(1960 год)
Стоял тёплый летний вечер 1960 года, я после заводской смены зашла в уголовный розыск Василеостровского районного управления внутренних дел, чтобы договориться о своём очередном дежурстве, так как в это время я была там внештатным сотрудником. В кабинете уже собрались ребята.
— Ну вот и Лида пришла» — сказал Николай Степанович.
Поприветствовав друг друга, стали уточнять свои позиции на выходной день, у кого какие возможности.
— Лида, а ты смогла бы побыть со мной завтра, часа в два, в обувном магазине на углу Среднего проспекта и 10-й линии? Помнишь, в этом магазине стены вдоль прилавков — зеркальные? Так как, договариваемся на завтра? — спросил Володя, инспектор уголовного розыска.
— Да, день у меня завтра свободный. Говори, к какому времени и что делать.
— Завтра там будет человечек, которого надо задержать.
— А что же он такое сделал? И он точно будет?
— Завтра я тебе покажу его. Внешне он даже симпатичен. Но он — карманник-ювелир со стажем. Да завтра сама увидишь. Ты же занималась в театральной студии? Так завтра мы будем с тобой стоять внутри магазина у большого окна. Я буду стоять лицом к прилавку, а ты — к прилавку спиной, а лицом ко мне. Таким образом, создадим вид, что мы с тобой друзья и о чём-то договариваемся. Когда я увижу его среди покупателей, я дам тебе знать. Ты повернёшься и увидишь в зеркало его лицо.
Мы обговорили время встречи, и я направилась по своим делам.
На следующий день в указанное время я вошла в магазин. Там, как всегда, было много народу, никто ни на кого не обращал внимания.
Володя уже стоял у окна и поглядывал на часы. Я подошла к нему, дотронулась до его руки. Он оглянулся, обрадовался и стал журить меня, показывая на часы.
Я знала, что это — игра, и поддержала его, то есть приподнялась на цыпочки и на ушко шепнула, заглядывая ему в глаза:
— Прошу прощения, мы всё успеем.
— Ну хорошо, хорошо, — тоже вполголоса отвечал он, одновременно вглядываясь в покупателей.
И тут же мгновенно, наклонившись к моему уху, шепнул мне, что человек пришёл, что мне лучше подойти к нему сзади и что он сегодня обязательно должен что-то стащить из кармана какого-либо покупателя, и как только я это увижу, должна сразу дать знак Володе, чтобы тот смог задержать его на месте.
И я отошла к прилавку — как будто затем, чтобы подобрать себе туфельки. У прилавка толпился народ, я встала за указанным мужчиной и взглянув на прилавок. Невольно посмотрев на зеркальную стену, я поймала на себе внимательный, цепкий взгляд этого человека. Я тоже мгновенным взглядом отметила в нём внешность интеллигента: и одет был с иголочки, и очень располагал к себе внешней галантностью.
И я, невольно приблизившись к его уху, глядя в его глаза благодаря зеркальной стене, шепнула:
— Вас сейчас задержат.
Он взглянул в мои глаза, при этом элегантно взмахнув рукой, как будто с намерением поправить волосы, хотя они были в порядке, тихо шепнул мне, глядя в зеркало: «Спасибо», — и исчез.
А в моей памяти осталась поразившая меня своей красотой утончённая рука с длинными красивыми пальцами пианиста.
Я, как будто не заметив его исчезновения, продолжала рассматривать туфельки. Около моего уха оказался Володя и тихо сказал мне удивлённо:
— Его кто-то спугнул, — и я честно — тихо, но твёрдо — ответила ему:
— Это я.
Он шепнул мне, что я глупая, что сорвала очень серьёзное дело, что сегодня этот «дурак» обязательно кого-то ограбит, а его рядом не будет. А ведь кто-то пострадает.
И Володя мгновенно исчез из магазина. А у меня перед глазами стоял такой интеллигентный человек с руками пианиста. И моя душа не верила Володе. Я понимала, что сорвала мероприятие, но в душе не жалела об этом.
После следующего рабочего дня на заводе я пошла к старшему инспектору уголовного розыска — с тем чтобы сознаться в своём поступке и рассказать о своих сомнениях, которые не давали мне покоя. Николай Степанович сказал мне, что уже всё знает и что Володя ознакомит меня с документами на этого гражданина, чтобы убедить меня в необходимости его задержания.
Этот гражданин уже шесть раз был осуждён за карманные кражи и является рецидивистом. В тот день он должен был отдать свой карточный долг, и если бы Володя не задержал его, а гражданин не успел бы украсть необходимую сумму, то его в этот день убили бы.
Тогда я, конечно, испугавшись, стала говорить, что хоть бы он его задержал, и в то же время снова сказала Степанычу, что меня поразила его утончённая рука с музыкальными пальцами.
— Да ведь он тоже пианист своего рода. Ведь в его внутренние карманы брюк вшиты ещё более глубокие, незаметные карманы; и такими тонкими пальцами он тянет деньги из чьего-то кармана или сумки и, укладывая их в свой карман, ювелирно прячет в более глубокий. И ведь незнающий сотрудник при обыске может упустить этот момент.
На следующий день, уже после основной работы, я зашла в уголовный розыск, чтобы попросить у Володи извинения. А он в свою очередь действительно показал мне письменный ответ из информационного центра, где подтвердилось всё, что сказал мне Степаныч.
— Лида, да ты не обижайся, может, вчера я сказал тебе что-то лишнее. Ведь я за ним бегал целый день. Пришлось забежать домой, переодеться, чтобы он не заметил меня. Я знал, что в этот день он должен был отдать карточный долг, а иначе его хотели убить. Ну, теперь веришь? — и Володя внимательно посмотрел на меня.
— Запомни, внешность бывает очень обманчива. Не доверяй встречному, будь начеку всегда. Не пользуйся кошельком, а если пользуешься, то клади туда денег самую малость — на транспорт, на хлеб. А остальное — не в сумку, а частями по закрытым карманам, чтоб не дразнить «щипачей» и самой не оказаться жертвой.
Было мне тогда 19 лет. Я больше никогда не работала с карманниками, но сколько раз я невольно наблюдала их в работе! В начале 90-х годов прошлого века, в тот труднейший для страны период перестройки, в троллейбусах, автобусах, трамваях, в метро и на железной дороге, в магазинах и просто на улице — этот метод захвата последних денег у населения был на самом высоком уровне — резали сумки, тащили кошельки, тянули из карманов всё, что плохо лежало, пальчики пианистов.
23.05.2014