17. Добро. С Владимиром Радимировым

Александр Михельман
Спасти деву дело верное, дело доброе, да долг святой, а водить её после на битву, да достойно ли это дело воина, чтобы женщиной от врагов прикрываться, да рассчитывать, как на соратника? Редко девы красные в битвы хаживают, разве совсем уж в годину чёрную, когда, просто драться некому, а уж коли военачальницы, хорошо если раз в век рождаются, да и то не в одном народе. Не получится ли снова предательства, случись что, принесёт боль Лучику, да погубит его семью подленько, лишит на старости лет счастья последнего, счастья важного, любимой доченьки. А никто такого права не давал ему, без того долгов много накопилась. И Творец милосердный в своей мудрости, и без жертвы ненужной не позволит, победить Чернобогу бессовестному, это просто как есть немыслимо, явит чудо какое-непременно-то. А иначе и быть не может.


Ну, а вскорости, Иван Скромник да принялся молиться, да творить нечто чарам подобное, наложил их на Зоряну прекрасную, а какие узнаете после, не хочу открывать тайны заранее.


Между тем оружейники добрые отковали доспех ратный справный, надевал его витязь на бревнышко, брал меч, да обычный, не зачарованный, да с одного удара разрубал пополам с деревяшкой. И пришлось кузнецам делать заново, да стараться куда поболее, получилось куда как краше, и сверкает на солнце златом-серебром. Вновь Добро латы те насаживал, на камень большой, брал меч простой, вновь рубил сделанное надвое, вместе с тою, да каменюгою. А ремесленники те расстроились, что не могут сработать, как надоти, да пошли искать кого хитрого, что сумеет им помочь в деле важном том. Указали им люди добрые, на одного старичка древнего, коий в молодости ковал доспехи, да такие, что не брало их оружие. И узнав ради какого дела, да потребно ему вспомнить прошлое, открывал свой секрет мудрый старец, показал оружейникам, да какие руды лучше использовать, до того их никто не видывал, да доспехов из них не отковывал, ибо хоть отличались прочностью, но и твердостью невероятною. Получилось у кузнецов чудо чудное, чудо чудное, диво дивное.


Надевал латы те проверяющий, да на стальную железную болваночку, наносил удар со в ей моченьки, разлетелся меч на кусочечки, не оставив малой царапинки, только искры во все стороны посыпались. И платил тогда богатырь сильномогучий за доспех тот оружейникам, не скупясь, да не жалеючи, втрое больше от ранее обещанного. А помимо доспеха справного, покупал он копье ясеневое, да щит прочный, каплевидный, да помимо них ещё палицу, да и лук тугой с острыми стрелами. Все же со многими придётся биться, лучше часть сразить с растояньица. Не забыл и дорожных припасов. Поскакал он скоренько к тому месту, трижды проклятому, где стоял ледяной стол с поляницей, и где ждал его брат Чернобога злой, да со своей-то мерзкой армией. И вот видит витязь чёрную башенку, высотой та словно горушка, ощетинилась шипами острыми. Да стоило ему приблизиться, принялась его ими обстреливать, хоть и не должна была видеть.


И отмахивался витязь доблестный, отбивал те шипы смертоносные, а меж тем появилась в башне дверочка. И та створочка открывалася, да повалила наружу нечисть злобная, нечисть злобная, кровожадная. Одна тварь другой уродливее, словно прямо из ада лезут все. Не убоялся Добро, да не дрогнул он, налетал на врагов, и рычал он на них по-звериному, а шипел на них по-змеиному, клекотал и вовсе по-птичьему, да рубил мечом своим не жалеючи. Да и бился с такою яростью, что совсем за малое времечко изрубил всех, пустил тела прахом все. Но, враги после такого не успокоились, не успокоились, да не унялися, выслали второе воинство, да поболее будет первого. И чудовища в нем огромные, да огромные, зело злобные, чешуей блестят непробиваемой. Только витязь тогда не терялся, и нисколько не сомневался, да набрасывался на них пуще прежнего, как махнёт мечом, так улица, перемахнёт и с переулочком. Порубил и этих до последнего, не оставил никого на развод будущий. Но, враги после такого не успокоились, не успокоились, да не унялися, выслали третье воинство, да поболее будет первого, да раз в десять, примерно-то.


