Герман не знал, куда ему идти с неприятной статьей в трудовой книжке. И решил он отправиться в зеленое море тайги в качестве подсобного рабочего в партии геологоразведки. Так он оказался в Сибири в первый раз. Ему нравилось бродить по тайге и пьянствовать с коллегами у костра по вечерам. Его не пугали ни кровососущие насекомые, ни отсутствие удобств и женщин, ни физические нагрузки, ни риск потеряться и погибнуть в бескрайнем лесу. Когда закончился первый сезон он принялся транжирить заработанные деньги в ресторане и познакомился там с симпатичной официанткой. Женщина из провинциального городка, узнав о том, что Герман из «советской заграницы», решила непременно выйти за него замуж. Ей хотелось импортные вещи, хотелось каждый день летом загорать на морском пляже. После трех месяцев в тайге Герман, соскучившийся по женскому обществу, решился жениться на женщине, которую почти не знал. Они скоропостижно расписались, прибыв в Ригу. Работница ЗАГСа просила его не спешить с женитьбой, предупреждала, что этих провинциалок интересует только рижская прописка. Но Герман не был склонен думать о будущем.
Катерина сначала была поражена рижской стариной, морем, тратила свои сбережения на импортные вещи, которые можно было купить у моряков, сидела в уютных кафе. Но ей очень не нравилась квартира Германа, и его зарплата на заводе в сто пятьдесят рублей. В Риге не было никаких северных надбавок и квартиры от заводов надо было ждать очень долго. Она принялась его пилить и стыдить, что он так мало зарабатывает, сама решила пойти работать в общепит. Герман совсем не хотел, чтобы его жена знакомилась с ресторанной публикой. Он понимал, что она от него сразу уйдет, как только найдет более состоятельного мужа и решил ребенком привязать её к себе. Он не питал к ней каких-то особенно нежных чувств, но быть брошенным супругом он считал унизительным для себя. Жена сказала ему, что если он умеет и любит болтать, то ему следует попробовать сделать партийную карьеру. И он вступил в коммунистическую партию. При принятии в партию ему задали вопрос о происхождении, и он продемонстрировал пробитый пулей партбилет своего отца и свои документы, рассказал о том, как захватчики расстреляли его на глазах у его жены и детей. И он выступал на собраниях, декламировал свои стихи о ком надо на банкетах партийцев, но он хотел угодить всем сразу, и из-за этого желания его все со временем невзлюбили. В партийных интригах он ничего не понимал и разбираться не хотел, потому никогда не принимал ничью сторону, никого не ругал, только хвалил всех подряд.
Жена Германа забеременела, но, когда он не получил обещанную ему должность, она сделал аборт. Узнав об этом, он напился, и отходил её доской из камина по заду. Она обратилась в милицию и их обоих вызвал участковый. Катя сразу начала кричать, что её муж ей постоянно изменяет, морит её голодом, не дает денег на одежду, не пускает на работу и ещё и бьет. Усталый офицер милиции поморщился, услышав этот истерический визг, потребовал доказательств, сказал, что, судя по её фигуре, она совсем не голодает, да и одета она совсем не бедно. И тут простоватая женщина вскочила со стула, повернулась к милиционеру задом, задрала юбку и спустила трусы, чтобы предъявить вещественные доказательства побоев. Милиционер сначала выпучил глаза, потом плюнул на ягодицы, и после велел Кате убираться вон из его кабинета. Вслед он ей кричал, что уже десять лет работает в милиции и в первый раз ему женщина показывает зад, грозился пожаловаться на неё. А Герману он сказал, что её надо бы ещё раз выпороть, чтобы мозги на место встали. А потом ещё услышав про аборт, пригласил Германа к себе в гости, чтобы за бутылкой пива в непринужденной обстановке обсудить, как воспитывать таких жен.
