Вертолет сделал большой круг над намеченной точкой высадки, потом начал медленно снижаться и наконец, завис над маленькой опушкой, сплошь заросшей мелким кустарником. Техник открыл дверь, выпрыгнул на землю, потыкал под колёса железным щупом, отрицательно повертел пилотам головой, мол, садиться нельзя, потом призывно махнул рукой пассажирам, давая понять, что надо быстренько выкидывать на землю свои шмотки и вываливаться самим.
Через минуту вертолёт прибавил обороты и, наклонившись носом вперед, начал набирать высоту и быстро удаляться, расшвыривая потоком воздуха в разные стороны рюкзаки, спальные мешки, картонные коробки. Потом наступила непривычная тишина…
Так началась заброска геологического отряда на один из аномальных участков Панских тундр. Целью работ являлось изучение двух габбро-долеритовых массивов на наличие в них медно-никелевой минерализации. Сами массивы прекрасно фиксировались аэромагнитной съёмкой, но для предварительной оценки их перспективности было необходимо провести наземные геологические исследования и отобрать немного образцов и геохимических проб. Предполагалось, что для проведения полного комплекса полевых изысканий понадобится около двух недель.
Отряд состоял из начальника Яхшина, геолога Семерикова и двух рабочих – совсем молодых ребят, не имевших до сих пор никакого понятия о геологии и попавших сюда по каким-то немыслимо сложившимся личным обстоятельствам - это студент Роман и недавно закончивший школу Виктор. Начальник отряда тоже в своей жизни больше занимался комсомольскими делами, иногда выезжая на какие-нибудь опытные работы в густонаселенных районах или в творческие командировки для ознакомления с фондовыми материалами других экспедиций. В лесотундру, где ближайший населенный пункт находился в трехстах километрах, вылетал впервые и никакого полевого опыта не имел. Поэтому фактически вся организация и вся ответственность за проведение намеченных работ само собой ложились на Семерикова, за его плечами было уже несколько полевых сезонов с полной мерой походной романтики…
Погода портилась на глазах, на горизонте тяжелой синевой разрасталась туча, надо было срочно разбивать лагерь и подтаскивать с вертолетной площадки весь привезенный бутор.
Семериков выбрал место для палатки и привычно собирал из приготовленных деревянных брусьев каркас для нее. Каркас уже использовался, поэтому особых проблем с его сборкой и установкой не было. Он быстро справился с ним, огляделся - вся команда, включая начальника отряда, разбрелась и с упоением лопала голубику, не обращая внимания ни на него, ни на приближающуюся тучу. Ягоды по крупности напоминали мелкий виноград и их было так много, что вся местность, сколько хватало глаз, была словно покрыта лазурной дымкой. В другое время и ему было бы трудно удержаться и он бы тоже набросился на них вместе со всеми, такое изобилие даже для него было редкостью, а что говорить о молодых ребятах, которые такое чудо природы видели может впервые в жизни.
- Э, друзья, а ну кончай пировать, время еще будет, давай за дело.
Все подняли головы и нехотя двинулись к нему, останавливались, наклонялись за ягодами и целыми пригоршнями запихивали себе в рот. Семериков не на шутку разозлился:
- Да вы что, блин, как дети, не понимаете, что сейчас дождь пойдет, потом неделю сушиться будем. Давайте быстро сюда, устроимся сначала, а потом паситесь сколько хотите, слова не скажу.
Все засуетились. Туча уже заслонила полнеба, задул ветерок, повеяло сыростью.
- А где коробки с хавкой, - раздался взволнованный голос Яхшина. – Да и мешка с хлебом не вижу.
Пока остальные второпях занимались палаткой, он перетаскивал вещи ближе к лагерю.
- Как где, смотри лучше, - ответил Семериков, но тревога сразу появилась внутри. Он невольно стал вспоминать момент загрузки грузовой машины на базе партии, а затем погрузку в вертолет. Все происходило аврально, в спешке, рейса долго не давали, а потом неожиданно как снег на голову предложили лететь и при этом ужасно торопили, угрожая вообще отменить его, если они будут долго канителиться.
Продукты закупали накануне вечером. Это были четыре картонные коробки, забитые тушенкой, консервированными борщами, сгущенкой, сухой картошкой, сахаром, чаем, крупами, и мешок с хлебом - ровно на две недели. Они были оставлены не в общей куче вещей, сваленных как попало на полу посреди склада после возвращения с первой заброски, а возле двери, чтобы потом ближе было их выносить. Неужели по запарке их там и забыли? При загрузке борта Семерикова не было, в это время они со штурманом обсуждали маршрут полета.
