- Ох, доченька! Ну что же ты у меня такая…
- Какая, мам?
- Дивная! – Галина поднатужилась и прутья решетки на ограде палисадника поддались, наконец, ее усилиям.
Клавдия, чьи уши уже алели, как маков цвет, благодаря усилиям матери, которая пыталась вызволить дочь из ловушки, заскулила было тоненько и призывно, но тут же примолкла под грозным взглядом старшей сестры.
- Молчи, горе мое! – Настя одернула юбочку ерзающей сестрице, и покачала головой. – Угораздило же! Хотя, что тут удивляться?! Вечно куда-то несет тебя!
– Настена, тащи ее! – скомандовала Галина, силясь еще больше разжать прутья, и коленом легонько упираясь в лоб младшей дочери. – Я отсюда подтолкну, а ты за ноги тяни!
Измазанная уже подсолнечным маслом и мылом с ног до головы, под причитания сердобольных соседок, Клавдия выкрутила-таки головушку из западни, и, плюхнувшись на бедовую свою попу, вечно требующую приключений, прямо в цветник Валентины, расхохоталась так, что женщины вокруг разулыбались в ответ.
- Что, егоза, довольна? Ох, пороть тебя некому! Мамка, видать, жалеет, а ты и рада! Натворила дел! И цветы тете Вале все потоптала, и сама, вон, как уделалась! Лампочки можно в доме повыкручивать и электроэнергию экономить! Твоих ушей хватит!
Клава, выбравшись из палисадника, оглянулась на мать и протолкалась через толпу к Валентине.
- Тетечка Валечка, простите меня! Я вам все-все цветочки помогу обратно посадить! Я не хотела их обижать! И вас не хотела…
Губы Клавы задрожали, и Валентина, которая еще минуту назад готова была включить свою легендарную «сирену», которой побаивался даже ее муж, захлопнула рот и невольно потянулась к несуразной встрепанной девчонке, готовой вот-вот разреветься.
- А, ну! Не сметь реветь! Еще как поможешь! Вот завтра с утречка придешь и будем с тобой исправлять то, что ты натворила. А зачем ты в палисадник-то полезла? Ты ж не озорная, вроде. Не замечала за тобой. Да и гольфы белые мать напялила тебе. Собирались, что ли, куда?
- К бабушке! Она опять ругалась сильно-сильно, и мама сказала, что надо нам к ней сходить. Чтобы она на нас посмотрела, раз ей так хочется.
- Понятно! А цветы мои чем виноваты?
- А ничем! Там ваш Кузьма сидел. Я его хотела поймать и к вам домой отнести. Мама вчера говорила, что вы сильно плакали, когда он пропал.
- Где ты его видела?! – Валентина кинулась к ограде палисадника. – Вторую неделю, обормот, гуляет! Извелась вся из-за него!
- Удрал! Я его поймать хотела, но не успела! А потом поняла, что застряла…
- Моя ж ты рыбонька! Спасибо! – Валентина хотела было расцеловать Клаву, но передумала. – Потом! Мать тебя отмоет, а после обниматься будем. Беги! И не забудь! Завтра утром я тебя жду!
- Хорошо! – Клава вприпрыжку поскакала за матерью, а Валентина обернулась к соседкам.
- И как на нее сердиться? Солнышко, а не дите!
Она была права. На Клаву невозможно было злиться. Это не удавалось никому. Даже Настене, которой иногда доставалось от матери, когда неугомонная сестрица умудрялась натворить что-то посерьезнее, чем пролитое за завтраком молоко.
- Настя! Куда ты смотрела? А если бы она и впрямь с этим зонтиком с балкона сиганула?! – Галина сжимала в руках старый сломанный зонт, который отобрала у Клавы.
- Мам, я не виновата, что она такая!
- Да какая?! Обычный ребенок! Маленький только. Ума нет пока! А у тебя есть! Все-таки, двенадцать тебе уже! Я же попросила всего пять минут посидеть с Клавой, пока сбегаю к соседке за машинкой для закатки. А тут такое…
- Мам, прости… - Настя опускала глаза.
