Жили-были на одной кухне бочок к бочку чашка и пиала. Ох и красивой же уродилась чашка: цветочки спереди, цветочки сзади, а на бочку ручка с завитушкою. А пиала, что ни наесть обычная была, с каким-то непонятным темно-синим однообразным ободком на белом фоне.
— Какая же ты, чашечка красивая! — восхищалась пиала своей расписной соседкой.
— Эх, ты простота! — отвечала ей с высока сожительница, хотя они и стояли вместе, — Родилась безручкой, а теперь что? Человек подойдёт, руку протянят, а тебе ему и подать нечего. Так?
— Да, всё так, — с грустью соглашалась пиала, — видно судьба моя такая.
Ходят по парку парень в рабочей одежде и девушка-красавица, по ветру лисий хвост свой распустила. Он ее за ручку берет, а она отдергивает.
— Ну, что же ты еще жалаешь? — спрашивает ее юноша, — Что я опять не так сделал?
— “Жалаешь”… - неуч… Видишь же фиалка в руке, а зачем свою лапу суёшь, — возмущается она.
— Так возьми в другую…
— Нет, я люблю носить цветы в левой руке.
— Мне кажется дело совсем не в руке…
— Да, дело в тебе.
— Ну, вдарь - не таись!
— И жалеть не стану. Ты своими руками кирпичи таскаешь, а я ничего кроме фиалок и не поднимала. Какая же мы с тобой пара? Ради денег с тобой была, а больше не буду! Надоело! Разных мы с тобой кровей! Порода у меня другая - благородная. Понятно?
— Понятно, чего же тут непонятного.
Варится- париться на кухне кашка, супец в кастрюльке, термос, что шиповника наелся, да горячей водой запил – на столе стоит. А на полочке спинка к спинке две подружки - чашка с пиалой на кулинарное искусство ветхой своей хозяйки поглядывают.
— Скоро все приготовится, и меня опять на стол поставят, чаечку мне в пузико нальют. А может быть еще и тарелочку под меня поставят. Вот ставили ли когда-нибудь под тебя тарелочку? — спрашивает чашка пиалу.
— Нет, разве это можно? По этикету не положено.
— Конечно… А ведь и у кружки своей тарелочки нет, только у чашки. Я что принцесса, а тарелочка моя фрейлина- слуга.
— Сладко рассказываешь…
— А то! Вот ты задумывалась почему в меня и чаек и сахарок и лимончик кладут… А в тебя какой-нибудь рис, соленый огурец… Ты, извини, конечно, но ты - миска, а я киска. Меня ладошками обнимать, чаёк попивать, да на цветочки смотреть, а из тебя молоко лакать.
— Я не хочу быть с тобой! Ты мне так надоел…Мне и другие цветы дарить будут. И вообще зачем я соглашалась на все эти свидания? Тебе бальный зал строить, а мне в нем тацевать. Ты слуга… брюзга…тряпка! Ну, ударь, что ли меня, слово колкое скажи! Не можешь? Да куда тебе… Найди сук и повесься! И на это-то у тебя духа не хватит…
Запихнул шершавую руку рабочий в свой карман, выгреб все бумажки-банкнотики и швырнул в неё. “На, это твое зерно - ты и клюй!” Девушка, выкрикивая какие-то проклятия, упала на колени и начала собирать уносимые ветром купюры.
Парень зашагал по парку. Он сам не помнил, как и откуда взялась в его руках веревка, толи ей было привязано треснувшее дерево, толи еще что, только теперь в его руках было уже оружие убийства. Убийства его самого.
Подходящий сук был найден. Веревка переброшена через сук и оставалось взобраться по стволу, просунуть голову в петлю, как теорема с неизвестной датой на памятнике была бы решена. Сейчас он представлял себя летающим над всеми ними сверху, грозил им пальцем и говорил: “Вот видите! Вы не ценили меня, а теперь что? Снимайте меня с дерева! Мучайтесь! Не спите, я навещу вас!”
— Эй, подружка, ты такая глубокая, должно быть скрываешь какие-то секреты! – все смеялась не закрывая своего фарфорового ротика чашка.
