Реальность 2.
«Ты мне все скажешь, тварь! Я тебя заставлю!» Красное потное лицо Ферштайнера нависло над ней – «Говори, сука, где ценности, присвоенные вами – проклятыми жидами! Кто твои пособники, адреса, фамилии – ну, быстро отвечай, мразь!» Штурманфюрер грязно выругался, его слюна попала ей на лицо, она брезгливо отвернулась, вытираясь рукой. « А - а, не нравится, сука! Рожу воротишь, смотри – пожалеешь, что не была сговорчивой! Очень пожалеешь, я тебе обещаю!» Она понимала, что его угрозы не пустые слова, этот человек был весьма известен в их небольшом польском городке недалеко от границы с Германией. Начальник местного гестапо – штурмбанфюрер Ферштайнер, славившейся своей жестокостью и непримиримостью к «врагам Рейха», как он сам любил говорить арестованным. А еще он был известен, как мерзкий развратник – извращенец и человек, очень любящий драгоценности. Чужие драгоценности, изъятые во время обысков и при допросах, которые Ферштайнер обожал проводить лично. «Ну, так что – ты ничего не надумала сообщить мне, тварь? Придется применить другие способы получения ответов. Процесс поиска истины труден, не правда ли, жидовская морда!»
Она, изображая страх, хотя ей и было страшно на самом деле, просто пытаясь как – то затянуть время, жалобно сказала – «Господин начальник гестапо! Я никого не знаю, никаких таких пособников, я никаких ценностей не присваивала, у меня их и не было никогда. Так, пара дешевых колечек, да и их солдаты еще месяц назад забрали, прямо из дома, когда ваша армия наступала. Все ценное унесли, все побили – поломали, ничего не осталось!» В душе презирая и ненавидя этого красномордого мерзавца в черной униформе, она, тем не менее, понимала, что если она хочет выйти живой из этого кабинета, то надо прикинуться «овечкой» - глупой, трусливой и жалкой. Может, повезет, ведь, если ничего против нее нет, то и выпустят. Она слышала, что некоторые женщины выходили отсюда. Видимо, даже гестапо отпускало тех, кто не был ни в чем замешан и с кого уже нечего было взять. Ферштайнер подошел к ней вплотную, его взгляд скользнул по ее фигуре, по порванному платью, которое она придерживала на груди, голос его изменился, став приторно – вежливым, вкрадчивым, но с тяжелыми, гнетущими интонациями – «Вот, даже как? Прямо, так всё – всё и забрали? И у простой бедной еврейки не осталось ничего, ай – яй – яй, какая жалость!» Гестаповец злорадно ухмыльнулся, наклоняясь к ней. Она увидела совсем близко его повлажневшие мутные глаза, его припухлые губы, которые он машинально облизал, глядя на нее – такую безпомощную и жалкую жертву. Которая была полностью в его власти. «А, вот я сейчас прикажу тебя раздеть и поискать – очень тщательно поискать, вдруг, да и найдется у тебя чего – нибудь ценного? В одежде, или… в теле, а? Как тебе такая мысль, нравится, хочешь испытать на практике, сука?» Краска бросилась ей в лицо, она отшатнулась от него, уперевшись в спинку стула – «Нет! Не надо, прошу Вас! У меня нет ничего, я клянусь, поверьте мне! Господин офицер, у меня дома еще осталось вино, хорошее вино и еще там… там еще есть серебряные ложки, я их спрятала в тайнике. Забирайте, мне не надо, прикажите меня отвезти домой, я все покажу, все покажу!» Довольный гестаповец посмотрел на нее уже дружелюбно, похлопал рукой по плечу, взяв за подбородок цепкими пальцами, повернул ее голову к себе – «Ну, вот – совсем другое дело, крошка! Я вижу, ты правильно поняла меня и рада помочь нашему общему делу – снабжению армии Рейха хорошим вином и ценными предметами, которые пригодятся нам для заграничных закупок, необходимого для победы, сырья. Сейчас я возьму машину и мы с тобой вдвоем поедем к тебе. Осматривать твой уютный домик, а там, может, еще чего осмотрим, ты же не будешь так сурова, что не позволишь себе немного скрасить серые будни моей трудной и ответственной службы?» Она молча кивнула, думая об одном – только бы вырваться из этого кабинета с решетками на окнах, только бы оказаться подальше от этого мрачного серого здания с кучей охранников в коридорах и жуткими криками из подвалов, которые она слышала прошлой ночью. « Ну, вот и славно! Сейчас я только возьму свою плетку, я очень люблю, когда такие красивые женщины, как ты, приползают ко мне на коленях и просят их немножко похлестать, это так… экзотично! Так меня бодрит!» Гестаповец засуетился, надел черный китель, достал из сейфа ремень с кобурой и плетку – резную рукоять с хлыстом темного цвета. «Давай, шевелись, крошка, на выход!»