- Ладно, дочь. И ты меня прости! – остывала Галина. – Не твоя вина это, а моя. Своих нарожаешь, тогда и будешь мамой работать. Ты же Клаву рожать не просила, а я…
- Нет, мам. Ты права. Кто тебе еще поможет, кроме меня? Я глаз с нее больше не спущу!
- Ох, доченька… - Галина обнимала Настю. – Спасибо…
Помогать Галине присматривать за неугомонной Клавдией, и впрямь было больше некому. Отца ее не стало еще о того, как девочке исполнился год, а бабушка, единственная, которая еще оставалась, вела себя порой весьма странно. То знать не хотела Галину и девочек, то требовала встреч и отчетов, которые, впрочем, ничем хорошим никогда не заканчивались.
- Это что такое, Галя?! Почему девчонки в таком виде? Вы совсем обнищали? Ты им нормальную одежду купить не можешь? Почему молчишь тогда? Я бы помогла!
Настя недоуменно смотрела на бабушку, не понимая, чем плохи новенькие сарафаны с веселый горох, сшитые матерью накануне. Девочка вместе с мамой ходила по магазинам, придирчиво выбирая ткань, а потом рисовала фасон будущего сарафанчика для Клавы и помогала выдергивать наметку.
- А это что? Почему не подстригли до сих пор Клавдию? Больше года ребенку! Налысо надо! Сколько раз говорить?!
Галина в ответ молчала. Настя сердилась и не понимала мать. Почему она не скажет бабушке, что не надо командовать? Что она мама и сама разберется в том, что нужно ее детям?
Спросить, почему мать так себя ведет, Настя не решалась, пока не случилось то, что могло вообще положить конец всяким отношениям в маленькой семье.
А началось с того, что бабушка Насти, Вероника Николаевна, затребовала к себе внучек на выходные.
Такого обычая в семье не водилось. Галина обычно привозила девочек на часок-другой, чтобы проведали бабушку. Та сетовала на возраст, усталость и отсутствие желания заниматься внучками.
- Сил нет. Совсем сдала после того, как Пашеньки не стало… Не надрывался бы так и жил бы да жил себе еще… И за что ему такое?! Рано… Очень рано ушел мой сыночек…
Невысказанный упрек витал в воздухе, но Галина молчала. Что скажешь матери, когда ребенка ее рядом больше нет и уже не будет? Возможно ли утешить материнское сердце словом? Вряд ли…
А потому, и объяснять, что вторую дочь они не планировали с мужем и Клава стала сюрпризом для всех, тоже смысла никакого нет. Галина, потеряв любимого мужа, который был для нее самой большой поддержкой и опорой в жизни, благодарила судьбу за то, что у нее, кроме Насти, есть теперь еще и Клава.
Клавдией девочку попросил назвать именно отец.
- Почему? Такое имя… - Галя недоумевала.
- Какое?
- Не знаю… Смеяться не будут над ней?
- Глупости какие! Смеются над тем, кто позволяет это. А Клава наша будет не такой! – муж осторожно отбирал у Галины кроху. – Она хоть и маленькая, а будет очень удаленькая! Вот, посмотришь!
- Откуда ты это знаешь?
- Понятия не имею! Мне так кажется…
Отец оказался прав. Клава подрастала, и Галина видела, что при всей ее мягкости и доброте, эта девочка себя в обиду не даст. Даже что-то натворив, она тут же просила прощения, но никогда не давала обижать себя никому из детворы. В песочнице не было суровее девчонки, чем Клава. Причем, заступалась она всегда не только за себя, но и за всех обиженных. И лопаткой, а то и ведерком, мог получить от нее даже хулиган постарше.
- Но-но! – грозила пальчиком обидчикам Клава.
А если те не понимали, то принимала такие меры, что Галине не раз приходилось извиняться перед соседками.
- Ох, и бандитка же у тебя растет, Галка! – утешала ревущего сына соседка. – Даже мальчишек не боится!
- А чего ей их бояться? Пусть не лезут!
Но, если с мальчишками Клава как-то справлялась, то с бабушкой ей пришлось туго.
