Утром, неспешно выйдя из дома и сразу же поскользнувшись у самого крыльца, я с досадой заметила, что весна всё же постепенно добралась и до наших северных широт. Поспешив к остановке, быстро засеменила к дороге, ведь судя по навигатору, мой автобус должен подойти уже с минуты на минуту.
Перебежав дорогу в неположенном месте, я с опаской огляделась, смущаясь, не видят ли меня соседи и ускорилась, чтобы как можно быстрее дойти до прихода автобуса к остановке.
Было всего ещё семь утра, и вероятность встретить соседей или знакомых сводилось почти к нулю. Да и дорога была пустынной, поэтому никто не увидел моего позорного действия. Тем более, что переходить место в неположенном месте было не в моих правилах, но что поделать, если буквально ещё на прошлой неделе в этом самом месте стоял знак пешеходного пешехода, который верой и правдой служил нам несколько лет, а сейчас почему-то был убран.
Видимо, дорожники посчитали, что три пешеходных перехода для нашего массива большая роскошь. Но как говориться: знака нет, а привычка то осталась…
Нецензурно поблагодарив про себя всех, кто заботиться о том, чтобы мы больше ходили, я уставилась вдаль, высматривая нужный автобус, слегка ёжась от холодного колючего ветра. Пытаясь по яркому свету фар, разглядеть нужный мне транспорт.
Вскоре подошёл автобус. В пустом салоне вальяжно раскинувшись на двух креслах сидел какой-то мужичок. Он как знакомой, радостно кивнул мне, и вновь уставился в окно.
Вскоре ко мне с недовольным видом подошла сонная кондукторша и ожидая, когда я рассчитаюсь, выставила перед собой наготове ручной терминал. Неспешно я достала проездной и протянула кондуктору. Тётя недовольно сунув мне под нос свой прибор, оторвала билет и злясь на что-то, снова пошла к своему месту. И вскоре, закрыв глаза, она уже дремала, сонно покачиваясь на резких поворотах.
Я облюбовала себе место справа, за водительской кабиной, и уселась у окна.
Вскоре наш автобус подкатил к остановке и автобус стал медленно заполняться сонными и недовольными людьми.
Не обращая внимания на спящую кондукторшу, они весело рассаживались по салону.
Сидящая недалеко от меня девушка почему-то раскашлялась. Глухая дама, подумав видимо, что та чихает, пожелала ей здоровья. На что девушка обиженно обиженно поправила, заявив, что она не чихает, а кашляет. На что соседка, натянув на своё лицо медицинскую маску, весело парировала ей:
- Уж лучше бы ты, милая пердела бы!- и окинув девчонку ироничным взглядом, повернулась ко мне ища в моем лице свободные уши.
- Молодёжь нынче хилая пошла. Всё ездят больные, только заразу разносят. Вот мы раньше в мороз в тоненьких чулочках на танцы бегали, и не болели. А от этих толку никакого. Хилые стали.
- Ну, зачем вы так. И раньше болели не меньше. Просто дома, на больничном сидели. А сейчас с такой работой, какие больничные, - вскользь заметила я.
Дама придвинувшись ко мне поближе, почуяв родную душу, радостно начала рассказывать о своей жизни. И буквально за одну остановку, она поведала мне всю свою жизнь. Что наконец-то ушла на пенсию и теперь занимается благотворительными беседами.
- Как это беседы могут быть благотворительные? - Удивилась почему-то я.
- Ну, вы знаете, что почему часто преступников садят в одиночные камеры, или наказывают молчанием? Ведь мы, люди стадные создания...
- Ну, а как же Серафим Саровский, который на всю зиму уходил в лес и жил там в маленькой келье, вдали от людей. Или другие монахи... Даже сам Иисус уходил в пустыню на сорок дней, чтобы пребывать в тишине и молитве, - не сдавалась я.
- Ну, не все же среди нас святые, некоторым людям страшно быть в одиночестве. Для них - это пытка.
Выйдя из замешательства, я вдруг увидела, что автобус подъехал к моей остановке и поспешила на выход. Целый день я размышляла над словами женщины, продолжая этот мысленный диалог с ней.
И если поначалу, мне показалось, что у дамочки проглядывают признаки весеннего обострение, то взвесив все "за" и "против", я начала понимать, что доля разумного зерна в этом есть.
Почему для одних тишина и одиночество-это пытка, а для других- это счастье и блаженство?