Только Добро не умаялся, не умаялся, да не намахался ещё, да налетел на тех недругов, словно сокол на серых утиц, порубил их, положил в сыру землю, так что помять от них не осталася. После спрыгивал он с коня верного, подбегал да к той дверочке, что пыталась закрыться коварно, да срывал её с петель и отбрасывал, забегал внутрь скоренько. Ну, а уж там защитников, словно звёзд на небе нагнано, словно листьев в лесу на веточках, да песчинок на морском бережечке. И иголке-то упасть негде тут. Не убоялся богатырь, не усомнился, а вперёд пошёл, с криком яростным, поминал Творца в благословении, да молил его да о помощи. И услышал Единый ту молитвочку, да прислушался к ней милостиво, и вот солнце могучее в небе, да послало свои лучи, словно стрелочки, а пронзали одну башню темную, башню темную, да насквозь, и сжигали многих противников, остальных же наш витязь доблестный порубил мечом зачарованным, а ещё больше в испуге разбежалося, да от страха великого попряталось.


Только воли своей не имели они, да послышался вдруг рык громкий, рык громкий, яростный, и явилась неоткуда темень чёрная, заволокла все вокруг, поглотила, да всех спрятавшихся отыскала, и явились пасти зубастые, да без тел вовсе и головушек, и сожрали трусливых отступников, да и трупы убитых, что не сгнили от заклятия. Попытались напасть и на Добро они, только богатырь мечом отмахивался, не пускал к себе. Зарычал богатырь громче нелюдя, призывал ему лично явиться.


— Ты не прячься во мраке Чернобога брат, отыщу ведь, куда хуже придётся, — говорил Добро, грозя оружием, — не показывай свою трусость врождённую, не к лицу это адскому демону, да какими глазами станешь глядеть на сородичей, коли познаешь здесь унижение?


— Не понять тебе моей природы, человечишка, — отвечал демон пастями многими, — я и так здесь представлен в истинном облике, тьма вокруг тебя и есть я. Но не сможешь сразить простым оружием, будь оно хоть трижды зачаровано, а когда устанут твои рученьки, да махать мечом острым, как устанут твои ноженьки, да держать тело могучее, так и я налечу, разорву надвое, не оставлю от тебя воспоминания, даже прах и тот уничтожу.


— Да не может такого быть, чтобы не имелось у тебя какого тела, — возражал витязь доблестный, — ты пытаешь отнять мою надежду, да ослабить к борьбе той решимость. Не дождёшься сего, нежить мерзкая. Ведь русичи славные, да в бою страха не ведают, а уж кто перед ними и не важно совсем, будь хоть смертный ворог, хоть призрачный, изведу безо всякой жалости.


Снова начал воин молиться, обращался к Творцу за помощью, умолял опять его выручить. И прислушался Б-г к просьбе той, не стал отказывать защитнику, да родимой той сторонушки. И опять послало солнце лучики, да подобны были копьям острым, разрушали они башню по камешку, обращали её в прах летучий, да обрушились на адского выползка. Повалил от него дым чёрный, да завыл злодей по-звериному, зашипел негодяй по-змеиному, заклекотал да по-птичьему, обернулся фигурой человеческой, без лица иль иных отличий бесформенную, а размером побольше любой горочки, да за голову облака цепляются. Но, и такого Добро не испугался, на врага с мечом кидался и рубил его, колол, и резал, отделяя кусочек за кусочком. Попытался демон отмахиваться, отличался неведомой силищей, только мало ударить по противнику, надо ведь ещё попадать хоть изредка.


А уж коли говорить откровенна, то задел бы хоть раз и не осталось, даже места мокрого от нашего витязя. Только Добро поддаваться не собирался, пусть и вскоре совсем умаялся. Да хватал он с земли большой камешек, да вырезывал на нем священны символы, да метал в демона огромного, попадал ему прямо в голову. А и рухнул тогда на колени монстр мерзостный, от чего задрожала вся земля вокруг, и никто не смог на ногах удержаться, развалились многие здания, какие по брёвнышку, иные по камешку, а уж сколько невинных пострадало, тому и вовсе счёту нет. Меж тем богатырь сильномогучий, не теряя драгоценного времени, забирался на ближайшую возвышенность, да вверх и подпрыгивал, долетал до пуза врага мерзкого, да вонзал в него меч острый, заскользил вниз, плоть распарывая. И полезли из того отверстия, змеи, черви, да скорпионы ядовитые, все, что есть в природе отвратного, оказалось здесь полностью представлено. И пришлось тогда витязю всю ораву ту рубить, да рубить, истреблять без жалости, от первой твари до последней, не упуская ни одной тварюшка. Лишь червяк один начал в землю закапываться, да решил, напоследок, сказать слово, слово злое, да насмешливое.


