Индейское бабье лето

               
                Возвращалось стадо с лугов, степенно коровушки плыли
                В ореоле достойном богов  из закатного солнца и пыли.    
                А ватага босой ребятни, да хозяйки в цветастых платьях
                Выходили встречать за плетни красавиц своих ненаглядных.   
                И звучали клички коров, и призывно в ответ те мычали….
                Возвращается стадо из снов, снов о детстве с оттенком печали.
          
          В моей душе, где-то глубоко-глубоко, хранится янтарная капелька последнего дошкольного  бабьего лета.  В те далёкие доинтернетовские времена деревенское детство давало  полную свободу в познании бесконечного волшебного мира методом набивания собственных шишек.    
          На самом деле, наш «бесконечный волшебный мир» умещался на двух усадьбах – на Вовкиной и моей. Вовка – друг детства, сосед и двоюродный брат по совместительству. Когда взрослые уходили на работу, мы становились практически полными хозяевами двух домов с таинственными чердаками и тёмными подвалами, трёх огромных тополей, длинных лабиринтов сараев и бесконечного огорода с берёзовой рощей в самом конце. Конечно, за нами приглядывала, вернее, была нашим ангелом-хранителем бабушка Маланья. Красивее и добрее бабушки я не встречала в своей жизни. Эта была красота, которая не ослепляет,  не кричит о себе и не ищет повсюду только своего отражения. Великолепные волнистые волосы, бархатистые карие глаза. Полная самодостаточность без тени суетливости – одно это уже есть красота.  Все невзгоды, подлость, предательства  эпохи революций и войн разбивались о мудрость и великую доброту бабушки Маланьи. А нам, внукам, было очень важно, что бабушка снисходительно относилась к нашим детским шалостям, кормила вкусной выпечкой, обрабатывала зелёнкой содранные коленки.
          В то незабываемое бабье лето мы с Вовкой решили перевоплотиться в индейцев племени  без названия, потому что не смогли договориться  по этому важному вопросу. В выходные дни родители  объявили субботник по уборке картошки.  Это был удобный момент, чтобы посветить родственников в   наши намерения стать индейцами. Для большей убедительности мы нанесли акварелью боевую раскраску на свои мордашки,  а на головах соорудили что-то напоминающее ирокез.  Неожиданное  появление на огороде двух белокурых и голубоглазых индейцев вызвало неоднозначную реакцию в стане взрослых.  Возникло подозрение в несерьёзности наших намерений. Лишь мой папа адекватно оценил обстановку. Он поприветствовал представителей дружественного индейского народа, поинтересовался из какого мы племени. Был искренне огорчён, что у племени нет названия и, как математик, нашёл выход из ситуации. Мы стали представителями племени «Х». Так же он пояснил скептически настроенным родственникам, что картофель исконно индейский овощ, и товарищи из племени «Х» сейчас продемонстрируют им, как надо убирать урожай. Вдохновлённые такой встречей мы с усиленным рвением принялись рыть землю в поисках истинно индейского овоща.
         День был по-летнему тёплым.  Над нашими головами круто выгнулся купол яркого неба. В  упругом пространстве планировали отважные паучки на серебристых паутинках, кружились берёзовые листья. Казалось, что время остановилось, попав под небесный колпак. Первым не выдержало солнце, смущаясь, оно  стало незаметно отклоняться к западу, окрасив край неба  стыдливым румянцем.  День шёл к концу, силы и решимость таяли на глазах.  Родители, пережившие голодное детство и юность, предпочитали иметь внушительные запасы в погребах. Поэтому картофельное поле казалось таким бесконечным, а  финальное золото берёзовой рощи – не досягаемым.  Нужно было срочно готовить пути к отступлению. Произведя рекогносцировку на местности, решили покидать огород по-индейски незаметно через заросли репейника. План сработал идеально, кроме одного «но»  – урожайным этот год был не только на картошку, но и на репьи.  Наши растрёпанные ирокезы были щедро облеплены ими. Вовке было проще, мои косы пострадали основательно – репьи можно было удалить только вместе с прядями волос. Вовка, как истинный индейский джентльмен, решил утешить меня комплементом, сказав, что я сейчас ещё больше похожу на индейскую скво.  На самом деле, всё это казалось нам такой мелочью по сравнению с пьянящим чувством свободы, охватившим нас. Мы выбежали на поляну возле дома. В деревню  с пастбища возвращалось стадо коров, оставляя за собой  длинный шлейф золотистой  пыли. В том, что шлейф состоял не только из пыли, мы убедились буквально через несколько минут.  Эмоции свободолюбивых индейцев требовали срочного выплеска. Вовка, вскочив на деревянные качели, стал быстро набирать высоту. В это время во дворе появился отец. Чтобы  не быть обнаруженным, Вовка резко присел и, соскользнув с качелей, упал лицом во что-то мягкое и тёплое. Это было реальное доказательство, недавнего возвращения стада с пастбища. С одной стороны, оно уберегло лицо от царапин и синяков, с другой стороны, мне пришлось долго вытирать лопухом и умывать дождевой водой из бочки Вовкину мордашку.
