Автор: Элла
– Лада, просыпайся. Сколько можно тебя будить, – извиваясь, гоготал грязно-розовый лысый гусь.
– Фррр-р, – шевельнула ноздрями серебряная драконша, приоткрыла глаз с длинными завитыми ресницами. Каждая чешуйка ее крупного тела сверкнула, отражая солнечные лучи. Грязно-розовый отлетел в сторону. Неловко затормозил в воздухе. Не удержался и шлепнулся в траву.
– Ну, правда, вставай. Пора, – уже миролюбиво прошипел он, приподняв из травы голову на крепкой шее.
***
Лада еще раз прикрыла глаза, будто можно насладиться мгновением сна. Вздохнула глубоко, потянулась:
– Вста-ююю. Папа, почему ты у меня такой вредный. Кричишь, будишь меня. Тапками своими шлепаешь. А мне кошмары всякие снятся. Будто я огромная и кожа у меня чешуйчатая. От твоего голоса каждая чешуйка дрожит, бррр-р, – две розовые пятки поочередно коснулись пола, – не убежит никуда твоя школа.
– Моя? У тебя последний звонок, – отец с улыбкой смотрел на дочь.
Юная, белокурая. Она сидела на кровати в смешной пушистой пижаме. Кудряшки разметались по плечам.
– Все, я поехал. Не опаздывай. У тебя полчаса на сборы.
***
Лада захлопнула дверь. Легко сбежала по ступенькам на этаж ниже. Из квартиры навстречу ей выскочила растрепанная старуха в красном байковом халате. Морщинистое лицо напудрено. Невидимые губы подведены яркой помадой. На крючковатых пальцах множество колец. Казалось, она специально собиралась, прихорашивалась, прицепила на нечесаные космы нелепую заколку с желтым цветком. А один чулок так и не успела натянуть. Коричневым комком он свисал на зеленый в клеточку тапок.
Опять эта кикимора, с досадой подумала девочка, но вежливо поздоровалась:
– Доброе утро, Марина Аркадьевна.
– Явилась, не запылилась, – соседка перегородила путь. Она рассматривала Ладу, оценивая. Коснулась корявым пальцем прядки выбившихся волос. Пощупала ткань на блузке. Одобрительно кивнула и вдруг резко крикнула:
– А отец у тебя сумасшедший!
Глаза соседки выпучились, брызги полетели изо рта:
– Он опять всю ночь прыгал, прыгал у меня над головой. Вроде взрослый человек, а такой дурак.
Лада знала, если попробовать проскочить мимо, вслед полетят проклятья. Только спокойный голос вводил соседку в ступор:
– Зачем же вы так, – тихо, вкрадчиво сказала Лада. Она замедляла слова, убаюкивая, – он не прыгает. Никогда. Не надо волноваться. Я окончила школу. Папа продаст квартиру. Скоро мы переедем. Вам никто не будет мешать.
– Эээ-эаэ, опять врешь, – сгорбившись заскрипела соседка, попятилась и скрылась за дверью.
Скукожилась, подумала Лада. Неприятная встреча почти не испортила настроения. Она сбежала вниз, распахнула дверь и направилась в сторону школы. Птицы досвистывали свои утренние песни. Молодые листья тянулись к солнцу.
А за соседской дверью мир разрывался на части. Седая Марина металась по квартире, клоками вырывая свои волосы.
– Нет, не хочу. Продаст квартиру, – уже который раз выкрикивала она одни и те же слова, как заевшая пластинка.
Не могла она представить жизнь без своей самой любимой ненависти. Из банки с крупой старуха вытащила безглазую мягкую куклу, начала ее целовать, облизывать и вдруг с воем вцепилась зубами в тряпичную ногу.
В тот же миг черные грифы ворвались в ее дом. Они заполнили все пространство. Все закружилось, завертелось. Летали подушки, падали вазы, картины. С жутким грохотом лопались стекла в серванте. Старый диван повис в воздухе и рухнул, надломив трухлявую ножку. А когда горячее красное солнце проявилось и стало восходить прямо из-под пола, заполняя своим жаром все вокруг, Марина разбила окно. Продолжая завывать, она стала выбрасывать вещи. Вниз летели кастрюли, табуретки, банки с вареньем, какое-то тряпье.
– Осторожно, не подходите, – кричали внизу люди.
Мешок с картошкой грохнулся на припаркованную машину. Завизжала сигнализация.
В то же время в школе звенел последний звонок. А по улицам с воем сирен мчались две машины скорой. В разные стороны. Одна психиатрическая к Марине. Другая к истекающему кровью отцу Лады. Пьяный водитель грузовика притер и вдавил его машину в бетонный отбойник.