Галина на требование свекрови о выдаче детей на выходные отреагировала спокойно. Хочет – получит. Понимала, что это, скорее всего, разовая акция. Единственное, что не учла, так это то, что упрямство Вероники Николаевны может приобрести гротескные формы.
О том, что внучку непременно следует остричь, Вероника Николаевна твердила несколько месяцев. Галина ее совету следовать не собиралась. Практического обоснования бритью наголо ребенка она не видела, а нежные, густые, как и у нее самой, кудри двухлетней Клавы, которые уже вились крупными кольцами по плечам и приводили в восторг весь двор, явно не нуждались в стрижке.
Но у Вероники Николаевны на этот счет были свои аргументы.
- Бабушка, зачем?! – ахнула Настя, увидев в руках Вероники Николаевны ножницы и сестру, сидящую на табурете посреди кухни.
- Так надо! Не мешай! Положено!
- Кем?
- Не твое дело! Обычай такой! И я точно знаю…
Договорить она не успела. Клава, увидев ножницы перед своим носом, отреагировала на происходящее по-своему. Она впилась зубами в руку Вероники Николаевны, и, как только та, охнула и уронила ножницы, пытаясь освободиться, соскользнула с табурета, и кинулась бежать. Покружив по квартире, уворачиваясь от рук бабушки, она забилась под ее кровать, и наотрез отказывалась вылезать оттуда, пока не приехала Галина.
Настя, которая нырнула под кровать вслед за сестрой, и прикрыла ее собой от бушующей в полуправедном негодовании бабушки, увидев возле своего носа мамины туфли, разревелась, и обняла сестру.
- Все! Мама здесь! Не бойся!
Впервые за все то время, как не стало мужа, Галина дала волю эмоциям.
Нет, она не кричала и не ругалась. Обняла зареванных детей, успокоила, и приказала им собираться.
- Домой едем. Идите в прихожую и одевайтесь. Я сейчас.
Прикрыв дверь за девочками, она повернулась к Веронике Николаевне, и та поняла, что молчание невестки до этого момента было вовсе не слабостью со стороны Галины, а одолжением в адрес той, что родила и вырастила хорошего сына, ставшего впоследствии прекрасным мужем и отцом.
- Я не стану объясняться с вами. Сами все понимаете. – Галина говорила очень тихо, чтобы не услышали дети. – Тронете еще раз девочек, не спросив моего разрешения на любые действия по отношению к ним, и больше внучек не увидите.
- Ты мне угрожаешь?! – взвилась было Вероника Николаевна, но тут же осеклась под тяжелым взглядом невестки.
- Предупреждаю. Это. Мои. Дети. Не ваши! И только мне решать, когда их стричь, чем кормить, как одевать и прочее. Вы – бабушка. Единственный родной человек, кроме меня, для моих девочек. Именно поэтому я терпела ваши выходки. Больше не стану. Обижать их вы не будете, не смотря на родство.
- А что ты сделаешь? – Вероника Николаевна попыталась снова встать в позу, но Галина вдруг усмехнулась ей в лицо.
- Увезу их. Сменю фамилию. Схожу в суд и, поверьте, добьюсь того, чтобы вас лишили права общения с ними. Уже одно то, что вы могли нанести травму ребенку, размахивая ножницами перед ее лицом, и пытаясь силком остричь ее, может стать весомым аргументом в мою пользу.
- Ты не посмеешь… - Вероника Николаевна чуть сбавила обороты, понимая, что Галина не шутит.
- Проверить хотите?
- Нет…
Последнее Вероника Николаевна выдавила из себя с трудом, но Галина поняла, что, пусть и крошечная победа, но одержана, а это значит, что отношения сдвинутся. В какую сторону – время покажет. Но в разуме своей свекрови она нисколько не сомневалась. Ведь до того, как не стало Павла, отношения у них были ровными и спокойными, а Настя знала свою бабушку совсем с другой стороны и получала от нее все, что обычно получают внучки. И заботу, и ласку, и пирожки по выходным, и праздники…
Вот почему Галина не хотела, чтобы у Клавы все было иначе.
