Нежданно-негаданно как снег на голову прилетел в командировку ответственный исполнитель одной из договорных тем экспедиции молодой кандидат геолого-минералогических наук Окунев Сергей Сергеевич. Тема касалась повторной обработки архивных геохимических данных на базе новой оригинальной методики, разработанной в столичном геологическом НИИ, сотрудником которого и являлся приезжий специалист. Само собой разумелось, что опекать его на всё время командировки, как главный представитель заказчика, должен Семериков, и поэтому основную тяжесть приёма гостя ему пришлось взвалить на свои плечи.
Главной совместной задачей было соблюсти все необходимые формальности для списания затрат на проведенные исследования, другими словами – состряпать очередной протокол якобы уже состоявшегося научно-технического совещания по приёмке их отчёта о проделанной работе. Ни для кого не было секретом, что практически использовать результаты этих исследований никто не собирался, сами по себе такие договора чаще имели не научно-изыскательную, а директивную, а иногда и «шкурную» подоплёку; одни получали возможность подкормить армию своих голодных сотрудников за счёт богатых заказчиков, а другие выполняли «спущенные сверху» установки о необходимости научного сопровождения производственных работ и пользовались случаем, чтобы обогатить свои профессиональные связи дружбой с руководством одного из самых престижных научно-исследовательских институтов страны, ну и на всякий случай заручиться их авторитетной поддержкой.
Семериков раздражённо сидел и злился в ожидании своего московского коллеги, тот должен был зайти с минуту на минуту, его уже предупредили, чтобы он никуда не отлучался. Как это было не вовремя, работы было невпроворот, все сроки уже давно прошли, да и вообще...
Знакомы они были не первый год и особых реверансов друг перед другом изображать не требовалось. При первой же встрече Семерикова подкупило, что одевался Окунев обыденно и без всякого выпендривания, а главное - без галстука. Сам он никогда галстук не носил и не понимал, как можно с ним чем-то заниматься, и всегда внутренне подсмеивался над работниками, затянутыми под самый кадык целых восемь часов кряду и сидящими весь день наряженными истуканами как на отчетно-выборной профсоюзной конференции.
Семериков с большой симпатией относился к учёным знаменитостям, приезжавшим иногда к ним в экспедицию проводить геологические семинары. Они обескураживали тем, что появлялись перед аудиторией почти по-домашнему, с распахнутым воротом и засученными рукавами, порой в мятых брюках и старых поношенных полуботинках; на фоне расфуфыренной местной публики выглядели, будто с утреннего похмелья вышли на лестничную площадку выкурить сигарету. Уже потом, когда они начинали говорить, все понимали, что так по-простецки показаться перед многочисленными слушателями могут позволить себе далеко не многие, это право надо было заслужить…
В дверь постучали, и в кабинет просунулась голова Окунева.
- Можно?
- Заходи, заходи, дорогой, давно ждём, - Семериков из вежливости поднялся и, заранее вытянув перед собой руку для пожатия, направился навстречу. – Да ты никак поправился парень, а?
Окунев широко улыбнулся:
- Да ну… видимость одна, не с чего нам поправляться. Это вы тут на своих северных зарплатах жируете, а мы по сусекам скребём, да вертимся как белки в колесе.
- Бросай тогда свою богадельню и дуй к нам, людей у нас не хватает, сам знаешь.
- Нет уж, - он засмеялся, - как говорится, уж лучше вы к нам.
- Вот-вот, все вы так. Всё жалитесь и скулите, а как до дела, так сразу в кусты, - поворчал Семериков. - Ну ладно. Что с отчётом, решили в рабочем порядке принять?
- Да в принципе только протокол подписать и все.
- Болванку-то набросал?
- Я ещё в Москве её набросал.
Он протянул Семерикову несколько листов напечатанного текста, тот бегло посмотрел, не особо вникая в суть написанного, не удержался и поморщился:
- Любите вы, москвичи, своё красноречие источать, где ни попадя, – он повертел в руках распечатанные листы и добавил, - где можно тремя словами обойтись, вы готовы целую песню спеть, а если не остановишь, так ещё и ритуальный танец спляшете.
