Мелочи жизни

Валерий Симоненко
    Рабочий день не задался с самого утра. Сначала ждали взрывника, черт бы его побрал, он редко в понедельник появлялся вовремя - мешало похмелье. Потом долго пришлось уговаривать заведующего складом выдать бригаде аммонит – время отпуска взрывчатки давно закончилось. Ну и наконец, когда приехали, оказалось, что за выходные дни на участке побывали гости; исчез силовой кабель и до последней капли было слито все дизельное топливо, предназначенное для заправки «адэшек», железная бочка лежала рядом пустая.
    Участок находился в 15-ти километрах от города, недалеко от автотрассы и нежелательных визитеров всегда хватало с избытком. В тайге таких неприятностей никогда не было - чем дальше от базы проводились работы, тем спокойней чувствовали себя проходчики. Бригаде предлагали взять на свой баланс сторожа, но мужики на это не шли – «душила жаба». Этот вид деятельности сметой не предусматривался, а из своей зарплаты платить сторожу никому не хотелось, да и самим прозябать по ночам и выходные дни на участке тоже желающих не находилось.
    Декабрь. Морозило под сорок. Начинало светать. Проходчики вяло переодевались в бытовке, торопиться было некуда – пока подвезут кабель и солярку пройдет часа три, а то и больше, а может и вовсе сегодня не привезут. Хорошо, что пропажа обнаружилась до отъезда вахтовой машины, можно было с водителем отправить докладную о случившемся руководству, другой связи с базой не было.
    С переодеванием Семериков не спешил. Пока организуется работа, в чем он уже начал сомневаться, напялить рабочую робу и намотать на ноги портянки времени хватит, а сейчас, чтобы впустую не болтаться без дела, готовил к работе новые шнеки. Их режущие кромки надо было раскалить в огне докрасна и на краю железной печки молотком согнуть их таким образом, чтобы они напоминали обычные сверла, а уж потом на большом наждаке затачивать. Он засунул два шнека в поддувало печи в самую гущу красных от жара углей и теперь дожидался, когда те достаточно раскалятся.
    Время - деньги. Работая проходчиком, Семериков это быстро усвоил, поэтому прекрасно понимал общее настроение бригады. Обидно, когда корячишься в шурфе, стараешься экономить каждую секунду, а тут по чьей-то милости приходится «куковать» без работы и, стало быть, без зарплаты. За такие вынужденные простои денег не платят. В отличие от буровиков, проходчики относились к более благополучной социальной публике; почти у каждого была семья, дети, хозяйство и сидеть, сложа руки в грязном прокуренном вагончике, когда дома по горло своих проблем, радости мало. Все нервно обсуждали сложившуюся ситуацию, матюгались и уже начинали жалеть, что вовремя не сориентировались и не уехали с вахтовкой обратно, ближе к дому.
    Зашел тракторист и поставил на печь две канистры с водой, привезенные им с базы для заправки трактора, так обычно делали зимой, чтобы не канителиться с костром для растопки снега. Семериков в это время копошился возле печки со своими шнеками, они уже были почти готовы для ковки, и уже поглядывал по сторонам, ища взглядом молоток.
    Вдруг почувствовался резкий запах бензина. Странно, откуда бы, вроде на участке с бензином никто дела не имел. Семериков поднял голову и осмотрелся; все уже переоделись и сидели в своих замызганных «спецухах» около стола, дожевывая привезенные из дому бутерброды. Жизненный опыт подсказывал, что работать сегодня вряд ли придется и припасенные «тормозки» можно смело пускать по назначению, не везти же обратно. Только одно звено, у которого предстояла откачка, выкурив по сигарете, пошли на свой шурф. На появившийся бензиновый запах внимания никто не обратил…
    Семерикова с утра одолевала какая-то необъяснимая и тягостная тревога, он все время об этом думал и не мог понять, с чем может быть связано возникшее беспокойство. Зачем-то вышел из бытовки и направился во второй вагончик, тот стоял неподалеку наполовину недостроенный, без печки, насквозь промерзший. Там хранили кое-что из стройматериалов, старые шнеки и всякий хлам. Вошел внутрь, какое-то время с недоумением постоял посреди всей этой свалки, стараясь вспомнить, что же ему здесь понадобилась и по какой такой причине он сюда приперся. «Ну, склеротик» - злясь на себя, пробормотал он и пошел обратно. Уже много позже, мысленно перебирая в памяти все события того дня, он никак не мог взять в толк, зачем тогда пошел в этот темный и холодный сарай. Здесь ему совсем было делать нечего…
    Семериков уже подходил к двери бытовки, как вдруг та содрогнулась, да и весь вагончик дернулся, будто кто-то изо всех сил толкнул его, и почти одновременно послышался сильный глухой удар внутри помещения. Через секунду дверь распахнулась и из сплошной завесы огня выбежал человек, на ступеньках споткнулся, упал, быстро вскочил на ноги и еще дальше отбежал от вагончика, потом уткнулся лицом в снежный сугроб, нагребая его себе на голову. Это был Тимоха, одежда на нем дымилась.
    Вслед за ним из огня начали выскакивать остальные проходчики, одни хватали пригоршнями снег и прикладывали к обожженным лицам, на которых уже начали вырастать огромные водяные пузыри, другие совали руки в сугробы, завывая от боли. У всех были испуганные растерянные глаза. Последним из огня, набросив на голову свой полушубок, выбежал бригадир Сашка Домчев. Полушубок на нем горел.