        Наступивший  вечер заплетал в синеву кудрей жемчужины первых звёзд. Таинственные птицы неслышно появлялись из темноты, казалось, ещё чуть-чуть, и они коснутся крыльями лица. Туманная прохлада текла из леса. Зажигался свет в окнах, призывая всех домочадцев  в обжитой круг семейного тепла. Два индейца из племени «Х»  разбежались по родным вигвамам,  преследуемые запахом  щедрого коровьего подарка и ощущения, что день был прожит не зря. 
        В обязанности настоящих индейцев, по нашему с Вовкой искреннему убеждению, входила объездка диких мустангов на бесконечных просторах прерии. На роль мустанга идеально подходил козёл Кешка. Он был гордостью нашей с Вовкой общей тёти Они. Кешку держали в открытом загоне, отдельно от остального населения двора. Холили, вычесывали пух, из которого вязали тёплые, пушистые  шали. Несколько дней подряд, пока тетя Оня была на работе, мы с Вовкой навещали потенциального мустанга Кешку, изучая его привычки и вкусы. Кешка при виде нас  разгонялся и со страшной силой таранил рогами деревянный забор. За тем милостиво разрешал кормить себя  хлебными корочками. С исчезновением корочек тряс бородой и утрачивал к нам интерес.  Рабочая неделя подходила к концу, нужно было срочно принимать решение. Вечером на экстренном совещании в полутьме чердака был разработан  и единогласно принят секретный план под кодовым названием «Мустанг». Основная миссия по объездке досталась Вовке. Мне отводилась второстепенная роль отвлекающего внимание. За ужином я незаметно собрала все хлебные корки, кусочки сахара, спрятав секретные припасы под подушку.
          О традициях нашего семейного застолья можно было бы написать отдельный рассказ. Через большой обеденный стол проходила граница двух государств – лириков и физиков. Мы с моей старшей сестрой Тамарой, как дикое племя кочевников, осуществляли постоянные набеги на территорию обоих государств, приобретая ценные знания, приобщаясь к  цивилизации.  Папино государство физиков влекло нас  новизной последних научных открытий,  тайнами вселенной, там мы всегда находили простое и наглядное объяснение самым сложным явлениям природы.  Мамино государство лириков сверкало бриллиантами поэтических и музыкальных  шедевров. Эта граница физики - лирики пролегла и в наших душах. Мы с сестрой всегда жили на два государства. Обе получили техническое образование, всю жизнь посветили профессиям, основанным на точных науках. Но души наши – вечные пленницы и поклонницы  всяческих искусств.  И верность этому свята.
          Да, но сейчас нас ждёт полная опасности  история  объездки деревенского мустанга - Кешки. Ночь была беспокойной и длинной. Утром, дождавшись, когда взрослое население отправилось на работу, два индейца племени «Х» приступили к реализации плана «Мустанг». Вначале кешкино поведение было предсказуемым. Он снисходительно позволял угощать его хлебными корочками, но стоило Вовке сделать попытку перелезть через забор, мустанг-Кешка бросал лакомство и нёсся со всей мочи к нарушителю границы. Было предпринято несколько безуспешных попыток. План трещал по швам, количество сахара и корочек таяло на глазах. После короткого обмена мнениями решили пойти на хитрость – обойти Кешку с тыла, то есть через калитку, ведущую в огород.  Пока я усыпляла бдительность подопечного,  Вовка на цыпочках протиснулся в калитку. Мы не оценили кешкиных сверхвозможностей. Несмотря на выдающиеся габариты, Кешка обладал молниеносной реакцией. Его хищные  жёлтые  глаза из-под нависших огромных рогов фиксировали малейшие изменения на 360 градусов вокруг.  Вовка в ужасе вскрикнул, когда на него понеслась со всей козлиной прыти громада из рогов, копыт и шерсти. Я тоже издала боевой индейский клич, оседлав забор. Ватные от страха руки и ноги не слушались, и я со страшным грохотом свалилась вниз. Некоторое время Кешка был в замешательстве от нашей наглости. Придя в себя, он сосредоточил свое внимание на объекте шума. Теперь я с завистью вспоминаю о тонкости своей талии, сумевшей поместиться в зазоре между  рогами, забором и кешкиным лбом. Кешка пытался  вдавить меня в забор, сосредоточив все внимание на  процессе. Вовка, воспользовавшись удобной дислокацией, вскочил на него сзади, ухватившись крепко за рога. Дальше началось невообразимое.  Мустанг - Кешка носился по загону, взбрыкивая задними ногами, вертя головой, подпрыгивая выше забора. Длилось это несколько секунд, но для нас, как в замедленной съёмке, всё запечатлелось до мелочей. В какой-то  момент Вовка не удержался и отлетел  в сторону. Не знаю, что было бы дальше, если бы в это мгновенье в кешкину ногу не вцепился  наш верный друг – пёс Булька. Кешка, как смертельно раненный мустанг, метался по загону. Мы с Вовкой воспользовавшись моментом,  незаметно ретировались. Булька разжал свои мощные челюсти и, с чувством выполненного долга, тоже  покинул загон. Инцидент был исчерпан. От кешкиной ухоженности и вальяжности не осталось и следа. По загону, как будто Мамай прошёл. Два индейца племени «Х» и их верный друг Булька зализывали раны и царапины, чувствуя себя при этом победителями – мустанг был объезжен.