Он ещё раз пробежал глазами распечатку. Написано было обстоятельно и академично, таких обстоятельных протоколов у них в экспедиции отродясь не бывало, обходились формальными отписками.
- Сойдёт.
- Отдаю секретарю?
- Давай.
Окунев положил листы в папку и вышел. Вернулся он через полчаса, неся под мышкой свой видавший виды и почти до неприличия обшарпанный кожаный портфель. Повозившись немного с непослушными замками, распахнул его и достал оттуда бутылку водки.
- Руслан Иванович, я тут собирался угостить вас немного, но мне завтра уже лететь, так что давайте-ка я вам её оставлю, а уж вы как-нибудь без меня, а?
Семериков никак этого не ожидал и немного растерялся.
- Ну, ты даёшь. А в честь чего такие гостинцы?
- Да просто так.
- Нет уж, давай тогда вместе и оприходуем её сегодня вечером.
- В общем-то, не возражаю. Может у меня в гостинице?
- Зачем в гостинице, ко мне поедем. Заодно посмотришь, как живут в наших краях убеждённые холостяки.
До конца работы оставалось полчаса. Семериков выключил компьютер, отнёс взятые утром секретные карты обратно в спецотдел, оглядел свой стол, заваленный рабочими материалами, оделся и вышел. С Сергеем они встретились на улице и тут же заторопились к дежурному автобусу, он уже стоял заполненный пассажирами и был готов с минуту на минуту тронуться с места. Успели заскочить на заднюю площадку, двери закрылись.
- Далеко ехать?
- Минут пятнадцать. Нам ещё надо по пути в магазин заскочить, у меня дома хоть шаром покати.
Семериков уже начинал жалеть, что вовремя не отказался от этой незапланированной выпивки. Спиртного не хотелось совсем, организм протестовал, да и время было горячее, работы много, надо быть в форме. Ну, теперь уж поздно…
Выйдя на конечной остановке, они зашли в магазин, купили банку маринованных огурцов, сарделек, кусочек сала, пакет яблочного сока и хлеб. И ещё купили красной рыбы какого-то копчения в вакуумной упаковке, чем-то она приглянулась Сергею.
Придя домой прямо с порога Семериков повёл гостя на кухню.
- Ну что, наверно дожидаться не будем, - ставя кастрюльку с сардельками на плиту, сказал он. – Давай Серёга, открывай тогда уж, по рюмочке пока, под холодную закуску. Чего зря сидеть.
Вымыли руки, сели за стол. Окунев вытащил бутылку, привезённую из Москвы - и не лень было тарабанить её оттуда! Раскупорил и разлил по маленьким гранёным стопочкам, специально купленным когда-то Семериковым для того, чтобы водку было пить культурно.
- Ну, давай, - поднял стопку Семериков.
- А за что пьём?
- Как за что, за наше успешное содружество, да здравствует геохимия!
- За союз науки и производства?
- Ну пусть так, поехали!
Они выпили. Водка обожгла горло, но оказалась на редкость приятной, ее названия он не запомнил. На голодный желудок хмель сразу ударил в голову, неприятный осадок, оттого что смалодушничал и не смог отказаться от этого мероприятия как-то быстро улетучился, захотелось поговорить.
Опередил Сергей:
- Я смотрю, Руслан Иванович, кухня для вас одновременно и кухня и спальня и кают-компания, - оглядываясь по сторонам, заметил он.
- Да, живу я в основном на кухне. Здесь удобней, всё под рукой. Комната у меня, как большой шкаф или склад. Правда, там ещё холодильник и компьютер.
- А это что, Даная Рембрандта? - Сергей посмотрел на репродукцию, висящую на стене, а потом оглянулся назад, в углу напротив висели несколько маленьких икон,
– как-то смущает обнажённая натура напротив образов.
- Что делать, приходиться иногда нарушать некоторые этические нормы, когда хочешь объять необъятное, - попробовал отшутиться Семериков.
- Да нет, ничего, мне даже нравится.