Отношения, конечно, наладить удалось далеко не сразу. Веронику Николаевну штормило еще несколько лет. Она, то успокаивалась, и тогда девочки могли спокойно приходить к ней в гости и проводить время к обоюдному удовольствию, то начинала снова сердиться и командовать, прекрасно понимая, что ничего хорошего от очередного урагана, укрывшего ее душу, точно не будет.
Галина, через некоторое время вычислила, что подобные всплески связаны с памятью о Павле и датами, которые отзывались и в ее душе, а потому просто старалась в это время сократить встречи и свести их к минимуму. Сначала Насте, а потом и Клаве, она объясняла:
- Бабушка вас любит.
- Мам, какая же это любовь, если она ругается?! – недоумевала Настя.
- Доченька, есть такие вещи, которые душа человека не принимает и вынести иногда просто не может. Не должны дети уходить раньше своих родителей, понимаешь? Но так, увы, бывает. И бабушка никак это принять не может. Плохо ей. Она и рада бы жить иначе и радоваться жизни, но не выходит.
- Нам нужно ее жалеть?
- Да. Ты и сама все понимаешь. Если мы ее не пожалеем, то кому тогда? У нее, кроме тебя и Клавы, больше никого нет. Вы – единственное, что ее держит. Сделайте ей скидку на возраст и пережитое, и постарайтесь относиться с уважением.
- Ты не заставляешь нас ее любить?
- Нет, конечно. Как можно заставить любить кого-то? Это нонсенс!
- Жалеть, говоришь… - Настя хмурилась и смотрела на Клаву, которая еще не особо понимая, что происходит, уже хлюпала носом, слушая мать.
- Да. – Галина обнимала свою старшую дочь. – Жалеть! Эта женщина была мамой вашего отца. Любила его. И тебя любила всегда. Пусть сейчас это и нечасто показывает. Разве ты не помнишь?
- Помню. Но плохо уже.
- Дай ладошку! – Галина гладила дочь по руке. – Что ты самое хорошее про бабушку помнишь?
Настя, задумавшись, перебирала в памяти картинки из своего детства.
Вот бабушка качает ее на качелях и смеется вместе с нею. А потом покупает не одно, а сразу три мороженых, зная, как внучка его любит.
А вот, кособокий пирожок с вытекшей начинкой, который Настя слепила впервые самостоятельно под присмотром бабушки, вынимается из духовки с таким восторгом, словно это лучший в мире торт для королевы.
Или первые туфельки на каблучке, которые бабушка, потратив последние деньги, привезла ей из поездки в Москву.
- Прости, Галинка, не купила я тебе ничего в подарок. Денег не хватило у меня. И так два дня не ела ничего. Как увидела эту красоту, так и не успокоилась, пока не купила. Пусть Настенка носит! Большая уже. Пора одевать девочку. Красивенькие, правда?
И эта неподдельная радость, с которой бабушка любовалась на нее, кружащуюся по комнате в новых туфельках, стала тем самым лучшим воспоминанием, которое требовала Галина от дочери.
- Нашла? – улыбнувшись, кивнула Галина, и сжала в кулачок пальчики дочери. – Держи крепче! Не отпускай! Это то самое! Настоящее! А все остальное… Не верь ему! Не давай воли! Пусть не заставит тебя отвернуться от бабушки. Или от меня, когда время придет.
- Мама, ты что такое говоришь?! Разве я могу?!
- Мало ли, Настенка. В жизни всякое бывает. Вы, дети, растете. Свой опыт и свои понятия приобретаете об это жизни. Не нашим умом жить начинаете со временем. И я понимаю, что может случиться так, что стану еще хуже бабушки. И что тогда? Отвернешься от меня? Забудешь? Потому, что так удобно и спокойно?
- Мам!
- Не говори ничего сейчас. Не надо. Просто запомни то, что я тебе сказала. Хорошо? Поставь часовых у ворот своей любви. Не давай никому вторгаться туда, где хранишь самое заветное. А еще запомни – Клава тебе сестра. Пусть и разные вы, да и разница у вас в возрасте большая, но придет время и все это сотрется. А родная душа останется рядом. Если не испортите ничего. Не потеряете друг друга. Будете слышать…
Слова матери Настя запомнила очень хорошо. И, глядя, как растет Клава, понимала, что когда-то ей придется их вспомнить.