Оказалось, что участковый был любителем выпить, и Герман начал регулярно к нему ходить в гости. Они напивались и милиционер, некогда занимавшийся боксом, показывал ему разные приемы. Один раз, пьяные они во время тренировки нечаянно разбили друг другу носы и пошли на лестницу смывать кровь в раковине. Участковый был в форме, при погонах. Его соседки, увидев его в таком виде, тут же вызвали его коллег, которые быстро приехали и уложили Германа лицом в пол, обещали ему пару лет колонии. Участковый протестовал, кричал, что может в свободное время заниматься, чем хочет и нечего шить дело на ровном месте. Прибывший офицер сказал участковому, что замнет это дело, если тот уволится. Герман, начал морально готовиться к колонии, но участковый согласился уволиться. Довольный офицер предложил ему проехаться в отделение, чтобы не откладывать подачу рапорта. Ещё он прибавил, что пьянчугам не место в милиции. Герман рявкнул, что скорее честным и благородным в милиции не место, и за это получил от органов правопорядка по своим половым органам.
Екатерина, пока Гера пил со своим другом устроилась работать в ресторан, и там в один вечер встретила как раз того, о ком мечтала. Это был моряк дальнего плавания за пятьдесят лет, у которого была и машина, и дача с приличной квартирой. Первый брак Германа просуществовал чуть больше года и закончился разводом. Он старался показать всем, что нисколько не расстроен уходом от него жены, но ему было горько, потому что впервые он начал воспринимать женщину, как свою собственность, которую он должен дрессировать кнутом и пряником, о которой ему надо было заботиться, которой он мог хвастаться и гордиться, за которую ему было стыдно. Он много пил, выполняя однообразную работу на сверлильном станке. Ему было не до творчества, не до продолжения учебы, и не до любовных похождений. И в таком состоянии он пребывал пару лет, пока вдруг не собрался всё-таки пойти учиться журналистике. Снова он принялся жадно читать книги, готовиться к вступительным экзаменам. Но на Восточном Рижском взморье, куда он обычно ездил отдыхать летом на выходных, где в отличии от Юрмалы, было мало народу, он поплыл с женщиной наперегонки. Заплыли они очень далеко, и в море познакомились, сначала они говорили про плавание на марафонские дистанции, потом Гера перешел на другие темы и увлек даму настолько, что она зашла к нему в гости.
Людмила родом была из Калининградской области, но потом вышла замуж за румына и уехала в Дубоссары. С семейной жизнью у неё не ладилось. Ей было уже двадцать семь лет, она хотела детей, а её муж вел себя инфантильно, ни во что не ставил жену, слушался родителей. Герману понравилась эта сильная низкорослая женщина, которая сразу начала о нем заботиться. Он и сам не понял, каким образом он оказался в Дубоссарах в квартире со всеми удобствами, которую его новой жене после развода оставил бывший муж. Сидя на балконе, он попивал вино, болтая с соседом, который загорал на другом балконе. Люда верила в его писательский талант. Она работала в продуктовом магазине и устроила его экспедитором, просила его не перетруждаться, чтобы остались силы на написание книги. Но у него получались только короткие статейки для ежедневных газет, максимум рассказы для журналов. Она хотела, чтобы он стал штатным журналистом, но его не хотели брать ни в одну редакцию из-за его недисциплинированности и необязательности. То он писал совсем не о том, о чем его просили, то писал не так, как от него требовали, потому он работал, как внештатный журналист. У него было много статей и рассказов, которые не приняли, и тогда он начал почтой посылать их в другие редакции по всему СССР, и рано или поздно их где-то всё-таки принимали и отправляли ему гонорар телеграфом. Но он слишком увлекся вином в Молдавской ССР. У него родилась дочка, денег не хватало, квартира была однокомнатная и его жена не хотела с этим мириться.
Наслушавшись рассказов Германа про прыжки с парашютом, Людмила предложила ему поработать десантником пожарным в Сибири. Там хорошо платили, и было много свободного времени для писательской деятельности. И вскоре он отправился на курсы пожарных, на которых в основном изучали взрывное дело. Его учили с помощью взрывчатки быстро создавать в лесу траншеи, которые могут предотвратить распространение пожара. Во время обучения один однокурсник посоветовал ему употребить некий наркотик, но ничего не сказал о дозировке. Герман съел его слишком много, потому неделю не мог спать, и ему ужасно хотелось читать. Он читал круглыми сутками одну книгу за другой и отлично всё запоминал. Однако о сексе ему даже думать не хотелось. Взрывное дело и другие материалы о тушении лесных пожаров он прекрасно усвоил, но, когда их отправили на вертолете тренироваться в тайгу, ему стало очень плохо, и самое страшное похмелье, что у него когда-то было, показалось ему легким недомоганием. Экзамены он прекрасно сдал, и его жена разменяла однокомнатную квартиру в Молдове на двухкомнатную в большом сибирском городе. И несколько лет он работал в пожарной охране. В теплый сезон он часто бывал в командировках, а в холодный работал грузчиком в том, магазине, где работала его жена. Через пару лет после рождения дочери, у него родился сын.