Пока мощный «Хорьх» нес их по улицам, притихшего к вечеру, городка, она лихорадочно думала, как ей спастись из этой ситуации. Мысли теснились в голове, мешая друг - другу, толкаясь и наслаиваясь. «Пистолет…улучить момент, нож на кухне… напоить…топор в подсобке… нет, не смогу. Эх, пистолет бы как – то заполучить!» Вот и ее дом, почти на окраине городка, недалеко от поворота к недалекой уже, границе. Двери закрыты, видимо, соседи – добрые люди, увидев, что ее увезли тогда, неделю назад, прикрыли створки, чтобы не заходили посторонние. Машина, скрипнув тормозами, остановилась. «Ну, вот и приехали, давай, шевелись, красотка – доставай свои ложки и тащи вино. Где тут у тебя спальня? Я жду твоего искреннего раскаяния!» Ферштайнер громко расхохотался, входя в дом. «На втором этаже, пан начальник! Пойдемте, я покажу тайник, а вино здесь в подвале, я сейчас достану бутылку, или две.» Она прошмыгнула в кладовую, взяла пару бутылок со стеллажа, мозг судорожно просчитывал варианты – «А-а, выпью с ним, потом еще подолью, может и разденусь, отвлеку, а там…пистолет, вот – главное! Прикончу гадину и в лес, там отряды Армии Крайовой, помогут!» Она не успела додумать свой план, как ее опрокинули на пол, она упала, больно ударившись лицом, жадные мужские руки задрали ее платье, обнажая ноги, потянули белье. Гестаповец навалился на нее, шаря руками, тиская и ощупывая ее – «О, хороша, хороша! Не вертись, сука – я твой хозяин, твой господин! Делай, что говорю, останешься живой, поняла?» Она, хрипло прошептала, превозмогая боль – «Да, да – давайте выпьем вина, мой господин.» - Он, стащив уже с нее кружевные светлые панталоны, жадно тискал ее тело, глаза его подернулись дымкой сладострастия – «Встань на четвереньки, давай, быстрее – вот, так, вот так.» Она стояла на полу, голова гудела, с рассеченной брови капала кровь. Ферштайнер задрал ее платье, обнажив почти все ее тело, трясущейся рукой ощупывал ее, мял грудь – «Хорошо, очень хорошо, послушная девочка!» Его свистящий шепот доносился до нее, как во сне – «Наклонись, ниже, еще ниже, раздвинь ноги…ну, я жду!»
За окном скрипнули тормоза и еще один автомобиль остановился возле дома.