Так и получилось.
Клавдия расцвела довольно рано.
Высокая, стройная, с прекрасной фигурой танцовщицы, она пела и плясала в ансамбле, объездив с гастролями почти всю Россию и половину Европы к окончанию школы.
- Мам, я не хочу никуда поступать после школы!
Заявление, сделанное на семейном совете, повергло в шок Галину и Веронику Николаевну, которая уже больше трех лет жила с невесткой, так как здоровье уже не позволяло справляться с домашними делами самостоятельно.
- Доченька, но как же…
- А вот так! У меня и без того все в порядке. Работа есть. Так, зачем мне время тратить?
- Всю жизнь собралась дробушки бить? – усмехнулась Настя, разливая свежезаваренный чай по чашкам.
- Нет! Замуж выйду! Если у тебя получилось, то и я смогу! Да, мам? Я же красивая? Не хуже Настены?
- Красивая-то, красивая, а вот ума… - Настя увернулась от брошенного в ее сторону полотенца, и, придерживая большой уже живот, осторожно присела на краешек дивана рядом с бабушкой. – Перестань! Думаешь, это так легко?
- А что тут сложного?
Все три женщины усмехнулись разом, глядя на Клаву, но ответила ей Настя.
- Выйти замуж мало, Клавдия. Это у тебя, безусловно, получится. Вон, за тобой половина мальчишек из ансамбля бегает. А потом, что ты делать будешь? Тут, вон, и любишь, а все равно сложно, потому, что притираешься да подстраиваешься, а ты собралась без любви махнуть, просто потому, что захотелось.
- А зачем я буду подстраиваться? Пусть он меня любит!
Дружный хохот стал ответом на это заявление, и Клава сердито надулась.
- Чего вы смеетесь?! Мама! Скажи ей!
- Что сказать?
- Пусть не умничает! Вот, тебя папа любил?
Галина перестала смеяться и уже серьезно посмотрела на дочь.
- Конечно.
- А ты его?
- Очень!
- А кто кого больше?
Вероника Николаевна вздохнула и похлопала невестку по руке.
- Галочка, конечно.
- Почему, бабушка? Почему ты так говоришь? – взвилась Клава.
- Да потому, что так оно и есть, родная. Сын-то у меня тоже с характером был. Такой же, как и я. Вспыльчивый, не всегда терпимый к ошибкам. А Галя появилась, и он совсем другим стал. Мягче, спокойнее. Это сейчас я все это понимаю и вижу, а тогда… Мне казалось, что мама твоя его под каблук загнала. Ох, и злилась же я! Как так?! Растила-растила, а он не мужиком стал, а мякишем. Галочка то, Галочка се… Я-то с дедом твоим иначе жила. Он был человеком суровым. Лишнего слова не скажет. Глянет только, а душа уже в пятки ушла. Любил, конечно, по-своему, но не жалел меня никогда. Поэтому, может быть, и не могла понять, почему отец твой к Галине так относится. Когда Настенка родилась, он по ночам к ней сам вставал. Гулять ходил с нею, кормил, купал. Мне никто не помогал с сыном, и я ревновала поэтому. Даже ругала его. Говорила, что не должен мужчина на себя обязанности женские брать.
- А должен?
- В браке, детка, все друг другу кругом должны. Если нет этого, то и семьи не будет. Будут соседи, живущие в одном доме. Каждый сам себе и все с сердцем, что ни сделает. Сплошная нервотрепка. А кому такая жизнь нужна?
- Мне – нет!
- Вот и подумай! Настена, ведь, права. Даже, когда любишь больше жизни, и то тяжело ужиться бывает. Привычки разные, воспитание. Кто-то привык благодарить, например, за еду приготовленную, а другой встанет, и пошел. И тарелку грязную бросит, и спасибо тебе не скажет.
- Зачем мне такой муж?