Семериков бросил возиться с палаткой и подошел к Яхшину.
- Ну что, нашел?
- Нет ни хрена, - ответил тот, глядя на Семерикова оторопелыми глазами. Сомнений уже не оставалось, коробок с продуктами и мешка с хлебом не было.
- Неужели на складе оставили?
- Может быть. А может и в вертолете забыли. Эта спешка дурацкая.
Если оставили в вертолете тогда хоть была надежда, что вертолетчики сообразят, что люди остались без жратвы и постараются каким-то образом забытые продукты доставить. Хотя эта надежда была призрачная; никто в такую даль из-за нескольких коробок летать не будет, слишком дорогое удовольствие. Тем более две недели – это не смертельно. Да и вряд ли оставили в вертолете, это ж какое совпадение должно быть, - умудриться забыть именно эти ящики да еще и вместе с хлебом. Наверняка они сейчас лежат себе на складе возле двери и спокойненько дожидаются их возвращения, если конечно крысы в них не похозяйничают.
- Вот это да-а, - присвистнул Семериков. - Что делать то будем теперь, а начальник? Что у нас осталось-то? С голодухи не окочуримся?
Оставшиеся запасы вместе со всем скарбом с прошлого маршрута не разбирались и должны были находиться в общей куче в каком-нибудь из баулов. Как вспоминал Семериков, оставалось несколько банок тушенки, немного муки, на пару-тройку раз сварить гречневой каши, несколько пачек соли и еще что-то.
Когда, наконец, натянули и укрепили палатку, начало накрапывать. Потом уже не спеша установили железную походную печку и вывели наружу трубу. Как только вещи затащили внутрь, хлынул ливень.
- Так, - поднял голову Яхшин, когда все распихали по углам свои пожитки, умолкли и расположились на своих спальниках. - Давайте-ка проведем маленький инструктажик. Ну вы все уже поняли, что мы остались практически без продуктов, а жить нам до вылета две недели. Виноват как начальник в первую очередь я, чего греха таить, но и все хороши, тут мы все прошляпили. Надо такие вещи контролировать каждому и не надеяться на дядю. Рации у нас нет и помощи ждать соответственно неоткуда, поэтому всю провизию, которая у нас есть надо строго распределить на эти дни и постараться из графика не выходить. Витек, это поручается тебе. Ты будешь ответственный по этой части.
- Да там всего продуктов на четыре дня.
- Ничего, сейчас ягодно-грибной сезон на дворе, в самом что ни на есть разгаре, так что с голоду не умрете, да и даров природы накушаетесь на всю жизнь, - пошутил Семериков.
- Да я на эти ягоды уже смотреть не могу.
Все посмеялись.
- Ничего, будем экономить, может подстрелим живность какую здесь, так что не грустите. Да и вообще, романтика же, будет что вспомнить.
- Да и для здоровья полезно, говорят, что голоданием все болезни лечат.
- Ну-ну, поглядим на твои болезни через полмесяца.
- Завтра пойдем на работу, в лагере останешься на первый раз ты, Витек, - сказал Яхшин и добавил, - вопросы есть?
- А что тут делать то? – обиженно пробубнил Витек.
- Ну, во-первых, разобраться с продуктами, прикинуть чего и сколько, а главное это дрова. Дров нужно много, придется ходить в низовья, собирать сушняк и таскать сюда, - сказал Семериков. – Да, еще вот что. Тут недалеко расщелина, ну вы все ее видели, так испражняться только туда, ясно? Если увижу поблизости кучу или бумажку, то пеняйте на себя.
В предыдущей заброске Семериков как-то упустил эту важную деталь полевого быта - после трехнедельного их пребывания пройти вокруг лагеря было невозможно, приходилось все время смотреть под ноги, чтобы не вляпаться.
Первые три дня они лазили по участкам, на которых были выявлены самые контрастные геофизические аномалии, в надежде наткнуться хоть на какое-нибудь коренное обнажение, хоть на какой-нибудь скальный выступ, чтобы оформить геологическую документацию и взять несколько образцов. Собственно, главная цель запланированных работ была бы тогда выполнена. Но сколько они не бродили с утра до вечера, нарезая профиля по этим сопкам вдоль и поперек, кроме обломков черных монолитных пород, принесенных чёрте откуда, встретить ничего не удавалось. Не помогли даже расчистки и шурфы на самых крутых склонах; все они утыкались в плывуны или мерзлые глины, долбить которые было глупо. Тут нужно бурить скважины.