       После бурных событий прошедшей недели, мы решили провести древний индейский обряд –  раскуривания трубки мира. Началась тщательная подготовка. Были собраны и окрашены в яркие цвета  гусиные перья со всей округи. В берёзовой роще, что золотом своей листвы украшала опустевший после уборки картофеля огород, нашли укромное местечко для строительства вигвама и кострища. Не было только самого главного – трубки. В те далёкие времена никто из мужчин нашей деревни не имел привычки курить трубку. Это несколько усложняло ситуацию. Но индейцы племени «Х» не привыкли останавливаться на полпути – решили присмотреться к церемонии раскуривания дядей Колей козьей ножки. Всё оказалось проще простого. Мы были так близки к осуществлению плана.   Необходимо было только достать спички.  С этой целью мы отправились в летнюю кухню – святые владения бабушки Маланьи.  Кухня представляла собой  низкую избушку с тщательно выбеленными стенами и с покрытою изумрудно-зеленным мхом крышею. Бабушка Маланья в это время ставила на плиту кастрюлю с маслом, чтобы перетопить его. Заметив нас, бабушка обрадовалась и попросила покараулить кастрюлю с маслом. Сама заторопилась в дом. Нам только это и надо было. Быстро припрятав коробок спичек, мы с нетерпением стали заглядывать в кастрюлю. Толи дрова ещё не разгорелись, как следует, толи для нас так медленно тянулось время, масло не поддавалось ни на йоту. Мы с Вовкой,  воспользовавшись свободной минуткой,  взобрались на огромный тополь, который своей оголенной кроной уходил высоко-высоко в небо. Как же было приятно  лежать на гладких прохладных  ветвях, крепко обнимая их руками, и, прижимаясь ухом, улавливать мощный поток энергии, идущий от корней. Три  тополя посадил дедушка Николай. Я знала о его судьбе только по рассказам бабушки Маланьи. Когда-то он был священником в большом сибирском селе. Чтобы избежать жёстких репрессий, ему пришлось срочно, поздней осенью, с четырьмя маленькими детьми на одной подводе, с минимумом вещей уезжать в урман, так называл эту деревню дедушка. Зимовали в наскоро вырытой землянке. А  летом построили эту маленькую избушку, в которой сейчас топится масло. А что это за запах горелого? Наше масло! Мы забыли про него! Первым в кухню ворвался Вовка. На плите полыхал яркий факел. Молниеносно схватив ковш с водой, он плеснул с размаху на масло. Прозвучал мощный взрыв, всё потонуло в тумане, рухнула штукатурка с потолка. Мы с Вовкой, остолбенев, стояли белые от осыпавшейся извёстки. Вбежала испуганная бабушка Маланья: «Живы? Ну, славу Богу!» - вымолвила она непослушными губами. Мы пулей вылетели из избушки и помчались к нашему убежищу – вигваму.   
          Известковую белизну нашей кожи оттенял наряд из ярких гусиных перьев. Скрученная из большого газетного листа и влажных осенних листьев трубка мира, долго не раскуривалась. Пошёл затяжной, холодный, серый дождь. От него невозможно было скрыться даже в вигваме. Мы побежали к бабушке Маланье есть самые лучшие в мире драники со сметаной. Так закончилось наше индейское бабье лето.
           Мы тогда ещё  не предполагали, что в скором времени закончится и наша безмятежная детская дружба, не выдержав злых насмешек деревенской ребятни и обидной дразнилки – тили-тили тесто, жених и невеста.