- А я о чем?! Подумай хорошо, прежде, чем замуж собираться. Присмотрись получше. Прикинь, что он может тебе дать, а что ты ему. Поняла?
- Вроде… Но при чем тут диплом?
- А при том! – снова вмешалась в разговор Настя. – Хочешь, чтобы тебя всерьез воспринимали – научись хоть чему-нибудь, кроме танцев своих да песен. Я знаю, что ты и там карьеру сможешь построить, но образование лишним не бывает.
Клава задумалась.
Может сестра и права? Был же момент пару лет назад, когда Клавдия подвернула ногу и не смогла танцевать какое-то время. Вроде и пустяк, но она еще тогда задумалась, что будет, если вдруг случится что-то посерьезнее? Да и вообще! Она же не планирует танцевать до выхода на пенсию! Мечтой Клавы была собственная студия танца. А это не так просто сделать. Нужно знать, с чего начать и как развивать это дело.
- Хорошо! Только мне нужно подумать – куда поступить.
- А мы на что? – Настя переглянулась с матерью. – Рассказывай!
- Что?
- Чего ты от жизни хочешь, Клава? Планы есть?
Планов было так много, что на осуществление от силы половины из них ушло больше семи лет. Клава окончила университет и открыла свою студию. Настя уговорила бабушку продать свою квартиру, чтобы помочь Клаве на первых порах.
- А ты? Это же и твое наследство! – Вероника Николаевна качала головой в ответ на просьбу внучки.
- Есть вещи поважнее наследства, бабуль. У Клавы мечта есть. И если это будет стоить моей доли – пусть так.
- Хорошо вас мама воспитала. Правильно. Но я, если позволишь, по-своему сделаю.
Большая трехкомнатная квартира в центре города была продана и деньги разделены Вероникой Николаевной поровну между внучками.
- Сами решите, как потратите. Думайте!
Сестры посоветовались, и купили небольшое помещение, переоборудовав его под студию и оформив права в равных долях. Оставшиеся от покупки деньги Настя отдала сестре на развитие студии.
- Удачи, сестренка!
И гордость переполняла Настю, когда она видела, как работала день и ночь Клава, попутно умудряясь помогать ей с племянниками. Настя к тому времени уже родила двух мальчишек и мечтала о дочери.
- Ты-то, когда нас осчастливишь? – вздыхала она, обнимая сестру при встрече.
- Рано пока. Да и не нашла никого. Я птица вольная! Куда хочу – туда лечу! – смеялась Клава.
- Смотри! Как бы поздно не было!
- Ой, только не начинай про часики! Мама с бабушкой только об этом и твердят. И ты – туда же!
- Молчу! А что, совсем никого на горизонте?
- Не-а! – поначалу смеялась Клавдия, но с каждым годом этот смех становился все тише.
Она и сама понимала, что время идет. Оно даже не шло, а мчалось вперед с какой-то бешеной скоростью. Глаза утром продрал – понедельник. Кофе сварил – уже среда. Не успела в тюльпаны нос сунуть на клумбе Валентины, а уже ее любимые розы зацвели…
Все мимо… Вприпрыжку… Галопом с препятствиями…
Со будущим мужем Клаву познакомила бабушка.
- Бабуля, только в темпе джаза! – примчалась утром в дом матери Клавдия.
Настя, которая все-таки дождалась свою дочку, нянчила малышку, а потому не могла отвезти бабушку на прием к врачу. Вот Клаве и пришлось подменить сестру. Машину она научилась водить не так давно и страшно гордилась этим умением.
- Детка, если бы я могла сделать так, как ты велишь, мне не пришлось бы тебя беспокоить! – Вероника Николаевна бодро заковыляла к машине, опираясь на трость, подаренную Настиным мужем. – Годы уже не те! И ноги не те!
- Ага! И вообще, все не то! Да, ба? – Клава устроила бабушку поудобнее, и хлопнула дверцей.
- Ты не права! – Вероника Николаевна вздохнула, глядя, как внучка выруливает из двора, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев. – В моем возрасте уже два варианта – либо все так, либо…
- И какой же выбрала ты?