Они посмеялись, наполнили стопки и выпили ещё раз.
- Ну и что вы теперь думаете делать в своём департаменте, - спросил Семериков, занюхивая водку кусочком хлеба, - собираетесь ещё заключать договор с нами?
- Не знаю, - покачал головой Сергей. - Думаю, что нет. Честно говоря, чем больше занимаюсь нашей методикой, тем больше убеждаюсь, что она не работает. Я разговаривал с шефом, у него тоже эйфория прошла, и чтобы дальше не позориться он хочет потихоньку свернуть программу.
Помолчали.
- А вы давно перешли на флуоресцентный анализ, - уже слегка захмелённым языком спросил Сергей, - наверно большая база скопилась?
- Сто двадцать тысяч.
- Ого. Так вы, Руслан Иванович, похоже единственный обладатель такого богатства. Этакая фактура больших денег стоит, на вас уже пора охоту открывать, - засмеялся он. – Если бы вы знали на каком, извините, дерьме у нас в институте докторские лепят, то у вас тут просто сокровищница, не на одну диссертацию хватит.
Семериков не ответил. Он и сам знал, что материал у него в руках уникальный и охотников на него скоро будет - хоть отбавляй. Применительно к поискам алмазных месторождений такая база геохимических данных была только у него. Сам он конечно с этими данными уже ничего сделать не сможет - поезда все ушли, староват он для всяких диссертаций, но и отдавать его каким-то столичным прохвостам не хотел – «жаба душила» конкретно.
Выпили.
- Руслан Иванович, а как вообще относится ваше руководство к вашим идеям, предложениям, новациям всяким? Я же знаю, что вы человек деятельный, как говорят креативный, просиживать штаны не будете.
Немного подумав, Семериков ответил:
- У нас, Сергей, как и везде, живут по принципу - нет пророка в отечестве своём. Помнишь из библии? Когда, допустим, я буду предлагать очевидные вещи, от меня будут отмахиваться, как от назойливой мухи. А вот какую бы глупость не сморозили специалисты из Москвы, вот вы, например, у нас всё воспримут на ура, как непреложную истину.
- Ну, почему глупость?
- Да это я так, к примеру. А хотя, почему к примеру. Вот ты вдумайся, что вы рекомендуете. Вы предлагаете отбирать пробы пунктирной бороздой, с учётом литологических разностей. Ты понимаешь, что у нас весь разрез - это тонкое переслаивание этих самых разностей, ну какая тут к чертям собачьим пунктирная борозда, ещё и с каким-то учетом. Зачем мозги-то всем пудрить. Да и вообще, борозда это не геохимический, а разведочный метод, она и придумана для подсчёта запасов, чтобы более-менее объективно рассчитать содержание полезного компонента в руде.
- Я понимаю, это как средняя температура по больнице, - они рассмеялись, - ну, хорошо, а вы-то что предлагаете?
- Мы предлагаем искать геохимические ловушки с аномальными концентрациями индикаторов. Ты же когда с лотком ходишь, не берёшь в пробу формально, что попало, не глядя, через равные расстояния, а ищешь места аккумуляции, ведь так? Или грибы ищешь, тоже ведь под каждую веточку заглядываешь, а не шаги считаешь?
Окунев задумался:
- Вообще-то я шефу предлагал приблизительно то же самое, но он почему-то против, даже не знаю, почему.
- А я знаю почему. Да потому, что он, хитрая лиса, дует в одну дуду с нашим геологическим отделом, просто ссориться не хочет. Это же дураку понятно.
- Ну, давайте, выпьем, - решил, видимо, замять тему Окунев.
- Давай, накатим. Слушай, а что это мы?
- Что?
- Правду говорят, что у нашего брата воистину, на работе о бабах, а за бутылкой о работе.
Расхохотались. Выпили. В голове уже изрядно шумело.
- С опробованием беда, - хрумкая огурцом произнёс Семериков.
- А что такое?