— А сбегу я отсюда, под сыру землю, — начал червь человеческим голосом, — а оттуда через меня, окаянного, окаянного, трижды проклятого, возродиться опять брат Чернобога, да и сделается втрое могущественнее, если не за тобой явиться, то за потомками, истребит их всех безжалостно.


Только верно глаголят мудрые, коли что задумал, так делай сие, не трать напрасно времечко, а в особицу, на пустое бахвальство. А Творец безо всякой молитвы, захотел да помочь Добру в битве той, не желал, чтобы демон злой, возродился вновь на святой Руси. И послало солнце луч огненный, подобный мечу вострому, да сражало червя хвастливого, обращало его в пепел летучий. Опускался витязь доблестный на козленочки, благодарил Б-га за спасение, не забыл поклониться трижды солнышку.  Между тем от проклятой башенки, оставалась дыра да в сырой земле и туда спустился богатырь, богатырь сильномогучий. Оказался в пещере огромной, черными плитами выложенной, что сверху, что снизу, что по бокам, а там высятся три столба ледяных уродливых, и сокрыты внутри тела дев прекрасных, что похожи друг на друга, словно сестры родны. И послышался тут голос насмешливый, не имевший общего с человеческим, и говаривал он таковы слова:


— Если хочешь спасти ты свою милую поляницу, сохранить свою жизнь и далее, да и выбраться на свет белый, отличить должен деву истинную, угадаешь, вместе покинете, вы темницу сию, трижды проклятую, ошибётесь, не знать спасения, разорвут твоё тело на кусочки, а потом сожрут душу полностью, не увидишь ни рая светлого, ни ада темного, ни нового рождения. Но спешить тебе сейчас требуется, да не три дня тебе дадено, да часа три, а несколько минуточек.


Будь Добро в дочь учителя влюблён хоть чуточку, подсказало истину сердце вещее, только видел он её в первый раз, да и то довольно смутно. Как тут угадать правду истину? Подходил герой да к первому столбику, присмотрелся внимательно, на одной щеке есть только родинка, да по форме видом солнышко. Да приблизился ко второму, тут обратная ситуация, есть та родинка да в виде месяца. Лишь у третьей обе в наличии. Только не больно ли все простенько? Уж конечно нечисть коварная не могла подсказать так явственно, непременно чего-то измыслили. И дошло тогда до витязя, мысль пронзила разум молнией.


— Нет в пещере этой того столбика, все три девы как есть фальшивые, — отвечал богатырь сильномогучий, — обмануть меня напрасно пытаешься, выдавай сайде час настоящую, или найду болтуна, душу вытрясу, душу вытрясу, да отправлю в ад на проживание.


Тут проник сверху луч солнечный, да коснулся стеночки, той что справа от витязя храброго находилась. Подбегал герой к ней скоренько, ударял кулаками могучими, да обрушил, а там вновь пещера, только иная, в ней столб ледяной стоит, а внутри сокрыта красавица, не живая стоит не мертвая. А хватал воин то изваяние, вырывал его из земли скоренько, выносил на свет белый, да под злобный шит невидимого обманщика. И исчезла дыра трижды проклятая, будто от веку её и не было. Между тем уж вечер спускался, да на небе явились разом, и луна, и солнце прекрасное, и послали они свои лучики, переплелись те между собой, соединились, да ударили вместе по столбику, растопили его до капельки. Только пленница оставалась недвижною, и стоит так не живая не мертвая. Оставалось одно лишь средство, попросив у учителя прощения, да за то, что нарушает обещание, целовал Добро в губы поляницу, в губы нежные, как мед сладкие.


И оживала тут красавица да отвесила спасителю пощечину. От того могучего приветствия, отлетал герой до самого лесу, своим телом ломал стволы древесные. Да после таких ласк, да приветствия, не сразу сумел и поднятися. А меж тем красавица опомнилась, поняла, что пред ней не демон злой. Да бежала скоренько к упавшему, поднимала его, словно ребёночка, отрясала пыль, да молила простить за невольное, за обиду ту нанесённую. А и витязь не мог слово молвить, через три часа лишь в себя пришёл. Да и дело то не удивительно, в жилах девы сила солнца, да месяца, отца-батюшки с матушкой могущественней, а ведь и те слабакам не являлися. Дал Добро спасённой денег в дорогу, да приказывал спешить в дом к родителям, у него же есть ещё дело одно.