— Какие могут быть секреты? — отвечала пиала, — Как-то я слышала от китайских палочек, что на Востоке почитают пиалы и пьют из них чай.
— Ну, это конечно же, не правда! Они верно соврали тебе, эти две деревяшки. Не слушай. Подумай лучше как не состроить кислую рожицу, когда в тебя нальют кислых щей!
Послышался детский голосок в прихожей. Это приехал внук к бабушке погостить. После объятий и расспросов о жизни и здоровье, бабушка проводила его на кухню и опрокинув термос налила горячий чай в кружку. Пар окутывал чашечку словно туманом. “Вот! Я же говорила что меня для праздников припасают!” – скандировала давно отрепетированный лозунг чашка. Но старушка сняла с полки пиалу и перелила чай в нее., “В мисочке-то чаёк быстрее остынет, милой. А в чашке долгохонько… Горлышко надо беречь.”
Чашка, широко открыв в изумлении свои цветочки, молчала – только что, на глазах у всей кухни ее прилюдно опозорили. “Какая-то старуха, ничего не понимая в фарфоровой посуде, предпочла какую-то миску! Эй, пиала, ты такая широкая, что вполне могла бы стать моей тарелкой!”
— Ой, ручкастая, ты такая глупая, — отозвался вдруг термос, - Давно я вас слушаю… Вот чая-то в тебе нет, получается, что ты - пустая ваза! Что в тебя букеты вставлять?
“Ваза..ваза..,” —загалдели тарелочки.
— Зря смеетесь, плоскорылые. Другой день мне рассказывали чаинки, что они лежали на одной полке прилавка с таким благородным чаем, что был целиком сделан из лепестков. Может однажды и в меня такой чаек покладут, вот уж я тогда потешусь над вами.
Но его размышления прервала девочка, лет четырех, а может и всех пяти, сейчас девочки быстро растут, и головка еще думает совсем по-младенчески, когда ножки носят сандалики своей старшей сестренки.
— Эй, дяденька! Ты –ты… Вы мне дайте вашу веревочку, я скакалочку потеряла, а попрыгать хочется… Вам не жалко?
Строитель улыбнулся, отвязал веревку и подал ее девочке:
— Нет, мне совсем не жалко. Если я могу сделать тебя хоть чуточку счастливой, я могу и подождать… Мое дело не спешное.
Девочка намотала на свои белые рученьки веревку и начала задорно проворачивать веревку вместо скакалки. Кучерявый веснушчатый ребенок смеялся, глаза ее светились радостью; на пару мгновений градостроитель позабыл о случившемся с ним несчастье, он был поглощен наивной радостью. Но малышка запыхавшись остановилась и холодный ком снова прокатился по его нутру.
— Дяденька, я устала. Теперь я пойду играть на горку, — прощебетала птичкой девочка и побежала дальше бросив веревку на тропку.
Парень поднял удавку и снова накинул ее на ветку.
Красивая чашечка с изящным узором сверлила своими глазками-цветочками бока пиалы. "Я могу поспорить, что чай из тебя совсем не похож на благородный чай. В лучшем случае если добавить побольше сахара, то это будет сиропчик," засмеялась чашечка, искажая свой узор в иронической улыбке. "Дорогая пиала, тебе стоит признать, что я гораздо более изысканная и ценная, чем ты. Тебя сделали на фабрике, я была создана с особым вниманием и тщательностью фарфоровых дел мастером, а затем передана в руки художнику по стеклу. Тебя же мазнули кисточкой и отправили в печь. Так что, в следующий раз, когда в тебя решат наливать чай, пожалуйста, разлей его. Не пристойно занимать чужое место, я же не накладываю в себя рис. Будь благоразумна! Мы же с тобой подруги. Не порти отношения.
Внук, попивающий чай, оказался шаловливый малый и, взяв чайную ложечку со стола начал постукивать ей по краю пустой чашки какой-то незатейливый мотивчик крутящийся в его голове.
