На освободившуюся вакансию математички, администрация школы приняла совсем молоденькую Веронику Анисимовну.
Когда она впервые вошла в класс, то я почувствовал некоторую симпатию к математике, вернее к той, которая собиралась нам ее преподавать.
До того «училка» была хорошенькой.
С ладной фигуркой, вся какая то светленькая, я бы даже сказал лучезарная.
Особенно подкупало то, что она, будучи нежной и стыдливой девушкой, пыталась быть для нас строгой и требовательной учител ьницей.
Хотя Вероника всего лишь на несколько лет была старше , она вполне могла бы сойти за одноклассницу.
Мое отношение к математике начало волшебным образом меняться.
Я просто обожал смотреть на Веронику Анисимовну и слушать ее звонкий голосок, правда не совсем вникая в суть того, о чем шла речь.
Представлял, как было бы здорово потискать эти крепкие грудки и упругую попку. Залезть пальцами в трусики и погладить лобок.
В такие моменты больше всего боялся вызова к доске, ибо стоять перед ней и всем классом с наступившей эрекцией, было бы не комильфо.
Довольно быстро узнав, что я спортсмен, который не силён в математике, новая математичка прониклась ко мне участием, попутно сообщив, что сама в недавнем прошлом занималась туризмом и спортивным ориентированием.
Она оставалась со мной после уроков, чтобы дополнительно позаниматься.
Теперь, когда «училка» сидела рядом, такая юная и чистая, как цветок ландыша, мои гормоны напрочь блокировали последние клетки серого вещества. Я слышал слова, которые слетали с розовых лепестков губ, видел ее белую шейку, жадно улавливал легкий запах каких то неизвестных духов и ничего не понимал, что она пыталась объяснить.
Все потому, что хотел ее.
Хотел прямо сейчас, здесь, жадно целовать губы, тискать грудь и трахать. Трахать, пока в глазах не потемнеет и я не потеряю сознание.
Или она.
Не в силах дальше терпеть эту муку, я заявил, что не могу оставаться после уроков, так как должен тренироваться к важному турниру.
Но вот вечером...
- Можно мне прийти к вам вечером позаниматься?
Я слышал свой голос и поражался собственной наглости. Неужели это я?
Вероника Анисимовна задумалась, а затем кивнула:
- Почему бы и нет? Приходи вечером.
И она продиктовала адрес.
Я его тщательно записал, хотя мог бы и не записывать.
Чехова пятнадцать, квартира пятьдесят два.
Я знал этот дом, поскольку он располагался на моем обычном маршруте: дом-школа-дом.
Вечером я входил в подъезд с тремя кремовыми розами и гулкими ударами сердца. Адреналина в организме было столько, что я мог щедро поделиться со всеми нуждающимися.
Она открыла дверь и тут я узнал, что без каблуков Вероника Анисимовна совсем миниатюрная, а тонкая изящная оправа очков вообще делает ее похожей на Эльфа.
Этакий домашний ангел в клетчатой рубашке и джинсах.
Поблагодарив за цветы, она предложила выпить чаю.
- А может ты голоден?
Я отрицательно помотал головой, согласившись выпить только чай.
- Тогда иди мой руки, - распорядилась она и я послушно направился в ванную комнату.
Оказавшись в девичьем царстве шампуней, кремов и бальзамов, взглянул на себя в зеркало и, рассматривая какое то время свое отражение, вдруг четко осознав зачем я здесь.
Явно не для того, чтобы улучшить свое понимание математики, а скорее познать секреты тела красивой «училки».
Это наполнило меня решимостью.
Ополоснув руки, тщательно вытер их полотенцем и вернулся на кухню.
Вероника стояла спиной ко мне, разливая чай.
Поражаясь собственному нахальству, я подошёл и обнял ее за плечи. Она как то замерла, словно парашютист перед прыжком и напряглась, когда мои ладони наконец то охватили ее грудь.
Это было прекрасно и ужасно.
Наконец то исполнилась мечта, которая меня преследовала все последние дни.
С другой стороны, осознание, что я нарушаю некие табу и нормы морали, заставляло все внутри сжаться, в предчувствии какого то неизбежного падения с высокой скалы.
Не давая опомниться, ни себе ни объекту моего вожделения, начал целовать шею и плечи, чувствуя как флюиды наполняют тело жаром.
Внизу, мой «дружок» вовсю терся о тугие ягодицы.
Когда я развернул Веронику к себе, она только успела пролепетать:
- А как же занятия?
Ответом был страстный поцелуй в губы.
Жадный и нетерпеливый, он красноречивее всех слов говорил о моих истинных желаниях и намерениях.
Это было как утоление жажды путника в пустыне.
Торопливое, но в то же время осторожное питье, с опасением пролить хотя бы каплю.
И я чувствовал, как вначале робко, а затем все смелее и смелее она отвечает мне, обнимая за плечи, полностью доверившись потоку захватившему нас.
Подхватив Веронику на руки, поразился какая она легкая, почти невесомая.
Настоящий Эльф.
Оказавшись в спальне, начал расстёгивать пуговицы рубашки, а затем и застежку лифчика.
Она сняла очки и стала вдруг такой по детски беззащитной и ранимой, что я устыдился своей похоти и начал целовать ее губы, шею и грудь с гораздо большей осторожностью.