- Да тут недавно целая история была по поводу и опробования и ещё… Понимаешь, пришло экспертное заключение из геологического отдела на проект детальных поисков, и что думаешь… читаю и вижу, что всю геохимию из проекта выбросили, якобы она на локальных объектах неэффективна, представляешь?
Окунев молча слушал.
- Ну, меня такое зло взяло, если бы ты видел, я-то ждал эти работы, чтобы свои бывшие прогнозы проверить, а эти чинуши мне всё и пообрезали. Ну, я недолго думая, настрочил докладную самому нашему главному, что мол так и так, необоснованно режут объёмы, уничтожают бесценный методический и поисковый материал, мотивируя решениями какого-то совещания, которое и проходило-то ещё при царе горохе. Пишу дальше, что времени утекло много, и аналитика стала на порядок выше, да и взгляды на размеры и форму ореолов изменились, и тэдэ и тэпэ... Ну, заодно и по поводу опробования прошёлся, что дескать, вся геохимия держится в первую очередь на качественном опробовании, а у нас не опробование, а порнография какая-то, самые интересные интервалы отправляют на минералогический анализ, а геохимикам ноль на палочке… ну, в общем, поднял бучу.
Семериков встал, вытащил из ящика стола когда-то брошенную туда начатую пачку сигарет, зажигалку, закурил и после второй затяжки продолжал:
- Ну не понимают, что алмазопоисковая геохимия как раз только на локальных объектах больше всего и работает, это на полиметаллах ореолы километровые, а у нас-то ореольчики с гулькин этот самый…
- И чем закончилось?
- Решили на моё заявление отреагировать и провести совещание по геохимическим поискам на уровне местных экспедиций, вас решили не приглашать, сам понимаешь, экономия у нас сейчас. И что ты думаешь? Кончилось тем, что проблему опробования замяли совсем, а меня выпороли как сидорову козу. Оказывается, что у нас в геохимии кошмарный кризис; всё всегда, видите ли, было хорошо, а тут резко вдруг стало плохо и виноват в этом естественно Семериков.
- Да неужели они не понимают, что фактура это самое главное. Если она не качественная, то никакие высокие технологии не спасут, а если она в порядке, так и мудрить ничего не надо, результаты попрут сами собой, даже если и не захочешь.
- Ты умница, Серёга. Тогда обработку хоть вверх ногами веди, всё равно она будет что надо. Да дело в том, что они тоже это всё понимают, но делать ничего не хотят, поэтому проблему эту тоже видеть не хотят. Так спокойней.
Они помолчали. Семериков вздохнул:
- Ты знаешь, я уже конечно не успею, но всё равно мечтаю хоть напоследок поработать на путёвого хозяина, который бы мне платил деньги не за то, что я прихожу и ухожу с работы вовремя, и не пью и не прогуливаю, и сижу с умным видом на всяких дурацких гляделках с народными избранниками… ну, сам знаешь… а за то, какую я ему конкретную пользу приношу.
Он бросил окурок в раковину.
- Ну, простофиля, совсем забыл, у нас сардельки уже развалились, наверно.
Встал и направился к плите. Выключил, взял через кухонное полотенце в руки кастрюлю, не снимая крышки слил воду в раковину, потом поставил её прямо на стол.
Его слегка качнуло.
- Серёга, наливай под горяченькое.
Налил. Выпили. Зажевали.
- Руслан Иванович, а что за слухи ходят о вашем начальнике партии. Будто он по минутам записывает время присутствия, отсутствия, а потом заставляет в выходные дни отрабатывать?
- Это чистая правда. Есть такое дело. Конечно, не отрабатывать, а больше отсиживать, мы же не гайки делаем. – Семериков немного помолчал. – Хотя их понять можно, я имею в виду наше руководство, открытий нет уже лет десять, методика не работает, в общем, полнейшее уныние, вот и начали усиливать дисциплину, надо же как-то показывать свою деятельность. Ну, тут многие начальники и начинают инициативу проявлять, огороды городить, у кого на что ума хватит. Заставь дурака богу молиться… И главное, чем ниже должность, тем больше он выкобенивается, тем больше норовит что-нибудь запретить…
Семериков чувствуя, что его понесло, замолчал. Потом добавил:
- А вообще, я давно заметил, что когда у какой-то фирмы возникают проблемы, начинается борьба за дисциплину, а когда начинается борьба за дисциплину, значит дела совсем хреновые. Ну, а у вас там как с дисциплиной, тоже от гудка и до гудка?