Чтобы привезти хоть какой-нибудь материал для лабораторных исследований они взяли несколько проб из наиболее крупных угловатых диабазовых глыб и из донных отложений всех встреченных в маршруте водотоков.
В конце концов, не желая мучить полуголодных ребят бесполезной ходьбой, работу было решено остановить. Всем была предоставлена свобода действий, за исключением ухода из лагеря за пределы видимости. Под руководством Яхшина они занимались в основном заготовкой сухих веток для костра и печки и по ходу дела - сбором и сушкой грибов. Сушили их в палатке, подвешивали на нитках вокруг трубы.
Семериков с утра напившись горячего напитка из вареной голубики, обычно отправлялся с ружьем в низовья речушки, а там по еле заметной тропе до маленького лесного озера. С собой кроме ружья и патронов брал жестяную банку из-под компота, в которой по пути мог вскипятить воду и отварить пару грибов. Грибы уже опротивели и в горло не лезли, поэтому их выбрасывал, а выпивал лишь слегка подсоленный отвар, тот придавал силы и ненадолго снимал чувство голода. Еще по укоренившейся привычке старого полевика всегда держал при себе своеобразный спиннинг - консервную банку, на которую была намотана леска с блесной и прибита деревянная ручка посередине.
Когда он впервые вышел на это озерцо и без всякой надежды закинул блесну, на свое удивление он сразу вытащил внушительного размера щуку. Она будто ждала его и была голодная до одурения - заглотила железку так глубоко, что пришлось разворотить ей всю голову, чтобы освободить крючок. Тогда у них был праздник - каждому досталось по большому куску вареной рыбы и по паре кружек горячей наваристой ухи. На следующий день он опять пошел на это место и поймал еще такую же. Потом он каждый день ходил сюда как на работу, но больше так не фартило, словно здесь в этом одиноком непроточном озере каким-то чудом появились и жили всего эти две несчастные щуки.
Сейчас он туда шел по привычке, больше идти было некуда. В округе до ближайших водоемов по карте было километров тридцать. А тридцать километров по карте это что пятьдесят в лесотундре, поэтому о таких прогулках он и не помышлял.
Неожиданно прямо из-под ног выпорхнули две куропатки; если бы он держал ружье в готовности, то мог бы и подстрелить одну из них. Матюгнувшись, Семериков снял двустволку с плеча и понес в руке. Особой живности он здесь не наблюдал, хотя и места были глухие, но один раз ему повезло и он принес в лагерь сразу трех куропаток. Как-то утром выползая из палатки, он увидел вдали на верхушке сопки в лучах утреннего солнца живописную фигуру рогастого северного оленя…
Семериков решил немного передохнуть. Выбрал сухое каменистое место у ручья, разжег костер, накрошил полную банку грибов, чтобы было понаваристей, зачерпнул воды до краев и подвесил над огнем. Вода быстро забурлила и через несколько минут он отхлебывал этот слегка солоноватый бульон, чем-то напоминающий куриный. Выпив его весь, стащил сапоги, расстелил портянки для просушки и лег рядом, подложив под голову рюкзак…
По плану до вылета оставалось три дня. Как ни старались, как ни экономили, но еда кончилась совсем. Даже остатки муки, в которой было такое обилие червей, что смотреть страшно, не были выброшены, а пошли в дело; на плоских камнях разжигали костер, потом эти камни расчищали и пока они не остыли, на них запекали маленькие лепешки. Получались как закопченные каменные плиточки, которые невозможно было грызть, а только крошить молотком и размачивать во рту до полного усвоения. Их делили поровну на всех, каждый свою долю носил с собой и употреблял в одиночку по мере необходимости. А вот последние две банки тушенки вздулись настолько, что Семериков, хоть мужики убеждали, что если их в костре обжарить, то будут вполне съедобны, рисковать не стал, разрубил топором и кинул их в отхожее место. Не хватало еще отравлений для полного счастья.