Странно было видеть, как пульсирует жилка под нежной кожей, как твердеют соски под моими губами, как она начинает прерывисто дышать, постепенно возбуждаясь.
Какие то запреты еще мешали полностью расслабиться.
Я понимал, что поступаю нехорошо, но ничего не мог с собой поделать.
«Ну зачем? Зачем Бог дал ей такую сексуальность? Была бы как все ее коллеги - холодно нейтральной и ничего бы не было».
Теперь же, вожделение заставило уложить ее на кроватку, стянуть джинсы и трусики, чтобы бесстыдная нагота стала еще большим укором растревоженной совести.
Надо сказать, что Вероника нисколько не устыдилась этой наготы, а даже слегка раздвинула ножки, чтобы я мог видеть две сахарные складки разделяющие лобок.
«Боже, что я делаю?».
Этот вопрос висел в пустоте, пока я избавлялся от одежды и с каким то отчаяньем принялся вновь целовать грудь, медленно опускаясь вниз. И этот путь, проделанный языком по тонкой коже груди и живота, заставив ее вибрировать как струна скрипки от прикосновения смычка, стал решающим отрезком моего окончательного морального падения.
Я - беспринципный негодяй, готовый на все, чтобы добраться до вожделенного лобка, жадно ласкать эти складочки, потакая своей похоти и низменной страсти.
Но почему меня никто не остановит и не даст отпора?
Почему, вместо звонкой оплеухи, мне достаются конвульсивные изгибы и жаркий шепот:
- Да, да!.. Возьми меня быстрей!
Вместо назидательных упреков, с увлажненных губ срывается сладкий стон, за который, почему то, мне становится совестно.
Зачем?
Зачем, чистое и светлое, почти святое, вдруг оборачивается похотливой телкой, почти самкой, жаждущей совокупления?
И это чертовски дискомфортно.
Испытывать угрызения совести и в то же время восхищаться нежной бархатистостью кожи.
Касаться ее всем телом, чувствуя как погружаешься в эту неизбежную женскую сущность.
И когда детородный орган проникает внутрь, преодолевая эластичное сопротивление горячих стенок влагалища, это слияние становится окончательным и бесповоротным.
- Можешь кончить в меня. Я принимаю таблетки.
Этот жаркий шепот доносится как сквозь толщу воды.
Кажется, что все происходит не со мной.
Это не я ритмично двигаю тазом, пронзая упругую горячую щель, не я тискаю грудь и целую губы.
Ведь на самом деле я - хороший, а тот, другой похотливое животное, с которым не хочется иметь ничего общего.
К сожалению вышло так, что мы живем в одном теле, но мы разные.
Разве я виноват, что так все сложилось?
Это не я, а тот - другой, начинает думать о теннисе, потому что видите ли - может кончить в любую секунду, а ему хочется продлить наслаждение, да еще к тому же, постараться выглядеть в глазах своей партнерши настоящим «мачо» и заставить ее испытать полноценный оргазм.
И он приходит, накрывая каким то сжигающим завихрением.
Вероника стонет.
Жалобно, почти как ребёнок. И становится ещё более горячей и влажной.
А тугая струя спермы, похожа на попытку потушить этот пожар тела.
Мы лежим, не в силах разомкнуть объятия. Чувствуя друг друга каждой клеткой своего тела, сливаясь в унисон дыханием и ритмом сердца.
Стыд и неловкость улетучилось, словно их и не было.
Но почему?
Почему я так циничен?
«Ну училка. Ну потрахались. Все же классно».
Ведь именно этого я и хотел.
Трахнуть как следует телочку, которая сидит за учительским столом.
Проникнуть в ее сущность, узнать - она особенная или такая же как все?
С ответом я затрудняюсь.
Разгадка женской ауры опять ускользнула и меня охватывает какое то чувство потери. Словно был шанс, но я его бездарно «профукал» и теперь не совсем ясно представится ли когда нибудь подобная возможность.
- В постели у тебя гораздо больше успехов, чем в математике.
Вероника улыбаясь смотрит на меня и я, на какое то мгновение сомневаюсь: та ли это самая училка?
Она склоняется надо мной и начинает водить пальчиком по щекам, губам и скулам, словно бы изучая мое лицо на ощупь.
- Такой спортивный и загорелый...
- Ты мне тоже сразу понравилась.
- Правда?
- Правда. Так и представлял, как тискаю твои грудки и попку. Боялся, что вызовешь к доске и все увидят мою эрекцию.
Вероника начинает смеяться.
Тихо, как нежный колокольчик.
В жизни бы не подумал, что смех может быть таким сексуальным.
- Ты это можешь сделать сейчас.
Она шутливо подставляет свою грудь под мои поцелуи и, прикрыв глаза, наслаждается движениями губ и языка. Эти прикосновения вновь пробуждают неведомые силы дремавшие внутри. И когда я зубами чуть прикусываю соски она как то сладко охает и начинает тискать пальчиками моего «дружка», чтобы затем, отстранившись, приникнуть к его чувствительной головке влажными губами.
Я, в свою очередь, разворачиваю ее в позу «шестьдесят девять» и вновь припадаю губами и языком к двум сахарным складочкам.
Клитор у неё совсем крохотный, но настолько чувствительный, что даже мимолетное касание пускает по телу волну конвульсий.
Уже второе прикосновение вызывает оргазм и она стискивает бёдра сжимая меня в объятиях, в то время как я наполняю ее рот спермой.