Подоспевшие полицейские с трудом выбили дверь сумасшедшей соседки. Санитары скрутили Марину Аркадьевну.
– Это я, – прошипела старуха. Красивое женское лицо с таинственными черными глазами мелькнуло в старом треснувшем зеркале и исчезло, растекаясь в затухающем от укола сознании.
***
– Это я, – проведя по черной воде рукой, Мара сменила изображение старухи на свое. Здесь, в Нави, Мара-Морена меняла свой облик по настроению. Сейчас ее красное платье таяло, превращаясь в кожаные доспехи. Женщина-воин. В зелени трав. У черной реки.
Мара подошла к серо-розовой птице, распластавшейся на траве:
– Ну что, лысый, долбанули тебя не слабо. Но не спешит к тебе на помощь твоя кобылица Лада, – носком сапога Мара поддела поникшую голову придавленного камнем гуся. Редкие серые перья на его шее топорщились, обнажая розовую кожу. Гусь не шевелился.
– Подождем, – продолжила Мара, – открывай глаза. Пошипи немного. Ты так замечательно мучаешься. А я предлагала тебе быть моим. Я любила тебя. И что? Сам выбрал эту бледную корову. Все силы отдал ей, гусь ощипанный.
Порыв ветра прервал, не дал ей договорить. Крылья тенью закрыли пол неба. С ветром, с вихрем ударилась о оземь серебряная драконша. Обернулась женщиной. Молодой светлокожей. Резко сдвинула она камень, взяла на руки гуся. И, не скрывая презрения, сказала:
– Мара, неймется тебе. Злобы в себе подкопила. Грифов в явь отправляла.
– А ты? Светишься от доброты, сил набралась. А чему радуешься. Тому, что мою Марину в дурдом укатала? Лицемерка. Конечно, ты можешь и там и здесь одновременно являться. Я лишь посланниц своих в явь отправляю. А ты и там энергии насосешься и здесь. Посмотри, до чего благородного воина довела.
Мара схватила гуся за лапу, потянула на себя, – отдай мне лысого. Я может человека из него сделаю. Ты же его в червяка превратишь. Все из него вытянешь.
– Не отдам. Он мой, – крикнула Лада.
Столкнулись две силы. Исчезли лики красавиц – сменились звериным оскалом. В судорогах задергались губы. Два чудовища отбросили гуся в сторону. Вцепились друг в друга, запутались в своих волосах. Завизжали дико, вырывая куски плоти. Налетели тут вихри, ветры. Поднялись из земли костлявые руки, поползли корни-змеи. Слетелись лысые гуси, грифы, драконы. Сбежались звери. Страшный скрежет от взмахов крыл, ударов копыт, царапанья когтей наполнил все вокруг.
Вскипела серо-бурая смесь.
***
– Эх, как все запущено, – сказал учитель, рассматривая содержимое большой стеклянной колбы, – Род, ты совсем не следишь за реакцией.
– Учитель, это почти неуправляемая реакция, – подросток даже не отвел взгляд от монитора.
Учитель сел в глубокое кресло с крылатой спинкой, сдерживая недовольство. В просторной с высокими потолками комнате смешались времена и стили. Старинные зеркала в золочёных рамах и резные серванты соседствовали с креслами-трансформерами из легчайших материалов; магические артефакты Нави и древние гобелены плавно переходили в прозрачные парящие экраны; книги, колбы в медных держателях и рядом вращающиеся в воздухе лазерные голограммы – все гармонировало друг с другом и совсем не казалось странным.
– Пожалуй, я отключу Интернет, – сказал учитель тихо, спокойно. И стало понятно: он сделает это, если ученик не выполнит требование немедленно.
– Не надо, я прямо сейчас все поправлю, – Род резво поднялся, оценивающе посмотрел на большую колбу с надписью: модельная смесь Навь. Достал из зеркальной банки несколько разноцветных кристаллов. Взвесил их на старинных аптекарских весах. По одному опустил в узкое горлышко сосуда. Языки синего пламени вспыхнули внутри и вылетели клубами белого дыма. Реакция стала затихать. Светлей стал состав и второго соединяющегося сосуда с надписью: модельная смесь Явь.
– Так нормально, учитель? Я поправил.
– Неплохо. Но ты даже в книгу не заглянул. Как узнал комбинацию? – скрывая восхищение, строго посмотрел тот на ученика.
– В интернете. Там все есть. Магия Нави, знания Яви – все попадает в сеть. Там даже обо мне информация есть. Правда, немного наивно. Но все же.
