Утром следующего дня по, выложенной каменными плитами, центральной Воронцовской улице я прошёл на Предтеченскую площадь и через скверик, мимо уже не работавшего фонтана, вышел к Митридатовой лестнице. Город был залит белым, словно молоко, октябрьским туманом, который, как ни странно, чем выше, тем делался гуще и даже плотнее. Башенные часы на мужской гимназии пробили восемь…
Я чуть было не наткнулся на пролётку, дежурившую у самого входа в музей Двери были распахнуты настежь. Филимонова я отыскал внутри. - Убит Генрих Сергеевич-то наш… Виноват, Ваше Высокородие, не доглядел я старый дуралей! С утреца решил пораньше подъехать... А прибывши, обнаружил двери настежь, а там, в кабинете смотрителя, как есть, евонный же труп. Послал за вами, а вы уже ушедши… Два агента производят осмотр окрестностей. Привели собачку, но она, родимая, след не взяла. Так ведь погода-то, погода! Мряка!
Труп Дигби лежал на полу кабинета, сразу же за столом. Кровь на досках потемнела и уже успела подсохнуть. Смертельный удар был нанесён в голову слева, рядом на полу лежало и орудие преступления – окровавленный и отчего-то не разбившийся глиняный сосуд.
- «Лихнис»… Добротная вещь! Греки в такие рыбий жир наливали, а вот сюда, в носик фитилёк вставляли. Тем и освещались. А душегуб-то свечи задул. Чего зря палить? – Филимонов указал пальцем на канделябр. – Виноват, ваше высокородие! Знакомец был, оттого впустил его Дигби, не остерёгся. – Сыщик опустился на колено и, взяв руку покойного, продемонстрировал фиолетовое пятно на безымянном пальце смотрителя. – Дигби сидел за столом и записывал, убивец взял со стола вот этот глечик и ударил болезного сзади по голове…
- Смотритель составлял список древностей…
- Уворовал злодей ваш список, господин полковник. Однако прошу сюда-с... Мы нижние листики-то присыпем сажицей, да и сдуем. Бог даст, чево-нить и разберём-с… А, что касательно древностей, привратник показал, что самое ценное Дигби держал дома…
- Филимонов! К пролётке!..
Двери в квартиру смотрителя были взломаны, внутри всё перевёрнуто и вытряхнуто. - До чего же не аккуратно! – искренне огорчился Филимонов. – Обыск можно уже и не проводить…
Саженях в десяти от открытого окна, под кустом дерезы, густого и колючего местного кустарника, мы подобрали мокрую от тумана тетрадь. Филимонов опознал почерк Дигби. Далее сыщик направился обратно в музей, а я забрал тетрадь и вернулся в нумера. Записи смотрителя показались мне любопытными, и я их добросовестно скопировал…