Как и прежде он переживал из-за преждевременной эякуляции, хотя жена уверяла его, что для неё это не проблема. Из-за этого иногда он экспериментировал с другими женщинами и несколько раз жена узнавала о его изменах, но прощала ему все. Большой город, в котором они жили, был скучным, грязным и ничем непримечательным, денег было достаточно, жена могла раздобыть любой дефицит. Он бывал во Владивостоке и Риге, где покупал у моряков импортные вещи. Детьми он занимался мало, когда он бывал дома, в основном просил его не отвлекать от чтения или написания очередного произведения. Порой он напивался, но жена всегда находила его, тащила домой, наказывала.
Тогда он написал много коротких рассказов с идеализированными в угоду редакторам героями. К примеру, в тайге он встретил мальчишку лет шестнадцати и долго расспрашивал этого странного подростка, что он делает в тайге один, чем питается, где ночует, как ориентируется. И тот парень рассказал, как ловит рыбу, ставит силки, как умеет быстро мастерить шалаш и разжигать костер под проливным дождем. Потом этот мальчишка их обокрал и убежал, а потом выяснилось, что он сбежал из колонии для малолетних. В рассказе Германа этот пацан был внуком лесника, помогающим деду следить за лесом, который то кормил медвежонка, оставшегося без мамы, с соски, то собирающим ягоды и кедровые орехи для бабушки. И какое-то время Герман верил в то, что делает мир лучше подобными рассказами. Уверял себя в том, что если бы он написал всё, как есть, то читатели затосковали бы, стали бы более настороженно относиться к окружающим, а пацаны могли бы проникнуться воровской и тюремной романтикой. Но верить во что-то у Германа получалось плохо, всегда его грызли сомнения, и чтобы их подавить, он выпивал.
Кончилась его семейная жизнь и отцовство из-за того, что его жена решила переехать в Ашхабад, там ей предложили и более высокую должность в торговле, и разменять квартиру на трехкомнатную. Ей надоели длинные холодные зимы и скучный город, но Герман совсем не хотел ехать в Туркмению, он хотел вернуться в Ригу насовсем. Хоть он и не родился в Риге, но считал этот город своим родным, и где бы он ни был, всегда хотел вернуться в город, где вырос. Вот и в начале восьмидесятых он вернулся в Ригу. Мама его уже жила в однокомнатной квартире отдельно от его сестры. Квартира мамы была в добротном старинном доме, на третьем этаже и окна выходили на оживленную улицу его любимого старого промышленного района. Он поселился у мамы, устроился на завод, на котором работал ранее и продолжал писать статьи в газеты и рассказы для журналов. И тогда он начал строчить критические статьи, которые охотно перчатали в газетах. Один раз он раскритиковал продукцию рижского винного завода, писал, что рижское «вино» нельзя и рядом ставить с молдавским. И эти его статьи о винах прочитало какое-то начальство, и несколько самых дешевых вин сняли с производства. И пошли в редакцию письма от заядлых алкоголиков с обещаниями поймать и убить журналиста критика.
В то время он часто общался с падшими женщинами, потому что сам начал спиваться. Иногда он даже приводил этих женщин домой к маме и просил её где-то погулять часик. По своим детям он совершенно не скучал, хотя дочка часто писала ему письма, он редко на них отвечал и достаточно скупо. Его жена беспокоилась за сына, писала, что он хулиган, не слушается, часто дерется, плохо учится, но Герману это было совершенно безразлично. Он не видел в своих детях продолжения себя и не считал себя в праве учить их жить. Он относился к ним, как к младшим брату и сестре или даже, как к приятелям со двора. Даже когда ему было далеко за сорок он всё ещё оставался ребенком, начитанным, с богатым жизненным опытом, но ребенком, который не готов нести ответственность даже за себя. Если у него что-то не получалось, то он думал не как это исправить, а как избежать за это наказания. Если же за оплошность наказания никакого не было, то он и не расценивал это, как проступок. Ему было безразлично, что его жизнь из-за множества таких недоделок идет наперекосяк, главное, чтобы никто на него не ругался.
