Началась весна, нога у Германа зажила, он уже каждую ночь ходил на свой промысел, а днем храпел в сарае Леона, который украсил вырезками из порнографических журналов и искусственными цветами с кладбища. Леон думал, как устроить жизнь своего пожилого друга, говорил, что он может что-то переводить с немецкого, английского и латышского, и эту работу можно делать на дому. К тому же у него был стаж для получения пенсии, и он мог бы получить какую-то старую социальную квартиру, как Шнитков, с которым он в то время начал иногда общаться. Но Гера капризничал, говорил, что ему страшно идти в госучреждения и что-то просить. Леон говорил, что не обязательно при получении паспорта, предъявлять военный билет, можно сказать, что он утерян. Герман всё же сходил к Витаутасу, который ему остался должен какие-то деньги, сказал, что ему нужны деньги на паспорт, и Леон с Тёмным, буквально под руги привели его в департамент гражданства и иммиграции для получения паспорта. И ему велели пойти в полицию, и уплатить штраф за нарушение паспортного режима. Визит в полицию и уплату штрафа
Гера решил перенести на следующий день, а на следующий день выяснилось, что деньги он пропил. Когда его юные друзья начали его ругать, он заявил, что ни паспорт, ни жильё, ни пенсия ему не нужны, и нечего юным друзьям на него давить. После этого он переселился к Шниткову.
Леон не хотел просто так расставаться с Германом, то и дело навещал его в квартире его друга, где обитало несколько бездомных, которым лежащий в груде тряпок, Александер разрешал у себя ночевать, если они приносили ему спирт. Они угодливо подавали ему еду выносили его ночную вазу, вертели ему самокрутки из окурков, укрывали и раскрывали его, а он капризничал и ругался на них. Когда он получил пенсию, он основательно закупился спиртом, и выгнал своих квартирантов, чтобы не делиться с ними ценным продуктом. И тогда Герман был вынужден вернулся в подвал к Леону, хныча о том, как злой хозяин его обидел. Он обещал достать деньги и получить паспорт, а потом устроиться работать, хотя бы дворником и бросить пить. Но даже такой наивный юноша, как Леон понял, что эти планы и обещания просто болтовня, чтобы пустили переночевать.
В благодарность за проживание, Герман принялся учить Леона писать женщинам любовные письма. Тёмного эти уроки словесности тоже заинтересовали, сам он, как ни пытался ничего написать не мог, но побуждал друга старательно учиться, чтобы тот потом писал девицам письма вместо него. Леон решил потренироваться на своей однокласснице, которая в седьмом классе то ли в шутку, то ли серьезно всячески добивалась общения с ним, но ему она в то время не была интересна. Писем он под руководством Германа написал много, и они были длинными. Родители той одноклассницы были торгашами с вещевого рынка, часто выпивавшими во дворе, громко матерясь. Дочка их, хоть и пыталась учиться хорошо, но оценки получала за счет хороших доверительных отношений с учителями, чем раздражала Леона. Однако в семнадцать лет, он уже начал смотреть на неё иначе, когда видел её на улице. Он уже видел в ней не вредную девчонку, а женщину и иногда даже представлял в роли своей жены. Её хамоватая манера общения его не смущала, он был убежден в том, что перевоспитает её, откроет ей новые горизонты. Воображение его рисовало идиллические картины своего будущего, и он начал искажать в своем воображении образ этой одноклассницы.
Мечты Леона быстро рассыпались, как песчаные замки на пляже под напором волн. Ирку не интересовала ни поэзия, ни проза, ни романтика, она не слушала классическую музыку, о красоте которой он много раз упоминал в письмах. Сама она ничего не написала в ответ, только всем рассказала, какой Лёнька придурок, какой отстой он слушает, читает дурацкие книги, а сам голодранец и учится в училище, чтобы потом с чумазой рожей чинить машины. Подруга Иры подошла к Леону и объяснила, что Ирине нужен парень постарше, у которого свой бизнес, машина, квартира, дача. Герман, услышав это от Леона, заявил, что в таких случаях настоящий мужик должен хорошенько напиться с горя. И они с Тёмным отправились на пустырь на берегу самого большого рижского озера, там они жгли костер и пили спирт. Деньги на спирт они получили от продажи корня валерианы, который копали всю ночь. На фармацевтической фабрике у них это богатство принимать не стали, сказали, что принимают только высушенные коренья, потому они по дешевке сдали все на рынке за пятерку. Погода для пикника была не очень подходящая, было прохладно, дул сильный ветер, временами моросил дождь, но трое пьянчуг ещё и полезли купаться в озере, и Леон уплыл на три часа и едва не утонул от переохлаждения. Герман уже собрался идти сообщать его родителям о том, что их сын утонул.