- Да ну, нет конечно, мне дико от вас слушать о ваших порядках, вроде производственники, северяне, широкие натуры, - удивился Сергей. – Приходим мы как все нормальные люди часикам к девяти, а то и к десяти, в общем, кому как удобней, правда сидим допоздна, это как пить дать. Но это не потому, что работы много, а просто, что ещё дома-то делать, на работе веселее.
- Ну а если срочно шеф вызовет?
- Такого у нас не бывает, не война же, - засмеялся Сергей, - если ему что-нибудь нужно, то в любое время может по телефону позвонить, ну а если требуется обсудить что-нибудь, то заранее назначит время, ну тут уж никуда не денешься, надо являться.
Семериков открыл было рот, но запнулся, ему вдруг стало стыдно. Его подмывало рассказать Окуневу о последних распоряжениях начальника. О том, что тот запретил без своего личного разрешения заходить в расположение партии геологам других подразделений, о том, как однажды объявил, чтобы в конце рабочего дня все покидали свои кабинеты только после него, и не дай бог, если кто-нибудь на лестнице или в коридоре его обгонит. Таких самодурских приказов накопилось так много, что по этому поводу в экспедиции начали сочинять анекдоты…
- Вольно живёте, завидую. А то, что наш начальник время отлучки записывает - так это ещё не самое ужасное, - Семериков замолчал, а потом махнул рукой и, не желая продолжать эту тему, буркнул, - а ладно, хрен с ним.
С начальником партии он был непримиримой противоположностью. Они были знакомы уже почти тридцать лет, и это давало ему право спорить с ним по поводу принципов его руководства, причем, даже не особенно выбирая выражения. Тот был по натуре повременщиком, и успехи своей деятельности оценивал не результатами работы, а в первую очередь красотой и величественностью процесса. А Семерикова жизнь воспитала как закоренелого сдельщика, ему было ровным счётом плевать и на лицемерные многочасовые совещания, и на так называемую трудовую дисциплину и на всё такое… ему был важен конечный продукт, его добротность и сроки выполнения. Но к сожалению, закон был за начальника; одни не стесняясь на работе бездельничали и за это получали зарплату и премии со всякими бонусами, а другие, как бы свою рубаху на работе ни рвали, как бы ни старались, стоило только им нарушить эту самую дисциплину, запить на пару дней, к примеру – высекут как мальчишку по полной программе…
- Ну а в геохимии-то он рубит?
- Да ну… рубит. Ни уха и ни рыла он в геохимии. Слава богу, что хоть это понимает и в мою работу не лезет, и на том спасибо.
Семериков поддел вилкой сардельку, окунул её в блюдечко с кетчупом и осторожно, стараясь не обжечься, надкусил её. Сарделька лопнула и брызнула горячим соком во все стороны.
- Ну, а вообще, он сам ведёт какие-нибудь свои исследования? Как я понимаю, он не шибко-то и занят на работе.
Семериков хмыкнул, дожёвывая половину сардельки.
- Помнишь, один охотник в известном фильме охотиться перестал, а только и делал, что боролся за свою славу?
- А, помню, помню…
- Так вот, наш начальник вообще никогда не охотился, а за эту самую славу всю жизнь положил. Представляешь? Всю жизнь, я не шучу. Да и для настоящего исследователя он всегда слишком убеждён в своей правоте, а наука всё-таки движется сомнениями.
Семерикова подмывало ещё многое рассказать о шефе, но он сдержался. Они молча поковыряли в своих тарелках.
- Да, кстати, Руслан Иванович. Давно хотел спросить, как вы относитесь к биолокации?
- Ты имеешь в виду биолокационный метод поисков месторождений?
- Да.
