех… через одного, всех…« Он задохнулся от охватившей его злобы и ненависти. Ко всем и ко всему. К этой войне, бездарно проигранной этими самодовольными прусскими генералами - аристократами, к своим сослуживцам, которые уже переодевались в гражданские костюмы и доставали из заветных тайников заранее заготовленные иностранные паспорта и ценности. К врагам Рейха - всем этим зажравшимся англо - американцам и диким большевистским ордам с востока. «Ненавижу!» - прошипел, брызгая слюной.
В окно было видно, как солдаты грузили ящики на машины, секретная документация должна быть сохранена для будущего. Там списки агентов, счета в зарубежных банках, компромат на влиятельных лиц других государств. В горах за городом было давно подготовлено подземное убежище, враг никогда не найдет его, инженеры поработали на славу – сдвигающаяся крышка входного люка, замаскированная под гранитный валун, крепкое бетонное перекрытие, которое выдержит любую бомбежку. « А как все начиналось! Совсем недавно же было, как вчера!» Он рухнул в черное кожаное кресло, открыл тяжелую дверцу сейфа, плеснул в стакан из красивой фигурной бутылки. Жадно выпил, вытер рот потной ладонью. Перед глазами замелькали картины недавнего прошлого – «Штурмбанфюрер Ферштайнер! – Я! Вы награждены Железным крестом 1-го класса за упорную борьбу с врагами Рейха!» - «Хайль, Гитлер!» Стук каблуков, вскинутые руки награжденных, оглушающий крик под сводами имперской канцелярии. А, как он мастерски разоблачил это польское подполье в 40-ом! Эти неполноценные «унтерменши», этот сброд пытался что – то там делать, вредить истинным арийцам. Вредить ему! Этот поджог архива, диверсии на станции, укрывательство евреев, какие – то бумажки на стенах домов, тьфу! Гадость и мелочь! Настоящее дело делал именно он, руководитель городского гестапо – Ферштайнер. Он разработал и блестяще провел операцию по внедрению своего человека в это жалкое, никчемное подполье. Он их одурачил, этих недоумков, вскрыл преступную сеть, как вскрывают консервную банку. И покарал. Его кара всегда была жестока и неотвратима! Да, он присутствовал на допросах, он это любил – смотреть, как причиняют боль врагам Рейха. И его личным врагам. Особенно ему нравилось смотреть, как допрашивают молодых евреек, как осматривают их соблазнительные тела, в поисках спрятанных драгоценностей. О, эти расово неполноценные умели прятать свои безделушки, чтобы потом подкупить охранника в гетто, или выменять на них продукты и сигареты в лагере. Но он хорошо умел распознавать врага и его коварные проделки. Рейху нужны деньги, во время войны всегда нужны деньги и он находил все эти ценности и узнавал адреса, где они есть и где прячутся их носители. Он стоял на страже интересов своей страны и не одна красивая еврейка не смогла пронести мимо него ничего! Он был бдителен! Он вспомнил картины своей «бдительности» - эти обнаженные тела, распластанные на столе, прикованные к железным лавкам. И он – всесильный и всемогущий, приказывающий причинять боль. Некоторые были согласны на все, лишь бы заслужить его снисхождение. На все. Он мечтательно прикрыл глаза, на лбу выступил пот, рука, держащая стакан, слегка задрожала. Торопливо плеснул еще и выпил, рванув пуговицы тесного френча. Ну, да – потом их всех расстреляли, он сам зачитал приговор, подписанный гауляйтером. И сам дал команду солдатам, потому, что он – «карающая рука»! И враг должен знать это всегда и везде и бояться, трястись от ужаса при одном только упоминании его имени. А как бы приятно звучало – «Группенфюрер Ферштайнер!» Но не судьба, все кончилось как - то быстро, он даже не понял, когда все покатилось вниз, в пропасть. Вроде, еще недавно они маршировали под Бранденбургскими воротами и невысокий человек с усиками, в сером костюме, слегка улыбаясь, тянул вверх руку, приветствуя их ряды. И вот, этот человек мертв, о чем свидетельствует радиограмма на его столе. Все кончено. Враг победил. Да, бои еще идут и солдаты еще сражаются, но это – конец, неделя – две и финал неизбежен. Он понимал это. Но борьба не закончена, нет! Они еще поднимутся, они еще вернутся, реванш за это позорное поражение будет взят! И он будет приближать этот реванш, будет бороться, будет карать!