- А сама как думаешь? Маме своей спасибо скажи! Кого угодно перевоспитает!
- Да уж! Она точно знает, как надо! – Клава фыркнула было в ответ, но тут же испуганно взвизгнула и нажала на тормоз.
Какой-то торопыга, спешивший обогнать ее на перекрестке, не успел проскочить перед машиной Клавдии, и Вероника Николаевна только испуганно охнула, вцепившись в свою трость, а потом принялась успокаивать внучку.
- Клава, девочка, ты в порядке?
- Ну я ему устрою! – Клавдия вылетела из машины, сердитая, как сто чертей, и Вероника Николаевна завозилась, пытаясь отстегнуть ремень.
- Натворит дел девчонка! Вся в меня…
Скандала не получилось.
Парень, который спешил куда-то, оказался тем самым доктором, к которому Клавдия везла бабушку.
- Андрей Михайлович! Где бы мы еще встретились?! – завопила Вероника Николаевна, распахивая дверцу машины и отчаянно маша своей тростью. – Идите сюда! Я пострадала!
- Где болит?! – Андрей кинулся к машине Клавы, отодвинув с дороги девушку.
- Здесь! – Вероника Николаевна показала на сердце. – Не будет мне покоя в этой жизни, пока такая красота неприкаянная ходит! Посмотрите на мою внучку, Андрей! Она хороша?
- Бесспорно! – парень, считая пульс Веронике Михайловне, глянул на Клаву, и та почему-то передумала с ним ругаться.
- Вот и окажите мне первую помощь!
- Какую же?
- Женитесь на ней! И мой пульс тут же придет в норму!
- Обещаете?
- Вы меня вполне устроите, как зять! – подмигнула Вероника Николаевна Андрею. – Разве вы еще не поняли? Это – судьба!
- Куда уж понятнее… - протянул Андрей, глядя на покрасневшую почему-то Клавдию.
И будет свадьба. И будет счастье…
А спустя пять лет Клава поможет матери перебрать фотографии, выбирая лучшую.
- Вот эта, мам!
- Да. Хорошая. Бабушке бы понравилась.
- Как думаешь, если я назову дочку Вероникой, это хорошо будет? Мне нравится это имя…
- А почему нет? – Галина погладит живот дочери. – Хорошее имя.
- Примета же есть какая-то, что нельзя в честь родственников?
- А ты в это веришь? – Галина усмехнулась, и поправила челку дочери. – Все приметы, дочь, у нас в голове.
Она уперлась пальцем в лоб Клавдии, и вдруг рассмеялась в голос.
- Ты чего, мам?!
- А вспомнила, как мы с Настеной тебя из палисадника Валентины вытаскивали и как бабушка тебе кудри подровнять хотела.
- Это когда было! Сто лет прошло!
- Сто не сто, а полжизни – точно… - Галина посмотрела на фотографию свекрови и погладила снимок кончиками пальцев. – Знаешь, а ведь в жизни все вот так… Быстро, почти мимолетно… Горести – громко. Счастье – тихо. А ты бежишь… Спотыкаешься… И редко-редко, когда удается остановиться, поймать это мгновение, и сжать ладони, задержав в них лучшее воспоминание.
- Помню! – Клавдия прижалась к матери. – Помню, как ты Настене говорила, что помнить нужно настоящее.
- Именно! – Галина смахнула слезы. – Вот и помни! Лучшее, что было. Лучшее, что сможешь вспомнить. А суеверия – оставь тем, кому они нужны. Нам –то точно ни к чему они. Мы знаем, что на свете главное! Ведь так?
- Любовь, мам…
- Все верно, доченька! Любовь… И я точно знаю, что вот эту девчонку, которая тебе покоя не дает и требует то пирожное, то соленой рыбки, любить будут очень сильно. А имя у нее будет очень красивое!
- Мам…
- Ась?
- А рыбка у тебя есть?
- И пирожные тоже. Утром купила. Знала же, что ты приедешь. Сейчас Настена приедет и будем чай пить. А хотя…
Галина принесла дочери пирожное и чмокнула ее в макушку.
- Ешь на здоровье! Диво ты мое…