В восемьдесят пятом году, когда началась перестройка, он устроился кинологом в милицию. Готовить служебных собак было интереснее, чем сверлить. Статьи он писал часто пьяный, и порой они были совершенно абсурдны, но их печатали, ведь началась перестройка и гласность. У мамы его стало плохо со здоровьем. Сестра его покончила с собой из-за того, что от неё ушел муж. И мама сказала сыну, что ему необходимо жениться до того, как она умрет, потому что один, без ответственной женщины рядом он не выживет. И он начал знакомиться по объявлениям и переписке. И женщины очаровывались его легким слогом, эрудицией и веселостью. Они просили его приехать к ним в гости и высылали ему деньги.
Так он даже полетел на Камчатку, прихватив с собой два чемодана дефицита. Пригласившая его женщина была не очень внешне привлекательна, но очень состоятельная. У неё была большая квартира, набитая роскошью, она занимала руководящую должность. Она обещала устроить Германа штатным журналистом, даже оборудовала ему кабинет в своей квартире для написания бестселлера. Но Герману не понравилась обстановка в Петропавловске. Он даже написал статью в газету о том, что в кинотеатре на полу толстый слой кожуры от семечек. Он написал, что необходимо запретить продажу семечек, да и как-то объяснить людям, что лузгать семечки в общественном месте неприлично, и уборщицам нужно нормально платить, чтобы они хорошо убирали. Ему резали слух блатные выражения знакомых, пригласившей его женщины. Не смотря, на то, что он не всегда был законопослушным, он всегда пытался сторониться всего уголовного, а там у многих окружавших его людей было уголовное прошлое, которого они совершенно не стыдились, даже бравировали им. Он сказал королеве Камчатки, что у него в Риге неулаженные дела и вернулся к маме, обещав через месяц вернуться, но перестал читать письма и телеграммы от той властной женщины.
Вскоре его пригласили в Великий Новгород, Ереван, Ташкент, Хабаровск. Везде его ждали женщины за сорок в чистеньких квартирах, со сбережениями на книжках и в стеклянных банках под ванной. У этих женщин всё было хорошо, многие любили свою работу, у многих было высшее образование, но всем им было скучно без мужчины. В то же время долго они не могли принимать приехавшего к ним Германа таким, какой он был. Они со временем замечали его инфантильность и начинали его воспитывать. А он уже не был готов к переменам, сначала, он, конечно, соглашался с ними, но потом чувствовал себя порабощенной жертвой и убегал к маме. В питомнике ему охотно давали отпуск за свой счет, после того, как он за какое-то время подготавливал необходимых служебных собак или инструктировал начинающих кинологов, как завершить подготовку.
В конце восьмидесятых он приехал в Тулу и женился на учительнице, которая преподавала литературу в детской колонии. Он прожил у неё полгода, она не пыталась его воспитывать, вернее делала это так осторожно, что он этого не замечал. Взрослая дочка той женщины была в восторге от веселого и образованного отчима. Лишь изредка его пугала ненасытность жены в сексе, и впервые в жизни у него начало получаться заниматься этим долго. Эта женщина жила одна в трехкомнатной квартире, и одну комнату отвела ему, чтобы он печатал книгу. Достала она и хорошую печатную машинку. Он устроился сторожем и взялся печатать роман, каждый день он зачитывал жене то, что напечатал, они это обсуждали, и она даже собиралась издать его произведение на свои сбережения.
Социализм, не смотря на перестройку начал агонизировать, из-за раздачи денег коммунистам всего мира, войны в Афганистане и падения цен на нефть и газ. Необходимые стране реформы проводились настолько неискушенными в экономике людьми, что многие продукты начали продаваться только по талонам. А табачные изделия совсем исчезли из продажи. Заядлый курильщик Герман без сигарет ничего не мог делать. Вместо того, чтобы продолжать печатать свой роман, он начал бегать по городу и собирать окурки, а радовался если удавалось купить у цыган эти окурки на развес. Порой его жена помогала ему собирать окурки, порой стояла в очереди за сигаретами часами. Иногда он отправлялся в Москву за сигаретами, где их продавали с большой наценкой спекулянты. И один раз, купив сигарет, он сел на рижский поезд и вернулся к маме. И сколько его жена ни писала ему, ни уговаривала его вернуться, он не соглашался, а потом попросил его больше не беспокоить.