Он подошел к камину и нажал незаметный выступ с правой стороны. С легким гудением часть стены отодвинулась в сторону, открыв проход в потайную комнату. Он спустился по ступенькам в небольшое помещение, не забыв опустить рычаг на стене. Дверь, несколько раз дернувшись, задвинулась на свое место. Одновременно загорелась тусклая лампочка под потолком, свет был очень слабым и, как ему показалось, становился еще слабее прямо на глазах. «Ничего, сейчас быстро переодеться, взять необходимое и ходу!» Он открыл шкаф - десяток костюмов на вешалке, рубашки, обувь и шляпы. Отдельно сложено белье. Выбрал, что надо, торопливо переоделся, запутался в шнурках на ботинках – давно не носил штатскую обувь, все в сапогах, все в поисках врагов, не до ботинок было! Так, теперь документы – выбрал из стопки в железном ящике, вот – гражданин Швейцарии, имя, печати, годится! Ну и главное – деньги. Кожаный саквояж возле ящика был укомплектован им еще пару месяцев назад. Как раз взяли английского парашютиста и толстые пачки денег разных стран, которые он должен был передать местным партизанам, перекочевали в эту комнату. Он «забыл» указать в рапорте о задержании изъятую сумму. «Ну, вроде все? Оружие не надо – зачем честному коммерсанту из Швейцарии оружие?» Он быстро шагнул обратно к ступенькам, в уже мигающем и гаснувшем свете, дернул вверх рычаг, собираясь навсегда покинуть этот дом, этот город и эту страну. Дверь дернулась раз, другой, третий. И не открылась. Он снова и снова опускал и поднимал рычаг, ругаясь сквозь зубы на эту внезапную задержку. Наконец, дверь вообще перестала реагировать на движения рычага. Шум электромотора тоже прекратился, лампочка едва теплилась маленьким огоньком, он оказался заперт, замурован в этой тайной комнате, из которой был только один выход. И этот выход был для него закрыт. Он опустился на ступеньку, лихорадочно соображая, что можно сделать?
Аккумулятор сел, это было ясно. Давно не подзаряжали, а он в последнее время стал часто заглядывать сюда, пополняя запасы на «черный день». И, вот, когда этот день наступил и все заготовленное понадобилось - дверь, проклятая дверь, закрыла ему путь к свободе! Окон нет, люков нет, запасного выхода тоже нет! Он рванулся к двери со звериным криком гибнущего зверя – «Открывайся! Откройся, ты, богомерзкое изделие, я тебе приказываю!» Он сломал рычаг в приступе неистовой злобы и отчаяния. Хотел схватить железный ящик с паспортами и швырнуть его в холодный бетон двери, но он оказался прикручен к стене комнаты. Снова огляделся в поисках какого – нибудь подходящего инструмента. Ничего - деревянный шкаф с одеждой, саквояж с безполезными деньгами. В изнеможении рухнув на пол, он застонал, как от зубной боли, сжав голову руками. «Нет, нет! Я не хочу, нет!» Через час лампочка погасла окончательно, пришла темнота. Дышать становилось труднее, в комнате не было вентиляции, он с хрипом выдыхал воздух, лежа на полу. Даже застрелиться было не из чего – пистолет остался в соседней комнате, в сейфе, вместе с кобурой. Он подполз к двери и судорожно царапая пальцами еле заметную щель, прохрипел – «Ненавижу! Ненавижу! Карать!»
Близкий разрыв всколыхнул весь дом. Еще и еще. "Бомбежка" - понял он. Уже смирившийся с близким и неизбежным концом, теперь он умолял летчиков не промахнуться. "Ну, же! Ну, сюда - сюда, ну, попадите же сюда!" Его услышали - страшный грохот, огонь, летящие обломки - его швырнуло куда - то, удар об стену, сильная боль в груди и он потерял сознание. Когда он очнулся, в стене зияла огромная дыра с рваными краями, что - то горело, распространяя удушливый аромат, во дворе кто - то громко стонал, призывая помощь. Дышать было тяжело, в груди болело и давило, голова гудела. "Ты услышал меня, Господи! Благодарю!" - впрочем, кто его услышал, это был спорный вопрос, но то, что он был жив и мог выйти из своего заточения, вопросов не вызывало. Он выкинул наружу саквояж, потом и сам с трудом выбрался через дыру, цепляясь за торчащие прутья арматуры. Горел грузовик во дворе, лежал, опрокинувшись и чадил покрышками. "Накрылись документы, жаль." Ничего, дубликаты погибших бумаг хранились в другом месте, он знал - в каком." Потом зайду, потом, сейчас надо убираться отсюда и побыстрее." Он быстро пошел по двору, обходя погибших солдат и не обращая внимания на стоны раненых. В чудом уцелевшем гараже стояла машина, мощный "Хорьх" еще довоенного выпуска. Машина для экстренных выездов по адресам, выбитым на допросах. Бак всегда полный. Выехав на окраину, он нажал педаль газа сильнее, оставляя позади развалины городка, брошенных на произвол судьбы, солдат, всю свою жизнь.
Надо ехать на юго - запад, там американцы", с ними он найдет общий язык, ему есть, что предложить за свою голову. Она еще пригодится в новой борьбе новым хозяевам. Саквояж приятно радовал глаз, спец - пропуск сотрудника гестапо оберегал от "своих", которые еще не поняли, что все проиграно и продолжали оказывать сопротивление наступающим армиям союзников. "Надо же, как быстро все меняется в этом мире" - философски подумал он, глядя на изрытую воронками дорогу, старательно выкручивая руль в разные стороны. "Ну, значит еще не время, значит я еще нужен!" Он гордо вскинул голову - "Рано радуетесь, господа большевики! Еще ничего не закончилось, все еще только начинается!"