Хорошо, что заброска по времени совпала с грибным сезоном, как-то еще можно было держаться на подножном корму. Этого добра хватало. Семериков со смехом вспомнил, как он однажды глянул в туалетную расщелину – внизу общая фекальная куча приобрела своеобразный фиолетово-охристый цвет, вполне соответствующий пищевому рациону последних дней - вареные грибы в голубичном соусе. С легкого языка Витька это кушанье получило название - марсианское лечо…
Растеплило, но небо сплошь затянуло серой мглой, не ровен час и пойдет дождь, залеживаться было совсем ни к чему. Он нехотя сел, не спеша намотал портянки, разгладил их по-солдатски, чтобы не было складок, потом сунул ноги в сапоги. Теперь надо было встать. С усилием встал. Двигаться не хотелось. Закинул за спину рюкзак, повесил на плечо ружье и направился к своему озеру, оно уже поблескивало вдали.
Подойдя к воде, он достал свой таежный спиннинг и начал обходить озеро кругом, забрасывая блесну как можно дальше от берега и в разные стороны, стараясь обкидать как можно большую площадь водной глади. Надежды на улов никакой, но это был какой-то шанс, и эту возможность нужно было использовать до конца. «Шанс есть даже тогда, когда его нет»…
Наконец наступил радостный день. Радостный и долгожданный. Сегодня прилетает вертолет. Сегодня они вернутся в цивилизацию и первым делом сходят в столовую и съедят все, что там есть. Перепробуют все блюда, напьются горячего сладкого чая, а потом сходят в баню и чистые сытые и довольные разлягутся на своих койках в гостинице и будут смотреть телевизор. Предел мечтаний, что можно придумать лучше…
С самого утра собрали и упаковали все вещи, посуду, свернули спальники, оставили на месте только палатку на всякий случай, ее быстренько сдернуть с каркаса и свернуть не проблема. Сидели и ждали целый день, напряженно вслушивались в тишину.
На второй день то же самое. Но посуду запаковывать не стали и не стали сворачивать спальники. Ждали. Уходить от лагеря нельзя, в любой момент может появиться вертолет, поэтому волей-неволей приходилось всем отрядом коротать время за игрой в карты. Играли в «тыщу» с утра до вечера. Уже на третий день Семерикову начали сниться сны в мастях - кто-то кашлянул трефово, подошёл с походкой десятки пик, улыбнулся как семёрка червей. Когда он поделился снами с товарищами, оказалось, что не он один такие сны видел, доигрались… Примерно то же самое происходило с ним в студенческое время во время одной шахматной лихорадки, когда практически все в экспедиции увлеклись этой игрой; сражались на работе, дома, по переписке, участвовали в турнирах. Тогда у него так же поехала крыша - сны он видел в шахматном измерении, все события происходили сообразно шахматной логике…
На грибы и ягоды было больно даже смотреть. Все осунулись, похудели, говорить, а тем более шутить никому не хотелось, ходили молчаливые раздраженные, и все время пожевывали сушеные грибы, немного присыпая их солью. Семериков чувствовал, как кожа обтягивает лицо, как ввалились щеки и округлились наверно, как и у всех глаза…
Прошло еще три дня…
Сколько ни готовься, сколько ни прислушивайся и ни вглядывайся в горизонт, он всегда прилетает неожиданно и застает всех врасплох. Так случилось и в этот раз. Пять суток томного и мучительного ожидания всех уморили и расслабили, и никто не был готов, когда тишину прорезал сначала тихий, потом нарастающий, радостно пронизывающий, такой знакомый, обнадеживающий и родной рокот вертолета.
Все выбежали из палатки, зачем-то заорали и замахали руками, а он без всяких церемоний уже приземлялся почти возле самого лагеря. Как и раньше из двери выпрыгнул техник, посмотрел под колеса и, специфически дирижируя руками, ловко посадил машину на крохотную каменную площадку недалеко от той самой расщелины.