Род вернулся к монитору. Скользящим движением руки перенес изображение на большой экран в центре комнаты. Вслух прочитал:
– Род – славянский бог, создатель мира и отец первого поколения светлых богов. Причина всех причин, основатель и сущность мироздания. Род поделил мир на три части.
– Славяне меня считают богом, – сказал Род не без гордости и продолжил, – Явь, Навь и Правь – это три сущности, три силы, управляющие вселенной. Явь – это мир явленный, материальный. Навь – это мир духовный, посмертный, мир пращуров и богов. Правь – это равновесие, золотая середина между Явью и Навью.
Прокрутил еще несколько страниц:
– Похоже на правду.
– Каждый создает свою явь, важно правильно выбрать линию. Интернет – удобный инструмент, но, – учитель взял в руки старинный фолиант, – есть порядок, которому надо следовать беспрекословно. Просто потому, что так правильно. Ты должен вчувствоваться, а не просто познать. Увидеть, ощутить шероховатость страниц руками, почувствовать, впитать в себя запах. Это ритуал Прави.
– Хорошо, Учитель, – Род взял книгу. Бережно перелистывая, углубился в чтение. Он знал, скоро придет время явиться миру.
***
Лада сидела одна в светлом больничном коридоре. Ей сказали, что папу прооперировали, скоро он придет в себя и ей разрешат к нему войти. События сегодняшнего дня мелькали в памяти и исчезали, оставляя едва уловимый след.
– Ваш отец попал в аварию, – тонкая звенящая струна разрезала, отделила то, что было до этого звонка, от того, что было после. Визгом птиц, улетающим в никуда, прозвучал беззаботный смех подружек. Силы невидимых чудовищ ворвались в жизнь Лады, закружили вихрем. Кто-то помог вызвать такси. Но черные автомобили чиновников крякающие, мигающие синими огнями, как монстры преградили путь. Наконец прорвались, объезжая по переулкам. Железным крылом хлопнула дверь машины. И Лада побежала по больничному парку. Мимо людей на костылях, мимо инвалидных колясок с парализованными. Деревья цепляли ее когтистыми ветвями. Корни их прорывались сквозь асфальт, норовя зацепить за ноги.
Преодолев все препятствия, Лада ворвалась в приемный покой и столкнулась с высокой женщиной в белом халате.
– Простите, – машинально сказала.
– Ты Лада? – придержала ее врач.
–Да, – что-то знакомое показалось ей в облике доктора.
– Не волнуйся – отец жив, потерял много крови, сильно раздроблена нога, но скорая успела вовремя.
Он жив, жив, жив. Стучали в висках слова. Казалось, падают и разбиваются о кафельный пол острые кристаллики горя и все затихает, успокаивается.
– Вас, кажется, Мария зовут, – сказала Лада, узнавая черно-масляные глаза.
– Ты помнишь меня? Присядем, – врач указала на скамью и продолжила:
– С папой будет все хорошо. Операция прошла успешно. Работали лучшие хирурги, – она помолчала и как бы невзначай добавила, – я здесь заведую отделением.
Почти не касаясь, врач слегка обняла Ладу за плечи. Спросила задумчиво:
– Сколько уже прошло. Лет пять?
– Да, мне было двенадцать.
– Ты выросла. Совсем красавицей стала, – Мария разглядывая девочку, поправила непослушную кудряшку ее светлых волос, – Как папа? До сих пор ни на ком не женился?
Лада отрицательно покачала головой.
– Плохо. Он любит тебя слишком сильно. Ты уже взрослая. Надеюсь, сейчас не ведешь себя как раньше?
– Он больше никого не приводит в наш дом. Извините, наверно, правда, получилось не очень красиво.
Лада вспомнила, как резко начинала чихать, плакать, задыхаться, как только приходила Мария. Она и сейчас не понимала, что это было: аллергия на духи или просто сильное желание ни с кем не делить отца. Стыдно вспоминать. Кричала: убери свою вонючую подружку. Грозилась выпрыгнуть из окна, если эта черная гадюка еще хоть раз перешагнет порог.
Сейчас казалось, что все это не имеет никакого значения. Главное – отец жив.
А доктор продолжала говорить:
– Сегодня, когда его привезли, я поняла, что люблю до сих пор. Когда-нибудь ты поймешь меня. Как не хватает мне его. Я встречала других мужчин. Но это все не то. Я до сих пор одна.
Возможно, Мария права. У отца должна быть личная жизнь. Пусть будет хоть сотня личных жизней, думала Лада, пряча в дальнем уголке души чувство, что проиграла и придется его делить
***
А в это время в Нави умирающий гусь лежал на коленях темноволосой богини смерти.