Потом Леон думал, где бы найти другую девицу, которая больше подходила ему по интересам, а Герман думал о том, как бы отомстить Ирке, которая не оценила его друга и их совместные письма к ней. Изрядно напившись, он написал ей письмо от лица Тёмы. В письме этом было много острой критики глупой, меркантильной и хамоватой девушки и заканчивалось просто оскорблениями. Тёма, не поняв, что письмо от его имени, лично вручил Ире это письмо. Она, прочитав это гневное послание, дала его почитать своим родителям, которые явились к Леону разбираться. Леон чинил велосипед во дворе вместе с Тёмным, когда подошли Иркины родители и её отец сказал, что собирается их побить. Но он был на голову ниже двух бритоголовых парней, у которых в руках были гаечные ключи. Леон только удивленно сказал, что никаких грубостей в своих письмах не писал и Ирину больше видеть не хочет. Родителям пришлось уйти, когда Леон принялся крутить велосипед дальше. Мамаша Иры, с безопасного расстояния материлась минут десять на весь двор. Леону оставалось только радоваться, что дочка этой хабалки его отвергла.
Вскоре Леон нашел газету, в которой были объявления о знакомствах, и он под руководством Германа начал переписываться сразу с несколькими девицами. У друзей начали возникать разногласия. Герман говорил, что не стоит на ком-то зацикливаться, если в третьем письме девушка не прислала свое фото, то дальше с ней не стоит переписываться, как и не стоит переписываться с теми, кто через месяц переписки не хочет идти на свидание. Но Леон готов был спорить с каждой по любому поводу, отправляя кипы тетрадных листков, исписанных мелким почерком. Его не особенно интересовало то, насколько ему нравится девушка, его больше интересовало, нравится ли он ей. Герман пытался ему объяснить, что человек, который не нравится никому, не так несчастен, как человек, которому не нравится никто. Он объяснял, юноше, что сам слишком много времени и сил потратил на попытки понравиться тем, кто был ему безразличен, и только в старости понял, что это было зря.
Герман рассказал о том, как он действительно любил одну женщину, ему было просто приятно находиться рядом с ней, смотреть на неё, слушать, что она говорит. Он говорил, что он пьянел от одного воспоминания о ней. И ему было приятно даже когда она была недовольна им и ругалась на него, он был бы рад, если бы она даже побила его. И ему было безразлично то, что она отказалась выходить за него замуж только потому, что она была еврейкой, а он нет. Он признался, что готов был стать иудеем и уехать вместе с ней в Израиль, но предупредила, что если он это сделает только из-за неё, то она его отвергнет. Любила ли его та женщина, Герман не знал, но она ему призналась, что выходит замуж по расчету за надежного еврея, и рыдала, когда прощалась. Лицо старика, когда он рассказывал о своей единственной в жизни любви как-то размякло, а глаза помутнели, было видно, что воспоминания о той женщине ему приятно, хотя она и ушла от него, но он не может её ни в чем упрекнуть или злиться на неё. Он сказал Леону, что рано или поздно он встретит свою любовь, и познает это блаженство. Это чувство по словам старика не зависит ни от внешности возлюбленной, ни от её интеллектуальных способностей, ни от уровня её образования, ни от её возраста, и оно не исчезает, если возлюбленная отвергает или ненавидит.
Вскоре Герман опять переселился к своему другу, где его навещали его юные друзья, и напивались спиртом в ужасной обстановке. Леон обсуждал с алкоголиками изречения Сократа. Ему совсем не нравилось пить спирт в загаженной квартире, заваленной разным хламом, но он был убежден в том, что ему необходимо общение, а общаться со сверстниками на дискотеках ему было совсем неприятно, где искать людей, увлеченных историей и философией, он не знал. Перестал он видеться с Герой только, когда пошел работать. На работе он нашел других собутыльников и интересных собеседников. Герман в то время потерял ключи от подвала, и Леон был этому только рад, и не стал делать для него новые. Шнитков допился до смерти, получив очередную пенсию. Запершись в своей квартире, он пропивал пенсию дольше недели и при этом ничего не ел. Герман стучался к нему, но в ответ слышал звук напоминавший свинячий визг. Он знал по какой улице и во сколько Леон едет на работу на велосипеде, и часто ждал его в определенном месте, чтобы получить какую-то мелочь и пару сигарет. Он говорил, что его вполне устраивает жизнь бомжа, в которой никто не заставляет его ничего делать, и больше всего он боялся полицейских, которые обещали отправить его в пансионат, если он ещё раз будет валяться пьяный поперек тротуара.