Хлопнула дверца, раздались четкие твердые шаги и в дверь постучали, требовательно и громко – «Эй! Здесь есть кто! Подскажите, какой поворот на Бреслау!» Потом дверь распахнулась и в комнату зашел молодой офицер, капитан вермахта в сером мундире. Секунду все смотрели друг на друга. Капитан, оценив увиденное, холодно спросил – «Что здесь происходит, герр штурмбанфюрер? Вы можете пояснить?» Ферштайнер, взбешенный досадливой помехой, яростно крикнул – «Не Ваше дело, капитан! Я начальник гестапо, веду тут расследование, эта женщина – опасная преступница! Все понятно, а теперь проваливайте и побыстрее!» Капитан, не сделав и попытки уйти, еще более холодным тоном произнес – «Я не вижу тут расследования, господин начальник гестапо. А, вот, попытку арийца и сотрудника нашей уважаемой тайной полиции вступить в незаконную порочащую связь с лицом, расово неполноценным, я вижу. И вижу очень отчетливо! И мой долг, как офицера Великой Германии, немедленно доложить об этом вопиющем факте, куда следует. Так, что, герр штурмбанфюрер – я проваливаю, как Вы изволили выразиться. И мой рапорт об увиденном, через час будет на столе в приемной командующего. Честь имею!» Офицер вышел, Ферштайнер, осознав случившееся, выскочил следом, застегивая брюки на ходу – « Э – э, дружище! Гауптман, ну, что Вы, в самом деле! Мы же солдаты, ну, Вы должны понимать, да стойте же Вы, черт побери, стойте!» Он подбежал к офицеру и сбивчиво, торопясь и нервничая от понимания, что влип в дрянную историю, стал горячо убеждать – «Ну, погорячился, война, а эта еврейка еще и грубила и вообще, ну Вы поймите! Вобщем, капитан – забыли и расстались, идет? И с меня коньяк, у меня в машине есть, договорились?» Гауптман внимательно посмотрел на гестаповца, помолчал и произнес – «Я – солдат, Вы – негодяй и подлец, Ваш коньяк оставьте себе, выпьете с такими же негодяями после очередного «расследования», а теперь – пошел вон, тыловая гнида! Жаль, ты мне на фронте не попался, шкура.» Ферштайнер, радостно кивнув, метнулся к машине – «Хорьх», взревев мотором, рванулся с места.
Капитан вернулся в дом, она уже переоделась в старенькое платье неброской расцветки, на плечи накинула вязаный жакет. «Я очень сожалею, пани – такие люди позорят Германию и нашу славную армию! Вы не подскажете, где тут поворот на Бреслау…»
Ночью, когда утомленные ласками, они лежали среди смятых простынь на ее фамильной кровати, он, потягивая прохладное белое вино и глядя, как ветка яблони чуть слышно бьется в окно, произнес – «Как странно, у меня такое ощущение, что все это уже было со мной, с нами. Как там по – французски: «Дежа вю», уже виденное.» Она, прильнула к нему, обхватила руками его шею, закрыла поцелуем губы – «Молчи! Пусть было, пусть. Я хочу, чтобы это всегда было, слышишь! Чтобы всегда было так, как сейчас – ты, я и больше никого и ничего. Ни войны, ни времени, только мы! Я так хочу!» Он улыбнулся, взъерошил ее темные волосы – «Я так хочу!» передразнил, ласково обнимая и опрокидывая на подушки.
«А меня отправили во Францию, есть там городок один – название забыл, а я тут заплутал, дороги забиты войсками, хотел срезать путь и вот, оказался здесь. Зашел и попал на «расследование», ужас какой, да? « Она прикусила губу, нахмурилась – «О, этот негодяй все равно получит свое! Я обещаю! Ты его не знаешь, это же Ферштайнер, гестаповец, мразь!» Он заглянул в ее глаза, они блестели в лунном сумраке, окутавшем комнату – «Получит, получит. Сколько их бродит на тропинках Времени –этих Ферштайнеров, Фуше и прочих жрецов. Да, а что он хотел с тобой сделать, там, внизу? Может, у меня получится лучше?» И у них получилось, время и пространство исчезли, оставив их вдвоем на этой широкой кровати, в этом пропахшем войной городе, в этой необозримой Вселенной, под названием – Вечность.
Утром они уехали вместе, он помог ей выбраться из города и она сказала, где живут те люди, которые смогут надежно спрятать ее от карающей руки нальника местного гестапо.