- Ну, как тебе сказать, в общем-то лояльно. Хотя в наших кругах не принято поддерживать лозоходство, как бы тогда вопрос, а мы тогда на что с нашими научными подходами и методиками? Тоже правильно. Если вдруг случится невероятное и на какой-нибудь биоаномалии откроют кимберлитовое тело, представляешь, что начнётся? Это же крах всей научно обоснованной методологии поисков, сокращение производства, вообще революция, которая с нашим большевистским менталитетом может привести чёрте куда. Такое уже бывало в нашей истории, один Лысенко чего стоит, помнишь такого академика ботаника?
- Помню, конечно. А вообще, что вы думаете о самом методе?
- Я думаю, что многих законов природы мы ещё не знаем, и многих не узнаем никогда, поэтому теоретическое обоснование этому методу мы пока дать не можем. Но кто нам запрещает его использовать? Этот способ известен уже тысячи лет и успешно применялся для поисков воды, колчеданных руд, золота, да много чего ещё. Мы же не знаем ничего о природе электричества, но жизни без него не мыслим, мы ничего не знаем о гипнозе, но его используем, да много чего мы ещё понять не можем, да и не поймем никогда, но успешно эксплуатируем.
- Я тоже так считаю, а почему же всё-таки такое злостное противление со стороны геологов?
- Обычное профессиональное чванство. Кстати, у нас в экспедиции есть один старый геофизик, который уже много лет проталкивает идею биолокационной съёмки, но никто его поддерживать не хочет. К сожалению, даже наш главный геолог, хотя я убеждён, что в глубине души он симпатизирует ему, но по своему штатному положению обязан таких новаторов клеймить позором.
Они помолчали.
- Это всё никуда не денется, когда-нибудь привьётся в поисковой геологии и лозоходство, и сенсорика, и многое ещё чего... Всему свое время, торопиться не надо, иногда даже вредно торопиться. Можно идти на шаг впереди всех, но упаси тебя боже обогнать на два, разорвут на мелкие кусочки.
Окунев молча слушал.
- Что там у нас, на предмет выпить? – Семериков поднял бутылку.
Там уже ничего не оставалось и ему пришлось идти доставать ещё одну из своих запасов. В глубине шкафа купленные очень давно по какому-то забытому поводу и теперь закиданные кучей смятых шмоток ждали своего часа две литровые бутылки водки. Пока он ходил туда, Окунев поднялся со своего места и отправился в туалет, но по пути решил заглянуть в комнату. Увидев на столе музыкальный центр и кучу разбросанных рядом с ним дисков, он с явным уважением и интересом оглянулся на Семерикова.
- Ого, так вы оказывается меломан, - подошел к столу и взял в руки первый попавшийся диск, - любите музыку?
- Никогда не понимал этого вопроса. – Семериков поставил бутылку на стол и обернулся к нему, - Что, значит, любить или не любить музыку, это же не пирожки с капустой, когда можно сказать, да я их люблю, или нет, не люблю и вообще терпеть ненавижу. Музыка совсем другое дело. Она или оставляет человека равнодушным или не оставляет. Меня не оставляет. Либо она раздражает так, что от психоза подскакивает давление, либо захватывает всего целиком, как говорится, без остатка и уносит на небеса, а иногда просто хочется её слушать и молчать. Существует очень много всяких реакций на разную музыку.
Он откупорил бутылку и, продолжил тему, которая ему была небезразлична.
- Ты обрати внимание, как её по-разному слушают. Одни начинают дёргаться и барабанить по тому, что под руку подвернётся, другие подвывать что-нибудь, а третьи, дуболомы, как придут с работы, врубают свои дрыгалки на всю катушку да на весь день и наплевать им на всё. Ты думаешь, они любят музыку?
Окунев засмеялся.
- А вы как её слушаете?
- Я? - засмеялся в ответ Семериков. - Индифферентно.
Они выпили. Закусили. Помолчали. Окунев:
- Я смотрю, вы вокруг своей конторы за последние два года кучу деревьев насажали, да и вообще городок похорошел.