Вместе с Леоном работал давний коллега его начальника, которого начальник нашел на улице у мусорного контейнера. Он был неплохим токарем и фрезеровщиком, для него начальник снял жильё, приносил ему продукты и сигареты, покупал ему одежду, а тот все планировал сбежать подальше от этой работы и заботливого начальника, чтоб жить вольно, не стоя у станка по двенадцать часов. Леон спрашивал у него, что ему так не нравится на работе, ведь он работает у станка в тепле и не так напрягается физически, как собирая стеклотару, когда за день надо проходить по тридцать километров. И бомж отвечал, что там, у контейнеров с мусором на него никто не орет, никто ничего не требует, не заставляет ничего делать. Это помогло Леону понять Германа, который даже пенсию получать не хотел. И таких людей много в повсюду, и обвинения в аморальности и распущенности не решают их проблем и тех проблем, которые они создают окружающим. Просто все эти люди психически больны и в силу своей же болезни не считают себя больными и не осознают необходимости лечения. В свою очередь трудно отправить человека на принудительное психиатрическое лечение, трудно даже проверить их на вменяемость, если они этого не хотят. И дело тут не в этих людях, а в законодательстве, которое определяет, в каких случаях можно лишить человека дееспособности.
Что случилось с Германом Леон так и не узнал, да ему и не было это интересно. Ему было ясно, что он ему ничем не может помочь. Бесполезно было пытаться его куда-то пристроить на работу, убеждать бросить пить, давать ему деньги и продукты, отдавать старую одежду. Но много раз он прокручивал в своей памяти его жизнь, пытаясь понять, в какой момент всё пошло не так, как можно было бы всё исправить. Многим он рассказывал историю своего друга и слышал только осуждение. Один человек сказал, что его в младенчестве следовало сбросить со скалы, как это делали в Спарте, потому что определенные люди просто рождаются дефективными. Лишь через очень много лет Леон, читая философскую литературу, осознал, что всё в этом мире настолько взаимосвязанно, что даже на мысли и желания каждого человека влияет столько внешних обстоятельств, что никто не решает, что и когда ему делать, как поступать. Все люди, животные, растения, неорганическая материя – частички огромного организма и каждая эта частичка, какой бы она ни была выполняет определенную функцию, и нет в этом организме никого и ничего лишнего. Всё в этом глобальном организме одинаково важно - бриллианты, и пыль под ногами нищего. Ничего из этого мира невозможно удалить, можно лишь изменить свой взгляд на это.
Герман так и не напечатал свой роман, его статьи и рассказы забыли, его дети его не запомнили, потому что толком ничего о нем и не знали. Но он сильно повлиял на Леона, да и на многих других людей и без него их жизнь была бы неполной, совсем другой. Конечно, он совершил много того, что большинство квалифицирует, как грехи, но если разобраться, пристально рассмотреть его жизнь, то станет ясно, что в силу своей наследственности, воспитания, жизненного опыта, он не мог не совершить этих грехов, а если так, то эти грехи не грехи. Чтобы появились благородные герои, совершающие подвиги, нужны злодеи творящие злодеяния. Так же, как и невозможно изобразить свет, не изображая теней. По сравнению с кем-то Герман был теню, а по сравнению с кем-то он был светом. Люди судят друг о друге, прикидывая насколько кто-то для них полезен, опасен, вреден, приятен. Есть люди, которые, кажется, всем приятны, а есть, которые для всех представляют угрозу, но обстоятельства могут сложиться таким образом, что опасный человек вдруг становится кому-то приятен и полезен, а приятный вдруг становится злым и вредным под воздействием каких-то обстоятельств. Отношение людей друг другу постоянно меняются, да и люди самые непостоянные существа на Земле. Потому старики иногда вытворяют то, чего от них не могли ожидать те, кто знал из всю жизнь.