    Случилось что-то непонятное и страшное. Откуда взялся огонь да еще так неожиданно и такой силы, никто объяснить не мог. Семериков вспомнил про огнетушитель, который валялся где-то возле двери во втором вагончике, рванулся туда, схватил его и подбежал к горящему внутри вагончику, пытался привести его в действие, но тот не работал. Лопат, чтобы хоть как-то попытаться бороться с огнем, тоже не было, все инструменты с пожарных щитов были растащены по шурфам.
    Огонь быстро разрастался. Он мощным потоком вырывался из открытой двери и уже начинал облизывать крышу. В какой-то момент лопнули сразу все стекла на окнах, осколки стрельнули в разные стороны, никого к счастью рядом не было; пожар был уже такой, что устоять возле пылающего вагончика было невозможно.
    - Там никого не осталось? – крикнул всем Семериков.
    - Не… я последний, - хрипло отозвался Домчев, прижимая обеими руками охапку снега к лицу. На лбу и щеках от ожогов вздулись пузыри. - Что будем делать, Иваныч?
    - А что тут делать, не дергаться. Скоро вахтовка должна подойти.
    Семериков сам был растерян, но старался скрыть это. Все-таки на участке сейчас старшим был он, все поглядывали на него и ждали. Он совсем не был уверен, что вахтовка скоро подойдет, да и придет ли она вообще, поэтому лихорадочно обдумывал все варианты действия. Что делать с такими ожогами, какую помощь нужно оказывать не знал, такой случай был у него впервые. Людей надо было срочно вывозить на базу и отправлять к врачу. Слава богу, что хоть все живы.
    До трассы было около четырех километров, можно было собрать всех и выходить туда, а там уже ловить попутку, но Семериков решил немного подождать. На таком морозе в легких рабочих робах далеко не уйдешь.
    Пламя уже перекинулось на крышу и вагончик огромным факелом горел весь. Невольно приходилось пятиться назад, от набранного жара снег вокруг быстро таял, обнажая под собой бурую землю. Местами почва дымилась и горели кустики карликовой березки.
    Мужики уже пришли в себя после первого шока и теперь стояли невдалеке. Наклонялись за порциями снега, чтобы приложить к обожженным местам, и наблюдали, как догорает бытовка с их одеждой и личными вещами. Появились проходчики, которые раньше всех ушли на свой шурф. Они медленно подходили к пылающему вагончику с открытыми от растерянности ртами.
    - Ни хрена себе! – протяжно вымолвил один.
    Второй озираясь по сторонам, молча, вопросительно заглядывал всем в глаза.
    - Че тут было то? Вы че блин творите? – наконец произнес он. – Шмотки то хоть, вытащили оттуда, где они?
    Наконец появилась вахтовка. Из кабины выскочил водитель.
    - Вот это да-а, - только и произнес он, с нескрываемым восторгом глядя на окутанный пламенем обнажившийся железный остов бывшей бытовки. - А я еду и думаю, откуда такая дымина над тайгой. Ну, братцы, вы даете.
    - Витек, забирай людей и срочно всех к врачу, видишь, погорели почти все.
    - Ну давайте, грузитесь.
    - Привезешь, сразу позвони в партию.
    - Ладно. А что случилось то?
    - Да ну… - отмахнулся Семериков.
    Почти вся бригада поднялась в кузов. Кто-то догадался и наполнил два ведра снегом и передал мужикам в дорогу. Ехать минут сорок. Уехали.
    На участке остались только тракторист со своим трактором, который у него так и не завелся, те двое ребят, которые во время пожара работали на своем шурфе и Семериков. Вскоре приехали инженер по ТБ и начальник партии. Они молча походили вокруг пожарища, поспрашивали о случившемся и уехали.
    Уже потом, когда начали разбираться в причинах неожиданного загорания, выяснили, что тракторист раздобыл канистры на базе экспедиции и, не проверив, залил их водой, а одна из них оказалась с остатками бензина. Когда он поставил канистры на печку тогда и появился характерный запах и в какой-то момент горячий бензин случайно выплеснулся из горловины на раскаленную плиту. Семериков с содроганием представлял, что стало бы с ним, если бы он в это время продолжал на корточках возиться со своими шнеками возле печки. Погорел бы тогда серьезно, мог бы и без глаз остаться… И все время не давало покоя навязчивое воспоминание, как он без всякой надобности за минуту до пожара вышел наружу и побрел в соседний вагончик. Какая-то непонятная властная сила тогда взяла его за руку и будто под гипнозом вывела из бытовки и направила зачем-то туда…
    У тракториста в огне вместе с одеждой сгорели документы и вся зарплата, которую получил накануне. Кто-то сокрушался о новой норковой шапке, кто-то вспоминал добротный овчинный полушубок, ключи от квартиры… В общем, материальные утраты понесли все, кроме Семерикова, если не считать недавно полученных со склада валенок, которые он несколько вечеров старательно подшивал автомобильной резиной, которые еще ни разу не одевал и которые по его расчетам должны были прослужить ему верой и правдой до конца зимнего сезона.
    -Да, ладно, - успокаивал себя Семериков, - мелочи жизни, могло быть хуже.
Но валенки ему было все равно очень жалко.

2016 год