— Не отсылал бы ты меня прочь, как бесполезную, — возражала поляница могучая, — я могу подсобить в любом деле, кроме силушки богатырской, не отказало мне Небо и в разуме. Коль случится чего непредвиденное, не откажу в совете, али выручке.


— Не для того я тебя из полона вытаскивал, — возражал богатырь святорусский, — чтобы после подвергать большей опасности, то не доброе будет свершение, а грех непростительный. Ни Творец его не спустит, ни учитель мой, родной твой Батюшка. Да к тому же нет при тебе, ни доспехов защитных, ни оружия, с чем в бой пойдёшь, станешь ратиться?


— А доспех мне не надобен, — возразило на то дева красная, — а подобно герою прошлого, богатырю самому первому, Явану Говяде, защищает мое тело бронь небесная, да обычному глазу невидимая. Не берет ни меч, ни копье острое, не боюсь и стрел оперенных, да зубов и когтей зверья дикого. Лишь отравой одной и можно управиться. Подменил демон злой мою флягу с водой, на другую, с сонным зельем, и лишь так сумел пленить, без того не управился. Что касаемо до оружия, то любое подойдёт, да сгодится. Хоть твоё, вижу, легковатое, да размером своим мелковатое, но сойдёт вполне. Дашь копье или хоть палицу, или лук со стрелами острыми, подсоблю в любой битве.


— Не могу отказать ни в чем женщине, — вздыхал Добро, делал вид, что согласен на все, — только схватка предстоит зело опасная, против самого Чернобога нечистого, да и всей его ужасной армии. А в таком бою всяко случиться может, содеяться, ты заедь сперва к отцу батюшке, повидайся с родной матушкой, успокой их души любящие, ну, а после возвращайся обратно ты, дождусь непременно подмоги я. Да там же у родителя, ты найдёшь его оружие знаменитое, да доспех знатный богатырский, добавление к броне небесной, не помешает, в том уверен я. Ну, а времени на все предостаточно. Ну, а сам отправлюсь в разведку, посмотрю, что враги подготовили, может, малые отряды пощипаю, не вступая в главное сражение.


И поверила дева витязю, тем более, беспокоилась о родителях, ведь давненько их не видела, попрощалась со своим спасителем, да и кинулась к родному дому, да надеялась поспеть вовремя. Но, терять времени напрасно не желала, знала место тайное, от глаз смертных скрытое, где прятала своё главное оружие, копье светлое из костей священного белого сокола, что крупнее будет, да самой птицы Ра знаметейшей, с сердцевиной из чудесной палицы, что служила богатырю наипервейшему, упомянутому Явану Говяде. У того богатырского снаряжения, да имелась одна особенность, коли владелица в плену оказывалась, или ранена, не в силах сражаться, возвращалось немедленно в хранилище, да подальше от рук жадных вражеских.

Поспешила дева да к широкой реке, да с весьма ещё бурным течением, опускалась она на колени, возносила молитву жаркую. И послало солнце луч свой, испаряло частично воду, так что могла поляница доблестная, да спуститься вниз, идти посуху, поднимала она копье своё грозное, издавала клич грозный, воинственный, от него вся нечисть в округе попряталась, нежить вовсе со страху обмерла. Оставалось продолжить путь к дому отеческому. И вот вышла к озеру знакомому, выбегали навстречу батюшка с матушкой, обнимали своё дитятко, прижимали к груди долго плакали, да просили поведать, что случилося, да какая беда приключилася, что так долго к ним не являлася. Ничего не скрывала красна дева, помянула и схватку предстоящую. И нахмурился Лучик могучий, заскрипел зубами от отчаяния.


— Хорошо я знаю витязя, Добро, ученика не разумного, — начал старик, — не в разведку он поехал, да не пробовать силу вражескую, чую хочет один управиться, иль сложить свою буйну голову, искупить все грехи самопожертвованием. Видно время пришло мне вспомнить молодость, облачиться в доспех ратный, взять копье в руки заветное, не забыть и щит каплевидный. Коли суждено мне закончить жизнь так, лучше уж в бою со злом истинным, чем в постели, как жалкому смертному.


Между тем Зоряна отважная возносила молитву Творцу мудрому, не забыла и Луну свою матушку, умоляла вернуть заклятье утраченное. И прислушался Б-г милостивый, и явилась Луна средь дня белого, посылала лучик свой дочери, обернулась та вновь мечом острым, да с тремя камнями в рукояточке. Первый помогал губить любую нечисть, а второй оберегал, от злой магии, третий же перемещаться на любые расстояния.