Экипаж был другой. Они спокойно спустились из кабины, поздоровались, закурили и пошли лакомиться ягодами…
Собирались, грузились, летели, смотрели в иллюминаторы, смеялись… все как в каком-то радостном сладком сне… не верилось…
Наконец вот она – вожделенная столовая. Перед входом висел громадный плакат «У КОГО ХОРОШИЙ СТОЛ - У ТОГО ХОРОШИЙ СТУЛ!». Время наступало обеденное, но народу было еще немного, так что они сразу же застолбили себе отдельный столик на четверых, положив на стулья у кого, что было с собой, и пошли к раздаточной стойке. От увиденного кулинарного изобилия и полузабытых ароматов кружилась голова. Выбирали недолго - взяли по полной тарелке рассольника, по двойной порции тефтелей с картофельным пюре и тушеной капустой, винегрета с сельдью, по тарелочке холодца для разнообразия, по два стакана компота и немного подумав, добавили еще и по стакану сметаны. Гулять – так гулять. Ну и конечно несметное количество ржаного хлеба, который они частенько видели в голодных снах, чмокая губами при этом. Все это богатство утащили на свой стол. Один вид его после вынужденной трехнедельной голодухи будил в них такую жадность к еде, что не сговариваясь они решили – сожрут все до последней крошки, чего бы им это не стоило.
После винегрета, холодца и нескольких ложек супа Семериков осознал, что все это съесть за один присест ему будет вряд ли по силам. Он явно погорячился, когда загружал столовский поднос. Пододвинув к себе тарелочку с тефтелями, Семериков для видимости поковырял вилкой в гарнире, с усилием проглотил пару кусочков вареного мясного фарша, обильно политого какой-то безвкусной мутной дрянью, влил в себя стакан желтенькой водички с плавающими на дне двумя сухофруктинками, потом решительно откинулся на спинку стула. С него, пожалуй, хватит; физиология, отвыкшая за двадцать дней от такой обильной и калорийной пищи, протестовала.
Глядя с сожалением на оставшиеся несъеденные тефтели, кивнул мужикам на стакан со сметаной, сказал:
- Кто хочет, берите. Я все, наелся от пуза, больше не могу. На улице подожду.
С трудом встал и направился к выходу, на ходу вытирая губы прихваченной со стола бумажной салфеткой. Было ощущение, что его словно раздуло. Мужики тоже были на пределе - с какой-то фатальной обреченностью дожевывали, что оставалось в тарелках, вдавливали в себя сметану и заливали компотом.
Семериков вдруг почувствовал, что надвигается катастрофа - в животе начинались такие угрожающие процессы, которых в жизни никогда не испытывал. Внутри все пришло в пугающее хаотичное движение, грозя вот-вот разорвать его организм на мелкие фрагменты. Поспешил к туалету, но дверь была наглухо закрыта и висела ужаснувшая его табличка «Ремонт».
Выскочив на свежий воздух, он лихорадочно стал рыскать вокруг глазами, надеясь найти хоть какое-то укромное место, где можно было спрятаться. Столовая находилась на пустынном отшибе и куда-нибудь приткнуться и уединиться было абсолютно невозможно, единственное подходящее место он узрел только в полусотне метров, где дорога от столовой раздваивалась и в промежутке виднелось что-то похожее на маленький оазис с кустиками карликовой березки, огромной каменной глыбой и парой дохленьких елочек.
Как назло по дороге уже вовсю повалил народ на обед, шли работники горно-обогатительного комбината. Они шли торопливо, иногда короткими пробежками обгоняли друг друга, чтобы занять первыми очередь, шутили, весело гоготали. Среди них были и женщины.
Семериков уже на грани отчаяния бросился туда, на ходу расстегивая штаны, терпежу не было совсем. Краем глаза он увидел, как его справа в спринтерском рывке обходит Витек, а слева чуть прихрамывая Роман. Молодость – есть молодость, с ней наперегонки не побегаешь. Начальник отряда по части стойкости желудочно-кишечного тракта в экстремальных обстоятельствах оказался, видимо, покрепче остальных, да и жизненным опытом был побогаче, потому наверно и не торопился…
Уже вечером в гостинице, отмывшись, переодевшись, и полностью придя в себя после пары глотков разведенного спирта, Ромка и Витек давясь от смеха сознались, что обогнав на дороге Семерикова, добежали-таки первыми до ближайшего кустарника, но штаны снять не успели - слишком рано запраздновали победу. А вот начальник Яхшин, еще на выходе из столовой понял, что со своим дедовским ремнем на брюках, его талисманной гордостью, который правда иногда заклинивал и плохо расстегивался, никуда уже не успевает - махнул рукой и мужественно облегчился в свои красочные спортивные шаровары. Жизненный опыт как видно подсказал ему, что именно такое решение в тот момент было самым мудрым.
Успешно добежать до тех самых злополучных кустиков, спустить старые походные джинсы и присесть, шокируя проходящих мимо работников комбината простотой нравов приезжих геологов, удалось только Семерикову…
2018 год