В восемьдесят девятом году к нему приехала Людмила с сыном и дочкой, по просьбе его мамы. Сыну было шестнадцать лет, и он ругал туркменов, говорил, что не собирается возвращаться туда, просил у отца денег на учебу в Москве или Ленинграде, но Герман разводил руками, говорил, что натура он творческая и зарабатывать деньги ему некогда. Тогда он узнал, что дочка его в шестнадцать лет вернулась в Сибирь, училась в техникуме, жила общежитии и в то время уже работала на фабрике и так же жила в общежитии. Она намекала на то, что хотела бы остаться в Риге, но Герман только выражал ей словесное сочувствие и рекомендовал выйти замуж. Бывшая жена, глядя на Германа, только покачивала головой и приговаривала, что он необучаем. Она тоже думала, куда бы переехать из Ашхабада. И решила всё-таки отправиться к своей маме в Калининград.
Герман очень радостно воспринял распад СССР и независимость Латвии. Давно он мечтал оказаться в «заграницах», но и не надеялся, что когда-то удастся, а тогда он, никуда, не переезжая, вдруг оказался на Западе. Ему казалось, что через полгода Латвия станет чем-то вроде Западной Германии или Франции. Но ожидаемого чуда не происходило. На некоторых заводах начались перебои с зарплатами. В продаже появились запретные плоды, но денег на них хватало не у всех. Печатать его бодрые оптимистические статьи никто уже не хотел, газетам нужно было нечто шокирующее читателя, и никто не смотрел на слог, на качество, на правдоподобность. Герман уже не смог перестроиться на новый лад. Да и не до статей ему стало, когда начали привозить спирт «Рояль». Наутро после пьяной ночи, он смотрел в будущее, и оно его пугало, от страха он пил ещё, а потом с похмелья пугался ещё больше. За пьянство и прогулы его уволили из полицейского питомника, и он даже не пытался найти новую работу. Какое-то время он сам продавал спирт на точке, но и оттуда его прогнали из-за пьянства. Ему надо было поставить печать в советском паспорте, а потом обменять его на паспорт негражданина, но он боялся, что там попросят предъявить его военный билет, узнают, что он прапорщик КГБ и депортируют его из Латвии. Потому он так и жил с недействительным документом.
В девяносто четвертом году умерла его мама, племянник и племянница её похоронили, и предложили Герману закодироваться, но он отказался. Сказал, что лучше смерть, чем жизнь без алкоголя, потому его родственники отказались ему помогать и общаться с ним. За квартиру он платить перестал, а дом, в котором он жил был хозяйским. До сорокового года он принадлежал людям, которые бежали в Америку, а в девяностых их наследникам вернули эту собственность. Жившие в том доме люди, должны были не только оплачивать коммунальные услуги, но и платить домовладельцам аренду. Тех, кто не платил они могли выселить на улицу. Хозяйка долго ждала, пока Герман начнет платить аренду, но он только завалил квартиру всяким хламом, что находил в мусоре и продолжал постоянно пить.
Когда его уведомили о том, что через три месяца его выселят, он написал слезное письмо в газету о своем бедственном положении. И журналисты опубликовали это письмо, а не передали его в благотворительную организацию, как он просил. Желающим помочь несчастному человеку рекомендовали отдавать пожертвования в редакцию, но в статье был указан и его адрес. И тут же к нему начали приходить люди и давать ему деньги, некоторые присылали купюры в почтовых конвертах, некоторые переводили деньги по почте. Явился даже полицейский в форме и передал ему деньги от своей мамы. И вместо того, чтобы отнести эти деньги хозяйке дома, он начал пить, и денег было так много, что он ещё и поил друзей. Часто он брал у сердобольных людей деньги, дыша на них перегаром, обещая бросить пить на следующий день. И лишь один из пришедших ему помочь, порвал купюру, кинул обрывки ему в лицо и обозвал рабом зеленого змея. Запой его длился три месяца, пока все его вещи не выбросили из квартиры вместе с ним крепкие парни. Сразу после этого, когда он ещё сидел во дворе со своими пожитками, пришли рабочие, быстро заменили дверь, окна и начали делать там ремонт.