Поникшую голову его поддерживала Лада. Обе женщины сидели в траве. Другие участники битвы, зализывая раны, расползались с поля боя, исчезая. Мара раскрыла амулет, маленький флакончик, висящий на серебряной цепи. Высыпала из него горстку кристаллов. Бросила на тело недвижимой птицы. Вспыхнуло синее пламя. Из белого дыма появился мужчина. Бритый наголо. Слегка полноват. Крепкий. Уверенный в себе. Ничего не осталось в нем от жалкого облика птицы. Он присел, приобняв обеих:
– Девочки, что же Вы со мной делаете? Так меня заморочили. Я же умер почти.
– Все должны умирать. Чтобы вновь возрождаться, – сказала Мара, – Что делать. Мы обе любим тебя.
Небо просветлело, трава очистилась от багряных пятен. Даже воды черной реки не казались зловещими, отражая солнечные лучи.
***
Род закрыл книгу:
– Учитель, я пытаюсь понять, как конечное множится в бесконечном. В одних рассказах Лада и Мара – сестры, в других – Мара, дочь Лады. В третьих, Мара – мачеха Лады.
– Это не самое сложное, Род. Мы как нити в ковре, что прячутся наизнанку. И в новом качестве потом являются. Сплетаясь с разных сторон, образуют узоры. В этих жизненных сплетениях мы то братья, то отцы, то бабушки, то внуки друг для друга. Главное, каждый раз находить свою нить, свою линию.
– Я, кажется, выбрал себе одну ниточку жизни. Хочу родиться у Лады.
– Нет. У Лады через несколько лет родится дочь, – строго сказал Учитель, – я знаю точно. Вчера утвердил дипломную работу моей ученицы.
– Да я просчитал эту линию, но, – мечтательно сказал Род, – я могу родиться девочкой.
– Нет, – резко оборвал учитель, – исправить можно все, но не набор хромосом. Даже в девичьем облике ты останешься мужчиной.
– Но в яви такое бывает.
– Прошу тебя, даже не думай. Я не приемлю этих веяний и не позволю, чтобы лучший ученик стал неисправленной ошибкой.
– Хорошо учитель, я поправлю линию, – Род набрал чистой воды в пипетку, капнул несколько капель в колбу яви. Затем взял тонкую спицу и слегка поправил смесь, будто слегка подтолкнул.
***
Лада вышла на крыльцо клиники. Хлынул дождь. Она стояла на крыльце под навесом и не решалась выскочить под струи воды. В это время молодой ординатор резко поднялся с рабочего кресла. Казалось, кто-то подтолкнул его. Он схватил свои вещи, ключи от машины и выскочил на крыльцо:
– Извините, чуть Вас не ударил. Вот это ливень, – сказал он, обращаясь к девушке.
– Не страшно, – сказала она, – жаль зонта нет, наверно, придется ждать пока кончится дождь.
–Это поправимо. Вам далеко?
– На Солнечную.
– У меня машина за углом. Я подвезу.
Лада никогда бы так не поступила. В машину. С незнакомым. Но, или от усталости сегодняшнего дня, или по какой-то совсем другой, не понятной ей причине, согласилась. Она только слегка кивнула головой. Молодой человек накрыл ее курткой, и они побежали.
Доктор Мара осталась в палате отца Лады.
***
– Так и что ты задумал? – учитель на прозрачном экране пролистал календарь на несколько лет вперед. Остановился на картинке: в дачном домике у реки Лада играет с годовалой дочкой; повзрослевший ординатор разжигает мангал; из машины выходит отец Лады и доктор Мария.
– А где же ты, – спросил учитель.
– Минуточку, – Род пролистал пару страниц, – анимация.
Картинка ожила. Мария заглянула в машину. Разбудила трехлетнего кудрявого малыша:
– Родион, просыпайся, – мы уже приехали к Ладе. Беги к сестренке. Ее малышка тоже ждет тебя
Род остановил кадр. Легким касанием погасил экран.
– Сын посланницы Мары, единокровный брат Лады. А что? Это сильный вариант, – улыбнулся учитель, – пожалуй, пора отдохнуть, завтра проверим вероятности. Главное, в любом случае – не роптать. Все нити в руках вечной пряхи – богини судьбы. Прядет она нити-жизни, закручивая в спирали времен все три мира. И даже боги подвластны ей, бессильные изменить предначертанное.
– Изменить нельзя. Но кое-что можно поправить, – с уверенностью и легкой хитринкой сказал Род.