- Так-то оно так, но ты обрати внимание, как насажали-то?
- А что не так, не понял?
- Да то, что у наших руководителей прямоугольное мышление, - от выпитой водки язык Семерикова уже слегка заплетался, долгое воздержание давало себя знать, - все деревца, да строго по линии, да через равные расстояния, будто рулеткой отмеряли, смотреть противно. Ни тебе вкуса, ни тебе гармонии, о золотой пропорции и понятия не имеют, а туда же, в начальники…
Обоим было смешно. Оба хохотали.
- Да вы, Руслан Иванович, оказывается огромадный эстет, ха-ха-ха… где же видели начальников со знанием золотой пропорции, ха-ха-ха… те уходят в творческие профессии, а не в управленцы…
- Вот именно…
- Руслан Иванович, а почему вы в такой немилости, с таким стажем, пора бы уже и заслуженного иметь.
- Э-э, куда хватил. Чтобы у нас звание получить надо или действительно заслуги серьезные иметь, против которых не попрешь, или язык шершавый.
- А при чем тут язык?
- Догадайся с трех раз.
- А-а-а…
Они ещё долго балагурили, даже о чём-то спорили, перебивали друг друга, смеялись, допивая бутылку водки. Потом неожиданно Окунев посерьёзнел, переменился в лице, резко поднялся и попросил его проводить до гостиницы. Семериков был в недоумении - почему такая необходимость на ночь глядя, но расспрашивать не стал, раз надо - значит надо. Он заказал по телефону такси и они поехали. Был поздний вечер…
Уже потом, на следующий день, Семериков задавал ему вопрос - какая была в том нужда, зачем они куда-то вчера рванули, но Сергей только разводил руками, сознание у него отшибло, оказывается тогда совсем. Последнее, что всплывало в памяти - это они открывали третью бутылку.
Семериков помнил, как ехали, как Окунев заснул мертвецким сном прямо в машине, как они с водителем выгружали его возле гостиницы и тащили до ближайшей скамейки, и как откуда ни возьмись, появилась скорая помощь и без лишних разговоров запихнула его в машину и куда-то увезла.
И ещё помнил – весу в Окуневе было килограмм сто, здоровый бугай.
Что было дальше с Семериковым, память сохранила отрывочно; стоял на автобусной остановке и держался за железный столбик с табличкой, почему-то начали подгибаться ноги, потом подъехал «воронок» и с этого момента он ничегошеньки не видел, ничегошеньки не помнил, полный провал…
Утром его разбудили командой «Семериков на выход».
Как выяснилось, он находился в образцово-показательном вытрезвителе, да ещё и под каким-то номером, то ли тринадцать, то ли тридцать, нарисованным у него на руке синей шариковой ручкой. Дальше – оформление документов, унизительная процедура фотографирования в анфас и профиль, снятие отпечатков пальцев и насмешливые взгляды дежурных милиционеров. Удивительно, что все деньги в портмоне остались целы.
После того, как он вышел на морозный утренний воздух, до него начал доходить весь ужасный смысл произошедшего. Он представил себе, как его будут вызывать на собеседование к большому начальнику, заставят выслушивать банальные увещевания на предмет дальнейшей жизни в коллективе прославленной экспедиции, это в его-то возрасте. Потом, естественно, выговор, лишение премий, бонусов и тому подобное.
Добравшись до работы, он сразу же встретил Окунева. Оказывается, из отделения скорой помощи его направили тоже в вытрезвитель, только на другом конце города, по дороге забрали норковую шапку, вытащили все деньги и мобильный телефон. Хорошо, что свой портфель с рабочими материалами и ключами от московской квартиры он оставил дома у Семерикова.
- А поутру они проснулись, - пробовал шутить Сергей, но смеяться обоим не хотелось.
Страшно болела голова, ни о какой работе в таком состоянии не могло быть и речи, хотелось опохмелиться. Весь оставшийся день ушёл, чтобы раздобыть денег, купить билет на ближайший рейс и отправить своего коллегу от греха подальше восвояси, стало быть, в Москву.
2015 год