“Ах! Перестаньте! Сейчас же перестаньте!” — вскричала чашечка, “Я же благородная посуда, а не колокольчик. Я не приучена петь. Ах, как же раскалывается голова!”
Веревка опять накинута на ветку. Мысли о пустоте бытия пролетают в голове у простого парня. Только и остается, что всунуть голову в петлю и забыться навсегда, но снова раздается чей-то голос на тропинке. “Ах, и зачем я не пошел в лес? Люди всегда мешают друг другу!”
По парковой тропинке шагал студент с маленькими, только что проклюнувшимися усиками, будто пушок на голове у цыпленка. Его наивное лицо передавало весь благоговейный трепет перед великими мира сего. Он нес стопку книг прижимая их подбородком, поддерживая их обеими тонкими ручками, но то и дело одна или другая книги вываливались из его пирамиды. Тогда он останавливался, клал их обратно. Заметив парня с веревкой, он подошел к нему и очень культурно попросил одолжить веревку на некоторое время:
— Могу ли я перевязать свои книги, чтобы донести их до автобуса? Я был бы вам очень признателен.
— Да, пожалуй, сегодня я никуда не спешу. Я могу одолжить вам её...
Магистрант перевязал накрест свою пирамиду знаний и они вместе отправились на автобусную остановку. Весь путь студент рассказывал про великих писателей и ученых, художников, архитекторов и прочих артистах, но так ни разу и не спросил зачем была нужна веревка привязанная к дереву парню его лет. Усадив на автобус студента, строитель увидел через окно, что тот всё ещё что-то пылко говорил, поднимал указательный палец вверх, махал им как указкой, и будто совсем не замечал, что теперь он один на сиденье автобуса, а рядом с ним никого нет.
Несчастный влюбленный снова стоял возле у натоптанного места и уже был готов по привычке закинуть шнурок бытия на сук знакомого дерева, как вдруг послышались голоса совсем рядом с ним.. Это была молодая пара. Они язвили друг-друга упреками и косыми взглядами. Девушка скрестила руки на груди, отвесила колкую шутку, сравнив ее спутника с каким-то домашним питомцем. Тот же, в свою очередь, сидел рядом с ней, насупив густые черные брови и отчеканивал одно за другим обвинения в ее адрес. Грустным комедиантом он подошел к ним и сказал:
“Пожалуйста, хватит… Перестаньте! Разве вы не понимаете, что каждый упрек, злое слово – ожог. Вы касаетесь своими раскаленными языками сердец друг друга и навсегда оставляете на них шрамы обиды. Ведь жизнь, как вздох, мимолетна, ускользает из рук, не оставляя времени на счастье. Поверьте, она короче, чем вы можете себе представить.
Он положил их руки одна на другую и связал их веревкой на которой еще с минуту назад должен был висеть сам. Жизнь победила.
Бабушка убирала посуду со стола. Чашечка все тараторила о своей уникальности, пиала молчала, стараясь не думать что будет завтра, ведь сегодня она принцесса стола — из неё пили чай, к ней прикасались молодые уста, а не стукали ложечкой по краям.
Бабушка поставила на поднос посуду и хотела было отнести всё к раковине, но старые руки задрожали и пиалочка, чашечка, а также несколько ложек упали на пол. Ложки весело зазвенели: “Ах, как здорово! Давно так не веселились. Встряхнулись, так встряхнулись!” Пиала пришурилась и беззвучно встретила падение на пол. Чашечка приземлилась неудачно отколов свою золотую ручку.
“Куда? Куда вы меня?” — кричала она, “Ведь я такая же как и пиала, только красивей! У нее тоже нет ручки! Почему я? За что?” Но ее никто не слушал. Старушка замела чашечку с ручкой в совочек и хотела было кинуть ее в мусорник, но внучок придумал что-то свое:
— Бабушка, не выкидывай эту чашечку, она еще может пригодится.
— На что она тебе безрукая?
— Да не мне…
Он соскочил со своего места, налил в чашечку молока и покликал кимарившую на диване кошку: “Кыс-кыс-кыс-кыс…”