В этот момент Герман вспомнил, что ему дал свой адрес один мужчина, который не дал ему денег, а предлагал поработать у него кинологом. И пришел он в частный дом на окраине соседнего микрорайона. Сначала его там встретила огромная псина, которая сначала злобно зарычала, но потом приветливо завиляла хвостом и облизала гостю руки. Смурной мужчина цыганской внешности удивился поведению своей собаки, а Гера начал объяснять, как её следовало дрессировать. Витаутас держал в этом частном доме гостиницу для домашних животных, был заводчиком породистых собак, и заодно планировал начать готовить служебных собак, и для этого ему нужен был опытный кинолог. Герману отвели небольшую комнатку над гаражом. Работал он по двенадцать часов в день. Ему надо было кормить коз, доить их, чистить их стойла, ещё были куры и индюшки. Молоком, яйцами и мясом кур и коз кормили животных, которых сдавали на хранение. Тех же собак надо было по несколько раз выгуливать за день. Чистил он и клетки кошек, иногда пускал их побегать в саду. Были клетки с канарейками, попугаями, грызунами. Иногда жена хозяина просила Геру помочь ей в огороде.
Герман, старался не особенно напрягаться, часто курил, купленные его хозяином сигареты. С аппетитом съедал все, что ему предлагала хозяйка. Особенно он радовался, когда приезжали в гости родители хозяйки, старые латышские стрелки, которые угощали Геру пивом, вопреки запретам своего зятя. Тесть хозяина был убежденным коммунистом, ветераном войны, и был недоволен тем, что его дочка вышла замуж за предприимчивого литовца, который устроил в доме его предков гостиницу для домашних животных, а его убедил переселиться на дачу в Царникаву. На даче, конечно, было рядом море, не было заводов и подростков из пятиэтажек, вечно норовивших залезть в сад, но дача была новой и потому чужой, а дом в городе, хоть и был обветшавшим, но своим. Часто Янис называл зятя ушлым шишоликом, который эксплуатирует пролетария. Витаутас хмурился, но молчал, а его жена объясняла, что Герману нельзя давать деньги, что ему всегда покупают всё, что он хочет из одежды или чего-то ещё. Но старый коммунист, говорил, что даже пожилой человек должен постоянно пытаться чему-то научиться, тем более жить самостоятельно.
Через год практически трезвой жизни, Герман все же уговорил хозяина снять ему отдельную комнату. И комнату эту сдал хозяину никто иной, как Александр, друг детства Геры. Старики разбойники заранее сговорились, что плату за аренду, они будут тратить на алкоголь. Ещё Витаутас начал давать Гере деньги на проезд, которые он тоже успешно пропивал и ехал на электричке без билета, или шел пешком пять километров. Со временем вместо того, чтобы покупать для работника сигареты оптом и выдавать ему по пачке в день, предприниматель начал выдавать ему деньги и на сигареты. Герман покупал контрабандные сигареты подешевле, разницу в деньгах откладывал и покупал потом на неё спирт. Когда он дрессировал служебных собак, за каждую ему платили всего по двадцать долларов, а процесс это был достаточно длительный и трудоемкий, но он на это шел, потому что эти деньги он мог пропить.
По мере того, как Герман всё больше пил, он требовал он хозяина всё большего, ему понадобилось два выходных в неделю, потом он потребовал увеличения зарплаты, сказал, что хочет вместо питания денег, жаловался на то, что чувствует себя бесправным рабом, за которого все решают хозяева. Однако, один раз к Сашке пришли какие-то знакомые, которых он напоил на деньги Геры, а потом они все вместе побили его, требуя ещё денег. И Герман поехал жаловаться Витаутасу, который тут же приехал и набил морду и Шниткову и его друзьям, и предупредил, что ещё раз такое повторится, то вообще поубивает их. Сначала Герман был рад, что за него заступились, а потом упрекнул хозяина, что тот слишком сильно избил его друга. Вскоре Герман начал работать только по восемь часов и требовал всё больше денег. В один день у Витаутаса лопнуло терпение, и он уволил своего работника, который явился на работу совсем пьяным. И Герман был очень рад тому, что ему больше не надо кому-то подчиняться, он снова начал собирать пивные бутылки, питаться объедками, курить окурки и пить спирт. Но со временем дом признали аварийным, жильцов переселили, и он остался там один, и его начали бить все, кто туда вламывался, и некому было за него заступаться.